-55-
Чуя чувствует себя Алисой, оказавшейся в Зазеркалье. С той только разницей, что его жизнь перевернулась с ног на голову вовсе не потому, что он сознательно сотворил глупость и вляпался по самые уши. Нет, его жизнь к двадцати двум годам стала настолько размеренной, насколько может быть размеренной жизнь мафиози, постоянно рискующего жизнью и мотающегося не только по всей Японии, но и по всему миру. Но это не уберегло его от очередных проблем. Иногда Чуе кажется, что судьба в восторге от раз за разом подсовываемых ему испытаний на прочность. Злобная стерва, и чувство юмора у неё соответствующее. Когда Мори позвонил и велел срочно явиться в штаб, Чуя предвидел любые проблемы, но оказался не готов к картине, открывшейся его глазам. А картина была такова, что возле стола улыбнувшегося ему и пригласившего пройти в кабинет Мори стоял Дазай. Вот только не взрослая версия, с которой Чуя уже успел несколько раз пересечься во время стычек с канувшей в Лету Гильдией, а юная. Чёрный плащ на плечах, закрывающие один глаз и часть лба бинты, ватная подушка на щеке под слоем пластыря. Чуя впился в обернувшегося к нему Дазая пристальным взглядом и соскользнул им на кисти чужих рук. Шрама на тыльной стороне правой ладони возле большого пальца, который появился у Дазая в восемнадцать, не оказалось на месте. Зато на месте оказалась белёсая полоска шрама, открывшаяся взгляду из-за съехавших на шее бинтов. Этот шрам Дазай получил, когда попал в плен в семнадцать, и это позволило хоть как-то сориентироваться в чужом возрасте. - Вижу, ты и сам всё понял, Чуя-кун, - лукаво улыбнулся Мори, хотя на дне его глаз и затаилась серьёзность. - Что происходит, Мори-доно? - сдержанно уточнил Чуя, делая вид, что его не волнует, с каким искренним любопытством рассматривает его... Дазай? - Полагаю, перед нами результат работы эспера, - поделился Мори, покручивая в пальцах излюбленный скальпель. - Я слышал, в ВДА по просьбе Анго-куна работают над одним делом. Одарённый касанием к человеку вытягивает из его тела двойника или что-то подобное. Это не то чтобы полезно в работе с обычными людьми, но при создании двойников эсперов передаётся и их способность. Другими словами, этот Дазай-кун тоже может использовать «Исповедь». - Какую цель преследует этот одарённый? - нахмурился Чуя, всё-таки переводя взгляд на Дазая и ещё раз цепко его осматривая, будто на том написан ответ. - Выбивание информации из более лёгкой мишени? Попытка присвоить себе чужие способности через подчинение двойников? Создание хаоса? - Как знать. Это работа ВДА, - пожал плечами Мори. - Но я склоняюсь к третьему варианту, потому что Дазай-кун появился посреди моего кабинета буквально из воздуха. Если бы тот эспер хотел кого-то подчинить себе, разве не было бы лучше «проявлять» двойников рядом с собой? Бегать по всему городу и собирать копии довольно трудное и пустое по сути своей занятие. Хаос более вероятен. К тому же, в нём можно скрыть ненужные следы. Кто знает, что задумал этот одарённый. Возможно даже, что всё намного проще: дар этого человека проявился запоздало, и владелец о нём не знает. Много ли нужно, чтобы случайно коснуться кого-то в толпе? Не знающие о своём даре эсперы не могут контролировать его точечное проявление. В пользу этого говорит и разница в возрасте. Я слышал, никто из двойников не был ровесником оригинала. Будто двойников вытягивает прямиком из прошлого. Возможно, так и есть. Возможно, изначальная информация ошибка, и это не двойники, а гости из прошлого, которых необходимо вернуть в своё время. - Я так понимаю, вы вызвали меня для того, чтобы я присмотрел за Дазаем, пока он не исчезнет? - уточнил Чуя, вновь смотря на Мори. - Не думаю, что это скоро случится, поэтому да, - согласно кивнул тот и склонил голову к плечу, сверкая по-кошачьи хитрыми глазами. - А чтобы он не заскучал, можешь поручить ему какую-нибудь работу. Что-нибудь из привычного. Думаю, это отлично развеет его скуку и убережёт тебя от лишней головной боли. Тогда Чуя согласно склонил голову в знак уважения и велел Дазаю идти за собой. Он думал, что справится. Думал, всё пройдёт гладко, ведь всего-то и надо было усадить Дазая разрабатывать какой-нибудь план зачистки, чтобы занять его гениальные мозги, отвлекая от скуки. Но в настоящем Чуя загнан в угол, потому что Дазай опирается ладонями о его стол, высясь тёмной тенью из прошлого, и сверлит пристальным взглядом единственного открытого бинтами глаза, желая получить ответы на свои вопросы. И не важно, копия он определённого периода чужого времени, двойник младше возрастом оригинала или же и вправду настоящий семнадцатилетний Дазай, вытянутый в настоящее из прошлого вопреки всем законам времени. Это не меняет того факта, что его вопросы ударили по всем самым больным местам Чуи разом. - Почему ты не смотришь мне в глаза? - спросил Дазай. - Почему вызвали тебя, а не мою взрослую версию? - спросил Дазай. - Где я, живущий, существующий в этом времени? - спросил Дазай. - Почему ты не носишь кольцо, которое я тебе подарил? - спросил Дазай. Чуя может только сидеть за своим столом и молча смотреть на человека, который когда-то стал смыслом его жизни. Пусть они с Дазаем невзлюбили друг друга с самой первой встречи, это не помешало им постепенно сблизиться. Целый год на это убили, а уж сколько было убито нервных клеток, и подсчитать невозможно. Постоянно грызлись, дрались, подставляли друг друга и пытались задеть, унизить, высмеять. А потом неожиданно притёрлись и стали получать удовольствие от совместных миссий. Шутки стали не ядовитыми, а смешными. Видеться стали не только во время заданий, но и просто так, без всякого повода. Бродили вместе по ночной Йокогаме и гуляли по крышам домов. Пытались увидеть далёкие звёзды сквозь отсветы городских огней и обменивались тычками под рёбра, потому что «эй, Чуя, у нас прямо свидание, так давай совершим двойной суицид?» и «заткнись, придурок, бинты, видимо, не удержали мозги в твоей черепушке, и те потерялись по дороге». Всё было так хорошо поначалу. И стало только лучше, когда Чуя осознал, что его первая неловкая влюблённость - и в кого? в этого идиота! - оказалась взаимной. Дазай признался первым. По-своему, конечно. После очередной мафиозной стычки Чуя оказался на больничной койке и пришёл в себя, ощущая тёплое прикосновение чужих губ к своим губам, неловкое из-за вставленной в рот дыхательной трубки. Дазай тогда едва слышно прошептал, что Чуя должен, обязан прийти в себя, потому что жизнь Дазая потеряет без него всякий смысл. Чуя не знал, что на это можно ответить, поэтому открыл глаза только тогда, когда услышал звук закрывшейся двери опустевшей палаты. А когда выписался, первым делом нашёл Дазая и без лишних слов поцеловал. Им было по семнадцать. А потом Дазай стал отдаляться. Незаметно и очень близко он сошёлся с Одой и Анго и начал уделять им почти всё своё свободное время. В то же время Чую начали гонять по командировочным поездкам, из-за чего он мог не видеть Дазая неделями. Не то чтобы чувства остыли, нет. Когда они наконец-то встречались, оставались наедине, всё то, что было между ними, накрывало обоих с головой. Чуя считал это хорошим знаком. Себя он всегда считал однолюбом, но вот у Дазая в голове был ветер. Чуя не ревновал, потому что доверял, но это не мешало ему сомневаться в том, что однажды Дазаю не станет скучно, и он не уйдёт, оставив его позади. Вот только закончилась история совсем иначе, и ушёл Дазай не потому, что ему стало скучно испытывать чувства к Чуе. Ушёл Дазай, чтобы стать предателем. «Даже смешно вспоминать», - думает Чуя, всматриваясь в коньячно-карие глаза - один видимый из-за бинтов, к сожалению - а в памяти первая встреча с Дазаем и как бесконечно бесил его этот занудный самодовольный тип. Кто бы мог подумать, правда? Кто вообще может предугадать своё будущее? В пятнадцать Чуе казалось, что он убьёт Дазая, невзирая на последствия. В шестнадцать у Дазая случилось обострение суицидальных порывов, и пришлось раз за разом вылавливать его из реки, призывая все проклятия на полную песка и водорослей голову. В семнадцать проснулись непонятные, путанные, размытые чувства, приобрётшие ближе к восемнадцати яркий цвет и насыщенность, терпкий вкус и манящий аромат. А всё, что осталось после восемнадцати, это выжженная в душе пустыня и безликое и серое одиночество. Потому что Дазай ушёл. - Ушёл, - эхом повторяет Чуя последний виток своих мыслей, когда его ладони касается чужая в попытке обратить на себя внимание. Встрепенувшись, он фокусирует взгляд на нахмурившемся Дазае и криво улыбается. - Ты ушёл, Дазай. В восемнадцать лет ты покинул Порт, поэтому вызвали только меня. Ты, существующий в этом времени, работаешь на наших врагов. Там и находится твоя предательская шкура - в их штабе. А в глаза я тебе не смотрю, потому что не хочу. Ни смотреть на тебя не хочу, ни видеть. - Ты не лжёшь, - помолчав, говорит Дазай, но не отходит в сторону, только сильнее сжимает пальцы Чуи, и не думая выпускать их из своей цепкой хватки. - Но почему? Почему я ушёл? Зачем мне это, если единственный важный для меня человек находится в Порту? К тому же, это место - мой дом. - Потому что единственный важный для тебя человек умер, - выжимая эти слова из себя через силу, озвучивает Чуя то, о чём даже думать себе не позволял - слишком это было больно; и хмурится. - Хотя это странно. Тебе ведь семнадцать, разве нет? Тогда вы с Одой ещё не были особо близки, да и Анго был в отъезде... - Что? - склоняет голову к плечу Дазай. - Причём здесь Одасаку? Чуя безмолвно смотрит на него. Дазай какое-то время смотрит в ответ, а после на мгновение отводит взгляд, задумчиво пожёвывая щёку изнутри, и его глаза вспыхивают блеском озарения. Вскинув брови, Дазай снова смотрит на Чую и кривовато улыбается. - О, ты решил, что я говорил об Одасаку? Надо же. Ты стал старше, Чуя, но остался таким же глупым. Раздражённо цыкнув, Чуя вырывает свою руку из его хватки и поднимается из кресла, не в силах сидеть на одном месте. Зная, что спокойствие принесёт лишь открытое небо над головой, он покидает кабинет и направляется к лифтам. Разумеется, Дазай следует за ним, но Чуе на это наплевать. На всё становится наплевать, когда на крыше штабной высотки по щекам начинает хлестать отрезвляющий ледяной ветер. Приходится придерживать шляпу, чтобы не унесло прочь. Дазай ёжится от холода и кутается в плащ, но подходит ближе к краю и с любопытством смотрит вниз, на крошечные, почти игрушечные улицы и здания, машины. Люди с такой высоты если и видны, напоминают размытые ручейки муравьёв. - Я не понимаю, - негромко говорит Дазай, оборачиваясь к прикурившему сигарету Чуе, прислонившемуся спиной к вентиляционной будке. - Одасаку - мой друг, но не он тот человек, что является для меня самым важным. Я всегда смотрел только на тебя, Чуя. Ты должен это знать, ведь мне семнадцать, и я уже признался тебе в своих чувствах. Но ты говоришь странные вещи. Ты не носишь кольцо, хотя моё на месте, - вскинув левую руку, что до этого покоилась в кармане брюк, Дазай показывает кольцо, красующееся на мизинце. - Ты не смотришь мне в глаза, хотя всегда говорил, что только так можешь прочесть меня. - Я больше не хочу читать тебя, - раздражённо отзывается Чуя, вскидывая на него потемневший взгляд. - Мне по горло хватило тебя и твоих выходок, Дазай. Ты мотал мне нервы, сколько мы были знакомы, и даже после признания ничего не изменилось. Но я верил тебе. Я доверял тебе. А ты предал Порт. Ты предал меня. Трусливо сбежал, не оставив даже записку на прощание, никак не объяснившись. Это только потом я узнал, что всё из-за того, что Босс использовал Оду в своих планах. И после этого ты ещё будешь что-то отрицать? - Не понимаю, - повторяет Дазай, подходя к нему; недовольно кривится. - И мне это не нравится. Ненавижу не понимать. Если Мори-сан использовал Одасаку для своих планов, значит, так было нужно. Не знаю, что должно было произойти, чтобы из-за его смерти я покинул Порт. Я всегда знал, что и моя жизнь, и жизни других людей в мафии не принадлежит нам. Босс может убрать с шахматной доски любого, если это послужит на благо организации. Я в этом с детства. Я был готов умереть, если мне прикажут. И сейчас готов к этому. Поэтому я не понимаю, о чём ты говоришь. Я бы никогда не оставил Порт. - Никогда не говори «никогда», - усмехается Чуя и выдыхает дым в чужое лицо. Дазай закашливается и отшатывается, вскидывая обиженный взгляд. Ещё не посветлевшие на пару тонов тёмно-каштановые кудри треплет шальной ветер. Сохранившаяся детская округлость лица придаёт Дазаю нежной трогательности. Упрямо поджатые губы и стиснутые кулаки - как визитная карточка прошедших лет, построенных на бесконечных спорах. Дазай эмоциональнее и более открытый, чем Чуя помнит по их общему прошлому, но ему это... Вроде как даже нравится. Нравится то, как Дазай смотрит на него: изучает и запоминает, но вместе с тем неприкрыто любуется. Нравится то, как он пытается держаться поближе, плечом к плечу. В прошлом Чуя и не замечал, что Дазай постоянно отирается - буквально - вокруг него, будто желая пометить своим запахом, своим теплом, своим присутствием. И кольцо это на мизинце, которое Дазай прокручивает, задумавшись о чём-то своём... На внутренней стороне выбито латынью «связаны красной нитью», и кольцо это - своё - Чуя с этой самой крыши запустил в воздух со всей своей злостью, когда узнал о предательстве того, кто проник и в голову, и в душу, и в сердце. - Я не знаю, почему ушёл, - обрывая растянувшееся молчание, говорит Дазай, когда Чуя прикуривает уже вторую сигарету, и встаёт рядом с ним, снова прижимаясь под бок. - И не знаю, надолго ли я в этом времени. Не знаю, отголосок ли я мыслей и памяти оригинала этого времени или действительно выдернут из прошлого. Но одно я знаю точно - я не хочу уходить, не хочу оставлять тебя. Ты самый важный и дорогой для меня человек, Чуя. И пока я здесь, неважно, насколько это растянется, я хочу быть рядом с тобой. - Тебе придётся работать на Порт. Возможно, снова работать вместе со мной «Двойным Чёрным», - выдохнув дым носом, сообщает Чуя, запрокидывая голову и глядя на безоблачное небо. - Уж больно довольным выглядел Мори-доно, когда говорил о том, что ты сохранил свою способность. - Разве это не здорово? - спрашивает Дазай и смотрит вновь внимательно, изучающе, цепко. - Здорово, - неожиданно для самого себя вдруг признаётся Чуя и, помедлив, позволяет себе зарыться пальцами в кудри---
И это действительно оказывается здорово. Неважно, что все вокруг постоянно косятся и шепчутся за спиной. Неважно, что Акутагава бродит поблизости неприкаянной тенью, поглядывая на Дазая с любопытством голодной акулы. Неважно, что у самого Чуи от чужих выходок вновь звенят нервы, потому что, какого бы возраста ни был, Дазай - это Дазай. Всё происходящее всё равно здорово, потому что болезненная тоска, непринятие и желание оградиться от Дазая в итоге выливаются в тесное общение. Совсем как раньше, когда понятие личного пространства размывалось, и было так хорошо просто находиться рядом. Дазай касается и делает это постоянно. Чуя только не может понять, он так себя успокаивает, просто привычно жадничает или же чувствует, что это нужно самому Чуе. Потому что Чуе неожиданно нужно. Без какого-либо подтекста, просто чужое тепло и присутствие рядом. Оказывается, это так здорово: заполнять отчёты и шипеть на Дазая из-за того, что тот ленится и пытается откосить. Оказывается, это так здорово: когда на твоё плечо опираются локтём, приобнимая при этом за шею. Оказывается, это так здорово: когда на тебя наваливаются со спины с нытьём о том, что работа работой, а обед по расписанию. В прошлом Чую это всё бесконечно бесило. И когда Дазай косил от работы, сваливая всё на него, и когда всеми возможными способами подчёркивал своё преимущество в росте, используя Чую как вешалку или подставку для своего ленивого тела. Это всегда задевало, оскорбляло и даже обижало, но в настоящем Чуя в какой-то момент ловит себя на том, что наслаждается. Неважно, что Дазай делает, что говорит, как ведёт себя. Главное, что он рядом. Дремлет, развалившись на кожаном диване в кабинете Чуи. Сидит на краю его стола, болтая ногами в воздухе. Стоит позади его кресла, читая через плечо какой-нибудь отчёт в руках Чуи и играясь при этом с его отросшими волосами, к которым явно питает какую-то слабость. Как же Чуя по всему этому скучал. Он и не подозревал, что настолько сильно. «Не смей», - приказывает себе Чуя каждый раз, когда обнаглевший Дазай - такой мальчишка - подлавливает момент и вжимается губами в его щёку, будто стесняясь целовать повзрослевшего Чую в губы, и шкодливо сверкает единственным глазом, похожим на редкий драгоценный камень. - «Не смей привязываться к нему. Это не закончится ничем хорошим, ты же знаешь». Но у него не получается. Совершенно не получается, потому что всё это время, все эти прошедшие годы глубоко в душе Чуя скучал и ждал Дазая. Ждал возвращения единственного важного для себя человека, пусть это и были пустые и глупые мечты. А дальше становится ещё хуже, потому что Мори всё-таки отправляет их на зачистку, и не использовать «Порчу» не вариант. «Исповедь» Дазая срабатывает. Яростный огонь перестаёт рвать тело на части. Боль и усталость затмевают сознание, но Чуя, которого Дазай на руках вытаскивает из руин, оставшихся от базы группировки, против которой Мори выставил их дуэт, не может сдержаться, кривит окровавленные губы в улыбке, а после и вовсе срывается на смех. Он уже и забыл, каково это: использовать свою силу полностью и не бояться, что в какой-то момент сорвёт предохранители. Но Дазай снова рядом, рядом вновь пустота его «Исповеди», способная принять в себя огонь «Порчи», и от этого пружина, что всё это время давила изнутри, исчезает без следа. Вот только чем дольше Дазай находится рядом, тем больше Чуя тревожится. Так не бывает. Хорошие вещи - не для него, проклятого самой судьбой, подарки. Всё чаще он задумывается о том, когда же наступит тот момент, когда Дазай исчезнет. Как это произойдёт? Быстро? В один миг, как Дазай и появился? Будут ли они рядом в этот момент? Сможет ли Чуя хотя бы на этот раз попрощаться или Дазай испарится, стоит только на секунду закрыть глаза? Чуя надеется, что успеет хотя бы поблагодарить за то время, что они с Дазаем провели вместе. Надеется, что хотя бы в последний миг осмелится приоткрыть свою душу и поделиться накопленной искренностью. - Эй, Чуя, у нас новое задание от Мори-сана, - вваливается в его кабинет Дазай, помахивая чёрной папкой в воздухе. - Кажется, там будет что-то интересное. Настолько интересное, что нам велено взять с собой «Чёрных ящериц» и отряды поддержки. Жаль-жаль. Я бы хотел отправиться только с тобой. Вдвоём. - Маленькое кровожадное чудовище, - усмехается Чуя, отмахиваясь от тяжёлых мыслей, и забирает протянутую папку. - Что на этот раз? Усмешка исчезает без следа, стоит только увидеть вложенную на первый лист фотографию. С неё на Чую смотрит лицо разыскиваемого эспера, способного создавать чужих двойников. Сердце будто сжимает ледяная ладонь. Пальцы сминают листы. На макушку опускается чужой подбородок. - Всё хорошо, - негромко, спокойно говорит Дазай, и по тону становится ясно, что он уже в курсе всех деталей плана. - Нам нужно просто захватить его для Порта. - Просто захватить, - эхом повторяет Чуя. Звучит и в самом деле просто. Слишком просто. Нереально просто, когда речь заходит о Чуе и подлянках от судьбы специально для него. Он слушает план Дазая, запоминает мелкие нюансы и подробности, но всё его внимание сосредоточено на внутреннем радаре, настроенном на опасность. Невидимое устройство сходит с ума. Чуя не ждёт от этой вылазки ничего хорошего. И, конечно же, оказывается прав.***
- Нет! Вырвавшийся из его горла крик эхом разносится по руинам, оставшимся от штаба шайки, главарь которой возомнил себя очередным властелином мира и решил продемонстрировать это. Как оказалось, устроивший переполох с двойниками одарённый не был невинной овечкой, работал на этого человека, поэтому нет ничего удивительно в том, что члены ВДА и Порта сошлись в одной точке лицом к лицу, ведь детективные крысы так неудачно разнюхали обо всём одновременно с мафией. Правда, они немного опоздали. Точнее, появились тогда, когда всё было кончено, но по закону подлости вертлявая живучая крыса выскользнула из-под завала именно с их стороны. Всё оружие тут же было переведено с членов «Чёрных ящериц» на показавшегося эспера, из-за которого в городе уже больше месяца царит переполох, и только порадовавшийся отсутствию Дазая Чуя неожиданно для всех, неожиданно для самого себя, срывается и делает резкий шаг вперёд, стоит только Ацуши вырубить цель. Всё его тело охватывает алое свечение, расходящееся прочь по земле, и в воздух взлетает несколько тяжёлых обломков, оставшихся от расколотых бетонных плит. - Вы не заберёте его, - цедит Чуя, впиваясь взглядом в вышедшего вперёд Куникиду, сверлящего его ответным тяжёлым взглядом из-под нахмуренных бровей. - Этот эспер отправится в Порт. - Поимка этого эспера - задача ВДА, - встаёт рядом с Куникидой осмелевшая на свободе Кёка. - Никто в здравом уме не передаст человека, обладающего столь опасной способностью, Портовой мафии. - Боже-боже, оставишь вас без присмотра всего на минуту, и вы уже готовы сцепиться. Заслышав насмешливый голос, Чуя леденеет и переводит взгляд на показавшуюся за спинами детективов каштановую лохматую макушку. Дазай, из-за отсутствия которого он только успел порадоваться, появляется как всегда спонтанно и неожиданно, будто специально выжидал момент для своих театральных эффектов. Шагнув вперёд, новоявленный детектив окидывает насмешливым взглядом обе стороны, фыркает, отмечая, что подобрались что свои, что чужие, а после смотрит на Чую и... О, Чуя знает этот взгляд. Наверняка Дазай какое-то время наблюдал за представлением со стороны, а теперь заканчивает анализ, собирая оставшиеся детали и приходя к каким-то выводам. В какой-то момент Дазай скользит взглядом ниже и едва заметно дёргается. Чуя нутром ощущает его вспыхнувшее напряжение. Проследив взгляд Дазая, он смотрит на кольцо, надетое по требованию младшего Дазая на мизинец поверх перчатки, чтобы все вокруг видели, как раньше, как в прошлом, и мысленно чертыхается. Когда они с Дазаем встретились на поле боя из-за Гильдии, этого кольца на его руке не было. Его вообще не было у Чуи. Разумеется, такая яркая и значимая для них обоих деталь не остаётся незамеченной. Разумеется, у Дазая в голове тут же вспыхивает безумная, но от того не менее жизнеспособная теория. Это становится понятно, когда их взгляды вновь сталкиваются. Но нарушает тишину не Чуя. Нарушает тишину не Дазай. Нарушает тишину звук шагов за спиной, слишком громкий, слишком тяжёлый, а после... - Так вон он какой. Если до этого над руинами висела напряжённая тишина, теперь она начинает звенеть. Шумно выдохнув, Чуя оборачивается и видит показавшегося юного Дазая, который всё время операции провёл в припаркованной неподалёку машине; из соображений безопасности и из-за паранойи Чуи. «Дубль» проходит между расступившимся «Чёрными ящерицами» и людьми из отрядов поддержки и останавливается рядом с Чуей, впиваясь пристальным взглядом в замершего настоящего Дазая. Склонив голову к плечу, какое-то время анализирует увиденное, а после едва слышно хмыкает. - Думаешь, если я убью его, то смогу занять его место в этом мире? - спрашивает он, обернувшись к Чуе. Чертовски неожиданно, но в то же время так предсказуемо. Из груди Чуи рвётся нервный смешок. Ему кажется, что всё вокруг него - одно большое, искажающее реальность зеркало; длинный туннель, наполненный разными событиями и воспоминаниями, по которому он плывёт, совсем потерявшийся, запутавшийся в самом себе. А всё потому, что за прошедшее время этот «Дубль» в лице юного Дазая - неожиданно потребовавший называть его только по имени и никак иначе - незаметно втёрся в его жизнь и в итоге плотно пророс в ней толстыми корнями. Чуя думал, что не подпустит его к себе. Думал, будет держаться в стороне. Думал, поработает с ним пару раз и сможет сбежать куда-нибудь, скрыться. Но не получилось. Юный Дазай Осаму сидел в его кабинете; ходил с ним на миссии и зачистки; жил всё это время у него дома. Он даже нашёл мастерскую, где когда-то сделал на заказ их парные кольца, и притащил оттуда для Чуи копию выброшенного кольца; собственноручно надел его поверх тонкого бархата перчатки с приказом никогда больше ни за что не снимать. Всего лишь отголосок памяти, выдернутая из прошлого личность, фантом - неважно. Всего лишь проведённый вместе за вычетом нескольких дней месяц. Всего лишь взбалмошный семнадцатилетний Дазай Осаму: в чём-то наивный, в чём-то не по возрасту рассудительный, но такой же жадный до внимания Чуи, каким тот его и запомнил. Всего лишь самый важный. Всего лишь самый родной и близкий. Разве у Чуи был хоть один шанс устоять? Нет, не было. Воспринимать юного Дазая как пустую копию не получалось. «Дубль» был слишком живым и слишком... Дазаем. Он казался настоящим, и Чуя по-настоящему привязался к нему, хотя и не желал этого, зная, что рано или поздно всё это закончится, придётся разойтись, и вновь будет больно. Он тоже научился ненавидеть боль. - Мы ведь можем попробовать, верно? - продолжает «Дубль», вновь глядя на спрятавшего все эмоции настоящего Дазая, и под напряжёнными взглядами членов ВДА достаёт из прикреплённой к ремню брюк кобуры пистолет. - Разве не в этом смысл способности этого эспера? Вернуть то лучшее, что было когда-то утеряно? - О чём ты? - не выдерживает Куникида, хотя по его лицу и ясно, что ситуация знатно выбила его из колеи. Кажется, о том, что где-то может ходить двойник Дазая, никто даже не задумывался, не подозревал. - А вы не поняли? - сняв пистолет с предохранителя, «Дубль» вскидывает руку, направляя его на свой не шелохнувшийся «оригинал». - Я провёл детальное сравнение всех появившихся копий с их оригиналами. Гении на пути к успеху. Молодые таланты, которым пророчили великое будущее. Люди, которые могли чего-то достичь, сделать что-то значимое, но не сделали из-за того, какой путь выбрали в прошлом: неправильный. Ещё одна занятная деталь обнаружилась, когда я провёл опрос нескольких жертв. Все они - каждая в своей манере - дали понять, что мечтали повернуть время вспять и сделать другой выбор. Что отдали бы многое, отдали бы всё за один-единственный шанс всё исправить. - Ты... Не говорил мне этого, - хрипло замечает Чуя, обернувшись к юному Дазаю, и тот пожимает плечами. - Я не хотел расстраивать тебя, - признаётся он и встаёт ближе к Чуе, касаясь его плеча своим. - Никогда не хотел. Всё, чего я хотел, - коньячно-карие глаза, больше не скрытые бинтами, впиваются цепким взглядом в застывшее пустой маской лицо «оригинала», - это быть рядом с тобой. Как напарники. Как друзья. Как семья. Работать в паре. Работать на благо Порта. Оберегать тебя от твоей же способности. Быть для тебя якорем. Большего мне не нужно. Но потом что-то пошло не так. Я не знаю, что именно, но будущий я перечеркнул всё это. Разрушил. Уничтожил. А теперь хочет вернуть, настолько, что я появился в этом времени. Вот только не может. - Тебе не место в этом мире, - нарушает повисшую тишину Дазай. Чуя вдруг понимает, неожиданно осознаёт, что в чужом голосе промелькнул надлом. А ещё всё происходящее как-то незаметно, но резко приобрело слишком личный характер. Обернувшись, Чуя даёт отмашку Акутагаве и не сводящему взгляда с противника Хироцу. Те несколько секунд медлят, явно не желая оставлять Чую без поддержки, но всё-таки удаляются, синхронно развернувшись на каблуках и уводя за собой остальных. Когда площадка за спиной пустеет, Чуя оборачивается к Дазаю. Тот тоже даёт своим людям отмашку. Куникида явно недоволен происходящим, но, по всей видимости, ему свойственно уважение чужого личного пространства. А вот Ацуши чуть не получает по голове бетонным осколком, который врезается в землю между ним и бессознательным эспером, к которому он приблизился, чтобы забрать. - Всё хорошо, Ацуши-кун, - улыбается ему Дазай, даже не думая отводить взгляд от подобравшегося Чуи. - Не случится ничего страшного, если наша цель полежит здесь ещё немного. Напрягшийся из-за вспышки агрессии со стороны Чуи Ацуши явно не разделяет его мнение, но под раздражённым взглядом Чуи исчезает в мгновение ока. В ту же секунду запястья касаются тёплые пальцы, и вспыхивает прозрачно-голубая «Исповедь», гася «Смутную печаль». - Ты слишком нервничаешь, Чуя, - тянет «Дубль» и улыбается в ответ на хмурый взгляд. - Всё хорошо. Мы убьём его, заберём эспера и вернёмся к Мори-сану. Коё-сан обещала пригласить всех на ужин, помнишь? А нам ещё с отчётами возиться. - Слишком самонадеянно. Я, правда, был таким? Будто в каком-нибудь вестерне, Дазай ловко выхватывает пистолет, щёлкая предохранителем и направляя дуло в голову своей копии. Чуя напрягается, но сделать ничего не может - «Дубль» не отпускает его запястье. Более того, он выходит вперёд и прикрывает его собой, будто щитом. - Почему ты делаешь это? - спрашивает почти с искренним любопытством. - Я же вижу пустоту в твоих глазах. Она всегда жила в тебе, исчезнув лишь тогда, когда в твоей жизни появился Чуя. Но ты сам бросил его. Сам выбрал одиночество и блуждание неприкаянной душой. Возможно, я не знаю причин твоего ухода из Порта, но этот эспер не просто так создаёт копии определённого периода времени. Узнав будущее, я его не допущу. Узнав будущее, я, в отличие от тебя, проживу счастливые годы до той точки, в которой замер ты. Я не совершу ошибку, не покину свой дом и не предам своего человека, как поступил ты. Так почему ты упрямишься? Давай, Дазай Осаму, тёмный гений Портовой мафии, задействуй свои гениальные мозги. У тебя нет ничего кроме пожирающей тебя пустоты, а у меня есть всё. У меня есть Чуя, который никогда тебе не достанется. Так зачем тебе жить? Умри и освободи для меня место. Не мешайся под ногами, просто сдох... Договорить «Дубль» не успевает. Резко переведя пистолет, Дазай стреляет в голову бессознательного эспера, будто в последний момент решил не рисковать даже минимально, стреляя в свою копию, что могло чёрт знает чем закончиться. Чуя осознаёт всё происходящее как в замедленной съёмке. Вот он пытается вызвать «Смутную печаль», предотвратить катастрофу, выставить щит из бетона, но не может из-за хватки хозяина «Исповеди» на своём запястье, а в следующий миг из дрогнувших пальцев юной версии Дазая выпадает пистолет. Из пальцев, теряющих свою материальность. - Нет, - выдыхает Чуя, в ужасе смотря на обернувшегося к нему растворяющегося в воздухе мальчишку. - Нет, нет... Нет! Дазай! - Эй, Чуя, - улыбается «Дубль», подаваясь к нему и проводя ладонью с кольцом на мизинце по его щеке. Прикосновение едва ощущается, холодное, неживое, и от этого в душе Чуи поселяется ужас. - Просто знай, что я люблю тебя. Слышишь? Где бы я ни был, я люблю тебя, Накахара Чуя. Ты - мой самый дорогой человек. Ты - тот единственный, на кого я всегда смотрел. - Дазай! Осаму! - срывается на крик Чуя, пытаясь ухватиться за чужие плечи. Но хватает лишь воздух. На его глазах Дазай Осаму, семнадцатилетний мальчишка, так неожиданно ворвавшийся в его жизнь, раскрасивший её за минувший месяц в яркие цвета, вернувший ему вкус к этой самой жизни, вернувший из пыльных задворков прошлого искренние широкие улыбки и смех Чуи, исчезает, испаряется без следа. И мир мгновенно теряет все свои краски. Зрение размывается. Уши закладывает. Чуе кажется, он попал в вакуум, где нет воздуха. Лёгкие сдавливает, за глазными яблоками печёт до боли, и он не сразу понимает, почему больно коленям, и почему перед глазами лишь осколки и пыль. Ему кажется, это обломки его жизни, но нет, лишь подвели подкосившиеся, ослабшие в коленях ноги. Из груди рвётся вой: звериный, жалобный, болезненный - звук волка, потерявшего свою пару - и Чуя изо всех сил зажимает рот ладонями, понимая, что по щекам бегут жгучие слёзы. Задыхаясь, ощущая, как изнутри вновь разрывает болью утраты - так же больно и страшно, как когда Дазай оставил его впервые - Чуя сжимается в комок, жалея, что не может испариться, просто исчезнуть вслед за «Дублем», и неважно, настоящим тот был или нет. А потом его хватают за плечи и заставляют выпрямиться. Потом его лицо обхватывают ладонями, заставляя поднять голову, и Чуя вновь видит эти же кудри, эти же глаза, эти же губы, что беззвучно двигаются. Ватная тишина постепенно исчезает, и слух улавливает полное неподдельного волнения «Чуя, дыши, пожалуйста, тебе нужно дышать». Из груди рвётся истеричный смех. Потому что этот голос выше. Потому что это лицо то же самое, но и совсем другое. Потому что эти волосы намного светлее. Потому что «Дубль», к которому Чуя успел привязаться так же сильно, как когда ему самому было семнадцать, исчез, а перед ним сидит «оригинал»: тот самый, который в итоге сам оказался непригодным материалом, черновым вариантом. - А я не хочу дышать, - хрипит Чуя и дико скалится, вцепляясь в чужие запястья до боли, синяков и хруста костей. - Ты слышишь, Дазай? Я не хочу дышать. Я хочу задохнуться. Я ведь обещал. Обещал себе, что не стану больше ничего к тебе испытывать, чувствовать. Никогда. Не после того, что ты сделал. Не после того, как ты оставил меня, бросил меня. Но, оказавшись рядом с ним, я вспомнил, как много и часто мы с тобой смеялись в прошлом, когда были вместе, и поддался. Потому что невозможно сказать «нет» тому Дазаю, которым ты был раньше. Тому Дазаю, который смотрел только на меня и видел только меня. Тому Дазаю, которого я любил и который любил меня. - Я всё ещё люблю тебя, - едва слышно признаётся Дазай, помогая встать на ноги, и обнимает за плечи, пытаясь принять чужой вес на себя, прижать и прижаться плотнее. Но Чуя отшатывается, отталкивает и на заплетающихся ногах отходит в сторону. Хрипло смеётся: сначала тихо, после - всё громче. - Да кому нужна твоя любовь? - криво улыбается. - Кому она нужна, такая лживая и грязная? - Я не лгу, - раздосадовано поводит плечом Дазай и поднимает оброненный исчезнувшим «Дублем» пистолет. - Я совершил ошибку, но понял это слишком поздно. Хотел повернуть назад, но не мог из-за того, что произошло между мной и Мори-саном: такое не прощают. Но в чём-то моя копия была права. Пустота не давала жить спокойно. Воспоминания постоянно грызли изнутри. Когда я всё-таки решился на встречу с Мори-саном, чтобы поговорить о том, что случилось тогда, в прошлом, объявилась Гильдия. Стало не до этого, а когда я встретил тебя, ты дал понять, что я больше тебе не нужен. Разве не так? - А ты хотел, чтобы я бросился тебе на шею? - однобоко усмехается Чуя и нервно крутит кольцо на мизинце, получая садистское удовольствие от промелькнувших во взгляде Дазая эмоций, стоило тому вновь обратить внимание на этот не исчезнувший призрак прошлого. - Чтобы заверял в своей любви? Чтобы умолял вернуться? Я и так совершил невозможное: доверил тебе свою жизнь, использовав «Порчу». Этого уже было немало! Повисает напряжённая тишина, а после Дазай протягивает ему пистолет рукоятью вперёд. - Хочешь отомстить? - спрашивает и склоняет голову к плечу тем самым характерным жестом, который когда-то забавлял Чую, придумавшего тысячу и одну шутку про «щенячьи повадки» в отместку за все издевательства над его ростом. - Можешь взять этот пистолет и выпустить всю обойму мне в голову. За то, что оставил. За то, что предал. За то, что подвёл. Но только ты, Чуя, а не какой-то фантом или копия. Потому что я причинил боль тебе и это твоё право на месть, а не чьё-то ещё. - Тебе надо, ты и стреляй, чёртов суицидник, - устало выдыхает Чуя и отворачивается, направляясь к выходу из руин, стараясь удержаться на всё подкашивающихся, дрожащих ногах. - А я ничего не хочу, и от тебя мне ничего не нужно. Хочешь, беги на все четыре стороны: бегать ты хорошо умеешь. Хочешь, застрелись. Будет тебе долгожданное счастье. А меня оставь в покое. Просто оставь меня в покое, потому что я ненавижу тебя, Дазай. Я тебя ненавижу. - Чуя... Надлом в голосе теперь слышен отчётливее, но Чуя не оборачивается. Всё это было ошибкой. И ведь знал, что «Дубль» не останется рядом навсегда. Прошлого не вернёшь, как ни крути. Ошибок былых дней не исправишь. Любимых, покинувших тебя однажды, силой не удержишь. Семнадцатилетний Дазай будто не в будущее попал, а самого Чую вернул в то время, когда он жил и радовался жизни, каждому дню, просто потому что не был один, позабыл значение слова «одиночество». Но это были лишь отголоски прошлого, а настоящее есть настоящее. И оно такое, какое есть: болезненное, одинокое и наполнено затаённым отчаянием. И пусть Дазай признался, что всё ещё любит, пусть дал понять, что хочет вновь быть рядом, пусть «Дубль» своей речью в каком-то смысле подтвердил его слова, Чуя не верит. Предавший однажды предаст и во второй раз. Стоит Дазаю вновь отвлечься на кого-то, вновь заскучать, и Чуя опять окажется за бортом. Ему это не нужно. Он не каменный и не железный. У него тоже есть сердце, есть чувства и есть мечты. Вновь увидеть, как топчутся по их осколкам, уничтожая в пыль? Да лучше сгореть в огне «Порчи». Об этом Чуя думает, когда выходит к своим людям, запинается и мгновенно оказывается подхвачен лентой «Расёмона». Об этом думает, когда бездумно на автопилоте благодарит Акутагаву и отдаёт Хироцу приказ вызвать группу зачистки. Об этом думает, когда бредёт к машине, на периферии сознания понимая, что в таком состоянии способен попасть в аварию, если сядет за руль. Об этом думает, когда за спиной за стенами руин слышится один-единственный, прозвучавший громом среди ясного неба выстрел. После этого все мысли из его головы исчезают. Голубые глаза распахиваются шире, когда резко обернувшийся Чуя впивается взглядом в разрушенную базу. На душе вмиг становится до оледенения холодно. С онемевших губ срывается сиплое, едва слышное: - ... Дазай?-87-
Когда в ВДА поступил заказ на поимку эспера со специфическим даром, Дазаю это дело сразу интуитивно не понравилось. Есть такие эсперы, от способностей которых одни проблемы, и это был именно такой случай. Но чего Дазай уж точно не мог предположить, так этого того, что окажется в эпицентре этой неожиданной истории. Какова вообще вероятность случайно встретиться в толпе со своей целью и не понять, что что-то не так, столкнувшись плечами и получив извинения от взволнованного мужчины, выглядящего простым офисным клерком, опаздывающим на работу с обеда? Дазай осознал всю иронию, когда удалось заполучить фотографию разыскиваемого одарённого, и в мужчине на фото он узнал того самого «офисного клерка». «Порт», - мгновенно пронеслось тогда в его голове на фоне мелькнувших воспоминаний о ярко-голубых глазах и вьющихся рыжих волосах. Дазай сразу понял, что в деле замешана мафия. Цепочка фактов сама сложилась в голове. Покинув мафию, он очистил своё имя и репутацию, уничтожил все свои следы, но парочку нитей для получения информации сохранил. Он знал, что у Порта проблемы с каким-то мелкими крысами, и сразу понял, что не просто так эспер столкнулся в толпе именно с ним. Этот мужчина точно создал его двойника, и из этого вытекало два факта: он знал о том, кто такой Дазай, знал о его прошлом, что вело к связи этого человека с ветеранами криминального мира, а ещё это явно было частью какого-то плана. Копия Дазая обязательно пришла бы или появилась бы прямо в Порту, и это должно было рано или поздно вызвать стычку между Портом и ВДА, окончательно разрушая и без того размытое согласие не мешаться друг другу под ногами, возникшее во время общей борьбы против Гильдии. Тогда крысы могли бы воспользоваться отвлечением Порта и провернуть то, что задумали, пока внимание Порта рассеяно, а не сконцентрировано в одной точке, как и все силы Портовой мафии. Чего Дазай не ожидал, так это затишья. Чего он не ожидал, так это неожиданно поползших слухов о том, что в теневом мире Йокогамы начались волнения из-за кровавой стычки Порта с какими-то зарвавшимися шавками, которых просто стёрли с лица земли. Шептались о реках крови, горах трупов и полыхающем яростном огне до небес. Такие слухи ходили о «Двойном Чёрном» после их первой серьёзной зачистки, и Дазай сразу понял: его копия в Порту и снова работает в паре с Чуей, используя «Исповедь» для того, чтобы гасить «Порчу». И это|End|