— Сердце войны — это обман.
Поэтому генералы, которые могут обмануть даже самих себя, непобедимы. —
Изабелла Безумная, процеранский генерал
Исследование старомодным способом заняло бы гораздо больше времени, чем та единственная ночь, которая у нас была. Гораздо, гораздо больше: через некоторое время я заметила, что каждый раз, когда мы брали книгу из стопки и отводили взгляд, на её месте появлялась другая. Надеюсь, Масего этого не заметил, иначе я бы никогда не смогла убедить его уйти. Убедить его в том, что мы не можем разграбить библиотеку на выходе, было чертовски хлопотно, и я не хотела сражаться в этой битве дважды. Чтобы достичь нашей цели, мы положились на аспект Хакрама: Найти. Нельзя было отрицать, насколько полезным оказался этот трюк с тех пор, как он начал им заниматься, но я оставалась настороже. В этом всегда заключалась ловушка Имён: они давали тебе преимущество, которое позволяло сокрушить всех твоих врагов, если ты просто… продолжал опираться на него. И это всегда было так заманчиво, не так ли? Чем больше вы его использовали, тем эффективнее становилось Имя, и тем сильнее становилось преимущество. Я так привыкла полагаться на то, чтобы Научиться, ну, учиться чему-то, что, когда я потеряла аспект после Льеса, я казалась сама себе калекой. Я училась Старому Языку, языку деорайт, до того, как произошла стычка с Наследницей. Когда я потом вернулась к книгам, то, к своему ужасу, обнаружила, что мне придётся начинать почти с самого начала. Информация в моей голове была неполной, как будто я выучила словарный запас наизусть вместо того, чтобы на самом деле разобраться в языке. Почти год спустя я всё ещё не говорила свободно. Раньше, когда я училась, то могла заговорить как носитель языка за шесть месяцев, почти не прилагая к этому усилий. Блэк был прав, как это часто бывало: люди, результаты которых зависели от их Имён, разваливались на части, когда их лишали этих способностей. Если вы используете своё Имя вместо навыка, вы никогда не разовьёте этот навык. Это и было причиной, по которой мой учитель обучал меня фехтованию длинным путём. Это в касалось и Найти. Когда Адъютант пользовался им, он за считанные часы находил ответы, на которые при обычном поиске у нас ушли бы недели. Это давало нам решения, и если бы мы когда-нибудь начали полагаться на это, мы бы облажались в первый же раз, когда столкнулись с героем, который мог бы это остановить. Тем не менее, мы поиграли с этим аспектом, чтобы выяснить, как он работает, и обнаружили, что он имеет условия: информация, которую он искал, должна была быть под рукой, и потребность в ней должна быть очевидна. Насколько я могла судить, он не искажал Творение, чтобы получить то, что нам было нужно. Он использовал более слабую версию Провидения, золотой удачи, благодаря которой именно то, что им было нужно, всегда оказывалось на коленях у героев в самый подходящий момент. Масего предположил, что то, что на самом деле делал аспект, — это манипулировал шансами, по сути, делая то, что могло произойти, гораздо более вероятным на самом деле. Адъютант никогда не смог бы указать место на карте и сделать так, чтобы это место было полно древнего магического оружия, но он мог открыть книгу именно на той странице, которую ему нужно было прочитать. Я беспокоилась, что в библиотеке может не оказаться нужной нам истории, но пополняющиеся стопки эффективно убивали страх. Здесь, в Аркадии, аспект, столь субъективный по своей природе, был значительно более мощным, чем в Творении: реальность была более изменчивой в царстве фейри. Его первая попытка нашла нам историю о пастухе из Лета, убившем герцога Зимы в единоборстве с пращой, выиграв битву за Лето. В этом было что-то знакомое. В Кэллоу была старая и популярная история о том, что мы впервые попали в Долины Красных Цветов благодаря пастушке, убившей процеранского принца тем же оружием, когда принц попытался украсть её стадо. По моему опыту, мёртвые принцы всегда были любимцами в домашних историях у камина. Кэллоу не забыл предательства процеран после Третьего Крестового Похода. Однако эта история была не тем, что нам было нужно. Хакрам со второй попытки сузил круг поиска и нашёл что-то более подходящее мне по вкусу: мальчик из Зимы становится солдатом, чтобы избежать пророчества, что он убьёт своего собственного отца, и слишком поздно узнаёт, что у его матери был роман с Повелителем Лета после убийства того на поле боя. У этой истории была форма, которую мы могли бы использовать. В ней не хватало наследства, но тут складывались шансы в пользу давно потерянного ребёнка. Он попробовал ещё раз и нашёл что-то ещё более близкое. Принц Зимы бросил свою собственную дочь в дебрях, потому что ей было суждено убить своего отца, только для того, чтобы бездетный принц Лета нашел её и воспитал как свою собственную. Убив своего биологического отца на поле боя, она стала Принцессой Зимы только для того, чтобы обнаружить, что ужасная судьба догнала её: её послали, как чемпиона Зимы, на дуэль, но в противнике она нашла человека, который вырастил её. Очевидно, это была трагедия, она снова победила и разрушила всё, что когда-либо любила. Мрачно, но я могла бы с этим смириться. Кража фрагментов из обеих отцеубийственных историй, чтобы превратить их в новую, должна сделать своё дело. Я откинулась на спинку стула с поданной слугой чашей вина, Хакрам хмуро смотрел на страницы, ещё раз перечитывая третью историю. — Пророчество — важная часть, — сказала я. — У нас его нет, — отметил он. — И мы создаём его, — ответила я. — Я не думаю, что нацарапывание «Кэтрин убивает герцога и получает герцогство» на пергаменте нас к чему-нибудь приведёт, — проворчал высокий орк. — Когда я сражалась с Всадником Воинства, — сказала я, — он загнал себя в ловушку роли. Из-за этого ему пришлось кое-что рассказать. Я думаю, что до тех пор, пока фейри признают, что это история, они связаны ею — независимо от того, насколько это очевидная ложь. — Итак, нам нужно, чтобы фейри знали, что есть пророчество, достаточно хорошее, чтобы сойти за истинное, — сказал он. — Это… проблематично. Нам нужно было бы распространить эти знания ДО боя. — Подмастерье мог бы сделать так, чтобы свиток выглядел старым и волшебным, — сказала я. — Нет никаких причин, по которым мы не могли бы изготовить дюжину поддельных свитков и бросить их в окна высокопоставленных членов Двора сегодня вечером. Самого герцога не нужно предупреждать — незнание — часть трагедии. — Всё ещё кажется сыроватым, — сказал Хакрам. — Ты можешь выглядеть как его давно потерянная дочь, и это поможет, но нам нужно больше. — Трагический элемент, — сказала я, размышляя вслух. — Он не имеет должного веса, если мне искренне всё равно, что я только что зарезала своего «отца» до смерти. Я снова отхлебнула вина, удивляясь тому, что на вкус оно было точно таким же, как летнее вино Вейла в разгар лета, когда его подают холодным, а сильная жара делает его самым сладким, что вы когда-либо пили. Неудивительно, что Лучница продолжала прикладываться к бутылке. — Ну, я могла бы попросить Подмастерье внушить мне веру в то, что герцог на самом деле мой отец, — неохотно сказала я. Хакрам поморщился. — Мне нравится Масего, Кэт, и я сомневаюсь, что в Империи есть лучший маг, кроме лорда Чернокнижника, но вторгаться в воспоминания всегда плохо, — сказал он. — Ты была без сознания, когда он оперировал твою душу. Это… это было некрасиво. В основном я помнила жгучую боль и много криков, так что я поверю ему на слово. Масего спас мне жизнь в тот день, но процесс был не из приятных. — Тогда отложим этот вариант про запас, — сказала я. — Что ещё у нас есть? Я была сиротой. Это было необходимым условием и удачным стечением обстоятельств для выбранной истории, но я не могла добиться большего. Я была Оруженосцем. Это было моей козырной картой в Льесе, учитывая корни, которые эта Роль имела как в Праэс, так и в Кэллоу, но в Скейд от этого не было никакой выгоды. — Король Зимы привёл нас сюда, — внезапно сказал Адъютант. Я вскинула бровь. — Это так, — согласилась я. — Отложим на мгновение историю, — сказал орк. — Мы здесь, потому что он чего-то хочет от тебя. — Однако мы не знаем, что это такое, — сказала я. — Голодный воин обменяет свой меч на мясо, — процитировал он на харсуме. Если вам что-то нужно достаточно сильно, вы согласитесь даже на ужасную сделку. Другими словами, у нас было какое-то влияние на короля. Принц Сумерек сравнил Двор с лисой, отгрызающей себе ногу — в этом образе было отчаяние, а не просто злоба. Притворяться, что нас поддерживает бессмертный зимний бог, вступая в схватку с бессмертным зимним меньшим богом, было, конечно, глупой авантюрой, но колебания — удел медленных и мёртвых. К дьяволам это: в конце концов, я уже подделала подпись короля, чтобы попасть в Скейд. Если бы он хотел закрутить нам гайки за это, мы бы уже кричали. — У меня есть три вещи, — пробормотала я. — Пророчество, фамильная реликвия и слово короля. Теперь это имеет правильный вес, тебе не кажется? Хакрам вздрогнул, и я улыбнулась.☠
— Ты выглядишь, будто задумала каую-то хрень, — сказала мне Лучница. Было уже за полночь, когда девушка с охристой кожей ввалилась в библиотеку, от неё разило спиртным, и она неуклюже растянулась на столе. Масего, который заканчивал восьмой поддельный свиток, пока она не положила на него руку, вздохнул и переложил свою работу на другой стол. Я подняла книгу и бросила ей в лицо в качестве ответа, хотя, даже будучи пьяной, у неё хватило рефлексов выхватить предмет из воздуха. Лучница точно не ошиблась. После того, как Подмастерье дал мне серебряную цепочку, с наложенными чарами, я посмотрела в зеркало и поморщилась. В Килиане кровь фейри явственно чувствовалась, но можно было бы любезно сказать, что во мне нет. Мои черты лица и без того были резкими, а постоянные драки укрепили мышцы тела, поэтому преувеличение обеих черт с добавлением нескольких черт фейри сделало меня похожей на кучу резких углов, собранных в человеческую форму. Однако я выглядела так, словно могла быть родственницей Герцога Жестоких Шквалов. Это была та часть, которая имела значение. — Я надеюсь, что у тебя есть для меня что-то кроме оскорблений, — сказала я. Лучница с усталым стоном поднялась в сидячее положение, свесив ноги с края стола. — Ты затеяла драку с большой шишкой, — сказала она. — Он герцог, — сказала я. — Это подразумевалось. — Он герцог, Обретённая, — сказала она. — Слушай, ты же знаешь, что не один и тот же король или королева отвечают за зиму каждый раз, когда наступает сезон, верно? — Я уже поняла, — сказала я. — Эта роль может достаться всем фейри, которые сейчас являются принцами и принцессами, — продолжила Лучница. — У них разная природа, поэтому история Лета и Зимы может разворачиваться по-разному в зависимости от того, у кого корона с обеих сторон. Вот почему иногда выигрывает один Двор, а иногда другой. Исход решается в тот момент, когда начинается история. — Однако он не принц, — заметила я. — Он такой же плохой, — сказала именованная. — Всякий раз, когда появляется Зимний правитель, пытающийся избежать войны, он тот, кто всё портит. Он в любом случае является краеугольным камнем происходящей войны. — Так что, если он устроил свой маскарад… — сказал Хакрам, замолкая. — Тогда нынешний король пытается избежать войны, — закончила я. — Герцог — важная персона. С другой стороны, шансы на то, что мне сойдет с рук притворство, что Король Зимы поддерживает меня, только что значительно улучшились: я избавлю его от неприятностей. — Так что хотя герцог и ублюдок, наши шансы достаточно высоки. — Это подходящее слово, — согласилась Лучница. — Что ещё удалось узнать: мужчина не женат, на его стороне куча приспешников, и он использует то, чем было бы колдовство ветра, если бы оно действительно было полезно в бою. — Магия ветра достаточно полезна, — не согласился Масего, даже не отрывая взгляда от свитка. — Ей не хватает наступательных способностей некоторых других заклинаний стихий, но ей мало равных, когда дело доходит до диктовки и ограничения передвижения противника. — Такое чувство, что ты не согласен со мной, — сказала Лучница, — но твои слова доказывают мою точку зрения. — Это основа для дальней связи, ты, невежественный головорез, — огрызнулся Подмастерье. — О, связь, — ответила женщина, закатывая глаза. — Это склонит чашу весов в бою с Именованным. Боги, я скучала по Верес. Никто не ссорился так сильно, когда она была рядом, чтобы оскалиться. Я знала, что люди без твердого мнения не получают Имён, и именно поэтому вы никогда не могли собрать их группу в комнате без того, чтобы это не привело к некоторым спорам. Однако нынешняя ситуация осложнялась тем, что жизненная миссия Лучницы состояла в том, чтобы быть куском гравия в ботинке каждого, а Подмастерье было чрезвычайно легко завести. — Этот разговор откладывается до тех пор, пока мы не вернёмся в Творение, — приказала я. — Лучница, я знаю, что ты очарована задницами, но тебе не нужно быть одной из них. Подмастерье, ты же знаешь, что если ты позволишь ей раздражать тебя, она будет продолжать дёргать тебя за косички. — Но она ошибалась, — упрямо пробормотал Масего. Лучница спрятала ухмылку за ладошкой, и я сменила тему, прежде чем они могли начать снова. — Слышала что-нибудь о Полях Венда? — спросила я её. — За городом есть озеро, — ответила она. — С движущимися ледниками в нём. Они иногда используют его для метания мячей. Не самое подходящее поле битвы, чтобы сражаться с кем-то, кто умеет использовать ветер. Не то чтобы в Зиме было хоть какое-то место, если честно. Всё же лучше, чем замкнутое пространство, какое было внутри дворца, особенно с тех пор, как это проклятое место было построено силой герцога. — Что ж, это должно быть интересно, — сказала я. — Значит, теперь мы будем ждать рассвета? — спросила Лучница. — Я действительно могу умереть от скуки, Оруженосец. Я взглянула на Подмастерье. — Как скоро ты закончишь со свитками, Масего? — Дай мне час, — рассеянно ответил он. — Не ложись, Лучница, — сказала я. — У меня есть кое-что для тебя, что нужно сделать этой ночью. — Скажи мне, что это не значит снова слушать то, что говорят люди, — умоляюще протянула она. — Я хочу разбивать людям окна, бросая в них ложь, — ответила я. Она усмехнулась. — Иногда, Обретённая, ты говоришь самые милые вещи.☠
После этого мне удалось урвать несколько часов сна. Во всяком случае, достаточно, чтобы я освежилась. Я могла бы поспать подольше, но мой разум бодрствовал, поэтому вместо этого я обнаружила, что тащусь во двор, в честь которого было названо это место. Слуги появились из ниоткуда, нежданно-негаданно, а я сидела на краю сугроба с дымящейся чашкой чая и парой сладких яблочных пирожков. Я уверена: фейри готовили лучшую выпечку в Творении. По моим прикидкам, до рассвета оставалось ещё около часа, так что я не торопилась с едой. Я услышала шаги позади себя —верный признак того, что один из моих спутников тоже проснулся — фейри не издавали шума. Лучница плюхнулась на землю, прислонившись спиной к деревянной колонне. У неё была тарелка с мясным ассорти и ещё одна бутылка вина, отметила я с мрачным весельем. Я не была уверена, что можно опустошить подвалы Зимы, но она, определённо, старалась изо всех сил. — Ты вообще спала? — спросила я. — Не смогла, — ответила она. — Мне слишком любопытно, что будет дальше. Я хмыкнула. Если всё пройдёт хорошо, ей всё равно не придётся драться. Кроме того, даже если она не спала всю ночь, она не казалась ни в малейшей степени уставшей. На самом деле я была не в настроении для разговоров, поэтому позволила воцариться тишине, пока пила чай и грызла пирожки. У меня не было особого аппетита — никогда не получалось перед боем, хотя во время боя я всегда чувствовала голод. — Так в чём, собственно, твой интерес? — внезапно сказала Лучница. Я скептически посмотрела на неё. — Мой интерес? — повторила я. Она проглотила кусок мяса, прежде чем ответить. — Он есть у каждого Именованного, — сказала она. — Леди Рейнджер хочет сломать всё, что думает, что оно сильнее её. Твой маг хочет вскрыть Творение, чтобы посмотреть, как выглядят шестерёнки. Орк хочет убить всё на твоем пути. А ты? Я промолчала. — Ты уже знаешь, в чём моя фишка, Обретённая, — улыбнулась она. — Я хочу жить на широкую ногу, чтобы умереть без сожалений. Ты же, однако? Кажется, я не могу тебя понять. Забавная штука. Я больше привыкла быть на другой стороне разговора. У меня был точно такой же случай с Хакрамом, казалось, много лет назад. Затем ещё один — с Масего, когда я получила представление об отстранённой мании, лежащей в его основе. — Люди обычно не спрашивают меня об этом, — сказала я. — В этом нет необходимости. Я довольно прямолинейна, когда дело доходит до мотивов. Всё, чего я хочу, — это вытащить Кэллоу из ямы, в которой он находится. Она подняла бровь. — Разве ты сейчас не лейтенант Башни? Похоже, дело сделано. Ты так не считаешь? Я хмыкнула. — У меня есть поводья, в определённых пределах. Я выиграла. Но яма всё ещё там, и королевство всё ещё в ней. Лучница посмотрела на меня с непроницаемым выражением лица. — Так это действительно всё, что тебе нужно? — сказала она. — Ратуешь за землю, в которой родилась? Я невесело улыбнулась. — Ты разочарована, не так ли? — спррсила я. — Ты наследница людей, которые изменили лицо Калернии, — сказала она, не отрицая разочарования. — И я не имею в виду завоевание королевства — кого волнует, где проводятся границы? Они приходят и уходят. Когда Владычица Озера была с Бедствиями, они рассказали историю, старую, как рассвет. Просто забрать меньшую часть этого… мало. Это слово было произнесено с отвращением. — В прошлом году, — сказала я, — я проломила череп человеку, который считал себя визионером. Он настаивал, что хочет спасти Кэллоу. Дело в том, что я на самом деле больше не верю, что мы можем спасать людей. Я пробовала это, и, похоже, это никогда не срабатывает правильно. Я думаю, это потому, что не имеет значения, поклоняются ли они в Доме Света или приносят жертвы на каком-то тёмном алтаре — в большинстве случаев они просто люди, и они везде одинаковы. Они обрабатывают одни и те же поля, платят одни и те же налоги, женятся на своих соседях и умирают толстыми, если им повезет. — Именованные больше чем это, — сказала Лучница. — Мы — яркое пламя: люди, которые действительно могут что-то изменить. — Действительно? — я улыбнулась. — Часть Завоевания, на которую вы обращаете внимание, — это Бедствия, сметающие всю оппозицию в сторону. Ты думаешь, это потому, что они были могущественны, но это не та часть, которая имеет значение. Они были подставными лицами, пособниками. Праэс победил, потому что вырос как нация, а Кэллоу — нет. — Империя росла, потому что злодеи заставляли её расти, — категорично ответила она. — И тебе не кажется, что это говорит о том, что самые успешные злодеи со времён Триумфальной приложили свои усилия к реформированию институтов, а не к строительству кучки летающих крепостей? — спросила я. — В этой войне победили люди, а не Именованные. Малисия и Блэк, они великолепны, но на протяжении веков было много блестящих Имён с обеих сторон. Что отличает этих двоих, так это то, что они знают, что перемены идут снизу, а не сверху. — Это… — она колебалась. Ересь, хотела сказать она. Что это шло вразрез со всем, что мы знали. История была выкована руками тех, кто выделялся и увенчал себя властью, тех немногих драгоценных людей, которых даже Боги признавали отделёнными от масс. За исключением того, что это ложь. Тысяча Императоров Ужаса и тысяча Королей, но ничего никогда не менялось — пока не изменилось то, что стояло за ними. Убивает не кончик лезвия, а сила, с которой оно вонзается в живот. Именно это, я начинала понимать, я сделала неправильно в Кэллоу. Я боролась за то, чтобы взять всю власть в свои руки со смутной надеждой, что смогу всё исправить потом, но чем это отличалось от того, что делал Одинокий Мечник? По всей Империи были люди, которые могли бы улучшить ситуацию, если бы им позволили. А если бы были силы, пытающиеся встать на пути? Что ж, я была злодейкой. Те части Творения, которые мне не нравились, я бы сломала их. — Прямо сейчас у меня есть враг в Льесе, который думает, что одной лишь волей и безжалостностью она вернёт Праэс в золотой век, которого никогда не было, — сказала я. — В глубине души я не беспокоюсь о ней, потому что, даже если она утверждает, что это я иду против течения, она в это время борется с приливом. Я отломила кусочек сдобы и отправила его в рот. — Прошлой весной маленький мальчик подарил орку венок из цветов. Прямо сейчас в Империи происходит нечто, недоступное любому из нас, — сказала я. — Малисия и Блэк думают, что они контролируют это, но я не думаю, что это можно контролировать. Они смотрят на историю, когда важны люди, которые её рассказывают. Они хотят, чтобы я была частью созданной ими машины, но я не думаю, что это моя роль. — Тогда какова твоя роль? — тихо спросила Лучница. — Когда герои и злодеи устроят свару во имя Судьбы, — заговорила я спокойным и размеренным тоном. — Когда они попытаются силой затащить нас туда, где мы были, с Хором за спиной или воинством какой-нибудь воющей Преисподней — я убью их всех. Всех до единого. Лучница тихо рассмеялась. — Ах, Обретённая, пробормотала она. — Я ошибалась насчёт тебя — ты совсем не скучная. Ты такая же сумасшедшая, как и все мы. Я посмотрела на небо. Ночь умирала. — Пей, Лучница, — сказала я. — Приближается рассвет, и у нас есть бог, которого нужно ограбить вслепую.