— Самый опасный противник для мастера — новичок.
Поэтому стремись быть новичком во всём. —
Изабелла Безумная, единственный генерал,
когда-либо побеждавший Феодосия Непокорённого на поле боя.
Анаксарес, к его удивлению, был всё ещё жив. Возможно, из-за его полной неуместности в великой схеме вещей его пощадили, размышлял он, но такая мысль была слишком оптимистичной. Скорее всего, все канены предполагали, что камень в его желудке будет запущен кем-то другим из них, и один из них доберется до него, когда вспомнит. Его неминуемая смерть была настолько очевидна, что он больше не тратил время на размышления об этом — какой смысл проклинать реку, когда ты уже тонул? По крайней мере, его последние дни были бы интересными, по-настоящему ужасающими. Тиран Гелике, по-видимому, принял его как своего рода домашнее животное, назначив официальным советником короны, и теперь таскал его за собой, куда бы он ни пошел. Злодея забавляло его спокойствие. Назвать это сооружение, на котором они сейчас находились, носилками было бы неправильно: мальчик, по сути, соорудил массивный помост, водрузил на него трон, и теперь его повсюду таскали носильщики. Можно было добавить шатёр, чтобы покрыть поверхность, когда того требует погода, а столы можно было расположить так, чтобы можно было поесть, если Тиран потребует этого. Связанный с этим жалкий труд оскорблял его чувства. Иностранные Работорговцы Будут Известны Своими Злодеяниями, добавил он по привычке. Пусть Они Все Подавятся Пеплом, А Также Змеями. Злодей пытался поставить рядом с собой трон поменьше и заметно дешевле, чтобы Анаксарес мог сидеть на нём, но Беллерофан категорически отказался. Он потребовал деревянный табурет для простых людей и незаметно вырезал сбоку сигил Беллерофона — трех крестьян, размахивающих вилами. Маленький акт упрямства принес глубокое удовлетворение, хотя и был совершенно бессмысленным. Напоминает, решил он, неумелое описание его собственного существования. — Наконец-то, — сказал Тиран, — у нас хорошая погода. Анаксарес удивленно посмотрел на собирающиеся грозовые тучи. Земли между Гелике и Аталанте были известны редкими приступами недельных дождей и штормов, дувших на юг из Убывающих Лесов, и безумием, которое там выдавалось за природу. Фейри играли с ветром и небом, как люди со своей одеждой, и фермы под ними расплачивались за это. — Вашей армии будет труднее отступать по грязи, — заметил Анаксарес. Он почти ничего не знал о стратегии — в Беллерофоне единственными людьми, которым разрешалось читать книги на эту тему, были граждане, занимавшие армейские должности, и даже у них эти знания стирались из памяти после окончания срока службы, чтобы они не использовали их в ужасном бунте против народа — но пока что кампания Тирана против Аталанты не произвела на него впечатления. Во-первых, не было никаких сражений. Знаменитая геликейская армия двинулась на восток, к Аталанте, чьи фермеры уже опустошили свои поля, не встречая сопротивления со стороны врага. Аталантийцы остались за своими стенами, когда опустошили свою казну, скупая всех наемников в Меркантисе, которых они могли себе позволить, и вышли на поле боя только после того, как они превосходили геликейцев численностью два к одному. Затем двадцать тысяч человек послушно двинулись навстречу Тирану, который немедленно повел свою армию обратно через сельскохозяйственные угодья, которые он только что радостно поджёг. — О, мы закончили отступать, — весело сказал Тиран. — Теперь мне это надоело. В любом случае, я получил то, что мне нужно. Анаксарес потянул за свой третий за утро бурдюк с вином, пытаясь смыть привкус надвигающейся гибели. Тиран не одобрял его пристрастия к выпивке, но слуги этого человека все равно продолжали приносить ему бурдюки. — Как мой советник, — сказал мальчик, его больная рука заметно дрожала, — что бы вы посоветовали мне сделать сейчас? Одно то, что его так назвали, квалифицировало Анаксареса по тридцати трем различным пунктам обвинения в государственной измене по закону Беллерофона. Даже пятьдесят с чем-то, если считать все статьи об иностранном сговоре по отдельности. Его останки будут преданы суду в течение многих лет после первоначальной казни. — Возвращайтесь в Гелике, перережьте себе горло и позвольте своему сменщику молить о пощаде Лигу, — ответил он, не теряя ни секунды. — Ты ужасный советник, — пожаловался Тиран. — Я должен был тебя повесить. Анаксарес пожал плечами. — Если таково ваше желание. Менее болезненный путь, чем раздавливание внутренних органов, оценил он. — Ты ещё не стал скучным, — задумчиво произнес мальчик. — Я думаю, ты можешь жить. — Я, конечно, испытываю облегчение и благодарность, — невозмутимо ответил беллерофан. — Так и должно быть, — весело сказал Тиран. — Я такой милосердный, вот почему мои люди так сильно любят меня. Насколько мог судить Анаксарес, причина, по которой геликейцы «любили» Тирана, заключалась в том, что им говорили об этом люди с мечами и мрачными лицами. Армия, однако, казалась действительно лояльной. Неудивительно: всякий раз, когда Тиран садился на трон, они начинали вторгаться во всё, что попадалось на глаза. Последняя, носившая это Имя, разорвала отчаянный союз Стигии, Аталанте и Делоса, прежде чем вмешались южные процеранские князья и свергли её. Войны продолжали вестись, победы накапливаться, и в течение десятилетия все границы вернулись к тому, какими они были до того, как женщина заявила права на корону. Именованный или нет, никто не мог изменить облик Вольных Городов. — Разумеется, после смерти вашего племянника другого претендента на престол нет, — сказал дипломат вместо того, чтобы пересказывать историю. — Миловидного идиота, застреленного орком? — восхищенно переспросил Тиран, краснота в его глазах стала гуще на мгновение. — Он всегда слишком много болтал; в первую очередь из-за этого он потерял трон. Глаза беллерофана загорелись интересом, когда он сделал ещё один глоток вина. Захват Тираном трона Гелике было одним из самых неожиданных дипломатических событий последнего десятилетия в Вольных Городах, но о нём было известно крайне мало. Мальчик, который, по всем сообщениям, был ничтожеством до переворота, за один день взял под свой контроль город и армию, убил короля в его собственной постели и жестоко расправился со сторонниками своего племянника. Племянник, о котором шла речь, бежал из города вместе с большей частью молодой знати и его уцелевшими сторонниками, став в процессе Изгнанным Принцем. — Слишком много болтал, — повторил Анаксарес, оставив вопросительный тон. — Видишь ли, отец Дориана был очень похож на моего, — сказал Тиран. — Слишком много пил, развлекался со слугами, позволял знати и армии управлять делами. Такое положение дел всем нравилось. Дориан же? Он был просто таким красивым и таким хорошим. Горькая ненависть в этих словах почти повисла в воздухе. — Старая гвардия не слишком заботилась о нем. Но их наследники? Они облепили его, как мухи труп. Цеплялись за каждое его слово, за обещания реформ и улучшения Гелике. Тирана, казалось, почти забавляла перспектива улучшения его города-государства, как будто такое было невообразимо. — В конце концов они поняли, что, когда Дориан займет трон, он станет настоящим правителем, — хихикнул он. — Их собственные дети поддержали бы его в этом. Тогда это окончательно вывело их из себя, Анаксарес. Если вы крадёте власть и сохраняете её достаточно долго, в конце концов вы начинаете думать, что имеете на неё право. Он широко взмахнул здоровой рукой. — Итак, они посмотрели на единственного другого ребенка королевской крови, — сказал он. — Подошли ко мне. И я сказал: почему бы и нет? — Они думали, что могут править через вас, — сказал дипломат. — Большая, чудовищно большая ошибка. — Большую часть я скормил собакам, — улыбнулся Тиран, сверкнув острыми жемчужными зубами. — Остальные быстро вспомнили субординацию. — Вам было двенадцать лет, — сказал Анаксарес, чувствуя себя старым. — И уже Именованы. — Тогда я не был Тираном, — сказал мальчик. — Просто Кайросом. Вы умеете хранить секреты, советник? — Нет, — немедленно ответил дипломат. — Я сообщу обо всём, что вы скажете, каненам при первой же возможности, перед моей казнью без суда и следствия. Злодей ухмыльнулся. — Предательство угодно Богам Внизу, — сказал он. — В Гелике, под дворцом, есть склеп, где покоятся первые основатели города. Там есть существо, лежащее под каменной гробницей, с изваянием в виде человека, держащего меч. Сбоку есть трещина, достаточно большая, чтобы вы могли услышать, как что-то внутри шепчет, если вы прижмете к ней ухо. Анаксарес содрогнулся бы, если бы годы хождения со смертью в животе не выжгли из него страх. Слова были произнесены небрежно, но описание казалось более ярким, чем следовало бы. Он чувствовал запах пыльного воздуха, чувствовал тревожный шепот мерзости у своего уха. — Я не знаю, что это такое. Мой отец сказал, что это первый король Гелике, всё ещё балансирующий на грани между жизнью и смертью, — сказал Тиран. — Король, однако, однажды сказал, что это бог, который когда-то владел землей, на которой был построен город, — обманом загнанный в гробницу и навеки связанный, чтобы давать нам советы. — Советы? — повторил дипломат. — Пророчества, — пояснил мальчик. — Все носители королевской крови могут задать один вопрос за время их жизни. — И оно сказало, что вы будете править? — догадался Анаксарес. Тиран рассмеялся. — Оно сказало мне, — сказал он, — что я умру, когда мне исполнится тринадцать. Что я ничего не могу сделать, чтобы изменить это. Мальчик улыбнулся. — Это был, — сказал он, — великий подарок. Глядя вниз на свою трясущуюся руку, Тиран, казалось, на мгновение погрузился в воспоминания, прежде чем взял себя в руки. — Мы тратим так много нашей жизни, Анаксарес, заковывая себя в кандалы. Избегая делать то и это, потому что другие отнеслись бы к этому неодобрительно. Потому что это неправильно, порочно и недостойно. Как только я понял, что впереди меня ждет только смерть, я начал делать то, что хотел я. Я перестал осуждать то, кем я был, чтобы угодить другим. — Дроу верили в то же, что и вы, когда приняли Догматы Ночи, — заметил беллерофан. — И посмотрите на них сейчас, Тиран — стаи дикарей, населяющие руины их империи. Порицание Справедливо, Закон Необходим. Слава Несравненному Беллерофону, Чьи Законы — Законы Народа, добавил он про себя. — Ваш город — это изуродованные останки народа, — сказал мальчик. — То, что ты сам орудовал ножом, — это единственное, что отличает тебя от остального Творения. — У нас в Беллерофоне нет правителей, — напомнил Анаксарес. На этот раз ему не нужно было произносить слова, которым их всех учили в детстве, похвалы с заглавной буквы, заучиваемые ещё до того, как человек учился ходить. В это он верил сам. Потому что Республика была испорчена, глубоко испорчена, и он мог признаться в этом самому себе, даже если бы заслуживал за это смерти. Но то, что она символизировала, было… больше, чем сумма её недостатков. — Никаких корон. Никаких дворян. Никаких Имён. Это не случайность, геликеец, это утверждение. Мы все свободны или никто из нас не свободен. Здесь нет середины. — Ты всю свою жизнь жил в шаге от смерти, — сказал Тиран, — и всё же ты не совсем понимаешь этого, не так ли? Вы, беллерофаны, просто обменяли одного тирана на пятьдесят тысяч. Ты не можешь решать, кто ты такой. Другие делают это за тебя. Мальчик поднялся на ноги и осторожно потянулся. Он выглядел почти хрупким, худым и болезненным под своими красными шёлковыми одеждами. — Когда эти дворяне и генералы пришли, чтобы нашептать мне на ухо измену, — сказал он, — я не колебался. Потому что мне хотелось узурпировать трон, потому что я ненавидел Дориана. Мне было любопытно посмотреть, возможно ли это. Я всё равно скоро умру, и какое мне было дело до того, что за этим последует? Анаксарес не был ни воином, ни крупным мужчиной. Ему было тридцать, и он больше привык к вину, чем к тяжелой дневной работе. Несмотря на всё это, глядя на мальчика, на мгновение он был убежден, что тот может свернуть ему шею почти без усилий. Что кости сломаются, как у птицы, разобьются, как стекло. Затем он увидел глаз, проклятый красный глаз, и Тиран стал нависшим титаном, смотрящим на него сверху вниз. — Итак, я сделал это, — прошипел мальчик. — Я сокрушил их, и я украл корону, и я призвал потенциальных кукловодов к повиновению. И когда мне исполнилось тринадцать, я сидел на своём троне как Тиран Гелике — я не умер. Потому что Судьба — это не тот путь, по которому мы должны следовать, Анаксарес, это перетягивание каната между Богами. Он наклонился ближе. — И иногда, если ты положишь руки на веревку, ты можешь потянуть её по-своему, — прошептал он. Именованный удалился с неестественным проворством, смеясь. Напряженность, которая была в нем раньше, исчезла, как туман на солнце. Тиран сорвал одно из знамён, которые развевались на каждом углу его помоста — его личная геральдика, ухмыляющийся череп с красным глазом на золотом фоне — и спрыгнул на мокрую землю. Носильщики, которые несли помост, поспешно замедлили шаг, не осмеливаясь опустить его, даже когда их мышцы скрипели, чтобы их повелитель не был забрызган грязью. — Пойдем, советник, — сказал мальчик. — Мы должны поговорить с моим генералом. Анаксарес последовал за ним. Солдаты, суровые мужчины и женщины в чешуйчатых доспехах, с мечами и щитами, превращались в испуганных детей всякий раз, когда видели Тирана. Некоторые нерешительно потянулись к подолу его шелков, что мальчик терпимо позволил. Среди них не было никаких признаков недовольства даже после пантомимы, которой была эта кампания: в Гелике Тираны не терпели неудач. Не без предательства или ополчения против них половины мира. Они без колебаний и сомнений последовали бы за маленьким безумцем в бой. Генерал, которую они искали, нашла их первой и двинулась им навстречу. Дипломат увидел женщину, затем его взгляд задержался на её шее. Похоже она не всегда была генералом. — Сир, — поприветствовала генерал, поспешно спешиваясь и опускаясь на колени. — Генерал Базилия, — ответил Тиран, ласково похлопывая её по бронированному плечу. — Армия должна немедленно прекратить отступление. Что-то дикое мелькнуло в глазах женщины. — Значит, мы должны готовиться к битве? Враг находится в полудне марша отсюда, мы всё ещё можем подготовить почву. Именованный усмехнулся. — Нет необходимости готовить наших солдат к бою, — сказал он. — Оставайтесь в колонне. Мы выступим на Аталанте до наступления темноты. Анаксарес видел, что она почти заколебалась, но не протестовала. Преданна как и остальные. Мальчику, более чем наполовину сумасшедшему. Да спасут их всех боги. Он должен был принести вино. — Как прикажете, сир, — сказала она. — Недалеко отсюда есть ферма, должна ли я подготовить её для вас? — Нет необходимости, — отмахнулся Тиран. — Мой советник и я будем ждать наших друзей на поле. Без малейшего намека на объяснение мальчик зашагал прочь со штандартом на плече. Дипломат вздохнул и направился следом, но генерал остановила его, положив руку в перчатке ему на плечо. Она пристально посмотрела на него сверху вниз. — Если он умрет, — сказала генерал Базилия, — вы вскоре последуете за ним. Вопя. — Девять, — ответил Анаксарес. — Что? — удивилась она. — Количество раз, которое мне сегодня угрожали смертью, — пояснил дипломат. — Будет ли десятый до полудня? Это благоприятное число в Беллерофоне. После этого он зашагал прочь, а она всё ещё была слишком удивлена, чтобы протестовать. Он нашёл Тирана одного на раскинувшемся травянистом поле, пристально смотрящего вперёд. Мальчик напевал, услышал он, приблизившись. — Что теперь? — спросил дипломат. — Теперь мы ждем, — сказал Тиран.۞
Была середина дня, когда прибыли войска Аталанте. На них было жалко смотреть по сравнению с солдатами Гелике. Гражданские призывники, вооруженные копьями и щитами и одетые в закаленную кожу, городская и караванная стража, сменившая дубинки на мечи, невооруженные призывники с дротиками и пращами. Только кавалерия выглядела профессиональной, дворяне с длинными копьями и в кольчугах. Наёмники выглядели более устрашающе, пехота из всех частей Калернии, которая жила в деревнях наемников, окружающих берега Меркантиса, пока не была нанята покровителями. Он видел, что там были ашураны с их изогнутыми луками и богато украшенными доспехами. Левантийцы с раскрашенными лицами и кривыми мечами, даже рыцари Кэллоу с длинными знаменами, которые, должно быть, пережили чистки праэс. Позади него армия Гелике оставалась в стройной колонне и не двигалась. Командиры с другой стороны приказали остановиться, но после того, как прошла большая часть часа, а никто не двигался, вдоль аталантийских линий начали раздаваться приказы. Выстроив ряды противник снова начал наступление. — Они даже не посылают посланника, чтобы поговорить со мной, — пожаловался Тиран. — Вы убили последнего, — напомнил Анаксарес. — Это всё равно очень грубо, — протянул мальчик, перекатывая деревянное древко штандарта между ладонями. — У них должны быть более хорошие манеры. Дипломат наблюдал за двадцатью тысячами солдат, марширующих в его направлении, и задавался вопросом, кто из них убьёт его. Желательно чтобы это был тот, у кого есть меч. Ему говорили, что раны от копья, как правило, убивают медленно, если только не пронзено что-то важное. — Прошлой ночью гончие Малисии прибыли в Пентес, — непринужденно сказал Тиран. — Пусть Земля Разверзнется И Поглотит Низменных Пентесийцев, — по привычке ответил Анаксарес. — Город будет есть себя заживо ещё до того, как пройдет две недели, — отозвался мальчик. — Никея не сдвинется с места, пока они не разжиреют на процеранском серебре и «наемниках», Делос будет иметь дело со стигийской фалангой, движущейся на север. Остаются только наши дорогие аталантийские друзья и их сопровождающие. — С которыми вы решили бороться, — сказал дипломат. — Без вашей армии. — О, я мог бы приказать генералу Базилии разорвать этих бедных дураков заживо, если вы простите мои слова, — сказал Тиран. — Это было бы даже не очень сложно. Именно так в наши дни поступают праэс. Отдают всё на откуп тактике и стратегии. Губы хрупкого мальчика скривились в отвращении. — И подумать только, что когда-то они были величайшими среди нас. — Империя Ужаса — на пике могущества за последние столетия, — нахмурился Анаксарес. — И их Императрица играет в шатрандж с Первым Принцем на всём континенте, чаще выигрывая, чем нет, — согласился Именованный. — Несмотря на всё это, они сбились с пути. Беллерофан скептически поднял бровь. — Дело не в победе, Анаксарес, — сказал Тиран. — Всё дело в том, как ты побеждаешь. Штандарт снова перекатился между ладонями мальчика, в то время как вражеское войско подкрадывалось всё ближе. — Даже сейчас, если бы я отдал приказ генералу Базилии, я верю, что она могла бы выиграть эту схватку. Да, это была бы победа, но будет ли это победой Зла? — Ты злодей, — указал беллерофан. — Твоя победа — это победа Зла. — Простое столкновение между армиями? — Нет, — отмахнулся Тиран. — Требуется нечто большее. Война, в которой я сражаюсь, имеет мало общего со сталью: я солдат Нижних Богов в игре, которая положит конец Творению. Должен быть смысл, смысл истории. — И какой смысл нам стоять на этом поле, наблюдая за приближением смерти? — спросил Анаксарес. — Двадцать тысяч человек идут, чтобы покончить со мной, — сказал Тиран. — Они сломаются, потому что стоят у меня на пути. Смотри, дипломат, и учись. Мальчик вогнал штандарт в землю, подняв свое знамя одиночки перед лицом войска, раскинувшегося по равнине. — Я Кайрос Теодосиан, — засмеялся он. — Тиран Гелике. И я говорю, что моё Правление распространяется даже на небо. Придите, слуги Небес. Эпоха чудес не закончится. Пока я дышу. Облако над головой сгустилось, теперь оно было скорее чёрным, чем серым. Долгое мгновение ничего не происходило, а затем в солдат Аталанте ударила молния. Гремел гром, небо плясало по прихоти безумца, и Анаксарес наблюдал, как самая большая армия, которую он когда-либо видел, разваливается по швам. Тиран Гелике стоял посреди этого безумия и улыбался. Его рука больше не дрожала.