Обещание
— Это значит, что ты мой, — сказал Шуичи. В то время для Сэйдзи это было в новинку — принадлежать кому-то, быть одновременно и меньше, и больше, чем все его тело. Но можно ли считать это чем-то новым, когда его губы — единственные, которые он целовал? Когда он всё ещё просыпается, время от времени, и думает о летних днях, потных, липких от фруктового сока, о своей руке на изгибе талии Шуичи, о ладони на бедре блондина? Сэйдзи давно подозревал, что в отличие от ёкаев, отношения между людьми со временем начинают угасать. Должно быть, это слабость. То, как грубая текстура коры вызывает в памяти неуклюжие объятия под покровом деревьев. То, как запах бетонных дорог под жарким летним дождем навевает воспоминания о других запахах: резкость пота, чистое мыло, острота чужого привкуса между бедер. То, как весной под его грудью расцветает тоска и жажда прикосновений, сдерживаемая долгие годы. Преследуемый духом и преследуемый человеком. Только он может раскрыть зияющую дыру в его груди. Должно быть, это слабость.1
У Сэйдзи отвратительное настроение. Обычно Нанасэ выражает его чувства за него самого, говоря что-то вроде: «Не волнуйтесь, Матоба-сама» или «Сейчас не время для шуток», и эти слова отражают смысл его настроения. Сейчас же он избегает её, пока бумажная маска является удобной преградой между выражением его лица и её пониманием. Он не хочет знать, что именно она видит в нём, только не сейчас. Только не в этом доме. Сэйдзи часто не находит себе покоя из-за семьи Михару. Да, они были глупыми и трусливыми, но они были частью клана Матоба, по крайней мере, до тех пор, пока не стали абсолютно никем. Нанасэ считает, что в последний раз он был в этом доме ещё во время обучения в средней школе, когда она проводила его через здание. Она была далека от истины — это старое здание почти что стало его собственным призраком. Он может видеть самые верхние ветви мушмулы на улице, посмотрев через боковую дверь. Он едва различает темный румянец спелых фруктов, которые они видели, когда проезжали мимо. Он почти чувствует вкус сладкого сока. Воспоминание, от которого у него слюнки текут. Сэйдзи будто призвал его силой своего воспоминания, потому что он уже стоит напротив — знакомые удивленные глаза, светлые, блестящие на солнце волосы, мягкие губы, сжатые в знакомом хмуром выражении. — Что ты здесь делаешь? — спрашивает Натори, подозрительно посмотрев на него, и Сэйдзи испытывает настолько внезапный и сильный прилив гнева, что он почти ослепляет его. — Это мои слова, — как можно холоднее отвечает Матоба. На мгновение ему показалось, что он дал блондину пощечину, так как выражение его лица стало странно уязвимым, а в глазах появился блеск, который Сэйдзи никогда не мог забыть. Досадно понимать, что Шуичи не помнит этого так, как помнит Сэйдзи — сладость плодов, солнечные лучи на их спинах, липкие пальцы, когда они касались друг друга… Прошло столько времени с тех пор, как они виделись в последний раз. Раньше Матоба считал их дни вдали друг от друга как доказательство своей убежденности или безразличия, в зависимости от настроения. Но прошло так много времени, что он уже ни в чем не был уверен. Он сжег не только их собственные мосты с той последней встречи. У Сэйдзи сейчас хватает достаточно дел и без Шуичи, но он ничего не может поделать. Он думает о мушмуле, и все начинается вновь.Поцелуй
Сэйдзи подумал, что Шуичи был интересен с того самого момента, как они встретились (ну разумеется) — он был тем, кто мог видеть, тем, кто был близок к его собственному возрасту, и, конечно же, Шуичи выглядел именно так. Они довольно быстро вошли в неустойчивый ритм: Сэйдзи подталкивал, а Шуичи толкал в ответ. Вскоре они стали проводить больше времени вместе, чем порознь. У блондина часто было озадаченное, сбитое с толку выражение лица, но он не желал признавать, что у него были неприятности. Шуичи был настолько восприимчивым, и его было так легко вывести из себя, что Сэйдзи обожал его за это. Сэйдзи, вокруг которого люди расходились, словно вода, который жаждал доказательства того, что он ходит по человеческому царству так же, как екаи, который жаждал разногласий. Тем не менее, брюнет был уверен, что это обожание было совершенно односторонним. По крайней мере, до тех пор, пока Шуичи не решил пригласить его в старый семейный склад, позволив ему проскользнуть через боковые ворота. Они быстро прошли сад, будто пытаясь скрыть какую-то тайну. Они стоят бок о бок среди пыли и темноты, и брюнет чувствует напряженные плечи Шуичи рядом со своими. Он вытягивает шею, чтобы заглянуть в дальние полки. В воздухе висит тяжесть, и в ней чувствуется не только пыль, но и огромная история, растянутая над полками, которые были заполнены многолетними исследованиями. — Ты единственный, кто приходит сюда? — спрашивает Сэйдзи, потрясясь, казалось бы, бездонной глупостью семьи Натори. Лицо Шуичи искривляется, и он проводит пальцем по полке, убирая пыльную линию. — Да, — говорит он, хотя его лицо говорит о серьёзной семейной ссоре. Сэйдзи молчит. Он лучше других знает, какие неприятности приносит известная кровь. — Ты позволишь мне кое-что почитать? — спрашивает он, глядя на Шуичи сквозь свою длинную челку. Тот подозрительно прищуривается. — А разве я не обязан? — риторически парирует он, после чего машет рукой. — Продолжай, меня это не волнует. Сэйдзи понимает, что для Шуичи это на самом-то деле важно, поэтому выхватывает случайный свиток и садится на пол, плюнув в лицо его щедрости. Он разворачивает бумагу, когда блондин сердито усмехается, поворачиваясь, чтобы пройти вглубь здания. Матоба смотрит на его спину сквозь волосы, на изгиб и напряжение плеч, на мягкие светлые волосы на шее. Когда Шуичи останавливается и оглядывается на Сэйдзи, ему приходится притвориться, что он поглощен свитком в руке. Вместо этого он внимательно прислушивается к шарканью шагов, когда юноша возвращается к нему. Его присутствие всегда делает Сэйдзи неуверенным и заставляет его нервничать, как будто он постоянно находится в шаге от понимания чего-то, не в силах достать ключ к загадке. Он просматривает свиток и осознает, что это довольно неряшливый отчет о запечатывании духа воды, и уже собирается сказать об этом блондину, сделать какое-то едкое замечание сквозь зубы, когда Натори садится прямо напротив него, так близко, что их колени соприкасаются, и все, что Сэйдзи может сделать — это молча смотреть на него. Шуичи смотрит в ответ, его странно яркие и напряженные глаза метаются по лицу Сэйдзи, останавливаясь сначала один, а потом и второй раз на его губах. Между ними висит густой воздух. — Ты когда-нибудь кого-нибудь целовал? — внезапно спрашивает Шуичи. Сэйдзи наклоняет голову вбок и задумывается о том, стоит ли ему солгать. — Нет, — признается он. Шуичи коротко кивает, как будто ожидал именно такого ответа. Сэйдзи роняет свиток и думает, стоит ли ему обижаться. Он не видит причин задавать этот же вопрос — кто-то вроде Шуичи, к кому девушки выстраиваются в очередь, чтобы подсунуть любовные письма в школьный шкафчик, наверняка не раз ощущал губы других людей. Внезапно Шуичи наклоняется вперед и прижимается щекой к щеке брюнета. Сэйдзи вдыхает его запах: пот, мыло, земля, похожая на запах бумаги. Шуичи скользит по нему, и прикосновение к его щеке, похожее на шепот, посылает сильную дрожь по спине Сэйдзи. Шуичи медленно отстраняется. Он не поцеловал Сэйдзи, но с тем же успехом мог на самом деле сделать это, учитывая то, как реагирует тело экзорциста. Матоба чувствует, что все его лицо пылает алым цветом. Дрожь пробирается вверх по позвоночнику, из-за чего его ладони начинают трястись. Натори смотрит на него несколько секунд, и затем, запоздало, начинает краснеть сам — его смущение отражает ощущения брюнета. Он делает шаг назад, и Сэйдзи знает, что он собирается уйти, но его трясущиеся руки внезапно сжимаются в кулаки, цепляясь за школьную форму юноши. — Это… — начинает Сэйдзи, но он понятия не имеет, что это за ощущение; оно не прекрасно, оно великолепно, но он не может сказать об этом. Неожиданно он произносит сухим, скрипучим голосом: — Ты собираешься сбежать, трус? Брови Натори сводятся в хмуром взгляде, его нежные губы сжимаются. Сэйдзи обнаруживает, что снова может дышать. Он тянет юношу за рубашку. Как раз перед тем, как они касаются, его глаза закрываются. Их губы мягко прижимаются друг к другу. Шуичи запускает руки в волосы Сэйдзи, придерживая его затылок. Он начинает двигать губами против губ Матобы, который пытается следовать его примеру. Струйка тепла растекается по животу, по коже пробегает электрический разряд, который возбуждает его. Шуичи засовывает язык в рот Сэйдзи, и тот испуганно отшатывается. Руки Шуичи все еще держат его за волосы, так что он не может отодвинуться слишком далеко. Они оба покраснели и начали тяжело дышать. Расширенные зрачки Натори блестят в полумраке комнаты. — Ты единственный, кто приходит сюда? — снова спрашивает Сэйдзи, на этот раз быстрее. Шуичи молча кивает, затем ящерица-ёкай мелькает на его расстегнутом воротнике. Они тянутся друг к другу одновременно, и когда их губы встречаются, и язык Шуичи скользит в рот Сэйдзи, то брюнет отвечает тем же. В его животе что-то жарко стучит, и этот огонь обжигает грудь в том месте, где сердце бешено колотится о ребра. Во рту Натори горячо, его язык жадно исследует рот брюнета, в то время как зубы нежно касаются чужих губ. Сэйдзи пробует на вкус зубы Шуичи и нёбо его рта, ослабляет хватку на рубашке, чтобы почувствовать гладкую поверхность чужой груди и плеч. Блондин лихорадочно проводит рукой по волосам Сэйдзи, с силой наклоняет его голову, чтобы удобнее лизнуть его рот, и экзорцист издает тихий, долгий стон в ответ. Руки Шуичи скользят вниз по чужой талии, где он крепко сжимает, а затем тянет Матобу вперед, на свои колени. Сэйдзи с писком прерывает поцелуй, ещё сильнее покрываясь румянцем. Шуичи, кажется, ничего не замечает, вместо этого усеивая его шею быстрыми поцелуями. Горячий укол смущения разливается по телу Сэйдзи, но и это ощущение приносит удовольствие. — Матоба… — тихо шепчет Шуичи в изгиб шеи брюнета. Заметно неприятное покалывание ползет по его коже, и экзорцист резко отдергивает голову. Шуичи, в свою очередь, выпрямляется и смотрит на него с необычайно спокойным выражением. Сэйдзи остекленевшими глазами смотрит на его красивое лицо, пока его щеки яростно пылают. Руки Натори на его талии горячие, но нежные. Ящерица тянется по челюсти юноши, заползая на его щеку. Сэйдзи прижимает ладонь к его лицу, накрывая существо, и Шуичи яростно вздрагивает от его прикосновения. Матоба быстро встает, каким-то невероятным образом распутывая их конечности. Он уверен, что его одежда полностью помялась, но сейчас он не хочет приводить себя в порядок. Натори ошеломленно смотрит на него на протяжении нескольких секунд. — Я так понимаю, мы здесь закончили? — уточняет Сэйдзи так высокомерно, как только может. Шуичи вскакивает на ноги, хмурится и торопливо поправляет одежду. Сэйдзи чувствует, как у него внутри все переворачивается от удовольствия. — Ладно, — отвечает блондин, быстро краснея. Они идут к главным воротам в молчании. Шуичи угрюмо скривил рот, а Сэйдзи бессознательно сжал ладони в кулаки. Летнее солнце садилось за низкие тучи, окрашивая горизонт в цвет засохшей крови, цвет глаз Шуичи. Матоба не может вспомнить, почему он злится. У ворот Шуичи поворачивается к Сэйдзи с явной неохотой, его плечи напряжены, руки засунуты в карманы, вне досягаемости брюнета. Прислонившись к чужому лицу со змеиной быстротой, Матоба целует Натори, едва касаясь его губ. Шуичи моргает, глядя на него. — Это было весело, — беззаботно говорит Сэйдзи. — Давай как-нибудь повторим. Шуичи закатывает глаза, но не может полностью скрыть довольную улыбку. — Как скажешь, — отвечает он. — Спокойной ночи.Признание
Теоретически — они выслеживают ёкая, за которого назначена награда, хотя им не везет уже несколько дней подряд. Однако то, что они на самом деле делают (хотя ни один из них не признается в этом вслух, а Сэйдзи не признается самому себе, пока время не разрушит его память), — это проводят время вместе. Учатся друг у друга. Старые деревья, чьи ветви достаточно толстые, чтобы выдержать вес десятков духов, которые наблюдают за их передвижением, беззвучно нависают над ними. На небольших кустарниках и растениях распускаются весенние бледно-зеленые почки. Сэйдзи перекинул уже хорошо знакомый вес складного лука через свое плечо. На красивом лице Шуичи появляется знакомое хмурое выражение, между ними выстраивается непрочная стена. Сэйдзи чувствует себя так, словно кто-то крадется за ними сквозь деревья, но не дух, а что-то невидимое. Что-то, что давит ему на грудь и сдавливает ребра. То чувство, которое будит его по ночам и делает его язвительным и нервным. Летнее обещание безмолвно висит в капельке пота, которая вот-вот упадёт с подбородка Шуичи. Сэйдзи сглатывает, желая попробовать на вкус его загорелую кожу. Натори смотрит на него из-под длинных ресниц, и брюнета, как всегда, тянет посмотреть ему в глаза, но он сопротивляется, бросая взгляд на весеннюю траву. — Значит, ты в клубе лучников? — беспечно спрашивает Шуичи, указывая краем глаза на лук экзорциста. — Нет, — отвечает Сэйдзи, уставившись на ёкая средних размеров, притаившегося в подлеске. — Тогда как ты научился стрелять? — резко продолжает Шуичи, чуть повысив голос. Он раздражен. Сэйдзи делает, как он надеется, угрожающий жест в сторону ёкая, который испуганно замирает. — Мой инструктор научил меня, — говорит он и наблюдает, прищурив глаза, за тем, как существо убегает в лес. — Ну и? Значит, это фишка вашего клана? Сэйдзи поворачивается к Шуичи, который недостаточно быстро отводит взгляд. Брюнет улавливает блеск его бордовых глаз за стеклами очков. — Хм, стрельба из лука? Не совсем. Шуичи издает непонятный сердитый звук. Когда он ускоряется, чтобы идти вперед, под его ногами начинают хрустеть ветки. Сэйдзи восхищается очертанием его плеч, тем, как рубашка свисает с изящной спины, пучком золотистых волос на шее. — А ты состоишь в клубе? — спрашивает Сэйдзи, прикрывая свое любопытство толстым слоем отчуждающего безразличия. Спина Шуичи напрягается, затем расслабляется. Он резко оборачивается, чтобы посмотреть через плечо, заставляя Сэйдзи выбирать между тем, чтобы отвернуться и отрицать, что он смотрит, или же позволить застать себя на месте преступления. Шуичи предпочел спрятаться. Сэйдзи позволяет ему заметить, как его глаза поднимаются вверх по спине. — В театральном, — коротко отвечает он. — Почему? — интересуется экзорцист, удивленно моргнув. Брови Шуичи на мгновение приподнимаются, прежде чем он поворачивается лицом к тропинке. — А почему бы и нет? Это неудовлетворительный ответ, и Сэйдзи понимает, что Шуичи прекрасно это осознает. Он протяженно хмыкает в ответ, зная, что эта привычка раздражает Натори. Он не хочет ругаться, но ничего не может с собой поделать, злить Шуичи — это все равно что чесать заживающую рану. Иногда он делает это, даже не задумываясь — проще говоря, необдуманный жест вызывает вспышку гнева на красивом лице блондина. Разговор испорчен, и они сами не понимают, почему. Матоба делает несколько больших шагов, сокращая расстояние между ними на тропе. Он прижимается к юноше, позволяя их рукам соприкоснуться. Натори смотрит на него краем глаза. — Значит, ты собираешься играть в пьесе? — спрашивает брюнет. — В этом и весь смысл, — сухо отвечает блондин. Сэйдзи улыбается, не показывая зубов. — Я бы хотел посмотреть, — говорит он так искренне, как только может. Шуичи хмуро смотрит на него. Видимо, быть искренним гораздо труднее, чем думал Матоба. — Зачем? — Чтобы наблюдать за тобой, — отвечает Сэйдзи. Шуичи фыркает, но брюнет продолжает, улыбаясь, — Я люблю смотреть на тебя. Лицо Шуичи становится серьезным, и его горячие пальцы обхватывают запястья Сэйдзи, словно пытаясь нанести на них клеймо. Матоба резко замирает, поразившись прикосновению, и Натори останавливается вместе с ним. Неужели он не чувствует, как бьется пульс брюнета от его прикосновения? Его сердце бешено колотится, а тело испускает бешеные сигналы. «Это всего лишь прикосновение, тебя уже трогали раньше!» — ругает себя Сэйдзи. Он может думать только о том, как Шуичи провел костяшками пальцев по его щеке неделю назад. О том, как он отчаянно хочет, чтобы Натори сделал это снова. Хватка Шуичи на его запястье легкая, но неоспоримая. Его глаза блестят на лице Сэйдзи. — Нет никого, кто мог бы сравниться с тобой, — говорит Шуичи. Сэйдзи открывает рот, чтобы что-то сказать, но тут же закрывает его. Он уверен, что это одна из тех ситуаций, которую он разрушит одним лишь словом. Он наклоняет голову и смотрит на блондина. Да, в этом-то и вся проблема, не так ли? Слова замирают на его губах. Но Шуичи произносит эту мысль так, будто преподносит подарок, будто об этом просто невозможно молчать. Будто он никогда не скажет подобное кому-то другому. Натори подходит ближе, после чего его пальцы сжимаются вокруг запястья экзорциста, словно тиски. Матоба наблюдает за его приближением, встревоженный и жаждущий, одновременно желая и боясь его прикосновения. Шуичи проводит губами по лицу Сэйдзи, его горячее дыхание обжигает кожу. Глаза брюнета трепещут и закрываются, после чего Шуичи невероятно нежно и почти невесомо касается губами его правого века.Время
Они стоят в дверях спальни Натори, старательно отказываясь смотреть на кровать и ее белые простыни, слегка смятые вокруг силуэта спящего тела юноши. Шуичи держит полотенце в руке и смотрит на него так, будто никогда не видел его раньше. — Пойдем ко мне, — предложил Шуичи. — Мы можем обсохнуть. Капли дождя барабанят по крыше, превращая вид из окна в серые пятна. Их школьные пиджаки, испорченные внезапным ливнем, висят в ванной. Шуичи садится на пол, и его спина почти касается края кровати. Она сделана в западном стиле, выглядя немного странно в старом традиционном доме. Сэйдзи, которого словно отделяет невидимый стол, сидит под углом от блондина. Натори снял мокрые от дождя носки, и его стопа, свернувшаяся под ногой, выглядит невероятно бледной. Матоба думает, что его большой палец идеально бы поместился под лодыжкой юноши. Ему кажется, что нетронутая кожа Натори невероятно теплая и мягкая. — Эм… Не хочешь чаю? — неловко бормочет Шуичи. Сэйдзи смотрит на его грудь, которая просвечивает через промокшую рубашку, прилипшую к коже. Он хочет прислониться ртом к впадине под его острой ключицей. — Нет, — отвечает он, чувствуя, как пересохло горло. Шуичи поворачивается к экзорцисту и с облегчением видит его блестящие глаза и покрасневшие щеки. На секунду их взгляды встречаются, и они с облегчением понимают. Ты тоже чувствуешь это. — Сэйдзи, — зовёт Натори. Сердце Матобы начинает биться сильнее. Его имя, беспомощно произнесенное хриплым голосом, звучит идеально в устах Шуичи. Руки Сэйдзи дрожат, когда он наклоняется вперед и кусает губы блондина. Пальцы юноши путаются в узлах мокрых волос экзорциста, притягивая того ближе и страстно исследуя его рот. Матоба всем телом ощущает жар там, где они соприкасаются: губы, руки, их шершавая кожа, сухожилия на шее Натори и его пульс, который увеличивается под подушечкой пальца Сэйдзи. Блондин притягивает Сэйдзи к себе на колени, и все тело брюнета вспыхивает в ответ. Они целовались много раз после первых украденных мгновений в лесу и жадных, едва сдерживаемых прикосновений. Но Матоба мог думать лишь о том, как Натори сажает его к себе на колени, обхватывая тонкую талию обжигающими руками. Он смотрит на брюнета, словно цветок, который тянется к солнцу. Сэйдзи мечтал прижаться к юноше ещё раз, но не просил — не мог попросить. Его мокрые брюки прилипают к бедрам, когда он садится на ноги Шуичи и прижимает руку к влажной ткани на груди, чувствует тепло его кожи и биение сердца. Матоба судорожно облизывает его рот, желая распробовать его вкус и тепло. Шуичи издает тихий стон. — Ты такой твердый, — шепчет он, прижимаясь горячими губами к подбородку брюнета. Сэйдзи краснеет и ёрзает. Руки блондина сжимаются вокруг его талии, притягивают ближе к себе и прикасаются к его бедрам. Матоба задыхается, когда волна жара вдруг накрывает его тело. Шуичи целует его, и Сэйдзи осознает, что жадно отвечает тем же, запуская руки в золотистые волосы и небрежно облизывая пухлые губы. Натори двигает их тела вместе, начиная тереться своим бедром об бедро Матобы. Восхитительное наслаждение плотно обвивается вокруг его позвоночника. — Как думаешь, ты бы смог кончить прямо так? — спрашивает Шуичи, задыхаясь и отстраняясь от брюнета, чтобы увидеть его лицо. Сэйдзи краснеет, понимая, что его пронзает мучительное смущение. — Я хочу увидеть это, — продолжает Шуичи. — Ты мне покажешь? Сэйдзи с трудом сдерживает стон, когда горячая волна унижения смешивается с наслаждением, затопляя его вены. Он прижимается лицом к изгибу шеи блондина, возбуждаясь лишь сильнее. Натори тут же замирает, ослабив хватку. — Давай остановимся, если хочешь? — мягко предлагает он спустя некоторое время. Сэйдзи с болью ощущает их разницу в возрасте, понимая, что Шуичи старается быть с ним осторожным. Он качает головой, все еще уткнувшись в чужое плечо. Пальцы Шуичи пробегают по его бедрам. — Тебе нравится? — спрашивает он. В его голосе слышится нетерпение и едва сдерживаемый голод, говорящие о том, что Натори тоже сомневается и хочет этого так же сильно, как и Матоба. — Да, — как можно увереннее отвечает Сэйдзи. Шуичи вжимается в него, и брюнет издает резкий, нетерпеливый звук. Его тело пронзают разряды везде, где они соприкасаются. — Я хочу смотреть на тебя, — выдыхает Натори, обжигая ухо Сэйдзи потоком воздуха. — Хочу видеть, как ты извиваешься. Сэйдзи дрожит, в то время как алый румянец покалывает его лицо и затылок. Он заставляет себя откинуться назад, пока глаза Шуичи исследуют его кожу. Блондин начинает тереться их телами, бесстыдно глядя на Сэйдзи. Тот откидывает голову назад и закрывает глаза, пытаясь скрыть свою реакцию, но это уже слишком, ему так жарко. Внимательный взгляд Шуичи пронзает его сквозь грудь, смешиваясь с неловким, густым ощущением, свернувшимся в пупке. Все тело Сэйдзи дрожит, его конечности дергаются, а напряжение в животе становится невыносимым и обжигает его нервы. — Черт, уже? — хрипит Натори. Матоба всхлипывает, когда новая волна наслаждения покалывает его кожу, переливаясь через край, и он кончает в собственные брюки. Он все еще трясётся, когда Шуичи засовывает руку себе в штаны, трогая себя с такой настойчивостью, что у Сэйдзи кружится голова. Он наблюдает, как глаза юноши закрываются, а зубы прикусывают нижнюю губу, после чего экзорцист сжимает запястье блондина. Тот моргает ржаво-красными глазами, которые темнеют, когда он смотрит на Сэйдзи. — Я хочу, — глухо шепчет брюнет. — Дай мне прикоснуться. — Сэйдзи… Гх! Шуичи задыхается, будто его ударили, пока его бедра подтягиваются к руке Матобы, а глаза закрываются. Его ладони путаются в темных волосах и… он кончает, запоздало понимает Сэйдзи. Они лежат друг на друге, пока Шуичи постепенно выравнивает дыхание, и Матоба трогает точку пульса на его запястье, наблюдая за тонким изменением чужого лица. Его кожу все еще покалывает от ощущений, а в животе чувствуется зверский голод. Он хочет большего, гораздо большего, но не знает, как попросить об этом. Натори моргает и заправляет прядь черных волос за ухо. — Ты взял… — Шуичи замолкает и ему приходится прочистить горло, прежде чем заговорить снова. — У меня есть одежда, которую я могу тебе одолжить. Он показывает на то место, где соединяются их тела. Сэйдзи стыдливо отворачивается, понимая, что не сможет скрыть румянец на лице. Шуичи одалживает ему нижнее белье и Сэйдзи, как и следовало ожидать, никогда не возвращает его.Обладание
— Я никогда… Это мой первый раз, — признается Шуичи, краснея. Сэйдзи кусает костяшки пальцев, ощущая соленый вкус кожи. Его сердце болезненно бьётся о ребра, и кожа становится тугой и горячей, желая, чтобы к ней прикоснулись. — Только я, — говорит он, задыхаясь, и облизывает запястье Натори. Тот издает звук, похожий на что-то среднее между вздохом и стоном, и его рука впивается в бок, почти сердито сжимая рубашку. — Кто же еще? — отрезает он. Сэйдзи улыбается, будто спрашивая: «Действительно, кто же еще?», после чего кусает его. Быть первым, быть единственным, кто нанес метку на его тело, проследил линии позвоночника, почувствовал вкус пота, скопившегося на животе, провел ногтями по сухожилиям бедер. Первый, единственный, кто трогал его кожу, кто узнал его именно таким. В его груди живет волк, воющий от голода, который невозможно утолить.Вкус
Весна в тот год плавно превращается в теплое и влажное лето, а вместе с этим меняется и бессловесная напряженность между ними, перетекая в необходимую, неосторожную жажду, которую невозможно скрыть друг от друга. Теплое дыхание экзорциста на коже Шуичи, пальцы блондина на члене Сэйдзи, жадные, неуклюжие руки, царапающие, хватающие, ласкающие друг друга. Влажная и ароматная близость, которая расцветает между ними, похожа на пистолет, поднесенный к лицу Матобы. От него невозможно отвести взгляд, он занимает каждую его мысль. Придерживает ли палец спусковой крючок? Это рука принадлежит самому Сэйдзи? Их отношения — это что-то, что Матоба не может принимать как должное, боясь того, что может увидеть. Они слоняются у ворот Ёрисимы, после чего Шуичи вежливо беседует с экзорцистом. Сэйдзи стоит рядом, словно какая-то тихая болезнь. Его внимание ускользает от дерева, чьи ветви свисают от тяжелых спелых плодов, и возвращается к тому моменту, когда Шуичи положил свою руку высоко на его грудь, как его пальцы обхватили ключицу и крепко сжали, когда они поцеловались. Он думает о сладости фруктов и горьком вкусе спермы. — Мы всего лишь проходили мимо, — невинно отвечает Натори на вопрос Ёрисимы. Экзорцист прислоняется к воротам и Матобе кажется, что солнечный свет проходит прямо сквозь него, настолько бледна его кожа. — Натори и Матоба случайно решили выйти на летнюю прогулку, — насмешливо говорит он, будто читая старый детский стишок или готовясь рассказать скучную шутку. Сэйдзи улыбается в ответ на его взгляд, а затем снова смотрит на дерево. Он находит пятнистую тень, которую оно отбрасывает через ворота на белую рубашку Шуичи. Отпечаток листьев на его плечах похож на след от поцелуя. Горький. Сладкий. Шуичи переводит взгляд с Сэйдзи на ветви, увешанные фруктами, и на его лице появляется странное выражение. Он не совсем улыбается, но в его губах и глазах проявляется нежность. — Ты любишь сладкое, — говорит он. Сэйдзи глупо смотрит на него, пытаясь разгадать смысл его слов и выражение лица. Он не привык к тому, что люди говорили ему правду о самом себе. Натори словно сказал: «Я тебя вижу.» Шуичи отворачивается, отвлекая внимание Сэйдзи, и смотрит на Ёрисиму. — Ваше дерево, кажется, хорошо поживает, — замечает Шуичи. — Мы можем попробовать мушмулу? Ёрисима холодно смотрит на Сэйдзи и затем вздыхает, срывая с дерева два плода. Когда он протягивает фрукты Шуичи, они кажутся маленькими и хрупкими в его большой ладони. — Вот, а теперь убирайтесь отсюда, — говорит он. Шуичи дружелюбно улыбается, принимая фрукт. Ёрисима разворачивается, чтобы уйти. — Разве ты не должен учиться или что-то в этом роде? — Что-то в этом роде, — ухмыляется Шуичи. Экзорцист фыркает. Сэйдзи не может сдержать свою улыбку. Эти старые экзорцисты раздражают его, делая вид, будто они слишком молоды, чтобы учиться. Будто бы возраст — необходимое условие для таланта. — Держи, — говорит Шуичи, протягивая ему мушмулу. Сэйдзи берет фрукт в руки, восхищаясь нагретой на солнце кожей. «А, — думает он. — Так вот оно что.» Всё было так просто: Сэйдзи хотел попробовать плоды, поэтому Шуичи отдал их ему. Сэйдзи хотел заполучить Шуичи, поэтому Шуичи отдался ему. Так же легко, как и плод, два взаимозаменяемых, равнозначных желания. Мушмула так же увесиста, как сердце. Он наблюдает, как Шуичи ест фрукт, а его губы искривляются от отвращения. Видимо, плоды еще не созрели, но он ничего не говорит. Из уважения к Ёрисиме или Сэйдзи? Матоба впивается зубами в мушмулу и ощущает прилив сладости на языке. Сок стекает по его подбородку, но он не хочет вытирать его. «Даже в таких мелочах всё не бывает гладко» — думает Сэйдзи, наблюдая, как Шуичи ест плод с недовольным видом, пока солнце освещает его волосы. Его алые глаза метнулись к Сэйдзи, и ящерица обвилась вокруг его запястья, словно пробуя сок на вкус. — Пойдем, — отрывисто говорит Сэйдзи. — Тут рядом есть пустой дом. Шуичи щурится на него сквозь свои нелепые очки. — Вторгаемся на чужую территорию, Матоба? — спрашивает он, сухо забавляясь. — Конечно же нет, — беззаботно отвечает Сэйдзи, хватает липкое от сока запястье Шуичи и тянет его за собой. Матоба был в доме Михару всего два раза: сначала с Нанасэ, а затем и один, медленно прогуливаясь по зданию. Он торопливо проходит через ворота и направляется к боковой двери, чувствуя, как учащается пульс. Честно говоря, этот старый дом вызывает у него мурашки, но он всегда пуст и находится близко, что довольно удобно. Когда еще у них появится такая возможность? Сэйдзи ведет Натори в маленькую спальню, втиснутую за старой кухней. Когда он поворачивается к нему, глаза Шуичи блестят. Ему становится легче от осознания того, что скорее всего, свобода делать всё, что ему угодно и брать то, что ему хочется без каких-либо последствий, исчезнет без следа. Если потом все пойдет прахом, то лучше сказать, что им было весело в те времена. Сэйдзи набрасывается на него, подносит чужую руку ко рту и слизывает липкий сок с ладони. Натори краснеет до кончиков волос, и его дыхание проносится между ними, когда Матоба начинает гладить мягкую кожу. На него с огромной силой давит чувство, похожее на насилие, чувство, которое он не может назвать. — Сэйдзи. Матоба целует его, прижимая их губы друг к другу так яростно, что Шуичи едва не теряет равновесие. Липкие руки брюнета тянутся к горлу Натори, нащупывая пульс. Шуичи обхватывает его одной рукой и притягивает нежную талию. Другой ладонью он приподнимает челюсть экзорциста, и его ногти вдавливают серповидные отметины в кожу. Отчаянный стон раздается эхом, застревая в них. Юноша слизывает сок с подбородка брюнета, проводит ртом по горлу и мягко прикусывает изгиб шеи. Сэйдзи стонет, его руки беспокойно двигаются вниз по спине Шуичи и его бокам, отчаянно пытаясь найти любой сантиметр обнаженной кожи, — на расстегнутом воротнике, на закатанных рукавах, у основания позвоночника, где уже лежит его рубашка. Им трудно поверить, что кто-то когда-либо испытывал нечто подобное, что кто-то действительно пережил такое всепоглощающее желание. — Пообещай мне, — шепчет Шуичи, его горячее дыхание касается шеи брюнета. — Обещать что? — резко спрашивает тот. Шуичи отстраняется, чтобы посмотреть в его глаза. Его лицо становится отстраненным, как будто он может видеть далекое будущее. — Без разницы… Это может быть что-то незначительное, просто пообещай мне хоть что-нибудь, — просит он. Сэйдзи дрожит и хмуро на него смотрит. — Я обещаю… — говорит он и замолкает. Шуичи смотрит на него с опухшими от поцелуев губами, мягкий румянец лишь сильнее освещает его глаза. Матоба думает о выражении его лица, когда он ел мушмулу. Сэйдзи понимает, что никогда не сдерживает обещания, и всё же… — Я обещаю не целовать никого, кроме тебя. Несколько секунд Шуичи смотрит на него пустыми глазами и затем моргает, пока его выражение превращается в нетерпеливый голод, окрашивающий его лицо. — Никаких оговорок? — тяжело выдыхает Натори. Сэйдзи чувствует, как его лицо заливает румянец. — Я что, неясно выразился? — шипит он в ответ. Шуичи хватает его за руки и притягивает к себе, накрывая его рот своим. Губы юноши нетерпеливо двигаются к чужим губам, и вскоре он облизывает их. Его язык с жадностью двигается против языка Сэйдзи. Матоба обнимает и целует его в ответ так долго, как только может. — Сэйдзи, — Шуичи дышит ему в рот, прижимая его к стене и придвигаясь ближе. Матоба чувствует себя загнанным в угол, но на этот раз это приятное чувство. Ему кажется, что до тех пор, пока Шуичи будет обнимать его, все будет в порядке. Натори издает стон, коснувшись его. — Это значит, что ты мой, — произносит он. Матоба вздрагивает всего один раз, но и этого становится достаточно. Они так близко, что Натори, наверное, чувствует это всем телом. Его взгляд смягчается. Сэйдзи чувствует, что он распадется на части, чувствует себя возбужденным и грязным, чувствует тошнотворное напряжение в груди. — Да, — подтверждает он мягким голосом. Шуичи улыбается. — Я тоже хочу быть твоим, — продолжает он. Сэйдзи моргает, не понимая, о чём он говорит. Он не может ясно мыслить, когда бедро блондина зажато между его бедрами, когда его горячее тело прижато к нему, когда вся его кровь вытекла из мозга и собралась в нижней части живота. — Хорошо, — говорит он через мгновение. На лице Шуичи появляется странное выражение, какое-то чувство, которое Сэйдзи не может разобрать, а затем Натори серьёзно смотрит на него. — Сэйдзи, — говорит он. — Я хочу отсосать тебе. Матоба не вздрагивает только потому, что его тело уже полностью напряжено. — Хорошо, — с трудом выговаривает он. Брюнет еле как держится еще несколько минут, но вряд ли его можно за это винить, учитывая то, что вытворяет горячий, влажный рот Шуичи, какие страшные, восхитительные звуки издает его жадный язык вокруг члена Сэйдзи. Матоба падает перед ним после того, как он кончил и испачкал рубашку Натори, и тут же обхватывает рукой член Шуичи в ответ так быстро, как только может. Ему приятно и странно держать его в руках, но Сэйдзи уже не в состоянии думать об этом, так как теперь рваные звуки издает уже блондин. Он стонет, чуть не срываясь на крик, после чего хватает волосы Сэйдзи и толкается в его руку. Каждый звук пронзает тело брюнета, словно удар молнии. Матоба наблюдает, как чужое лицо меняется от удовольствия, покрываясь румянцем. Он мог бы использовать огромное количество пленки, пытаясь запечатлеть это лицо, но в конце концов, никогда бы не был доволен. Как только Шуичи кончает и его пальцы до боли сжимаются в волосах Сэйдзи, брюнет небрежно целует его снова, словно желая склеить их, и в итоге они оба падают обратно на пол. Если садиться на колени блондина довольно приятно, то сжимать его на полу, раскинув руки и ноги, просто великолепно. Его золотистые волосы расплываются под ним, а темные глаза пристально смотрят на него. Они проводят там остаток дня, прижимаясь друг к другу, срывая с себя одежду, трогая все вокруг со слепой жадностью. Сэйдзи не хочет что-либо говорить — он уверен, что каким-то образом испортит всё, так как он может вызывать неожиданные эмоции даже одним словом. Поэтому он молчит, не считая стонов, которые из него вырывает Шуичи, и постоянного повторения чужого имени. — Можно? — Да. — Ты уверен? — Да, я… Я хочу, чтобы ты это сделал. Он думает об этом позже, думает об этом годами: «Я тоже хочу быть твоим.» Одна и та же мысль снова и снова посещала его: принадлежал он ему или нет?Ложь
Их страсть делала их неловкими в самых безобидных ситуациях, не давая понять, как перейти от мгновений безумной любви к повседневному разговору. Они не были друзьями до того, как стали любовниками, поэтому слова медленно выходили из их ртов, уже привыкших к прикосновениям и вкусам. И только сейчас Сэйдзи был смущен их нескромностью, прозрачностью их желания. Спустя годы они стоят вместе в западной комнате дома Михару, всего в нескольких метрах от той комнаты, где они оба когда-то были охвачены вожделением, тоской, ощущением тел друг друга. Сэйдзи может думать только о том, как капля пота ползет по груди Натори под рубашкой, плотно прилегающей к его коже. Шуичи даже не смотрит на него, когда задает неожиданный вопрос. — Ты когда-нибудь думал о том, чтобы отойти от дел? — Нет, — с лёгкостью отвечает Сэйдзи. Он не смотрит на Шуичи, пока тот не начинает кашлять из-за воздуха. Сэйдзи наслаждается безуспешными попытками Натори сделать вдох куда сильнее, чем следовало бы, при этом радостно понимая, что заклинание нисколько не беспокоит его самого. На мгновение ему хочется бросить задание семьи Михару, чтобы увидеть, как Шуичи задохнется. Но это всего лишь мимолетная мечта.Воссоединение
Позже они стоят в саду на расстоянии вытянутой руки. — И все же я иногда думаю об этом. Думаю о тебе, — признается Натори. Его глаза ищут смысл в глазах Матобы, но тот безразлично смотрит на него в ответ. Шуичи рискует, — А ты? Сейчас поздняя весна, которая начинает переходить в раннее лето. Теплый и густой воздух в чистом небе касается лица Сэйдзи. Интересно, если бы он вернулся на несколько лет назад, то обнаружил бы, что это тот самый день, когда они были здесь в последний раз? — Шуичи, — произносит Матоба. Если это слабость, то ему все равно. Он как-нибудь справится. Шуичи улыбается, и экзорцист вспоминает его лицо: растянутые губы, морщинки в глазах. Сэйдзи смотрит на него одним глазом и думает, что возможно, не так уж сильно они и изменились. Он все еще видит, что его рот идеально подходит к впадине рядом с ключицами Шуичи, думает о том, что его большой палец все еще идеально прижимается к лодыжке, он уверен, что руки Шуичи все еще будут жадными и горячими на его коже.2
Когда они уходят, Шуичи поворачивается к Сэйдзи и вкладывает ему в ладонь листок бумаги. Его пальцы теплые, и Сэйдзи невольно вспоминает все места, к которым прикасались эти руки. — Сэйдзи, — невероятно тихо произносит он. Матоба наклоняет голову вбок. — Тебе не кажется, что ты должен последовать своему собственному совету и держаться подальше? Шуичи странно смотрит на него, а затем отводит взгляд, будто смущаясь. — Ты же знаешь, что я никогда не смогу… Сэйдзи наблюдает, как он обдумывает свои слова, а затем резко разворачивается и уходит. Шуичи… смутился? Не может быть, он всегда был бесстыдным. Матоба смотрит на свою руку и разжимает кулак. Смятый листок бумаги, на котором аккуратным почерком написан адрес. Что ж. Значит, он все еще бесстыден.Обещание
Сэйдзи подъезжает к комплексу, когда яркий закат окрашивает белое здание в розово-оранжевые оттенки. Шуичи отвечает после первого гудка. — Это я, — говорит Сэйдзи. Телефонная линия гудит во время долгого молчания. — Пожалуйста, поднимайся, — говорит Шуичи автоматическим, задыхающимся голосом, и дверь со щелчком открывается. Сэйдзи не знал, как именно он представлял квартиру Натори, но он думает, что пустое свободное пространство вполне ему подходит. Шуичи вежливо приглашает его войти, бормочет что-то глупое о чае и жестом предлагает Сэйдзи сесть на уродливый белый диван. Тускнеющее солнце высвечивает на стене оранжевый квадрат — единственный источник света в комнате. Сэйдзи замечает, что оттенок похож на спелую мушмулу, и улыбается про себя. Он садится на диван, и, как ни странно, Шуичи опускается на колени у его ног. Он смотрит на него спокойными, теплыми глазами. — Сэйдзи, — произносит он, и брюнет вздрагивает. — Ты попробовал мушмулу? — спрашивает Матоба, аккуратно сложив руки на коленях. Шуичи по-совиному моргает, глядя на него. — Да. — И как? Лучше, чем в первый раз? — продолжает Сэйдзи. Уголки рта Шуичи приподнимаются. — Да, слаще, — говорит он. — Но, думаю, я предпочту ту, что попробовал раньше. — Как это на тебя похоже — все усложнять, — сухо говорит Сэйдзи, приподняв бровь. Шуичи ухмыляется. — Сэйдзи, пожалуйста, прикоснись ко мне. На мгновение у Матобы перехватывает дыхание. Сердце колотится о ребра, в ушах стучит кровь. Онемев, он поднимает руки и обхватывает лицо Шуичи, который вздыхает и тянется к его прикосновению. Легкая дрожь пробегает по рукам брюнета. — Ты сдержал свое обещание? — спрашивает Шуичи, его глаза горят золотым цветом на прекрасном лице. Сэйдзи удивленно моргает и чувствует, как на его губах появляется улыбка. Он смотрит на Шуичи и ему хочется смеяться. — Да, — легко отвечает он. Натори уставился на него, в то время как слабый румянец вспыхнул на его лице. Ящерица начала бегать кругами вокруг его шеи. — А ты? Как и ожидалось, Натори отводит взгляд, слегка смущенный и явно сожалеющий. — Были и другие, кого я… — Шуичи замолкает, чувствуя себя крайне неловко. Сэйдзи не чувствует той горечи, которую ожидает от него актёр, но все же хмыкает в ответ, желая усилить чувство вины блондина. На его лице, по-прежнему устремленном в пол, мелькает легкая гримаса. Сэйдзи приподнимает его подбородок, и Шуичи хмурится. — Я уверен, что ты загладишь свою вину, — легко говорит Сэйдзи и проводит большим пальцем по нежной скуле. Выражение лица Шуичи проясняется, затем затуманивается странной серьезностью. — Ты… Никогда не было никого, похожего на тебя, — говорит он, тяжело дыша. Он сглатывает, явно борясь с собственной честностью. — У меня есть только ты. Легкая дрожь пробегает по телу Сэйдзи, и он чувствует, как на его губах расцветает широкая улыбка. Шуичи придвигается ближе, обхватывая руками бедра Сэйдзи. Когда он закрывает глаза, Матоба находит его уязвимость довольно милой. Он обхватывает ладонями его лицо, проводит рукой по волосам и удерживает его, наклоняясь вперёд. Они прерывают поцелуй спустя вечность. Матоба прижимается ко лбу актёра, наблюдая за размытым мерцанием его ресниц. — Мой, — шепчет Сэйдзи. Это не вопрос, но всё же… — Твой, — подтверждает Шуичи. Трудно сказать, улетучится ли это временное перемирие после палящего утреннего солнца. Они слишком похожи, но они слишком разные. Но всё останется вместе с ними — это вожделение, эти страстные желания. Эта уверенность, что они вернутся вместе, словно приливы у берега. Они всегда будут принадлежать этому чувству и друг другу. Мой. Твой. Наш.