Аккорд Em

Всю ночь Итэр провёл за домашней работой. Уже рассветало, когда его голова обессилено упала на тетрадь. Он был ответственным и исполнительным, но ему казалось, что он недисциплинирован и плюсов в нем особо нет. Ему всегда казалось, что он плох. Даже когда он переступал через себя ради чего-то эфемерного и абстрактного вроде домашней работы, на которую наплевать, или музыкального номера, на который, на самом деле, ему было горько и больно смотреть, лишний раз доказывая силу воли. Он не способен трезво оценить свои достоинства. И сколько бы Итэр не потратил сил, результат будет один и тот же. Он загнан в ловушку. Он ненавидит результат своих трудов, даже если ради этих самых результатов он потратил половину своей и без того короткой жизни. Если его похвалят, он будет счастлив и лишь на миг мелодия им исполняемая, дело им начатое будут иметь смысл. Парень слишком зависим от оценки окружающих. Остальное время он будет обесточен и подавлен, ведь все, что он делает, недостаточно хорошо и бесполезно. Когда в музыкальном классе он извлёк первые звуки из фортепиано, он не думал, что найдёт в этом смысл своего существования, и не мечтал, что спустя несколько лет его наконец-то оценят люди, положительную оценку которых он желал услышать больше всего в детстве, но Итэр привык, что родители его нескончаемо критикуют. Когда его способности наконец-то признали, ему было наплевать, ведь больше он не видел музыки под пальцами своих рук: жалкую карикатуру, которую все хвалят. Он привык быть «недостаточно хорошим». Даже самый упорный и настойчивый человек надломится и пойдёт трещинами, когда в тысячный раз из-под его рук выйдет смятый лист бумаги вместо журавлика. Но Итэр не останавливался, потому что всего на миг ему самому казалось, что в руках у него журавль. В тот самый миг, когда его хвалили. В тот самый миг, когда он сравнивал себя с другими. «Это все не правильно» — с тяжестью на сердце понимал юноша, ведь, в конце концов, чтобы оценить собственные труды, ему нужно собственное мнение, но оно ожесточено и завышено. От самого себя он не может получить одобрительного кивка, чтобы быть счастливым. Когда он сам себе сломал руки, они перестали подниматься. Это была закономерность. Плата за собственную уничижительную критику. Рано или поздно её заплатит любой несчастный ребёнок, чьи детские рисунки критиковали взрослые, чьё пение было предметом насмешки, чья игра была неуместной. Такие изломанные дети платят за ошибки своих воспитателей в более позднем возрасте. Такие дети — очень способные критики не только своих трудов, но и чужих. — Ты сегодня не идёшь в школу? — в комнату юноши без стука заходит его мать. Итэр сразу же просыпается и что-то неразборчиво бормочет о том, что пойдёт ко второму. Женщина оценивающе смотрит на своего сына, оставляет ему расческу и уходит. Сегодня Итэр пришёл только к третьему. В раздевалке его поймал Венти и за шиворот потащил на урок физкультуры. Бей Доу заставила одиннадцатиклассников играть в волейбол и стала играть за одну из сторон, которая потом удивительным (нет) образом выиграла. Следующим уроком была химия, а затем — множество других очень важных и не очень предметов. В конце дня у юноши даже не было сил, чтобы доползти до музыкальной комнаты. К счастью, теперь рядом с ним так много людей, которые будут готовы затащить его туда. — Тартальи нет? — Скарамучча оставил его после уроков доделывать домашнюю работу, — усмехнулся над чужой неудачей Альберих, однако в душе он искренне сочувствовал однокласснику. — Оу, — Итэру стало жаль Чайльда. В предметах углубленного изучения блондин сам набрал себе точные науки. В них входит и математика, так что он знает каково торчать в кабинете математики наедине с этим самым математиком, чтобы дописать контрольную или что-то иное, — может, попробуем его вызволить? — Звучит отчаянно, но давайте попробуем, — соглашается Кейа, и вчетвером они тащатся в кабинет к Скарамучче. К нему целая очередь из Чжун Ли и Синьоры, теперь ещё и из каких-то школьников. Сяо старается не думать, зачем здесь может быть Чжун Ли, но остаться в неведении он не может. — Что ты тут делаешь? — с укором спрашивает юноша. Он искренне не желает слышать ответ, связанный с Чайльдом хоть каким-то боком, и это очевидно всем, даже если подсознательно он уже воспринимает его как часть семьи (не самую любимую, но все-таки часть). Итэр находит это очень милым и забавным. В целом Сяо кажется Итэру очень милым и забавным. Эта ситуация заставляет его вспомнить кое-что связанное с Люмин. Шкафчики близнецов в средней школе стояли рядом, и окружающие часто их путали. Так, например, Итэр получил несколько анонимных (и не очень) признаний в любви, предназначенных для его сестры. Когда Люмин читала конверты, она улыбалась. Любой человек обрадуется вниманию, и она радовалась, пока Итэр чувствовал бессилие и ревность. Он был бесконечно рад за сестру, но страх, что единственного любимого им человека в его повседневной жизни станет меньше, доводил до паранойи за этого самого человека. Дело усугубило ещё и то, что он никогда об этом не говорил. Единственное, что хоть как-то выдавало его беспокойство — молчаливая задумчивость и пустой взгляд куда-то сквозь собеседника. Он знал, что рано или поздно они разлучатся. Просто он был не готов. Она была его опорой. В конечном счете расстались они не потому, что Люмин начала с кем-то встречаться, а потому, что она из кожи вон лезла, чтобы как и Итэр получить одобрение родителей: мимолетное и уже неспособное заткнуть внутреннего критика. Они никогда не утолят его стандартов. Только друг для друга они могли быть достаточно хороши — так они думали. — Мы с Синьорой здесь, чтобы кое-что одолжить из кабинета математики, — Чжун Ли стойко выдерживает укоряющий взгляд. Его совесть чиста, он здесь не для того, чтобы замолвить слово за Тартальей, потому что его не просили. — Кое-что? — Синьора странно ухмыляется, как будто слышит очень смешную шутку. — Что же такое можно одолжить из кабинета математики, чтобы поиграть в волейбол? Даже мне интересно. При упоминании игры в волейбол Сяо вспоминает, что обычно в это время года Чжун Ли внезапно требуется новый кредит или займ на спортивную одежду, которую он наденет раз в жизни, но вчера он был слишком занят, помогая списывать иностранный язык, ведомый Джинн. Когда Нин Гуан встала на пост директора школы, она провела множество реформ, благотворно сказавшихся на процессе обучения. В конце концов, встал вопрос о сплочении коллектива. Завуч Бей Доу предложила ввести ежегодную игру в волейбол среди персонала школы, чтобы сплотить взрослых, и Нин Гуан взяла это предложение на вооружение. К счастью, это были не вышибалы, поэтому на следующий день после игры большая часть персонала все ещё могла работать (та самая часть, которая умела уклоняться от мяча, или Нин Гуан, стоявшая на стороне той, кто этот самый мяч в людей и бросал). Сяо озарила потрясшая его сознание мысль: неужели Чжун Ли хочет одолжить спортивную одежду Тартальи? У них был один размер, и парень уже видел, как они обменивались предметами гардероба. Это даже хуже, чем одолжить самого Тарталью. Он уставился на учителя литературы, будто видел его впервые, но на чужом лице нельзя было прочесть эмоций — только холодный расчёт человека, съедаемого кредитами и при этом привыкшего к хорошей жизни. У Тартальи была очень дорогая и качественная одежда. То ли считалочкой, то ли божественным откровением Итэра избрали жертвой, должной постучать в кабинет углубленного изучения математики, потому что даже двое учителей не хотели беспокоить его владельца. Юноша не стал отнекиваться и с честью принял свою участь агнца, выполнив задуманное и раскрыв дверь, услышав тихое и вполне спокойное «войдите». Окна в этом кабинете выходили на внутренний двор. Здесь всегда было как-то мрачно и пусто. Книги на стеллажах были разложены по темам, а парты стояли ровно одна к одной. Если убрать с учительского стола одинокий бонсай и пыльную картонную коробку с какими-то вещами, расположенную в углу, можно подумать, что это совсем новый кабинет, у которого ещё нет хозяина. Почему-то воздух здесь сдавливал грудную клетку. Скарамучча окинул взглядом толпу из двух учителей и группы учеников быстрым взглядом, а затем перевёл взгляд на Тарталью, ярким пятном выделяющегося на общем фоне. — Выметайся, — махнул на него рукой математик. — Но как же домашняя? — Принесёшь мне её завтра. Я устал, и у меня нет сил с тобой нянчиться. — Было проще, чем мы думали, — прошептал Венти. Синьора очень нагло подошла к коллеге и окинула его взглядом сверху донизу. Вопрос застыл в её глазах. — Где твоя одежда? Ты хочешь играть в рубашке или оставить меня без партнера? — Я просто не хочу играть. — Ну уж нет. Это ты скажи не мне, а мисс Лизе, которую разбудили ради этой паршивой игры, — чем больше преподаватель информатики говорила, тем больше распалялась, — или моим ногтям, которые я подстригла ради этого дня! Шесть человек воззрились на её руки и действительно не обнаружили там прежнего маникюра, способного рвать и метать. Пока молодые люди не попали под раздачу, а Скарамучча не передумал требовать от Тартальи домашнюю работу здесь и сейчас, их коллективный разум принял решение бежать из кабинета не прощаясь. — У нас на этот раз будет судья? — чтобы немного утихомирить коллегу, поинтересовался математик. Внимание Синьоры действительно сместилось на заданный вопрос, и она затихла. — Мы найдём кого-нибудь, — решительно заявил Чжун Ли уже со спортивной одеждой Чайльда в руках, — или арбитром будет Кейа. Прежде чем ученики успели покинуть кабинет, репетиция снова перенеслась. Кейа стал арбитром, и теперь местная музыкальная группа осталась, чтобы посидеть на скамейке и проследить за его честной работой, а ещё чтобы посмотреть на чужую игру. К слову, помимо музыкантов, из учеников здесь ещё была маленькая пятиклассница — Кли. Она периодически выкрикивала какие-то ободряющие слова Альбедо, который разминался перед тем, как выйти на первую игру. Где-то в углу большого зала устроили тренировочный матч Джинн и Ке Цин. Мона и Лиза, которые тоже вроде как были частью этого матча, находясь по разные стороны баррикад, стояли рядом и наблюдали за сумасшедшей игрой двух трудоголиков. Первый матч по традиции должен был состояться между директором и её завучами, но Дайнслейф и Ке Цин никогда особо не общались между собой и всегда выбирали себе в партнёры кого-нибудь другого. На то были причины. Во-первых, количество дней в году, когда Дайнслейф появляется на своём рабочем месте, можно посчитать по пальцам одной руки. За эти несколько дней он успевает проставить всей школе оценки и провести все итоговые контрольные. В число обязанностей этих нескольких дней входит пятичасовой диалог с Чжун Ли о том, как лучше хоронить людей и не только, а также выставление палок в неугодные колёса. Дайнслейф не обходит стороной редкую возможность выяснить отношения с учителем химии. Обычно это не заканчивается ничем хорошим, но всегда есть какой-то результат. Вот и выходит, что в эти три-пять дней один из завучей в школе слишком занят, чтобы поддерживать контакты с другими. А во-вторых, два сильных человека с радикальными взглядами на мир могли уничтожить все святое на земле. Им просто не позволяли объединиться окружающие. Первая игра выглядела комично. Точно так же, как та, что вели где-то в углу Ке Цин и Джинн. Дайнслейф и Нин Гуан лишь время от времени подавали мяч своим партнерам, пока те вели какую-то нечеловеческую игру. Бей Доу стремилась убить мячом, а Альбедо его всякий раз принимал и перенаправлял, доказывая свою исключительную гениальность. Игра закончилась победой двух леди и походом учителя химии к младшей мисс Гуннхильдр. Кейа даже проводил его аплодисментами, пока Венти начал слагать какую-то траурную песню, посвящённую пострадавшим рукам учителя. — Сахарок, мы играем следующие, но… — подошедшая к подросткам на скамейке Лиза была бледной от беспокойства, —…Джинни плохо себя чувствует, да и Ке Цин оставляет желать лучшего. Они играют уже пару часов без остановки. Составь оставшиеся пары как-нибудь без нас. — О, конечно, без проблем, — заверил Кейа и сверился с заранее составленным списком игроков. Когда Лиза отошла, он обратился к Сяо. — Можем переставить команды так, чтобы твой дядя точно всех обыграл. — В этом нет необходимости, если он захочет выиграть — он выиграет, — пожал плечами Сяо, изображая безразличие, но на самом деле в сердцах он болел за Чжун Ли. — Дай нам посмотреть, как там обстоят дела, — Тарталья забрал список из чужих рук, и в его глазах блеснул странный огонь. — Как думаете, Чжун Ли и Бай Чжу победят Синьору и Скарамуччу? Пять юношеских голов синхронно повернулись в сторону первой упомянутой пары и обнаружили, что сидят они на лавочке, не так далеко от их компании. Было даже слышно, как учитель биологии и учитель литературы обсуждают, где лучше купить какой-то целебный и очень дорогой чай для здорового сна. Ни один из них не выглядел хоть сколько-нибудь заинтересованным игрой. — Они выглядят физически подготовленными, — задумчиво проговорил Итэр, а затем повернул голову в противоположную сторону, где Синьора и Скарамучча решали, кто из них подаёт в первую очередь, — но не такими мотивированными. Чжун Ли и Бай Чжу действительно с ними играют? — С Ноэлль и Синь Янь, но эти две девушки такие хрупкие, разве они выстоят? — Тарталья продолжал гнуть свою никому не понятную линию. — Если ты хочешь устроить смуту… — Кейа достал из портфеля ручку и внёс исправления в список, —…то мы должны её устроить. Тарталья и Кейа хотели смуты, но так её и не получили. Те самые «хрупкие девушки», Ноэлль и Синь Янь, пожимали руки своим коллегам после победы в финальном матче между победителями. — Так каждый год, — выпалил Сяо. Взгляды товарищей сместились на него в ожидании объяснений, и он все-таки решил их дать, — все то время, что я наблюдал игру, результат чаще всего был один и тот же. — То есть? — неуверенно поинтересовался Тарталья. Даже после их вмешательства и практически нелегальной перестановки сил результат был тем же, что и в прошлом году? Ноэлль и Синь Янь победители из года в год? Сяо пожал плечами. Он и сам не понимал как такое возможно. — И не скучно тебе было на них смотреть? — задал отвлеченный от темы вопрос Венти. — Когда наскучило, научился водить и уехал. — Неужели ты умеешь водить машину? — Кейа, казалось, насмехался. Единственное, что он умел водить — это людей за нос. Юноша молча достал из сумки пластиковую карточку. Фотография на ней, как и полагается, была сделана под ужасным ракурсом, и парни, увидев её, не сдержали смеха, и только лицо Сяо оставалось серьёзнее некуда. Это были водительские права. — Умею. — Только не говори, что ты учился водить на той машине, на которой Чжун Ли сейчас разъезжает по городу, — сквозь смех проговорил Тарталья. Он едва ли не задыхался. — Нет, он учил меня водить на катафалке, — очень серьёзно заявил Сяо. Эта шутка была бы смешной, будь она сказана кем-то другим. Эта шутка была бы смешной, будь она шуткой. Над подростками нависла тень, и они ощутили опасность, витающую в воздухе. — Это был лучший катафалк, — дополнил учитель литературы, подошедший к ним. На нем уже был тот самый костюм, который он носит в стенах школы. Глаза цвета золота опасно блеснули, — и машина, на которой я передвигаюсь по городу, тоже одна из лучших. — А как так вышло, что Сяо учился водить на катафалке? — Итэру безумно захотелось узнать, как Сяо научился водить. Он мельком бросил взгляд на предмет своего разговора и отметил для себя, что тот уже не в том напряжении, в каком был рядом с ними раньше. Теперь его настроение было немного проще понять, и прямо сейчас он был расслаблен. Тема разговора не вызывала у него смущения или недовольства. — Я работал на двух работах, и одна из них была в похоронном бюро. У меня не было машины, но Сяо хотел научиться водить. Я договорился с хозяевами бюро. Они добрые и отзывчивые люди и не отказали в моей маленькой просьбе. — Работать на двух работах, должно быть, было трудно, — участливо произнёс блондин. Невольно он начал уважать этого человека ещё больше. — Сенсей, вы так мало рассказываете о своём прошлом, — Тарталья печально вздыхает, забывая, что находится с Чжун Ли не один на один, но никто на этом не акцентирует внимания. Разве можно акцентировать его после того, как Чжун Ли подавал мячи в одежде Тартальи. — Мне не о чем рассказывать, — покачал головой мужчина и, обменявшись ещё парой фраз организационного характера из серии: одежду верну как постираю, не отлынивайте от репетиций, ушёл, оставляя парней в почти опустевшем спортзале.