tricksters

Изуру Камукура

      — Хм? — Камукура повернулся в сторону едва разгоревшегося огня, бросил свой изучающий взор на живо танцующие языки пламени, а затем, наполнившись бесстрастностью, тяжко вздохнул. — Как скучно.       Т/И устало расположилась близ разведенного ею костра, почти подле Изуру, и вытянула свои сухонькие, замерзшие на холодном ветру ручонки.       — Если тебе что-то кажется неинтересным, это не значит, что нужно сидеть без дела, — беззлобно, но строго проговорила девушка, поджав губы. Юноша расценил эти слова как обиду. Всматриваясь в бледное девичье лицо, он начал искать малозаметные проблески эмоций, которые смогли бы побудить в нем живой интерес к спутнице — да все бестолку.       — Верно подмечено, — голос Камукуры прозвучал до ужаса равнодушно, и Т/И нахмурила бровки. — Однако я всего лишь наблюдатель, не более.       — О, теперь я понимаю твою скуку: каждодневно бродить по развалинам и следить за происходящим та-а-ак утомительно, — девчонка вдруг непроизвольно съязвила, но после сразу же потупила голову, тотчас осознав свою неправоту и списав свой беспричинный гнев на жуткую усталость.       — Твой сарказм неуместен и, скажу больше, ничуть меня не задевает, а вся наша беседа, в целом, не имеет смысла. Учти, что я разговариваю с тобой лишь потому, что в безмолвии становится еще скучнее, — Камукура, по своему обыкновению, говорил сухо и холодно, отчего девушка только сильнее наполнялась обидой и кривилась от недовольства.       — Может, ты находишь любую вещь неинтересной только потому, что сам являешься скучной личностью? Хоть ты и уникален по своей природе, ты зауряден, нейтрален ко всему и ко всем.       Казалось, что Т/И за то короткое время, проведенное с Изуру, так и не увидела печати горя и скуки на его лице; не разгадала тяжкого бремени его происхождения. Юноша, который, к счастью или сожалению, не мог чувствовать ярость и досаду, наконец осознал, что никогда не будет понят другими. Примирившись с чужим неведением, он лишь коротко изрек:       — Я предвидел твое раздражение. Думай обо мне все, что угодно. Меня не заботит твое мнение.       Он замолчал. А девушка, право, и не собиралась продолжать в самом деле бессмысленный разговор — ей просто хотелось немного отдохнуть, успокоиться.       Вот в тишине прошел час, затем второй, третий... Уже надвигался поздний вечер. Костер неторопливо угасал, поблескивая своими ярко-красными угольками, которые девушка со старанием раздувала всякий раз, когда огонь начинал тускнеть. Камукура наблюдал, но не вмешивался. Усталые девчоночьи движения сделались для него неким искусством: было в них много страдания, но мелькали проблески искреннего упоения.       Ближе к ночи Изуру стал добродушнее — ему быстро наскучила грубая тишина, — и, немало удивив свою спутницу, он вдруг первым завел непринужденную беседу:       — Сегодняшним утром я собираюсь покинуть город.       Т/И, до этого пребывая во всепоглощающей тоске, позабыла свою недавнюю обиду, в одночасье оживилась и переменилась в лице: в глазенках заискрило любопытство, а губы изогнулись в радостной улыбке. Чуть погодя, девушка с едва заметной надеждой в голоске спросила своего спутника:       — А можно с тобой?       — Поступай, как считаешь нужным.       Изуру не дал точного ответа и произнес эти слова в своей привычной холодной манере. Т/И подумалось, что он намеренно ответил так, а не иначе. Быть может, он хотел, чтоб девушка отправилась поутру вместе с ним, но в то же время не желал обременять ее своим присутствием. Девчонка слабо улыбнулась от собственных мечтаний.       — Я полагаю, мне следует сказать «спасибо».       Т/И нежно, но все же боязливо взяла юношеские руки в свои согретые костром ладошки — Камукура не стал противиться, ибо не видел угрозы в чужих касаниях — и в качестве особой благодарности оставила на чужом запястье невесомый поцелуй, который почувствовался как резкий удар током. Изуру склонил голову в секундном изумлении, а его щеки слабо, почти незаметно порозовели. Юноша чуть приоткрыл рот, и губы его зашевелились, беззвучно сказав долгожданное «интересно». Камукура тотчас принялся усердно размышлять над собственной реакцией: ему вмиг подумалось, что румянец мог оказаться отголоском его старой личности, о которой он ничего не помнил, но которую всю хотел понять и прочувствовать. Желая до конца разобраться в новых ощущениях, Изуру решился на большее — и раззадоренная девушка пылко, с упованием поцеловала его снова, только в губы.