И в живых остались только мы с тобой

Его сны — погружение в бездну. В бескрайнюю, густую мглу, где не увидеть даже собственных окоченевших рук; обречённо пытается развеять пелену перед собой, но пальцы вязнут, хмарь продирается под синтетическую кожу, под переплетение сплавленных меж собой микросхем и воспалённых нервных окончаний. Не повторяет старых ошибок и крепче сжимает зубы, до скрежета и тупой боли в сведённых челюстях, душит рвущийся из растерзанной глотки истошный вопль — здесь бессмысленно звать на помощь. (Ви проебал все попытки её получить). Поднимает голову к небу, к алым неоновым вспышкам зарева над тёмными волнами, смыкающимися над ним клеткой. Единственный выход, знает, там — наверху, у огненных всполохов, до которых пытается дотянуться, ловя блики кончиками пальцев. Так он когда-то тянулся к причудливым голограммам на параде в Джапан-Тауне, смотрел на скользящие через черные пальцы имплантов листки сакуры, растворяющиеся в полёте. Так он тянулся к силуэту девушки, навеки затерянной за Черным заслоном киберпространства — некто чертовски важная для него (для них?), но память — тот же бездонный омут. С пробуждением тяжело дышит, словно выныривает из ледяной ванны, расталкивая в стороны кубики льда; руки почти не слушаются, ноги путаются в скомканной простыне. Прикрывает глаза и давит ладонями на веки: ярким фонтаном пульсируют, в такт биению сердца, солнечные брызги под давлением ладоней. Ви никак не привыкнет к тому, что в Норт-Оуке солнце восходит рано, почти как в пустошах за городом, только от жары спасает кондиционер и затемнение на панорамных окнах. Что-то, к чему Ви тоже привыкает с трудом. Вторая половина постели была пуста. Ви находит Керри на первом этаже виллы, когда выходит из ванной (правда старается не думать, что одна только эта комната — как вся его квартира) и ловит на руки Нибблза — сфинкс тихо мурчит и трётся головой о плечо. Ви с улыбкой замечает, что кое-кому пора сесть на диету и перестать тащить со стола остатки заказных суши, но ответом ему служит всё то же счастливое мурчание и прикрытые бесстыжие глаза. — Хэй. Так и знал, что он сбежит от меня. Твой кот меня терпеть не может. — Просто дай ему время привыкнуть. И перестань выгонять из кровати — ему тоже хочется немножечко тепла и любви. Видеть Евродайна с утра на ногах — странно, с его-то привычкой порой не подавать признаков жизни до полудня. Разве что, выглядит он так, словно действительно не спал сутки или больше. Ви садится на край дивана, по-прежнему прижимает к груди кота, расслабившегося под почёсываниями, но взгляда с Керри не сводит. Отмечает про себя, что даже улыбается он натянуто. Качает головой, как будто отказывается от неких мыслей, не желая делиться ими с Ви и решая что-то для себя, в первую очередь. От подобных недомолвок Ви давно уже устал, и получать их ещё и от Керри совсем не хочет. Только не в последние уготованные ему месяцы. — Слушай, ты… Всё в норме? — Ви плохо скрывает беспокойство, пододвигается ближе и касается татуированного плеча, едва ведёт кончиками по чешуйчатому узору. Керри на прикосновение никак не реагирует, только по-прежнему бездумно глядит в засвеченный экран ноутбука. — Ты расстроен чем-то? Опять твой придурок-менеджер или?.. … или бывшая. Ви не договаривает — вряд ли Евродайну станет легче, узнай он, что Ви когда-то копался в его переписках. Ещё до прямого знакомства, в тот вечер, когда Сильверхенд решил, что им жизненно необходимо проверить старого друга и собрать группу. Крышку ноутбука он закрывает почти бесшумно. — Лучше сам мне ответь, Ви, всё ли с тобой в норме. Ты кричал во сне. Опять. Керри не рассказывает и половины того кошмара, невольным наблюдателем которого ему пришлось стать, очнувшись от болезненных стонов рядом. Ви задыхался, кричал, звал на помощь и молил прекратить; Керри попытался его разбудить и успокоить, но получил только ощутимый удар локтем под рёбра. На секунду позволил себе мысль: сделать один звонок своему знакомому риперу, или оплатить для Ви статус и страховку в «Травма-тим», но тут же и отмёл, за неправильностью — принимать такие решения без мнения самого Ви. Сбежать в другую комнату, лишь бы только не видеть и дальше страданий любовника, приносимых снами, — самое хреновое решение, принятое им, но как будто он мог что-то сделать. А Ви впервые понятия не имеет, что сказать в ответ. Чего-то такого он ожидал с самого начала, не ожидал только, насколько плохо всё может обернуться. Убирает руку с чужого плеча, отворачивается, усмехается, качая головой. Ничерта другого и не ждал. — Окей, — на выдохе; не тяжелом или обречённом, но на смирённом. Так будет, давно знал об этом — Да, ладно, я понял тебя. Извини. Если хочешь, я могу спать на диване внизу или, пёс знает, перееду обратно в Уотсон. — Блять, Ви, что за херню ты несёшь, я вообще не это имел в виду! — Керри не повышает голоса, но смотрит внимательно, проникновенно. Словно ему не всё равно. Ви сглатывает очередную усмешку. — Просто, если ты захочешь поговорить о том, что случилось, если тебе сложно нести это одному, то, ты знаешь, мне не плевать. Евродайна потряхивает — Ви замечает это по подрагивающим кончикам пальцев, по резким движениям, по тому, как пытается смотреть в глаза, правда пытается, но каждый раз будто видит на его месте живой труп, чудом держащийся, мотает головой. Он тянется за пачкой сигарет на низком кофейном столике, но, подумав о кошке на чужих руках, передумывает и сжимает пальцы в кулак. Снова матерится, неспособный подобрать другие слова и иначе выразить всё то паршивое, ненавистное и гадкое, что скапливалось на душе от бессилия изменить хоть что-нибудь. — Если я могу что-то- — Я знаю, Кер. Я знаю. Но давай оставим эту тему, окей? Если уж «Арасака» ничего не сделали, то вряд ли твои связи здесь помогут. — Ви впервые ловит себя на желании покурить. Затянуться так глубоко, чтобы с непривычки откашливаться лишнюю минуту, чувствовать, как лёгочные импланты начинают усиленно работать и пытаться выводить токсины. Хотя, как сказал бы Джонни, даже самый паршивый никотин лучше, чем запахи Найт-Сити. — Я устал, Кер. Чертовски сильно устал. И хочу прожить эти полгода на полную, а не в погоне за надеждой, которой может и не существовать. О большем я и не прошу. Джонни бы сказал, что Ви предпочитает сдаться. Правды в этом было бы куда больше, чем в отговорках Ви. — Доверься мне, ладно? — Ви коротко целует Евродайна в висок, оставляет Нибблза, тут же нашедшего себе место на подушках. Тащит одну сигарету из пачки. Курить по-прежнему хотелось зверски. Помнишь, Декс тебя спросил: «Тихая жизнь или лучи славы?» Жаль, что ты сделал неправильный выбор. Ви утопает, вновь и вновь, раз за разом. Пытается выбраться — наверх, туда, где над головой по-прежнему яркие неоновые всполохи, но стоит к ним приблизиться — и нечто неизменно утягивает его на дно. Бессмысленная борьба с самим собой, с неизбежным и самой судьбой; борьба, исход которой решён уже давно, и все его попытки барахтаться сейчас, лишь жалкая попытка оспорить собственное неизбежное поражение. И порой бездна ему напоминает об этом, заставляет ползти по ослепляющим коридорам «Арасака-Тауэр» и вымаливать прощение у призраков прошлого со смазанными лицами. Среди них узнаёт даже свой старый клан, всех до единого. И себя — прежнего, мальчишку с большими надеждами на будущее, на жизнь живой легенды Найт-Сити. Неудачника, который просрёт в этой жизни всё. Ведь Джуди по-прежнему не берёт трубку, Панам каждый раз разрождается гневными тирадами, а в «Посмертие» Ви заходит, точно прокаженный, на которого все пялятся и тычут пальцами. Только его душа запятнана не болезнью, но сделкой с корпоратами, не с кем-нибудь, а с долбанной «Арасакой», настоящей падалью города, и это намного хуже гноящихся струпьев на безжизненных руках. Они просто вырежут кусок. Из нас. И эта пустота останется уже навсегда. Кочевник, отказавшийся от свободы, предавший собственные принципы и доживающий теперь последние дни за чужой счёт. Мог ли он пасть ещё ниже? — Кер, у нас есть мангал? Последний вопрос, который ожидает услышать Евродайн. — Зачем тебе? — Не хочу разводить костёр у тебя на заднем дворе, мало ли, соседи не так поймут, — и в этом весь Ви, в жестах и словах, в том, как простодушно пожимает плечами, как улыбается и взъерошивает волосы, понимая, как глупо выглядит и звучит. Керри всё чаще ловит себя — именно такого Ви ему не хватает. — Ладно, только не смейся, но я хотел приготовить нам ужин. Как в старые времена, знаешь, когда я еще был в клане и слишком сильно пережаривал синтмясо, чтобы его паршивый вкус не так сильно ощущался из-за гари. — Звучит как-то слишком… экзотично. — Дерьмово, ты хотел сказать. Так и есть, но ничего не могу с собой поделать. Думаю, жареный зефир должен тебе понравиться. — Если ты обещаешь. Ви этот застой, эта излишняя домашность и сериалы по вечерам — чужды, но он пытается принять мир Керри; мир ему чуждый, непривычный и словно бы застывший во времени, но вместе с тем цветастый и долгое время отдающий шумом аплодисментов в ушах. Мир, застывший в кусочке янтаря. Сама натура Ви хочет бунтовать против него, встряхнуть, показать изнанку — с мусорными свалками, заваливающими горизонт, с долгими поездками и пустынями на многие километры вокруг. С жизнью, той её частью, что глубоко отпечаталась на подкорке. То, о чём Ви ещё не забыл. — Ты почти не говорил о том, как жил раньше. До Найт-Сити, — замечает Керри, а Ви вновь чувствует, что задыхается. Не из-за кровавого сгустка крови, что кляксой остаётся на ладони после судорожного кашля, но из-за чего-то рационального, дикого, почти безумного, затаившегося глубоко внутри. — А ты бы стал слушать? Объятия со спины не расслабляют, как никогда Ви ощущает себя уязвимым. С тех самых пор, как лёг под нож «Арасаки». — Вот и узнал бы. Его сны — падение в бездну. Непроглядную, густую мглу. Пытается выплыть на свет, яркие огни над смыкающимися тяжелыми волнами, и неизбежно погружается глубже, словно нечто утягивает его на дно, не желая слушать извинения за ошибки прошлого. Тянется в попытках дотянуться до света, но без помощи каждая его попытка — бессмысленна. Сталь протеза, удержавшего его в последнюю минуту, знакома Ви даже под алыми строками цифрового кода.