— Пусть ты станешь самым слабым звеном в Цепи Голода.—
Древнее ликаонское проклятие
Амадей легонько постучал по отметке на карте, разложенной на столе. — Эйне, — сказал он. — Вот, где это произойдёт. В комнате, где обычно заседал Тёмный Совет, никого, за исключением него и Алайи, не было; их самая точная карта Принципата, была разложена на столе и заставлена маленькими фигурками, представляющими развёртываемые армии. Самая большая концентрация фигурок была вокруг города Эйне — резиденции одноимённого владения. Крупнейший нынешний альянс в Принципате собирался там, чтобы встретиться с силами Корделии Хасенбах в решительном сражении на равнинах к северо-западу. Указанное сражение, по его оценке, должно было состояться в течение месяца. У ликаонцев под командованием Хасенбах не было припасов для длительной кампании, и чем дольше тянулась война, тем более уязвимыми становились их границы. — Принцессе Констанции пришлось пойти на эту уступку, чтобы Брабант перешёл на её сторону, — добавил он. — Их принц не хочет, чтобы, какая бы армия ни проиграла, она впоследствии превратилась в бандитские шайки на его землях. Сейчас вокруг собралось слишком много наёмников, чтобы кто-то мог контролировать их после битвы. — У принцессы Эйне численность в три раза больше, чем у Хасенбах, — отметила со своего места Алайя, потягивая чашу ужасного вина. — Общепринятая военная доктрина гласит, что ей гарантирована победа, если только она не допустит серьёзной ошибки. Амадея всегда забавляло, когда она говорила об общей военной доктрине. Дело было не в том, что Императрица не стала бы хорошим полевым командиром — у неё были правильные инстинкты, хотя не хватало огранки, — а скорее в том, что Алайя всегда оставляла военные вопросы ему. Большую часть того, что она знала о войне, она почерпнула из книг, и к тому же из книг праэс. Амадей же придерживался мнения, что более половины книг о войне, написанных в Империи, ничего не стоят в применении к настоящей военной машине. Современные Легионы Ужаса имели мало общего с неуправляемыми ордами, которые веками были основой военных предприятий Праэс. — У принцессы есть преимущество, — признал он. — Но не с таким большим отрывом, как ты думаешь. Около двух третей состава Эйне и её союзников — это новобранцы и фантассины, а не профессиональные солдаты. — В Хасенбах гораздо меньше населения, из которого можно черпать ресурсы, — заметила Алайя. — У неё может быть пропорционально больше профессионалов, но когда дело доходит до точных цифр, её преимущество составляет всего несколько тысяч. — Верно, — спокойно сказал Амадей. — Но на её стороне три фактора. Во-первых, большинство её солдат — ликаонцы. — Опытные в военном деле, — нахмурилась Алайя. — Это нечто большее, — ответил мужчина. — Сила, которая давит на их границы, — это Цепь Голода. Ратлинги в среднем слабее людей, если только им не повезёт прожить нескольких десятилетий, чтобы успеть вырасти, и у них нет настоящего осадного оружия, хотя могут использовать в этом плане Древних. Однако что у них есть, так это численность. Очень редко ему приходилось что-то объяснять Алайе, и этот случай не стал исключением. — Ликаонцы привыкли к численному превосходству противника, — сказала сонинке. — И если уж вступают в бой — отступление для них не вариант, — сказал Амадей. — Они не дрогнут, когда число жертв возрастёт. Солдаты принцессы Констанции смогут. Войны на юге Принципата просто ведутся не так, как на севере. Императрица потягивала свой напиток, обдумывая его слова. — Вторым преимуществом является Авгур, — сказала она. Амадей кивнул. — Армия Хасенбах будет знать, где и когда враг двинется. Она показала против Ланге, насколько это может быть опасно, — сказал он. К тому времени, когда ликаонцы двинулись на осаду города, у принца Дагоберта фактически не было армии. Его войска пострадали от трёх засад подряд, затем последовала серия жестоких ночных налётов, в которых погибли его лучшие солдаты, прежде чем начались сражения. Принц Лиониса немедленно набросился на него, а принцесса Сеговии принимала посланцев из Хасенбах в своей палатке, даже когда городские ворота были взломаны, а её армия пассивно наблюдала за происходящим. Поскольку Брус капитулировал в течение месяца после начала наступления ликаонцев, это привело четыре южных княжества под знамёна Хасенбах и превратило эту неизвестную молодую девушку с севера в главного кандидата на титул Первого Принца. Конечно, другие правители Принципата начали строить против неё заговоры ещё до того, как улеглась пыль последней битвы. Принцесса Эквитанская, которая всё ещё пользовалась поддержкой большинства южных княжеств даже после своих неоднократных поражений, временно объединилась со своим ненавистным врагом в Эйне. Между ними коалиция охватывала огромные одиннадцать княжеств и занимала почти такую же территорию, как Праэс и Кэллоу вместе взятые. — Что подводит меня к третьему фактору, — сказал Амадей. — Клаус Папенхайм. — Принц Ганновена, — пробормотала Алайя. — Её дядя. — Без сомнения, лучший генерал в Принципате, — сказал мужчина. — С точки зрения мастерства я бы поставил его ниже Грема, но он самый опытный из ныне живущих командиров на Калернии. Уточнение, которое всегда стоит делать, учитывая существование Мёртвого Короля. — Победа Хасенбах — худший исход для нас, Мэдди, — сказала Алайя. — Она вычеркнула большинство наших агентов из сферы своего влияния, но, что более важно, она ведёт правильную войну. Она убивает принцев, но щадит простолюдинов, её армии не грабят и не сжигают поля. Куда бы она ни пошла, снова объединяет принципаты воедино. В то время как если бы коалиция, возглавляемая принцессами Констанцией и Аэнор, победила, она немедленно перешла бы к междоусобицам, как только была бы устранена более серьёзная угроза. Может быть, даже раньше. Женщины ненавидели друг друга как лично, так и политически, и после того, как Дагоберт из Ланге выбыл из гонки, им не терпелось напасть друг на друга, обеспечив безопасность своих границ. — Я даю Хасенбах больше половины шансов на победу в Эйне в нынешнем виде, — сказал Амадей. — Я так понимаю, ты проникла в коалицию? — Я оказала давление, чтобы сохранить её вместе, — согласилась Алайя. — И я работала над южными союзниками Хасенбах. Не все из них верны ей. — Если один из её флангов повернётся против неё в середине битвы, ей конец, — отметил Амадей. — Даже Папенхайм не смог бы изменить ситуацию, когда его так сильно превосходят численностью. Алайя отставила чашку и поднялась на ноги, проведя пальцем по границе между Кэллоу и Принципатом. — Когда Принципат объединён, Империя находится под угрозой, — сказала Малисия. — Давай убедимся, что до этого не дойдет.֎
По мнению Клауса Папенхайма, утро так далеко на юге было временем праздности. В Ганновене туман и пронизывающий холод не давали его жителям уснуть, но здесь, внизу, ленивая летняя жара снова навевала сон. Неудивительно, что у аламанов не хватало духу для настоящей войны. Их земля была мягкой и их сделала мягкими. Так что они занялись выпивкой и интригами вместо того, чтобы выполнять свой долг, снова устроив проклятый беспорядок в Принципате, пока ликаонцы не пришли на юг, чтобы навести порядок. Его кровь закипела от того, что эта банда шутов-говноедов каким-то образом умудрялась вести войну более десяти лет, и ни одна из их толстых задниц не смогла претендовать на трон. Ему хотелось немного проредить стадо, чтобы следующее поколение помнило, что если они будут продолжать мочиться в постель до тех пор, пока люди Клауса не вмешаются — придётся заплатить определённую цену. Однако Корделия велела ему этого не делать. Сказала, что в ближайшие годы им понадобятся аламаны и арлезианцы, но нескольких братских могил, заполненных этими высокомерными придурками, сожжёт мосты. Клаус сообщил ей, что в тот день, когда ему понадобятся аламаны для защиты стен Ганновена, он отправится в поход в Кетер, но она отговорила его. Как-то. Такова была его племянница: ты начинаешь с ней разговор, зная, что небо голубое, а через час выходишь из комнаты, готовый начать войну, отстаивая убеждение, что оно зелёное, и никогда не можешь точно определить, когда она тебя убедила. Это просто… случилось. По крайней мере, это действовало и на других людей тоже. Принц Бруса в течение одного месяца перешёл от вторжения к тому, чтобы вонзить рапиру в живот мужчине за то, что тот намекнул, что она не была законным Первым Принцем. Мальчик, который теперь правил Ланге, ел с её ладони даже увидев, как его родного дядю отправили на плаху по её приказу. Клаус всегда знал, что ребёнок Маргарет предназначен для чего-то большего. Его сестра была железной сукой, которая до смерти пугала даже ратлингов, и она всегда была склонна к солдатской жизни. Она умерла, плюнув в глаза Чуме, как это было с незапамятных времен в роду Папенхаймов, но она не смогла бы возглавить ликаонцев так, как это сделала её дочь. Были некоторые, кто смотрел на его племянницу свысока, пока она росла: потому что она не была большим бойцом, потому что заботилась об этикете, потому что переписывалась с аламанскими принцами и одевалась в юбки вместо кольчуги. Все они сейчас жевали свои слова, наблюдая, как Корделия кружит головы южанам и побеждает в их же игре. Его племянница усвоила их обычаи и теперь обращала их против высокомерных принцев с холодной безжалостностью, которой могла бы гордиться её мать. Однако не все их союзники были так впечатлены. Корделия крепко держала в руках двух принцев, но Луиза Сеговийская была хитрой старой лисой, которая переметнулась бы на другую сторону, как только получила бы лучшее предложение. Сеговийцы, подумал он с отвращением. Их тяга к монетам делала их подобными ашурам. Что касается принца Лиониса — он так мало знал о верности... интересно, он хотя бы видел, как пишется это слово? — именно с его стороны они остерегались предательства, когда придёт время. Клаус отломил кусочек хлеба и задумчиво жевал, наблюдая за полем. Он никогда не был так голоден до того, как начались убийства. Он отломил ещё кусочек и скормил его своей лошади — та в знак признательности лизнула его ладонь. Бестия тоже начал стареть, подумал он. Дни, когда боевой конь покорно топтал любого, кто оказывался у него на пути, скоро закончатся. Отбросив остатки хлеба и смыв вкус водой, Клаус ласково похлопал животное по шее. — У нас пока что есть ещё несколько человек, не так ли, старина? — сказал седеющий генерал. Лошадь заржала, и принц мрачно улыбнулся. Противостоящий им альянс готовился вокруг Ланге, но он не собирался ждать, пока они будут готовы нанести удар. Принцесса Констанс перевозила припасы, чтобы накормить свою орду придурков, и Авгур сказал ему, где и когда нанести удар. Генерал поправил шлем и обнажил меч, молча наблюдая за колонной конных экипажей, неуклюже двигающихся на север, в Эйне. Он знал, что они не ожидали, что он двинется через Салию со своей кавалерией. Салия, как будущая резиденция Первого Принца, до сих пор оставалась нейтральной. Пока Корделия не договорилась о его проезде. Остальная часть его армии всё ещё пересекала южную часть Брабанта, громкая, заметная и привлекающая внимание. Клаус повернулся к своим рядам всадников и одарил их волчьей ухмылкой. — Хорошо, мальчики и девочки, — крикнул он. — Похоже, долбаный в задницу Дагоберт не донёс наше послание. Придётся преподать второй урок этим двум милым принцессам, прежде чем оно дойдёт до них, мои дорогие. Так что сделайте так, чтобы дым был виден даже в Эйне, вы меня слышите? Их ответный рёв был оглушительным. Чувствуя себя, как двадцать лет назад, Клаус Папенхайм поднял свой щит и бросился в атаку.֎
— Он победит, — сказала Авгур. — По всем направлениям он побеждает. Корделия предписала придворную одежду всем своим слугам, даже ликаонцам, но её дальняя родственница Агнес была чем-то вроде исключения. Названные, в конце концов, жили по своим собственным правилам. Герои были редкостью в Процеранском Принципате, в лучшем случае появлялись раз в поколение, и к ним относились с отстранённым благоговением. По крайней мере, для большинства. Солдаты, как правило, относились к ним скептически, учитывая, что Принципат столкнулся в бою как с героями, так и с горсткой злодеев и вышел победителем без каких-либо особенных проблем. Существовало институциональное презрение к таким нациям, как Кэллоу, которые полагались на героев в борьбе с врагом, и когда Праэс успешно вторгся в страну, многие качали головами и говорили, что это неизбежный исход для королевства, которое полагалось на Небеса для защиты. Что, по её мнению, было абсурдно, поскольку Кэллоу приходилось иметь дело со всемогущими безумцами, которые могли сжигать города одним заклинанием, в то время как Принципат имел дело в основном с обычными армиями. Как бы то ни было, такое Имя, как Авгур, вызывало уважение даже у опытных генералов. Это было озаряюще — видеть перемены в том, как люди относились к её двоюродной сестре. Агнес была одиноким ребёнком, а затем одинокой девочкой, которую большинство считало странной из-за её неловкости и бесконечного энтузиазма к наблюдению за птицами. Хотя над ней никогда не издевались — она была Хасенбах, хоть и не прямой наследницей, — её избегали. Сама Корделия была одной из немногих, кто старался проводить с ней время, хотя у них никогда не было общих интересов. Несмотря ни на что, они были кровными родственниками, и поэтому она всегда находила время для своей кузины, когда позволяли обязанности. А потом однажды Агнес небрежно предсказала налёт ратлингов за ужином, рассеянно назвав себя Авгуром. В одночасье люди начали кланяться ей и спрашивать совета, к её замешательству. Она избегала внимания и была чрезвычайно благодарна, когда Корделия выделила для неё один из немногих декоративных садов в Рении, проводя дни, сидя в кресле и наблюдая за небом. Всегда отстранённая, Агнес стала почти потусторонней: заботы о Творении проходили мимо неё, и даже когда она разговаривала с людьми, она казалась рассеянной. Корделия знала, что дары Небес всегда имеют свою цену. — Он благополучно вернулся? — спросила блондинка. Агнес кивнула. — Ястребы на востоке, собираются стаей, — сказала она. Корделия нежно похлопала кузину по руке. — Я не знаю, что это значит, Агнес, — сказала она. — О, — Авгур моргнула по-совиному. — Императрица ждёт. У неё есть ножи для тебя. Этого стоило ожидать. У Малисии всё ещё была возможность что-то предпринять. То, что она поддержит Эйне и Эквитан, было само собой разумеющимся, но у Императрицы Ужаса Праэс всегда было больше, чем один план. Она скорее нацелилась бы на слабые места альянса Корделии, Сеговии и Лиониса. Принц Лиониса был самым откровенно вероломным из них двоих, никогда не забывавшим, что он был претендентом на трон, когда за ним стояли его родственники в Клеве и Эно. Тем не менее, по мнению Корделии, той стороной, откуда должно было произойти предательство оставалась Принцесса Луиза. У неё было слишком много торговых интересов, а у Империи слишком много способов вознаградить её за переход на другую сторону. Она уже подготовилась к такому повороту событий, приняла меры предосторожности, чтобы вывести её из игры, если она начнет действовать. Было бы облегчением, подумала она, если бы ей приходилось иметь дело только с процеранами. Но это было бы наивным ожиданием: вся Калерния была кровно заинтересована в исходе этой гражданской войны. Больше всего праэс, потому что они это устроили, но и другие стервятники кружили вокруг. Это был только вопрос времени, когда Доминион Леванта начнёт присматриваться к истощённым и обедневшим южным княжествам. И как только они сделали бы первый шаг, все остальные налетели бы, как стервятники. Гелике пока был спокоен, его король был занят подарками из золота и танцовщицами от принцессы Тенерифе, но это не могло длиться вечно. В последнее время влияние Вольного Города слишком ослабло, и это были явные признаки восстания Тирана. Цепь Голода не слишком беспокоила границы Ликаона, но в конце концов ратлинги почуяли слабость на стенах и усилили нападения. Корделия обнажила оборону своего народа для войны на юге, зная, какой риск это влечёт за собой. Она не могла позволить себе долгую войну, максимум два года, из которых она уже потратила половину. Она должна покончить со всем в Эйне, чтобы её народ мог как можно скорее вернуться на север, а если принцессы Эквитана и Эны переживут этот удар, борьба может затянуться на годы. Значит, игра ва-банк. Корделии игры всегда не нравились — она не позволяла себе легкомысленно относиться к жизням, за которые несла ответственность, неосмотрительно рисковать ими, но сейчас что ещё она могла сделать? Если она ничего не предпримет, Принципат рухнет. Если бы у кого-нибудь из правителей, претендовавших на трон, было хоть какое-то видение, она могла бы поддержать их вместо того, чтобы действовать самостоятельно, но как обстояли дела? Она предупредила их всех о том, кто стоит за банками Правуса, и все равно они забрали золото: если бы они этого не сделали, это могли бы сделать их соперники, и они потеряли бы преимущество. — Ты думаешь, это должно было быть так, Агнес? — тихо спросила она. Кузина взглянула на неё и улыбнулась. — Есть много людей, которые спрашивают меня о разных вещах, Корделия, — сказала она. — Знаешь, почему я всегда отвечаю только тебе? Принц Рении покачала головой. — Потому что ты делаешь то, что должна делать, а не то, что хочешь, — сказала Авгур. — Вот почему тебе стоит помочь, даже если это утомительно. Корделия сидела рядом со своей кузиной в лучах утреннего солнца и долго смотрела в небо. В конце концов она закрыла глаза. Она знала, что спланировала всё, что могла. И теперь ей оставалось лишь надеяться, что на этот раз она спланировала лучше, чем женщина, пытавшаяся уничтожить Принципат.