Черные, как смоль, бутоны..

***

В комнату сквозь окно проникает слабый свет уличного фонаря; отбрасывает мрачные тени на стену. Парень отрешенно уставился в темноту, откинувшись на спинку игрового кресла. Тяжелый вдох раздался в тишине. В теле копошилась до сих пор неприятная, давно знакомая тоска, накатившая так внезапно, как и всегда. Застала врасплох вместе с переживаниями, в котооые и был погружен парень. Темнота укутала город под свой черный плащ, покрытый множеством звезд. Деревья шумели редеющей листвой, засыпая тротуары и дворы. Сквозь окно видно, как в доме напротив гаснет последний свет — к трем ночи добрая половина людей уже спит. Антон, сидя в темной квартире, не торопится ложиться; он просто ушел в свои мысли. Ноги холодит юркнувший в окно ночной ветерок. Когда холод уже пробирает до мурашек, Антон поднимается и идет закрыть окно. Но его на мгновение что-то останавливает, и внимание переключается на два одиноких фонаря, еле работающих во дворе. Один из них то гаснет, то включается, живя своей фонарной жизнью; и, словно сдавшись, отключается окончательно. Теперь снова придется сто лет ждать ремонтника, который поменяет бедную лампочку. Цель выполнена, и Антон, развершувшись, вяло возвращается к кровати, законно заняв ее всю, и устало вздыхает. Его мучают кошмары последнее время, а в груди болит от одних только мыслей о.. Это неважно, это пройдет. Жалость? Возможно. Страх? Навряд ли.. А боль наверняка будет преследовать Атона еще долгое время. Когда только успел влюбиться в него.. Зачем вообще продолжает пытаться? За тем, чтобы чувствовать, как боль сменяется на трепет, щеки трясутся, а с губ не слезает довольная улыбка; это так сладко-приятно. Воспоминания накатывают все разом: о друзьях, которые ждали несколько месяцев, пока Антон решится приехать, о Москве, где каждый день Антона таскали по разным классным местам, показывая и рассказывая, о Дане... Те несколько дней были лучшими, яркими и веселыми; множество шуток и просто смешных конфузных ситуаций, как допустим потерявшийся Данил, застрявший посреди площади. А слушать потом его оправдания — в духе «это вы вообще ушли не в ту сторону» или «я же говорил вам подождать» — было не менее увлекательно, чем вся прогулка в целом. Каждый день не обошелся без приключений, только к утру Антон мог переварить события и кое-как уснуть. Как сейчас к утру Антон вновь тонет в мыслях — в душе разливается знакомое трепетное тепло, снова разбивая сердце на осколки. Любовь жалит по самому сокровенному, зачем-то присвоив себе того, кто ей не принадлежит; желание, желание, желание — дай шанс выбраться наружу и оно поглотит тебя, утопит в собственном приторно-сладком море-чувств. Антону кое-как удается держаться на плаву, однако с каждым днем становится только хуже, на каждой чертовой записи, в обычном разговоре — еще чуть-чуть и он утонет окончательно. Сегодня на записи едва не случилось. Снова. Беседа о новом «плановом» приезде Антона в столицу была отклонена, пусть в шутку, но ему было страшно ехать туда, страшно видеть там Даню и не иметь возможности расслабиться. А когда уговаривать стали настойчивее, в душе стало тепло — его ждут и будут ждать, неважно когда. Они друзья, все вместе или по отдельности, держатся друг за друга. Перевернувшись на бок, Антон накидывает сверху одеяло и старается стереть счастливую улыбку со своих губ. Он доволен и искренне рад сейчас, когда хоть ненадолго но смог почувствовать себя рядом. Сердце предательски стучит слишком громко; перед глазами еще один милый момент, который сами ребята не помнят, но фотография из аэропорта говорит сама за себя: на ней двое — Данил и Антон — спят в объятиях друг друга. Устроившийся на чужих коленях Антон был нахально пойман Даней, успевшим соскучиться еще не попрощавшись. А так как количество часов позволяло, оба задремали в процессе разговора. Уснувший на плече Антон был разбужен последним, и то совсем не в объятиях, поэтому поверить и темболее увидеть всей картины он никогда не сможет. Фото милой парочки появилось в беседе через время, что подняло волну шума и негодования. В галерее Антона до сих пор хранится эта фотография... Сон приходит не сразу, будто отдаляя момент, когда можно будет забыться и почувствовать такой нужный отдых. Ворочаясь в коконе из одеяла, Антон укладывается поудобнее (не удобнее, чем на Данином плече) и закрывает глаза. В голову вновь лезут странные мысли, но Антон не успевает зацепиться хотя бы за одну, как тело отключается и наконец засыпает. В эту ночь ему впервые за долгое время не снились кошмары. А его теплые объятия...

***

Утро встречает яркими солнечными лучами, которые попадают в квартиру сквозь окно. Антон недовольно хмурится сквозь сон из-за яркого света и, нерарзборчиво пробурчав, переворачивается на другую сторону кровати. Можно спать дальше, утверждает голос в голове. Однако не проходит и часа, как Антона вынуждает проснуться чертов кашель, спровоцированный больным горлом — когда только успел... Свет бьет по глазам яркой вспышкой, дезориентируя, но через несколько секунд спустя отпускает — снова есть возможность «видеть мир». Кое-как преодолев лень, он садится на край кровати; от касания ног с холодным полом тело пробирает волна мурашек. Бодрое начало. Антон неохотно поднимается и босиком топает на кухню, глянув по пути на часы — пол десятого утра. Еще есть достаточно времени, чтобы прийти в себя до запланированной записи. Хватая первую попавшуюся кружку и налив в нее немного воды, Антон залпом выпивает ее всю, надеясь избавиться от першения. Но, не сделав ни вдоха, снова закашливается, испуганно схватившись за край стола. — Ахуеть, это че такое, — озувучивает Антон, когда дыхание выравнивается. Недолго думая, он решает пропустить завтрак, прислушавшись к своим ощущениям, лишь наливает еще воды и предусмотрительно оставляет ее. — А теперь обратно. Антон возвращается к себе и, сонно зевнув, садится за стол; включенная система начинает светиться, а на мониторе появляется экран рабочего стола, заваленный всяким бархлом из файлов. Проверяя наушники, он запускает Дискорд. Взгляд цепляется за активную сессию в общей беседе — кто-то явно уже не спит. И, когда наконец аппаратура была настроена, всех разговаривающих оповестило о новом собеседнике. — Приветик, — переключает свое внимание Александр, параллельно спрашивая о том, как спалось. Получив более-менее сносный ответ от все еще сонного друга, Саша принялся рассказывать какую-то рандомную историю из жизни, которую только что вспомнил. Но отвлекся на другой вопрос: — Кстати, ты чего так рано? — А, мне просто не спалось, прилег часа на два-три, — отвечает Антон. Голос прохрипывает то ли после сна, то ли это все противный кашель. Антон цепляется глазами за третий никнейм. — А где остальные? — Я отходил на кухню, а остальные еще спят, как нормальные люди. — К разговооу наконец возвращается Даня, мгновенно встраиваясь к непринужденную беседу. В наушниках послышался звон от кружки, возможно он не успел поесть, как и сам Антон, поэтому принес себе чай. — Еще раз, утро. Как себя чувствуешь, Антош? Черт. Вопрос хоть и не был внезапным, но отчего-то он заставил смущенно улыбнуться. Во всем виноват этот слегка хриплый голос, нереальный, как сам человек и его забота. Щеки накрывает легкий румянец. Резкая боль — в грудь будто впились иглы, а горло сдавило внезапным кашлем. Блядство. Стараясь откашлиться как можно тише, Антон все равно понимает, что его состояние не осталось незамеченным. Ему просто приходится сказать хоть что-то. — Сорян, просто подавился. — Ну все ясно, теперь ты решил умереть, да? — в шутку спрашивает Данил; Саша коротко посмеивается. — Да, наверно, мне долго мне осталось, — продолжает эту драму Антон, театрально закидывая руку на глаза. — Ты сходи и купи что-нибудь от кашля, чтобы не пришлось тебя потом откачивать, — серьезно пробурчал Александр. Как так легко они переключаются в режим «заботливая мамочка», Антону до сих пор интересно, но желания последовать наставлению Саши не появилось. — Блять, я забыл про эту хуйню! Я вернусь к записи, чао! Тихие ругательства были слышны еще какое-то время, после чего двое остались в тишине, сразу же нарушенной громким смехом. Чтобы как-то отвлечься от «тесной» компании, Антон зачитывает первый попавшийся пост в ВК — смеются оба, окончательно просыпаясь и настраиваясь на работу. — Ты заболеть умудрился что-ли? — в голосе проскочили грустные нотки. — Я не знаю, если бы сам был в курсе сказал бы, — поведя плечами, отвечает Антон. Вообще конечно очень интересно когда это случилось: продуло пока сидел с незакрытым окном или когда вышел на балкон покурить? А курил он в последнее время достаточно часто; глушил боль, скапливающуюся внутри сплошным комком. Легче становилось — ненадолго — давало шанс немного насладиться свободой от гнетущих событий в жизни. Помимо никотина «дышать» помогали друзья, готовые поддержать в любую минуту, и пусть они все далеко... Сегодняшний день не исключение. — Ну давай тогда иди, как Саша сказал, за таблетками, чтобы наверняка. — Он беспокоится, заботится о чужом здоровье, а Антон от этого лыбится, как маленький, внимая каждому слову. Любовь зла, но так прекрасна.. как розы — терновые кусты с утонченными бордовыми бутонами. Даня никогда не знал, не знает и никогда не должен узнать о том, по кому страдает Антон. Наигранно изобразив недовольство, парень простонал что-то наподобие: «Да схожу я, чо пристал?», и, выражая самое искреннее безразличие, которое, увы, никак не похоже на правду, продолжает молчать — играет на чужих нервах и очень хорошо между прочим. — Так. — Даня привлекает внимание «умирающего» друга и, когда слышит более-менее внятный ответ, продолжает: — Ты сейчас собираешься и, пока есть время, идешь в аптеку, иначе я самолично задушу тебя. Холодок проносится по всему телу, заставляя вздрогнуть, но Антон не сдается и лишь усмехается на недо-угрозу. Если бы он только знал, как долго младший может лежать ночью и тупо мечтать о том, чтобы старший не только грозился приехать и сотворить что-то страшное, а приехал и остался рядом, чтобы долго обнимал и постоянно был рядом, но нет — надо мучить всякими напрасными надеждами, чтоб самому было от себя противно. — Ладно, мам, схожу сейчас, — усмехается Черемисин, слушая как по ту сторону раздается раздраженное бормотание. — Я ушел, надеюсь успею вовремя, хах. — Давай-давай, топай уже. Покинув разговор, парень вырубает недавно включенное устройство и идет в сторону шкафа, переодеваясь в светлую футболку и серые джинсы. На телефон, мирно лежащий на кровати, приходит сообщение от старшего: Енотья Морда 09:56 «Не помри по дороге;)» Улыбнувшись, Кратос кладет устройство в карман и спокойно направляется в коридор, оглядывая себя в зеркале. Разобравшись со спутавшимися шнурками на кроссовках и набросив на плечи ветровку, шатен вновь оглядывает квартиру и покидает ее, спрятав ключи в задний карман джинсов вместе с айфоном. Как только закончился темный подъезд, ему на смену пришло светящее прямо в лицо солнце — странно, учитывая наступающую на пятки осень. До ближайшей аптеки идти минут десять, что не составит особого труда пройтись пешком. Улица была полупустая, хотя обычно в это время здесь шныряют огромные толпы торопящихся на работу, в школу или просто по своим делам. Включив один наушник с какой-то рандомной песней из плейлиста, что в последнее время пополнился парочкой новых, Антон продолжает идти к пункту назначения, куда его отправили друзья-товарищи, точнее один. друг? Вот уже видно бело-зеленую вывеску и парень ускоряет шаг и, остановившись перед дверью, засматривается на здание вдали — кафе, куда Кратос первым делом потащил Квантума, когда тот прилетел в гости на пару дней. «Я так скучаю по этому веселью. Ты даже не представляешь как.» Резко выдохнув, шатен заходит внутрь; колокольчик, висящий над дверью, оповещает о новом посетителе. В небольшой аптеке, как и в больнице, пахнет противным запахом медикаментов, от которого в горле стоит неприятный ком. Когда парень подходит ближе к витрине из-за белой двери выходит фармацевт, одетая в бледно-зеленый медицинский халат. Ее милая улыбка сверкает похлеще начищенного до блеска металла. — Вам чего, молодой человек? — спрашивает женщина, аккуратно выглядывая из стеллажей. Она перекладывает пару упаковок с таблетками и вновь выжидающе смотрит на слегка растерявшегося покупателя. — Можно что-то от кашля? — скорее спрашивает, чем твердо отвечает, ютубер, наблюдая за тем, как фармацевт отходит к другой полочке и, нахмурившись, рассматривает цветастые упаковки, а потом аккуратно достает оранжевую с незамысловатым рисунком и подзывает рукой к себе на кассу. — Еще что-нибудь? — добро спрашивает она, поднимая глаза на задумавшегося украинца, отрицательно помотавшего головой. — Хорошо. Когда оплата покупки прошла успешно, Кратос наконец вышел на свежий воздух; кислород резко ударил в голову и наполнил легкие, заставив мир на пару секунд потемнеть. Небрежно зачесав рукой спавшие на лоб пряди, Черемисин спокойно направился домой, надеясь побыстрее скрыться у себя в комнате, продолжить сидеть и болтать с одной близкой шпалой. Горло вновь раздирает изнутри, напоминая о забытых неприятных ощущениях, поэтому, не задумываясь, парень вскрывает коробочку с желто-оранжевыми кружочками. Когда таблетка постепенно растворяется во рту, сразу становится понятно, что она имеет вкус апельсина с медом. Отвратительное першение пропадает, а от лекарства остается только сладко-цитрусовый привкус на губах и приторное послевкусие. Открывая входную дверь, Антон заходит в коридор и медленно разувается, прислушиваясь к звенящей тишине. Все прерывает живот, предательски издавший звуки умирающего кита, намекая на то, что организм нуждается если не в полном завтраке, то хотя бы чашке кофе или чая; парень сворачивает на кухню и, подойдя к столу, включает электрический чайник, достает кружку из навесного шкафчика, разнообразием посуды он, конечно же, не отличался. Из кармана доносится звук очередного оповещения, привлекшего все внимание к себе; чайник как обычно грел воду до нужной температуры, как обычно без внимания. Енотья Морда 10:23 «Ты бросить меня решил, Мыш?» Следом прилетел и грустный смайлик, видимо из-за того, что парень не ответил, так как не увидел, старший принял это как игнор, поэтому и начал написывать сотню сообщений. Удивленно хмыкнув, младший ухмыляется и уверенно идет в комнату к своему компу. Одна кнопка и системник начинает переливаться разными цветами, а на мониторе загорается зеленый огонек. Запустив шайтан-машину, парень возвращается, чтобы доделать кофе и наконец успокоить воющих на всю квартиру китов. Горьковатый запах следует шлейфом в комнату, где на экране всплывает уже второй входящий звонок в Дискорде. Горячий напиток отправляется на стол, чуть дальше от клавиатуры и остального оборудования, знаем мы все чью-то криворукость. — Вернулся значится? — интересуется Данил с нескрываемым интересом, как только слышит тихий смех. — Почему так долго? Променять меня на кого-то вздумал, ха? — Тебя бы с радостью променял, Дань. Отправляешь меня с самого утра в аптеку хер знает зачем, еще бы не променять тебя, — гордо выдал младший, почувствовав как тело пронзает мелкая дрожь, выбившая желание продолжать говорить всякие глупости и неудачные шуточки — не к добру это. — Только не сдохни там, а то я об этом в последнюю очередь узнаю... Ты ведь такая крыса, я ж знаю тебя. — Резко понизившийся тембр голоса приятно удивил и ввел в некий транс, из-за которого показалось, что старший стоит вот прям рядом и, облокотившись на чужие плечи, разговаривает вживую. От детального представления сей картины лицо вспыхивает красной краской; от частого моргания, чтобы выбросить пошлые мысли из головы, перед глазами начинают мелькать белые вспышки, как помехи на экране телевизора. Чтобы успокоиться понадобилась пара минут и десяток глубоких вдохов — привести в голове все в порядок достаточно сложно, но попытаться стоило. — Обязательно, как Я могу помереть-то? Тебя одного оставить просто невозможно, то в торговом центре застрянешь у витрины с животными: «Хочу енотика домой», то ты на площади потеряешься, стоя как столб. Мне иногда интересно почему ты говоришь, что ребенок я, хотя сам никак не лучше. — В ответ слышится радостный смех и тихие аплодисменты. — Хорошо-хорошо, счет «1:0». Про витрину с животными помню, а другого не было вообще-то, — пытается оправдать себя Гаврилов, но вспомнив как и в правду стоял посреди, внимание, Красной площади и озирался по сторонам, выискивая знакомую макушку, цокнул языком. — Так, ладно и это было, радуйся, Тошенька. «Почему так приятно.. слышать это он него? Почему от обычных разговоров становится так тепло? Почему мысль о том, чтобы пригласить старшего на пару дней в гости, проскакивает все чаще и чаще?.. Почему мне так безумно хочется его обнять?..»

***

Весь следующий месяц стычек между Черемисиным и Гавриловым в любой игре становилось все больше и больше, а взаимодействий за одну катку вообще сосчитать невозможно, как их много: то в одной нычке спрячутся, то просто встретятся в коридоре, убегая от маньяка, то один просто как по навигатору натыкается на другого, зажимая в каком-нибудь углу — маньяк победил, снова. А вот сдерживать надоедливый кашель каждое такое «совпадение» становилось все сложнее, каждый раз минуты мучений становились все длиннее, а боль все более невыносимой и раздражающей — все время записи лишний вздох сделать было нельзя, сразу приступ. Оба сидят в личном канале Дискорда и долго беседуют, обсуждают записанную катку в ГТА, где на протяжении всего спуска Данил всячески сбивал или выкидывал младшего с трассы, слушая на это громкие возмущенные крики и вопли, ну и без мата не обошлось. Всю идиллию прерывает сильный кашель, от которого в груди все будто режет ножом. Резко вдохнув, Кратос скидывает наушники на стол и сгибается пополам, одной ладонью прикрывая рот, а второй сжимая ткань серой толстовки. Слезы, скопившиеся в уголках глаз, текут по покрасневшим щекам ровными дорожками. Каждый новый вдох, как лезвие чертит по горлу, причиняя колоссальную боль; легкие успели более-менее привыкнуть к частым и резким порывам, поэтому особого дискомфорта не было. Но сейчас это скорее выглядит как пытка, как игра, придуманная судьбой, мол, Антон на возьми, нет. Антон на, оно теперь твое, просто на. Мучения прекращаются лишь спустя несколько минут, за которые парень успевает передумать о том, что все идет хорошо и ничего серьезного нет; дышать становится полегче, а не самая радужная мысль: просто лечь на пол и кончить все самоубийством, постепенно теряется среди других в своеобразном водовороте. Утерев слезы рукавом, младший выругивается похуже чем в видео и обратно надевает на голову наушники, из которых сразу же летит десяток вопросов. — Ты там в порядке? — обеспокоенно спрашивает Квантум; если бы он был рядом сразу же начал бы выяснять в чем проблема и, не добившись адекватного объяснения, понесся бы в больницу. Прохрипев что-то вроде: «Ага-да, в порядке», украинец бросает короткий взгляд на ладонь, к которой прилип темно-бордовый лепесточек, сильно выделявшийся на бледной коже. Равнодушно стряхнув предмет на пол, Черемисин возвращается к разговору и неуверенно отвечает на сказанную старшем шутку; жалко вот, что это маленькое, казалось бы, недоразумение — обычный, ничем не примечательный лепесток — принесет уйму проблем в будущем, о которых сейчас никто даже и не подозревает. — Сходи сделай себе чай и выпей таблетки, пожалуйста, — заботливо произносит старший. Обычно такие просьбы: сходи то, сходи сделай это — ни к чему не приводят, как, собственно, и сейчас — слышится обреченный вздох и недовольное бормотание, коронное Мышиное. Такое же когда, например, младший гостил у Квантума в Москве, обоим пришлось выяснять то, какую пиццу заказывать — две слишком много для одного ужина, а для одной предпочтения разделились и тогда, почему-то, началась война миров — в итоге пришлось остановиться на Маргарите (это пицца, ес шо, ребят). А весь оставшийся вечер, пока парни смотрели фильмы или играли в приставку, Антон ходил как обидевшийся на весь мир привокзальный голубь. — Да-да, мам, понял и принял, — довольно произносит в микрофон Антон, наблюдая за реакцией, последующей незамедлительно. — Хватит так меня называть, Антон. Достал уже со своим «мяу-мяу». Если не пойдешь сейчас на кухню, то гарантирую, что я приеду и, закутав тебя в одеяло, заставлю выпить и таблетки, и чай. Понял меня, Тошенька? — Я был бы рад если бы ты приехал., — прошептал тот едва слышно, но сразу же опомнился. — Ой, напугал-напугал. Вперед тогда, жду тебя с распростертыми объятиями, Данечка. Ладненько, пошел я, не скучай. — А я буду, Тош, — сказал Гаврилов, уже когда Кратос ушел и не смог бы услышать этих слов, адресованных со всей нежностью. Волосы лежат смешной волной, из-за наушников, что на голове 24/7; Черемисин идет на кухню, как приказали вышестоящие — включать чайник и заварить сладкий чай. Налив воды, он нажимает кнопочку на ручке электрочайника и садится за стол на диван, дожидаясь пока вскипит вода. Положив руки на поверхность, младший ложится на них подбородком и рассеянно всматривается вглубь пустующего коридора. — Выпить таблетки… Ага, как же. — Все две упаковки, что украинец покупал около недели назад, кончились, никак не повлияв на болезнь, только прогрессирующую с каждым днем, поэтому с этими маленькими медово-апельсиновыми конфетками пришлось завязать. Да и цена — не маленькая, а деньги, к сожалению, не рисуются и не печатаются. Кухонная фурнитура выкрашенная в стильных бело-черных тонах, маленький, но удобный диванчик и стеклянный стол: все навевает воспоминание, когда Даня сидел на этом же месте, где в данный момент сидит шатен, и упрекал того из-за длиннющего списка выпитых коктейлей на вечеринке, что устроили друзья в честь дня рождения Кратоса, который до последнего мечтал провести его дома, в тишине и без лишних людей, но ребята слишком требовательно просили приехать, хотя бы на пару часов, но. пара часов кончилась только тогда, когда на часах время перевалило в следующий день. — Ты пил чай.. с бергамотом, — прошептал младший и невольно улыбнулся, проигрывая собранные по кусочкам моменты, половина из них отсутствовала благодаря гуляющему в тот момент по организму алкоголю.

***Flashback***

— Ну я не нагулялся. Ну Данечка, м, — мямлит украинец, обиженно надув губы. — Не хочу домой, хочу пойти гулять. — Нытье продолжается уже всю дорогу до дома: пока те шли на улицу, ехали в такси и целую минуту, пока поднимались на лифте на десятый этаж. Горячее, после долгой гулянки и пьянки, дыхание опаляет чужую шею; парень утыкается холодным носом старшему в затылок и тихо сопит, показывая полную противоположность вышесказанным словам. Придерживая одной рукой шатающегося, как дерево от сильного ветра, младшего, второй Данил расправляется с замком, открывая квартиру, в которой царит кромешная темнота, будто вернулся в квест-комнату, где нужно было найти выход и не испугаться до смерти. Аккуратно разувшись, парень тащит за собой Черемисина, бормочущего в полудреме всякую хрень. Дойдя до просторной спальни, Квантум, на ощупь найдя выключатель, включает свет, что резко озаряет всю комнату, заставив друзей сощуриться, чтобы глаза привыкли. Но бросив эту идею, шатен быстро меняет источник освещения на обычную настольную лампу; ее приятный свет не слепит, но освещает достаточно. Пока Антон пытается выбраться из ярко-красной толстовки, старший рассматривает комнату и полностью забивает на то, что он тут уже не первый и, никак не в последний раз. Спустя еще пару минут предмет одежды наконец отправляется в шкаф скомканным комочком — лень складывать ровно, как в прочим и всегда. Доползя до желанной кровати, парень забирается под теплое одеяло, довольно улыбаясь. Облегченно выдохнув, что цель: «довести пьяного именинника до дома» — выполнена, Даня только тянется к лампе, как его прерывают. — Стой… Повернись пожалста, — заплетающимся языком просит Кратос, протягивая руки перед собой, как маленькие дети, которые хотят, чтобы их взяли на ручки или обняли. — Обними меня., — едва слышно добавляет тот, с надеждой вглядываясь в серебристого цвета глаза. Удивленно выгнув бровь, Гаврилов удивленно хмыкает и, с нескрываемым интересом смотря на друга, наклоняется к младшему и обнимает, очерчивая на его спине каждый выпирающий позвонок. Дыхание у обоих ровное и расслабленное, а атмосфера вокруг наполнена приятным полумраком и желанной, после грохочущей клубной музыки, тишиной, заставляющей наконец расслабиться и облегченно выдохнуть. Видимо царящая вокруг них атмосфера заставила забыться о том, как далеко заходить нельзя, потому что когда тонкие пальцы зарываются в чужие волосы, отдающие ванильным шампунем, Данил возвращается из забытья в реальность и резко отстраняется, чем пугает парня, обиженно сложившего руки на груди. «Нельзя, нельзя, нельзя! Не смей этого делать! Вали, пока не натворил ничего!» — Все в порядке? — Смотрит мутным взглядом в немного испуганные глаза напротив, а их обладатель лишь шумно выдохнул и неуверенно улыбнулся, скрывая за ней ураган противоречий, бушующих внутри: они все, смешиваясь в коктейль чувств, шныряют туда сюда, путаясь, сбивая с правильных мыслей. «Нет, не в порядке!» — Да. Я пожалуй пойду, а ты спи давай, Тош. Горько усмехнувшись, младший отворачивается к окну, за которым видно всепоглощающую темноту ночного города. Тяжело выдохнув, именинник закрывает лицо руками, всхлипнув; либо это все смесь дешевого пойла, либо у старшего действительно едет крыша — может ему просто кажется и это все глюки? — А... Ты чего, что случилось? — растерянно спрашивает Гаврилов, замерев на месте. Вроде бы ничего такого не происходит — Антон просто начал плакать, буквально по щелчку пальцев — а Квантум просто смотрит на того и не может ничего понять, по его это вине или нет, да и в придачу что-то странное скребется у сердца, просит успокоить, забрать и не отпускать. — Ну все, давай прекращай тут сопли разводить, а? Только вот вместо этого, украинец поджимает колени к себе и, показав средний палец, накрывается одеялом, целиком скрываясь под тканью. Редкие всхлипы все равно доносятся из-под своеобразного укрытия, что совсем не радует Данила, который теперь сидит в полнейшем непонимании, тупо пялясь на дрожащий под одеялом комочек. За медленно тянущиеся несколько минут, кажущихся целой вечностью, парень успел десять раз пожалеть о том, что так резко отпрыгнул, будто дотронулся до чего-то горячего, хотя тут виноват лишь сам шатен и этот, что сейчас ревет непонятно по какой причине — его проблема, ему ее и разруливать. — Антон, — ласково зовет старший, пододвигаясь ближе; видимо Кратос насторожился и затих; комната вновь погрузилась в тишину. — Пожалуйста, вылезай оттуда. Расскажи что случилось, пожалуйста. Если это я виноват, то так и скажи. — Угу… — Хорошо, я — значит я. Второй вопрос: на что ты обиделся, обиженка? На меня? — Ответом на этот вопрос служит положительный, наверное, кивок и такое же: «‎Угу»‎. Потихоньку, но разузнать причину столь резкой смены настроения все-таки удается, что не может не радовать. Парень довольно улыбается и наклоняется ближе, слыша тихие всхлипы и шмыганье носом. — Последний вопрос: что я такого успел натворить за, буквально, пару секунд? — спросил он, закидывая ноги на кровать. Теперь один сидел скрытый за теплым одеялом, а второй прямо напротив, буравя взглядом комок. — Уходи. В чужом тоне проскакивали нотки недовольства, но скорее всего Черемисин просто пытался закончить разговор на этом, полагая, что Квантум послушается и уйдет, а нет — он начал, он и закончит. Хитро улыбнувшись, парень касается рукой младшего и слабо толкает того назад, из-за нехватки опоры тот падает на спину, запутываясь в ткани, ворочаясь и запутываясь сильнее. Сдерживая в себе смех, который так и рвался наружу, Данил пародирует позу украинца, сложив руки в замок, и слабо усмехается. Кратос же в свою очередь лишь фыркает и хмурит брови, отсаживаясь подальше. — Антон, ну куда это ты, а? Иди сюда, обиженка, — произнес шатен, хватая сопротивляющегося Кратоса и заключая того в объятия, мгновенно пресекая дальнейшие действия одной агрессивной мыши. На секунду старший подумал, что своеобразной войне между мирами конец, и на этом все. Ха, если бы. — Эй, хватит! Прекрати, успокойся! Да не брыкайся ты! Хах. — А я буду, — невозмутимо сказал младший, пытаясь сохранять серьезное лицо, что, кстати, получалось с трудом, так как звонкий смех распирал изнутри. Выбраться после очередной попытки не увенчалось успехом, поэтому приходится сдаться и повернуться в кольце из чужих рук, встречаясь голубыми, слегка красноватыми от слез, глазами с холодно-серыми, что в полумраке блистают как уличные звезды, завораживая своей красотой; на губах расцветает смущенная улыбка, которая принадлежит только одному человеку. — Теперь мир? — неуверенно интересуется Гаврилов, чувствуя как сердечный ритм учащается, а каждый удар прогоняет все переживания и сожаления прочь. Смотреть так, как сейчас смотрит старший на сидящего у него в ногах парня, который обиделся только потому, что ему не дали обнимашек, слишком странно и.. неправильно что ли. Но почему-то от всей этой неправильности в груди продолжает кипеть, а щеки, от одной только мысли о том, чтобы просто лечь рядом и проспать так до самого утра, горят и полыхают. — Теперь доволен?.. — Почти, — мягко прошептал Антон и, немного погодя, припал к таким желанным губам, чем послал весь здравый смысл на йух вместе со здравым рассудком в придачу. Невинный, подобно детскому, поцелуй отдавал нотками терпкого алкоголя и сладкой клубники — сочетание что надо, но слишком приторно, зато дурманит так, что потом не очухаешься. Дыхание у обоих горячее: у одного во всем виновато спиртное, текущее по венам вперемешку с горячей, как кипяток, кровью, а у другого — добавочное действие к странным мыслям, порой оказывающихся слишком невозможными, и к приобретенному чувству, засевшему между ребер, как противная жвачка — сладкая, с четким вкусом клубники и щепоточкой любви. И непонятно из-за чего, то ли это пара бокалов вина, что дурманят сейчас голову, то ли та самая «‎любовь»‎, заполонившая все тело, подобно сорняку, взяли над старшим вверх — непонятно — но тот начал уверенно отвечать, смакуя и пробуя чужие губы, собирая языком остатки смешавшихся вкусов: выпитого красного полусладкого и десятка коктейлей, а-ля что-то дорогое. Зарываясь руками в растрепанные темные волосы, младший продолжает таять в чужих руках, что оплетают талию и притягивают ближе, оставляя как можно меньше пространства. Оба наслаждались этим чувственным поцелуем, в который каждый вложил все: свои чувства, свою искренность. Свою любовь. Когда мозг дал слабый сигнал о том, что пора заканчивать, потому что нежность и некая сладость плавно перетекали в требующий продолжения и большего напора поцелуй, Даня укусил Антона за нижнюю губу, вызвав жалобный стон. У обоих слегка кружится голова, а перед глазами стоит мутная пелена, с трудом фокусирующаяся на предметах; тяжелое дыхание постепенно нормализуется, а в голове, болящей не просто так, гулом отдается биение сердца и громкие мысли. Выпустив украинца из объятий, Гаврилов поднимается на ноги и накрывает младшего одеялом, на последок потрепав того по волосам и чмокнув в нос. — Спокойной ночи, сладких снов, — прошептал парень и пошел к двери. Счастье теплилось в груди, растекаясь до самых кончиков пальцев — это и есть то самое счастье?.. — Сладких. — А когда Даня развернулся чтобы удостовериться, что друг спит, Кратос нарочно облизал целованные губы, провоцируя. Хитро ухмыльнувшись, Квантум закрывает дверь и, как слышно по шагам, уходит в гостевую спальню. Ясно, что и он устал не меньше, поэтому уснет практически сразу. Перевернувшись на бок, Черемисин зевает и прикрывает слипающиеся веки. Засыпает парень очень быстро, не успев даже подумать о завтрашней, а точнее сегодняшней, головной боли. В груди теплится сладостное чувство, которое не остынет еще долгое время, также как и у спящего за стеной Данила. Долго, очень долго.

***

В ушах звенит похлеще чем в церкви, голова трещит по швам, из-за нарастающей боли, а мир переворачивается и шатается; просто пиздец — другими словами даже не описать. Еле сев на месте, от чего перед глазами все поплыло по новой, Черемисин болезненно простонал и попытался сфокусироваться на первом и самом важном пункте: вода и таблетка. Встав на ноги, парень аккуратно направился на кухню, опираясь на каждую стенку рукой. –Пиздец, нехер было пить второй, — громко выругался украинец, поднимая глаза. Яркий солнечный свет, наполняющий все помещение, заставил громко зашипеть и зажмуриться. — Ослепну же. — Ты уверен, что выпил всего два? — по ушам ударил уверенный вопрос, заданный приятным, слегка заспанным голосом. — Раз спрашиваешь, то уже нет. Будешь дальше стебаться или поможешь? — О, помогу, но позже. Сначала хочу узнать ту «‎парочку»‎, которую ты сам помнишь, а если нет, то я помню три бокала вина, что ты выпил самыми первыми, вроде бы виски тоже было. К моему глубочайшему сожалению, — с нескрываемой издевкой произнес парень, — дальше я не знаю того, что ты успел попробовать там. Даже не сомневаюсь, что ты водку с колой намешал и выпил, хах. — Вау, — удивился Антон, вспоминая то самое вино и виски, но после них все слишком смыто и непонятно, а думать и углубляться в каждый из тех моментов также невозможно — состояние не то. — Что-то еще интересного? — Не думаю… А, точно, клубника. Ты ее съел столько, что ее и алкоголя в крови у тебя пятьдесят на пятьдесят. «‎А мне нравилось. Вино и клубника.. твое вино.»‎ — А, да, еще вопрос: как я дома-то оказался? — Ну не пешком же ты пришел, хотя мог бы. А нет, пока я тебя тащил сюда ты уже сопел мне на ухо, поэтому я сомневаюсь, что ты бы дошел сам. — Подняв взгляд на мятого друга, в голове всплыла вчерашняя картинка, от которой все тело покрылось мурашками. — Что я творил пока.. пока был пьян? — аккуратно интересуется украинец, налив в кружку воды. Неловко было думать о том, что тому сегодня снилось, какие фантазии, насколько те были грязными, развратными… — Таблетка, таблетка, таблеточка. О, нашел. — Тебе честно или наврать, м? Если честно — ничего, а если наврать, то очень много, но, к сожалению или к счастью, переспать не успели, ха-ха. От сказанного младший подавился водой, которой запивал найденное обезболивающее. Голубые глаза озлобленно смотрят на Квантума, что расслабленно сидел на диванчике, закинув ноги под себя и пил чай. — Вот обязательно было сказануть это когда я пью? — выдал украинец, резко ставя пустую кружку на стол и разворачиваясь к старшему, что теперь сидел с вернувшейся к тому серьезностью. — Тогда раз «не успели», что мы делали до? Может.. «Пожалуйста не продолжай. Просто заткнись, закрой рот! Не говори этого!» —..поцелуй? — как бы невзначай добавил Кратос, будто это было бы вполне нормально. Данил издал нервный смешок, опуская напиток на стол и обхватывая теплую кружку тонкими пальцами; мозг перебирал тысячи отговорок, шуток или непонятных вбросов, чтобы выкрутиться из ситуации. С одной стороны очень хотелось открыть все, что произошло вчера, но с другой было непонятно как отреагирует Черемисин и, как считал старший, эмоции будут крайне отрицательными, пусть он и затеял тот поцелуй, но это все было под алкоголем, мало ли он представлял себе красивую светловолосую девчонку — кто же знает?.. — Ха-ха, видел бы ты себя. Уже шутку продолжить нельзя, до чего докатился этот мир... — Присев на диван, парень хмыкает и спокойно откидывается на спинку, а потом кладет руку на голову, закрывая глаза от яркого солнечного света. «‎Нет… Хочу чтобы это не было сном, ну пожалуйста!»‎ На кухне воцаряется тишина, прерываемая лишь шумом проезжающих под окном машин. На телефоне, спокойно лежащем на столе, срабатывает будильник; время показывает пол первого — до самолета остается несколько часов, а значит квартира скоро опустеет на одного человека и разговоры вживую прекратятся еще на год в лучшем случае. — Ладно, я к себе, позови, как будешь собираться, ок? — Обязательно, Тош. Хлопнув дверью, парень направляется к кровати и обессиленно падает на мягкие простыни. Почему хочется смеяться и плакать одновременно, почему хочется накрыть лицо подушкой и рыдать в нее пока не промокнет? Украинец хрипло смеется и закрывает лицо руками, беззвучно крича в пустоту. Больно, очень. Хочется чтобы Даня остался и никуда не улетал, чтобы с утра будил сонным: доброе утро, и уходил на кухню делать чай с бергамотом. — Хочу, хочу, хочу. Хочу, чтобы все это не было сном, — тихо шепчет Антон, обнимая подушку руками, прижимая ту к себе; горькие слезы стекают по щекам, впитываясь в ткань. — Я не хочу чтобы ты уходил…

***End Flashback***

В реальность парня возвращает звук вскипевшего чайника. Кружка, с заранее опущенным туда чайным пакетиком, наполняется кипятком; вода приобретает темный оттенок, а запах бергамота заполняет всю комнату. Поднеся напиток к губам, Кратос делает осторожный глоток, обжигающий горло и ненадолго снимающий надоедливое першение. — В каждой шутке есть доля правды, да? Тогда мне интересно нашел ли ты правду скрытую в той шутке?.. — как бы невзначай вырывается в пустоту. По кухне разносится приглушенный смех, как у сумасшедшего, а затем обреченный вой. Надеяться уже не на что, так зачем держать всю боль в себе. Забрав с собой чай, Антон возвращается в комнату, по дороге настраивая себя на позитив, но выходит плохо. Разместив чашку на столе, парень присаживается на свое место и надевает наушники. Иконка загорается зеленым, привлекая внимание уснувшего друга, что мгновенно активизируется. — Ты чо так долго, то а? Я думал уже звонить скорую тебе вызывать, а ты оказывается жив, — недовольно пробурчал Данил. — Жив, все в норме. Я просто задумался, — объяснил украинец, сделав очередной глоток. — Не понимаю как ты можешь пить этот чай. Горький он какой-то. — Нормальный он, это ты просто пить его не умеешь. Я вот не понимаю как ты спишь с этим чертовым кашлем, м? — Нормально я сплю, мешает, но не критично. — Вранье, чистой воды вранье. Каждые пару часов беспокойного сна парень подрывается и, буквально, впивается зубами в подушку, глуша очередной приступ. — Может сходишь уже в больничку? — спрашивает старший, на что получает резко отрицательный ответ: — Даня, блять, я же сказал, что не хочу туда идти. Заебали уже со своим сходить туда, сходить сюда, выпить то или это. Сыт я уже по горло, больное и разодранное в кровь! — нервно выпалил Черемисин, у которого знатно прикипело, поэтому он и высказался. В разговоре наступила неудобная тишина; Даня понимал, что если скажет еще что-то, то ситуация может ухудшиться, поэтому молчал, а Антон просто испугался своих же слов, нет он не в первый раз высказывает свое мнение по поводу больниц и работающих там медиков, но парень не должен был орать на друга, совсем не должен был. — Прости.. я не хотел.. Дань? — М? — Прости, я не хотел на тебя кричать. Просто меня все уже достали с этим… Я правда не хотел. — Угу… — Ой ну все, обиделась обиженка. — Младший смеется, искренне, как всегда, и пофиг, что горло противно щиплет и дерет; Гаврилов горько усмехается, услышав из чужих уст свою фразу. — Ну братик, я же любя. — Дурак, так я и поверил, пх. — «‎Поверил.. сам такой же безнадежный...».‎

*** Месяц спустя***

Очередная запись, очередная катка в «AmongUs», очередной член экипажа, уже десятый раз подряд. Обычно Антон улетает бороздить космос самым первым, либо его убивает предатель, и так всегда — мертвый, но летающий в красивом с сотней звезд космосе. Играя за персонажа с зеленым скином, но без сыны — сидит в детдоме на холодном полу, морозит жопку, Кратос заходит в электрощитовую и ставит перемычку, второй конец которой нужно починить в связи, поэтому парень отправляется туда, постоянно оглядываясь и посматривая по сторонам. И вот поворот в тихую с хорошей изоляцией комнату; на полу расстелен синий с коротким ворсом ковер, а у стены стоит огромная непонятная машина-компьютер для систем коммуникаций. — Так, если кто-то меня слышит, то я в связи задание выполняю, — достаточно громко сказал парень, взглядом ища маленькую прозрачную крышечку на стене. — О, вот она. На огромном мониторе появляются все новые и новые цифры: один, один, ноль, один, ноль и так далее, образующие коды и зашифрованные действия, происходящие на космическом корабле. Мигающие разным цветом кнопочки чем-то походят на новогоднюю гирлянду. Тут со стороны коридора, скорее всего справа, раздаются приближающиеся шаги, поэтому младший настороженно прислушивается и обращает свой взгляд на вход. — О, приветик. — В связь забегает еще один игрок в синем — Квантум — и неторопливо подходит к планшету для скачки файлов, имитируя загрузку и отсчитывая оставшиеся секунды: 3... 2... 1. — А я уж думал, что сейчас тут чью-то косточку найду, а тут ты, да еще и живой. — Ага, удивительно, да? Ну раз я здесь живой и здоровый, то когда выйду таким и останусь. — Поспешно обходя друга со стороны, украинец пытается незаметно прошмыгнуть мимо в коридор. Старший оборачивается и ребята оказываются друг напротив друга, только Данина позиция намного выгодней: выход близко, скрыться с места преступления можно за пару секунд, а вот у Антона все намного сложнее, ведь если боги рандома выдали другу роль предателя, то кому-то, а именно зеленому, не повезло здесь умереть. — Куда это ты собрался, а, Антошенька? Кто тебе сказал, что ты живым отсюда выйдешь? — прошептал Гаврилов, подозрительно осматривая маленькую комнатку, в которой можно было бы сделать удачное убийство. Стоя здесь вдвоем можно, например, запугать Черемисина до смерти — звучит интересно, поэтому было решено приступать: включать мастерство красиво, но непонятно говорить, и шикарную актерскую игру, вживаясь в образ. — Давай-давай к стеночке, чтобы трупик твой не нашли, а то еще заподозрят чего — мне это совсем не надо. Нахмурившись, младший отходит к стене, обдумывая два варианта дальнейшего развития событий: не верить синему пиздаболу и спокойно убраться к остальным выжившим, либо поверить и понадеяться на то, что сегодня Черемисин не умрет первым и проживет лишние минут десять. «‎Блять, ну почему Я всегда попадаю с тобою сюда? Почему ты всегда оказываешься рядом именно здесь?! Чем тебе так нравится стоять тут и пугать меня до смерти?»‎ — Тебе тут что ли медом намазано, эй? Вечно, как я не зайду, так ты тут стоишь во всей красе. Может договоримся: ты меня отпустишь, а я никому не расскажу кто ты, идет? — Именно медом, ага. Но вот отпустить тебя я не могу или просто не хочу.. приглянулся ты мне. — Парень с золотой короной уверенно приблизился к зеленому, держа расстояние пары шагов. В серых глазах сверкают непонятные искорки, а улыбка больше похожа на животный оскал. Почему же Даня ждет? Выжидает удобного момента, играя с Кратосом в «‎интересную»‎, только для него одного игру? Или же. — Ровно стой. Молодец. А теперь закрой глазки. — Квантум, чо ты тут так долго, а? — забегая в связь, спросил Ваня, таская на руках маленький фиолетовый комок — усыновленного игрового ребенка. За парнем заходит еще один в оранжевом костюме — Дмитрий — что убегал от Би, который, никого не трогая, направлялся в хранилище за топливом и просто неудачно совпал маршрутом с Диминым — просто совпадение, не больше. — О, пацаны, что за сходка? — бросил Юрьев, облокотившись на стоящего рядом Ивана, что вопросительно посмотрел на друга и кивнул туда, где стояли остальные двое. Наблюдения проводились с приличного расстояния — лишком близко подойти означало бы нарушить поставленное вечно возмущающимся Саней правило — не ходить вместе, поэтому оба куколдили из-за угла, в крысу как говорится. — Мы видимо все не очень то вовремя — прервали романтическую атмосферу, хах. Простите, девачки, мы уже уходим, продолжайте. Пошли Медалист, а то нас щас тут испепелят, ха-ха. Оранжево-фиолетовая парочка еще постояла несколько секунд и, громко смеясь и разговаривая, ушли в навигацию, ведь Люффи осталось еще выполнить парочку заданий и он сможет свободно носиться с Юрьевым по всей карте. Холодно посмотрев туда, где недавно стояла делегация «мы просто спросить», старший недовольно рычит и разворачивается к вжавшемуся в стенку Кратосу. Изобразив что-то схожее на улыбку — получилось слишком неестественно и натянуто — Данил грубо отрезал: — Я ушел задания выполнять. Свали пока не поздно. На секунду замешкавшись, парень останавливается на полпути и резко выдыхает, вскинув плечи. Видимо кто-то решил извиниться? Офигеть, да где это видано? — Прости, больше такого не повторится. Забудь об этом, все равно ты поверил в мою ложь, хах, как обычно... Теперь шатен окончательно остался здесь в одиночку, как и хотел изначально. А хотел ли он этого на самом деле? Хотел чтобы тот, от кого в животе порхают и сразу дохнут сотни бабочек, ушел, оставив один на один со своими проблемами и мыслями; оставил в холоде, выстроив перед ним огромную ледяную стену? Или хотел оставить, прижаться к родному теплу и ощутить на себе такое громкое «любовь»? Антон уже не знает, он запутался и очень очень-очень давно и очень-очень сильно. Прислонившись спиной к металлической стене, парень опускает расстроенный взгляд в пол; по телу проходится крупная дрожь — тонкая ткань скафандров пропускает источаемый стенами холод, что совсем не похож на тот, который прямо сейчас, как жидкий азот, разливается по телу превращая то в безжизненное, скованное во льду нечто: подавленное, раненое и одинокое, с пока еще бьющимся и любящей сердцем. Пока еще. С одной стороны украинец жалел себя и свою ебаную слабость в виде одного высокого идиота, из-за которого все внутри переворачивается, но ненависть не далеко ушла, продолжая скрестись где-то там, заставляя чувствовать себя слишком, слишком, блять, хуево. Обхватив колени руками, украинец кусает губу до крови, вновь чувствуя привычный противный вкус; доигрывать смысла больше не было, просто не было и не будет. Покинув еще не закончившуюся игру, Кратос выключает гарнитуру (типо VRра, но для Амонга) и следом компьютер, забив на то, что остальные ребята будут волноваться, увидев в углу красную надпись: «Kratos покинул игру». — Блять! Блять, блять, как же все заебало! — вскрикивает парень, чувствуя подступающий кашель, что уже не первый за этот день и, как видим, не последний. Во рту ощущается явный вкус крови — солоноватый и металлический, такой тошнотворный. А горло будто обвязали веревкой с лезвиями и душат ей, до нестерпимой боли, от которой хочется волком выть, лишь бы она отпустила, видимо проверяют достоин ли ты прожить еще недельку другую. Для таких сильных и внезапных порывов, как этот, уже построен план, действуя по которому можно облегчить себе эти мучительные несколько минут. Сглотнув вязкую слюну, парень вдыхает слишком резко, из-за чего легкие пронзает боль, а тело бросает в дрожь; слезы уже не удается сдержать и они текут по накатанной. Голова начинает трещать от наплыва всевозможных мыслей, как позитивных, так и негативных; среди всего этого вороха мелькает обрывок того разговора с Данилом, который после очередной попытки уговорить — сдался, пусть он слышал как в некогда звонком и приятном на слух голосе все больше проскальзывала хрипота, а звонкость и прежняя лучистость затухали, угасали, подобно звездам по утру. — Как же я, блять, заебался, — прошептал Кратос, откашливая в дрожащую ладонь черный нераскрытый бутон, вроде бы, розы. Цветок весь заляпан в крови, чем-то походя на реквизит из фильма ужасов, где мертвая девушка лежит в розах с красно-черными лепестками — атмосфера что надо, только почему оно здесь — непонятно. — Я не хочу это больше терпеть, пожалуйста. Редкие всхлипы и тихий жалобный скулеж разносится эхом по квартире. Слезы все еще продолжают течь, капая на пол. Парень трет и без того красные глаза, раздражая те все больше. В груди застыл неприятный ком, нет, не из-за повторяющегося кашля, а из-за безысходности — пора бы прекратить жалкие попытки все исправить и надеяться, на что-то, что просто невозможно. Пора перестать мечтать о счастливом финале, в конце-то концов мы живем не в сказке, где принц спасет прекрасную деву от заклятья, да, скорее так можно назвать эти чертовы мучения — как жаль, что все из-за тебя…

***

Сидя перед белой дверью кабинета в окружении таких же белых стен (будто в психушке, ей богу), парень нервно перебирает в пальцах ключи с переплетенной сине-зеленой ниточкой, как брелок самое то; по этажу раздается стук каблуков, а за ними показывается девушка с приятными чертами лица, волосы ее заплетены в небрежный пучок. Одета она в медицинский халат и, как упоминалось раннее, черные туфли на шпильках — как им только разрешают?.. Вальяжно направляясь дальше вглубь длинного коридора, медсестра цокала так, будто специально для нее здесь выкачена красная ковровая дорожка, а она сама Ариана Гранде в пышном платье с блесточками. Одарив уходящую презрительным взглядом, Антон вернулся к разглядыванию внутреннего пространства больницы, которое не вызывало ничего кроме непонятной тревоги, связанной с тем, что происходит с организмом ютубера. Дверь, перед которой и сидел парень, открывается слишком неожиданно, отчего тот вздрагивает, мгновенно осматривая вышедшую с парой каких-то снимков медсестру, но эта выглядела значительно приличнее, если так можно сказать: обычный хвост и неброский макияж, такой же белый халат и медицинская маска — а не расфуфыренная «модель». — Прошу прощения, проходите, вас ждут. — Девушка мило улыбнулась и отошла в сторону, освобождая вход. А когда парень прошел внутрь, та тихо прикрыла дверь, бросив на последок врачу пару сообщений о сегодняшнем совещании. — Здравствуйте, рассказывайте что и как. — Мужчина повернулся к пациенту, что встал посреди кабинета подобно камню: ни туда, ни обратно. Покопавшись в куче медицинских карт, врач достает одну и пролистав первые пару страниц, поднимает глаза на мнущегося с ноги на ногу шатена. — Антон Черемисин, как я понимаю? — Да. Повисает неудобная тишина, прерываемая писком приборов и невнятным бормотанием мужчины; он записывает что-то на свободной странице и откладывает записи чуть в сторону, вновь разворачиваясь к Кратосу лицом, выражающим сдержанную полуулыбку. — Может уже скажете что-нибудь? — Ну я уже третий месяц не могу избавиться от кашля, как начался, так еще и не прошел. Между прочим он только ухудшается, — начал младший, решив пока умолчать о тех цветах и о порывах, что случались каждый раз когда в голове мелькает мысль об одном высоченном придурке. Жаль осознавать, но это так и уже сделать ничего не получится: и с придурком и с болезнью. — Постоянный кашель, боль в горле и груди будто все режет и протыкает ножом насквозь, про кровь, которую можно сплевывать литрами, вообще молчу. — Хорошо, идемте за мной. Что-то мне подсказывает, что это я не раз слышал и услышу еще немало.

***

— Это же.. цветы? — не веря своим глазам, спрашивает парень. В голове прекратился весь мысленный процесс, погрузив хозяина в некий астрал; голубые глаза застилает мутная пелена, а в груди точно чувствуется шевеление стеблей с острыми, впивающимися в плоть изнутри, шипами. — Почему они там и почему их так много? Бледные бутоны, уже раскрывшихся черных роз, заслоняли собой пространство легких, буквально вырастая из них — если приглядеться видно маленькие корни, переплетающиеся между собой. Один тонкий, как веревка, стебель тянулся по трахее выше и образовывал терновую петлю под кожей, болезненно впиваясь колючками в горло; чуть ниже, в районе ключиц расположились еще три, пока, не раскрывшихся цветка, ждущих своего момента. Но то, что привлекло огромное внимание — это пространство около и, собственно, само сердце, которого просто не было видно из-за скопившихся вокруг лоз, теперь ясно что заставляло парня просыпаться в холодном поту и чуть ли не ломать грудную клетку, чтобы вырвать тот, обвитый со всех сторон живой проволокой, главный орган всего организма. — Да, это именно цветы. И не просто абы какие — розы, черные или же почти черные, — печально озвучил врач, разворачиваясь к карте Черемисина и вписывая туда полученные со снимка результаты. — Слышали может о чем-то похожем или может сталкивались с этим до.. до вашего заболевания? — Я видел это всего один раз. — Говорить парню удавалось с трудом, ведь увиденное на рентгене совсем не хотело уживаться среди всплывших воспоминаний, что явно не сулили ничего хорошего. — Моя знакомая.. у нее было также: бутоны, только темно-красные, которые она постоянно откашливала: на улице, пока мы беседовали, в кафе и даже дома, буквально везде. Улыбаясь, говорила, что это нормально и скоро пройдет, но в итоге не прошло — ее не стало. Брат нашел ее в ванной в луже крови и «цветочном ковре», описывая ему причину смерти, врач показал те самые розы и сказал, что сделать было ничего невозможно — слишком поздно и бессмысленно. — Порой люди специально не идут за помощью к нам, чтобы отгородить себя от кошмара, но они не понимают, что он не сулит им ничего хорошего. Думаю, что и ваша подруга думала также, что со всем справится сама, стоит только попытаться. А вот если она специально делала это с собой, то мне очень жаль, жаль ее и того человека, по которому девушка мучалась, — мужчина говорил искренне, подбирая понятные для обычных людей слова. Руки в перчатках были сцеплены в замок и лежали на столе, поверх Тошиной карты. Рассмотрев свой снимок покрытой цветами грудной клетки, шатен поднял глаза на нахмурившегося рентгенолога. — Последнюю стадию — когда бутоны уже выходят целиком, а в горле уже можно пощупать те самые стебли — терпеть приступы становится слишком мучительно, да и по сути своей бесполезно. Цветы рано или поздно поглотят хозяина целиком, принося только боль, ничего больше — лечи ты их или нет, только время до твоей смерти отдаляется на пару дней в зависимости от препаратов, что вам прописывают в больнице. Есть второй вариант, но я не буду давить на вас, будто он в вашей безвыходной ситуации самый лучший, просто расскажу про него: операция по очистке легких от растений. Только есть один побочный эффект — если вы согласитесь на нее, то навсегда должны отказаться от всех чувств и эмоций, в итоге вы просто существуете, блуждаете в мире… — Почему они черные?. — Вопрос скорее был риторическим и задавался просто для того, чтобы частично успокоить и без того расшатавшиеся за последнее время нервы. — Из-за привязанности, а если точнее, любви к тому человеку, так как цветы подстраивают свой окрас. Он может меняться по ходу болезни, но причина и значение всегда одинаковые, — спокойно начал пояснять мужчина, доставая из стола еще пару снимков и протягивая те парню. На поданных прозрачно-черных листах были такие же цветущие разной степени легкие, только вот шипастые стебли еще не добрались до сердца и горла. За повисшую минутную паузу Черемисин был готов всеми известными словами обматерить того придурка, который сейчас скорее всего сидит в какой-нибудь кафешке и улыбается своей милой и скорее всего искренней улыбкой какой-то левой девушке. «Почему я вообще позволил себе влюбиться в тебя, блять?! Почему я постоянно страдаю из-за тебя?.. Почему я не могу просто сдохнуть. из-за тебя, сука! Из-за тебя я ходячая клумба! Почему. зачем, Дань, просто зачем?..» — Я могу все обдумать? — Голос был таким.. таким сломанным, будто здесь в кабинете вынесли смертельный приговор. Хотя, почему будто — его вынесли и даже назвали точное время казни. — Да, конечно. Но учитывайте то, что у вас осталось не больше пары недель, а то и еще хуже — одна. Вот ваша карта, сдайте ее на первом этаже и можете идти, — закончил врач, собирая некоторые бумаги в стопку и складывая их вместе с медицинской картой, передал вещи пациенту. Когда Антон подошел к двери, то сзади послышалась серьезная с нотками сочувствия фраза: — Пожалуйста, разберитесь с этим и не совершайте необдуманных поступков. Всего доброго, не забудьте карту. — А, да. Спасибо.. до свидания.

***

Дома уже не чувствуется спокойная и вполне себе радостная атмосфера — ее место заняла витающая в квартире холодность, мерзкий до тошноты запах крови и роз. А на кухне, точно 24/7, пахнет заваренным чаем с бергамотом, резким и терпким, но в то же время каким-то цитрусовым и слегка цветочным ароматом что ли. Теперь, так любимый Даней чай, постепенно становится любимым и у Черемисина, потому что только от этого горячего напитка внутри все успокаивается, пусть и на пару лишних часов. Последний раз парень записывал в тот день, когда что-то в груди треснуло, сломалось, подобно стеклу, со звоном разлетаясь на кусочки; ребята пытались дописаться Кратосу и в ВК, и в Дискорде звонили, да даже, блять, просто на телефон, понимая сколько будет стоить один разговор по душам, все равно звонили же. А он не отвечал: сбрасывал, игнорировал или вообще выключал сотовый на время — отвалите все. Читая сообщения, но оставляя их не отвеченными, внимание Антона привлекает одно отправленное от Ивана, всего одно, а в голове уже сотня идей для того, чтобы оправдать и свой внешний вид и, собственно, бардак в квартире: разбитая посуда, в ванной лежат окровавленные лезвия и использованные пластыри с бинтами, зеркало вообще разбито на множество осколков, валяющихся на кафельной плитке, а в спальню лучше вообще не заходить. Если так посмотреть, то все, что смогло избежать такой участи, так это игровой компьютер со всем оборудованием — жалко, да и совесть не позволит их хоть пальцем тронуть. ЛюффяОООО 15:54 «Жди, я скоро буду» Открывая очередную пачку сигарет, Антон зажимает одну палочку между зубов и поджигает ту зажигалкой, засматриваясь на переливающийся красным огонек. Легкие наполняются едким дымом, отравляя и без того убитый организм, доводя его до крайней точки; в воздухе растворяется такое же выдыхаемое серое, как и настроение, облако, забирая с собой негативные мысли, которых набралось огромное количество, а ведь с похода в больницу прошло всего два дня. — Как же сильно я тебя ненавижу... Но люблю, сука, не меньше. Вот только зря, ха. Оставшиеся пять минут парень просто стоял на балконе, дыша холодным осенним воздухом, что неприятно щипал горло: на рентгене показало обвитый по кругу стебель с впивающимися шипами — они и раздирали некогда здоровую во всех смыслах трахею. В глазах стоит слезная пелена, но вот сил реветь какой день подряд уже нет, поэтому голубые глаза только блестят от скопившейся влаги. Забравшийся под толстовку ветер, заставил поторопиться обратно в квартиру, согреваясь там в тепле с чашкой горячего кофе. Присаживаясь на белый диванчик, парень закидывает ноги под себя и громко выдыхает. На телефон приходит очередное оповещение о входящем, а за ним еще парочка гневных сообщений от Димы и Сани, второй между прочим грозится самолично прибить украинца, если он не ответит хотя бы кому-нибудь, хотя бы точкой. Пар валит из кружки наверх, окружая парня бодрящим кофейным ароматом. — Да, Данил, такого «больше не повторится». В коридоре раздается писк дверного звонка и сильные удары кулаком. Недовольно фыркнув, Кратос встает с нагретого места и спускает рукава худи, медленно направляясь к двери. Уже стоя перед той, тело предательски бросает в дрожь, но рука все равно осторожно касается замка, проворачивая тот с характерным щелчком, а затем опускается на металлическую ручку. Дверь открывается, а за ней стоит слегка запыхавшийся парень. — Черемисин, придурок, чтоб тебя.. куда ты пропал, а? — прерываясь после каждого слова, спросил Ваня, восстанавливая сбитую дыхалку. Парень налетает на Антона и стискивает того в крепких объятиях. — Ты в курсе как кое-к.. мы, мы все беспокоимся за твою тощую жопу, блять? — Да… В курсе. — Могу войти или на этом все? — Шатен отходит в сторону и рукой приглашает гостя зайти, закрывая за ним дверь. Разувшись и оставив верхнюю одежду на вешалке в коридоре, Люффи проходит на кухню за другом, что в один момент оказался на своем месте — диване — и залпом осушил кружку с неостывшим кофе. Оба сидели в тишине, пока Ваня не решил повторно задать свой первый вопрос: — Так куда ты пропал, Тох? Мы все за тебя переживали: то ты из игры сваливаешь, не объяснив потом причин, то пропадаешь из всех, абсолютно, социальных сетей, не отвечаешь на звонки и сообщения. Я, конечно же, могу продолжать, но думаю ты сам понимаешь, что натворил. А твои подписчики? О, а как они донатили на стримах, писали кучи комментов с одним единственным вопросом: «Куда пропал Кратос?». — Да, я видел все. У меня в личке в ВК теперь больше сообщений, чем у любой популярной истаграмщицы, ха, — прокашлявшись ответил парень, сухо усмехнувшись. Ведь и вправду, подписчики начали писать сразу в первый день, когда ничего просто не было выложено, что обычно не свойственно Черемисину, любящему свою маленькую, но драгоценную аудиторию — ютуб-семью. — А пропал ты почему? Дай угадаю, тебе что-то в голову ударило и ты снова впал в осенний депресняк? — Отрицательный кивок и секундная улыбка. — Тогда не молчи в тряпочку! Что случилось? Давай рассказывай, мы найдем способ как это исправить. — Ничего вы не найдете! Никак вы мне не поможете! Дайте просто спокойно сдохнуть без ваших «помогу». Неделя, не больше, — нервно выпалил ютубер, вскакивая на ноги и быстро удаляясь в свою комнату. Парень, оставшийся сидеть в полном шоке, уставился в одну точку, а в ушах стояло лишь последнее вышесказанное предложение. «Неделя? Но как такое возможно?..» — Вот, сука, смотри на эту хуету, — бросил Антон, небрежно положив на стол рентгеновский черно-белый снимок. Увидев поросшую розами грудную клетку своего друга, Люффи застыл на месте с открытым ртом, продолжая держать в дрожащих руках чертово фото, где на каждом сантиметре расположены бутоны, шипастые стебли и маленькие, почти прозрачные лепесточки новых, растущих цветов. — Этим я болею уже третий, мать его, месяц и это, то, что ты видишь, все последствия. А теперь скажи-ка мне ты точно уверен в своих силах исправить это? Нет? Вот и я тоже не уверен. Глаза по пять копеек смотрят то на рентген, то на погрустневшего Кратоса, что уселся на свое место и начал искать в телефоне какую-то информацию. Странно, но такую хрень, как цветы в груди, Иван видит впервые, особенно растущие в организме его друга, медленно увядавшего, из-за жестокого растения внутри. Мельком пробежав по чужому серьезному лицу, Черемисин грустно усмехается и разворачивается, чтобы посмотреть в окно на серое небо и начавшийся мелкий дождик. — Так, из-за кого это все? Кто-то из наших? — Дальше строить догадки бесполезно, ведь вполне очевиден ответ «да», особенно по заметно дрогнувшему лицу после произнесенных: «из наших?». — Именно, кто-то из наших.. кто-то мой. Тот придурок из-за которого я, блять, ходячая клумба! Тот кто каждое утро названивал только ради того, чтобы пожелать доброго утра и спросить про мое самочувствие; я отвечал, что все в порядке, хотя это всегда было вранье, — начал шатен, срываясь на крик. Пальцы вжались в кожаную обивку дивана до побелевших костяшек; в груди от упоминания старшего начало просыпаться уже знакомое неприятное чувство. — Все благодаря нашему Данечке, бомбанувшему на вас с Медалистом.. пришли и все ему испортили, а мне теперь получать сообщения по типу «отвалить» или «скрыться в тумане», в подарочек еще и пиздецки заебавший меня кашель с этими ублюдскими цветами вот здесь. — Антон постучал по груди и издал нервный смешок, разразившийся по кухне, подобно смеху в пустой палате психбольницы. — А почему они та... — Они такие потому, что я их сделал такими. Я взрастил их в любви и заботе. Хах, как же, сука, иронично, да? Скажи любому — не проверят, а Даня так вообще отшутится как обычно любит делать, мол, не похоже на правду и вообще все это ваш навыдумыванный подписчицами бред. Думаю, что если я заикнусь о своих проблемах, образованных как раз из-за него, так тут такой скандал начнется, полетят оскорбления, а мои чувства, да и жизнь, пресекут одним единственным предложением: «У меня есть девушка». — Но, Тох, ты же не можешь знать наперед. Вдруг эти твои мысли совсем далеки от правды? — Украинец впадает назад в реальность и пытается донести до друга то, что тот совсем не прав и просто загоняется на пустом месте; Кратос недовольно цокает и, выхватив снимок из чужих рук, кладет тот на стол перед собой. — Он же тоже.. — Нет, Вань, он не.. Забудь, я больше не хочу продвигать эту тему. Спасибо, что приехал ко мне, что пытаешься, но я сам как-нибудь разберусь со всем. — Ну да, конечно. Сдался просто, тогда так и скажи. Я же помочь пытался. Значит давай поговорим о том, как ты тут выживаешь, если единственное, что ты пьешь — чай и кофе? — Хах, да не знаю я. Оно как-то само; вообще не в курсах. Наконец в квартире был слышен слегка хрипловатый, но искренний смех, от которого атмосфера постепенно таяла и становилась такой, какой была прежде — радостной и легкой, когда разговоры могли затянуться до вечера и гости оставались на ночь, хотя спать все равно не ложился никто: смотрели фильмы, играли во что-то или продолжали угарать над всякой фигней, будя громким смехом соседей. И вот сейчас перепрыгивая каждую минуту с темы на тему, парни разговорились, не заметив наступившую на улице темноту. По окну барабанили капли усилившегося дождя, а вдали были слышны раскаты грома — осень она такая. — Ой, это мне, погоди пару секунд, щас вернусь, — Люффи, приняв звонок, отошел в другую комнату, бурно и слегка грубо что-то отвечая своему собеседнику, иногда даже сходя на крик. «У, агрессивный Люффи. Они с Баксом подружатся, ха-ха» Пролистывая сообщения в Дискорде, Антон заходит в общую группу, где сейчас сидят почти все, кто-то в голосе, кто-то пишет, и, честно, это было зря. На глаза наворачиваются давно кончившиеся, как считал младший, слезы, капающие на стеклянную поверхность стола; плечи подрагивают от частых всхлипов, на звук которых из гостиной вышел Иван, что, быстро попрощавшись, отключается и подбегает к парню. Быстро глянув на открытый диалог, тот нервно вздыхает и откладывает телефон в сторону, поглаживая шатена по волосам. Только вот успокоить парня никак не удавалось, а потом все стало только хуже. — Эй-эй?! Антон? Антон! Изо рта начинает капать алая кровь, смешиваясь с солеными каплями и окрашивая их в такой же цвет; Черемисин хватается за горло и начинает откашливаться. Тело содрогается из-за непрекращающихся приступов, продолжающих выбивать весь воздух из легких, которые на последнем издыхании снабжают организм кислородом. Вместе со сгустками крови начинают падать на стол лепестки и черные, как смола, бутоны и уже становится ясно, что нет никакой недели, а на счету теперь каждый час. Сквозь звон в ушах младший смог разобрать пару слов — одно точно было ясно: Ваня звонит в скорую и этот пиздец, может быть, не станет последним перед смертью.

***

Возвращаясь домой после ночной прогулки по Москве, Данил всю дорогу вспоминает тот разговор по душам в Дискорде и грустно усмехается. Если бы кто-нибудь сказал, что пару часов назад вся команда будет удивлена ответом парня на Димин вопрос, мол, почему они, Даня и Антон, поссорились. — «Мы поссорились, потому что кто-то слишком тупой и на каждую шутку реагирует так, будто впервые понял, что оказывается я могу пугать его, а потом слушать то нытье, что обычно и слушаю после записей. Нет, это слишком тупо». Как такое можно было вообще ляпнуть, а? — переодеваясь уже в квартире, спросил парень сам у себя. Понять, что Черемисин читал все переписки в общем чате не сложно — в тот момент младший находился в сети, поэтому скорее всего видел и мог спокойно послать Квантума при встрече, будет честно. С того дня, когда ребята последний раз снимали все вместе, прошло немало времени, поэтому многие думали — помирятся, не в первый же раз — вот только Кратос как покинул игру, сразу пропал везде: в интернете игнорил, на звонки не отвечал, порой сбрасывал, а Даню вообще заблокировал — «Абонент недоступен, перезвоните позже» или же гудки. А на вопросы о внезапно выросшей между друзьями стене вообще слал всех на хер — они не виноваты, все из-за него, него одного. Каждый раз Гаврилов был готов разбить свой телефон, слыша эти чертовы монотонные раздражающие гудки, а сердце останавливалось в ожидании родного и тепло-сказанного «утречка» или «привет». Музыка от нежданного входящего заставляет испуганно вздрогнуть и вытаращиться на имя звонившего. В серых, будто выцветших, глазах загорается прежний огонек, а сердечный ритм учащается. Неужели?.. — Даня, срочно собирай свои манатки сюда! Чтобы ты к завтрашнему дню, сука, был здесь, понял меня?! — В ухо бьет взволнованный вопль, обладателем которого, как не трудно догадаться, был Люффи; нервозность и некий шок чувствовались сквозь телефон. На заднем плане был слышен посторонний шум, громкие голоса и крики. — Пожалуйста, сделай как я прошу. — Да что случилось-то? И почему ты звонишь с телефона Ан.. — Потому что Кратос лежит в реанимации! У него случился приступ, сильнее чем на записях. Тащись сюда быстро, время, как говорит врач, остается очень мало. Он не выдержит больше недели, может и пяти дней. Я же знаю, что ты любишь его... — Ваня, просто будь рядом, хорошо? Скинь адрес больницы, я прилечу с первым рейсом и мигом туда. Я свяжусь с тобой позже, — протараторил старший и сразу же отключился, бросая все задуманные на вечер дела. Единственным делом сейчас будет найти самолет, остальное не важно. — Тош, держись пожалуйста. я приеду, скоро. На сбор всех нужных вещей понадобилось не больше часа, больше всего времени занял поиск и бронь билета на самолет. Быстро вылетев из квартиры, напоследок проверив закрыта ли та, Квантум срывается с места и на ходу вызывает такси. Десять минут и машина подъезжает к нужному дому, прокладывая маршрут до нужного аэропорта; обычные столичные пробки, в которых по будням можно простоять часами, будто по волшебству испарились и большая часть пути была свободна. До вылета оставалось полчаса, поэтому вылетев из такси, парень торопится в здание, чтобы успеть. должен, он обещал. Пять минут и Данил уже сидит на своем месте, осматривая забронированное для себя пространство. Помимо ютубера в салоне было еще человек двадцать, не больше — время уже позднее, а отправление в 01:20. ЛюффиффяО 00:59 «Улица ***, большое белое здание, думаю сам найдешь» «Палату тебе скажут на ресепшене»

Квантум 01:02 «Спасибо. Я прилечу где-то в 9, мб 10» «Скажи как он?»

ЛюффиффяО 01:05 «Вот рядом лежит, сказали, что он спит. Прости за то.. я правда внезапно позвонил» «Не волнуйся — я буду дежурить всю ночь, а завтра утром сменишь меня» «Я тоже спать хочу, да, Дань? ;))»

Квантум 01:06 «Спасибо, давай до завтра. Я как прилечу сообщу тебе… Будь с ним рядом»

ЛюффиффяО 01:07 «Буду.»

***

Спать в самолете не самое лучшее место, но спустя кучу полетов уже привыкаешь и, как только, судно отрывается от земли, можно спокойно уснуть. Но сегодня за все время Даня не сомкнул глаз ни разу — звонок, слишком громкий ор друга и ужасная новость. В тот момент душа буквально покинула тело, летая где-то рядом, а мозг отказывался воспринимать все не как шутку. Ну не может быть так. Антон же пил таблетки и старался избавиться от кашля, порой срывающего целые записи… «Такой ты дурак, Черемисин. Мыша, самая настоящая. Только попробуй потом искать оправдания — я тебе такое «прости» устрою, мало не покажется» Солнце постепенно поднималось, сменяя ночь и окрашивая небо и облака в розоватый цвет, чем-то походящие на воздушный зефир или маршмеллоу. Вчерашняя гроза оставила только огромные лужи-моря на дорогах и в ямах около подъездов: паркур — новое движение, путь самовыражения. Деревья сбросили большую часть листвы, готовясь к сказочно-красивой зиме. Температура в Украине была чуть ниже, чем с вечера в Москве, наверное из-за дождя и повышения влажности, поэтому, сильнее кутаясь в легкую куртку, парень забивает адрес нужного здания и смотрит более удобный маршрут. Решив, что топать все несколько километров пешком — плохая идея, Гаврилов находит около аэропорта такси и, сказав водителю улицу, забирается в автомобиль, откидываясь на заднее сиденье. Двадцать минут ощущаются как сорок, за которые в душе разрастается тревожное чувство до таких размеров, что его можно было бы сравнить с Бурдж-Халифа. В окне виднеется огромное светлое здание больницы, а уголки рта поднимаются в расслабленной улыбке. Он здесь.. он будет рядом, все будет хорошо. Наверное… Машина останавливается на парковке, где почти нет свободных мест; покинув черный Фольксваген, Данил идет ко входу решительным шагом, наплевав даже на то, что в рюкзаке за спиной лежит ничего: футболка и теплая толстовка, зарядка, пара проводов и ноутбук (а собирался целый час.). В холле, как сказал Люффи, девушка на ресепшене спросила к кому парень так торопится и, бросив на последок номер палаты, стала возиться с остальными людьми. Забитый под завязку коридор. Десяток ступенек. Второй этаж — детский плач и крики. Снова ступени и вот наконец третий этаж, самый пустующий на данное время и самый тихий. Рядом с дверьми висят таблички с номерами, только вот нужной 317 Квантум высмотреть не может — видимо еще не проснулся, хотя он и не спал. Еще раз пройдясь по коридору, шатен начинает нервничать и метаться из стороны в сторону, вновь и вновь просматривая цифры, среди которых не обнаруживается нужной. От безысходности проскакивает мысль написать Ване и спросить где, блять, их искать, но, будто услышав, одна из дверей открывается и из-за нее показывается Собакин и рукой подзывает старшего к себе. Облегченно выдохнув, Даня заходит в палату и в нос сразу бьет неприятный запах медикаментов. На кардиомониторе появляется стабильная зеленая ломаная, свидетельствующая о более-менее стабильном состоянии пациента. — Ему сделали очистку, поэтому он пока спит, — негромко сказал парень, поправляя спавшие на глаза пряди волос. — Если что, то скоро зайдет врач и донесет некоторую информацию, так что слушай его внимательно, окей? — Положительный кивок. Снова зевнув, Иван отходит к окну и щурится от солнечного света. — Как такое вы вообще умудрились учудить ума не приложу. Вот скажи мне, Квантум, что ты такого сделал, что он, — обратив на лежащего под капельницей Черемисина, начал ютубер, — три месяца своей жизни, можно сказать, подыхал из-за тебя, м? — Стоп, в смысле? Какая очистка и почему. из-за меня?! Да что тут происходит?! — переходя на крик, спрашивал Гаврилов, до которого только дошел смысл претензии «из-за тебя». До этого момента в голове крутились мысли лишь вокруг одного человека, что сейчас просто был в отключке, подключенный к аппаратам и капельницам. — Это, блять, не смешно. Что. Тут. Происходит?! — Здравствуйте, прошу прощения. Молодой человек, сдерживайте эмоции, это общественное место, — грубо отозвался зашедший в помещение врач. В руках он держал какую-то бумажку и снимки, рентгеновские снимки. — Вот, смотрите, вы должны видеть разницу, которой, к сожалению, почти нет — все стало слишком серьезно. Вот здесь, тут и вот тут уже нет живого места: все поросло цветами изнутри и это еще не конец. Я понимаю, что сделать выбор в сторону самого пациента, его жизни, или его, как человека, чувствующего, радующегося, очень проблематично, но по другому мы просто не можем ничего предложить — операция или нужно искать того человека, который и.. — Теперь я прошу прощения, но кто-нибудь мне уже в чем собственно дело, м? — В разговор резко вклинился старший, прервав рассказ на самой середине предложения. Украинец на это лишь фыркает и легонько бьет друга кулаком в бок, мол, заткнись и стой слушай. — Я уже знаю, что вы будете против и попросите еще на день отложить решение. Вот только события развивают слишком быстро и без него, того самого человека, мы, как близкие, друзья, врачи, ничем не сможем помочь. Если парень проснется, то исход всего будет зависеть только от него: либо операция, либо.. вы и сами знаете. — Сурово взглянув на аппараты жизнеобеспечения, врач протянул снимки, забравшему те Ивану и, сдержанно что-то сказав на последок, будто на неведомом Дане языке, ушел, бесшумно прикрыв за собой дверь. По ту сторону раздаются громкие голоса и перекличка, а затем все шаги и шум в коридоре пропадают, возвращая благословенную тишину. На белом фоне подоконника отлично видно все очертания насквозь: первое скорее всего «до», в, а второе «после» той самой непонятной чистки. Закусив губу, чуть ли не до крови, парень сцепляет пальцы в замок и обводит взглядом всю комнату, задерживаясь на сладко, может и не очень, спящем Кратосе. — Иди сюда, матершинник. — Данил встал рядом с Иваном, опуская глаза вниз и мгновенно теряя дар речи. После минуты глубокого анализа снимков, что кажутся совсем нереальными, из-за расположенных по всей груди цветам и лозам, шатен издает нервный смешок и устало потирает переносицу, отрицательно мотая головой. Мыслительный процесс обрывается только на стадии «а вдруг это правда», не позволяя даже заикнуться о том, что это и вправду может оказаться суровой реальностью, с которой Гаврилов должен прямо сейчас встретиться и принять ее, а не отрицать. — Этого быть не может, ты просто шутишь. Вот ты сейчас хочешь сказать, что Антон сейчас слег из-за них, ха? Это просто удачная шутка, да? Скажи что ты шутишь, я не могу. — Нет, не «не можешь», а не хочешь, — бросил Люффи обходя друга и ударяя того по спине с громким хлопком. На лице появляется незнакомая старшему холодность и серьезность, которая заставляет перестать дышать и застыть на месте, не шевелясь и не дергаясь. поэтому все оскорбления и возмущенный вскрик теряет где-то там в глубине души, не позволяя себе вырваться наружу. Нарыв в кармане своей куртки что-то черное, тот возвращается на свое место и облокачивается на подоконник, положив перед собой бутон розы, черной розы. На белом она смотрелась неестественно, будто неземная, сказочная, но именно поэтому парень и достал ее, чтобы доказать Гаврилову, что это не вымысел и не сказка. Изучая взглядом серых глаз сей объект, ютубер прокручивает про себя воспоминания об одном разговоре, где Антон рассказывает о про какую-то девушку, знакомую или его или его друга, не важно, и она умерла как раз из-за вот этого. —…ее нашли поросшую цветами в луже крови, — прошептал Квантум, разворачиваясь на младшего. — Думаю было больно.. очень. — Прости, но тут это все случилось из-за тебя и не смей теперь этого отрицать, понял меня? А на этом все, ты обещал за ним присмотреть, вперед и с песней. — Собакин зевнул и поднял свою черную куртку, вешая ее на сгибе локтя. Мрачный, пугающий, по сравнению с окружающим пространством, цвет нагнетал в сто раз больше, так как создавалось впечатление смерти, будто та уже пришла и стоит ждет удачного момента. Но когда парень покинул палату, бросив короткое «пока», дышать стало немного полегче — черное мутное пятно больше не привлекало ненужное внимание и тело отпустило непонятное давящее чувство. В помещении наступила образная тишина, не считая только писка аппаратов и шумного дыхания спящего. Атмосфера была, так скажем, давящей: Черемисин попал сюда только из-за одного человека и он сейчас стоит рядом, безотрывно наблюдая за едва содрогающимися ресницами и вздымающейся грудью, в которой судя по снимкам сейчас находится два десятка распустившихся бутонов, а сердце оплетено толстой колючей лозой, готовой в любой момент сомкнуться — убить любовь и слабое тело вместе с ним. Еще немного постояв около кровати, старший аккуратно присел на край, но от своего занятия — рассматривания чужого лица — не отказался, продолжая изучать будто впервые, будто парни первый раз встретились вживую и каждый запоминает малейшие детали, подмечаемые только ими двумя: тонкие губы, с которых почти никогда не слезала радостная искренняя улыбка, шея с приятной молочной кожей и выпирающие из-под одеяла ключицы, на которых так и хотелось оставить красные отметины, чтобы пометить сказать всем: принадлежит ему и только ему, руки, которые крепко обнимали и долго держали, не желая отпускать ни на минуту, худые пальцы и маленькие царапинки на них, всегда появляющиеся непонятным образом, тонкие запястья — обхватить и держать, до красных отметин на них, чтобы просил отпустить. Вот только на тех уже были красные, почти зажившие и только-только потемневшие отметины, подметив которые Квантум ударил себя по лицу, коря себя за свою же тупость и бездействие. — Дурак, дурак, дурак… Зачем ты это делал? Тош, так нельзя же, — ласково прошептал Данил, бережно и нежно касаясь чужой руки и переворачивая ее порезами вверх. Их было много и уже зажившие с видными шрамами, и с новыми буквально вчерашними или позавчерашними — на них еще не успела образоваться плотная корочка, а местами они даже кровоточили, образуя маленькие бордовые капельки. Поникшим взглядом осматривая увечья, сделанные добровольно, между прочим, старший чувствовал тяжелый груз вины и растущий ком из сожаления и ненависти к себе. — Я делал тебе больно, а ты просто глушил другой… Переплетя свои теплые с холодными пальцами младшего, Даня слушает ровный писк кардиомонитора, представляя такой же ровный ритм чужого сердца, в котором больше не осталось места ни для кого кроме Данила, как собственно и в его — ни для кого и ни для чего, только для него. Сжимаемые в тепле пальцы едва заметно дергаются, что не остается незамеченным — счастливая улыбка расползается на губах. — Почему ты так и не сказал мне об этом? Решил сдаться и помереть пока я не в курсе, а? — Боялся что.. что ты не примешь, не поймешь. А потом да, сдался и все пошло по пизде. Ты это сейчас и видишь, хах, — сипло раздался ответ. В севшем, из-за постоянных кашлей, голосе чувствовалась усталость и нескрываемая боль. Взор голубых, как два озерца, глаз вцепился во взгляд серых и будто пустых, безжизненных; они будто оживали с каждой секундой осознания того, что он, Антон, сейчас сидит и разговаривает по сути со своим убийцей и не кричит, не корит и не винит во всем Квантума, а наоборот… — Не только из-за тебя, вообще-то. — Черемисин, заявляю, что ты у меня придурок, — произносит старший, потянув Кратоса за руку в свои объятия. Отстраняться не хотел никто, поэтому время существовало где-то в параллельной вселенной, но никак не для них двоих. Теперь Гаврилов четко слышал чужое сердцебиение: четкое, громкое и быстрое, а главное — живое. — Я по тебе так скучал… С души упал огромный камень, а тепло, которого не было уже достаточно давно, начало вновь править и переполнять организм; наконец облегченно выдохнув, украинец утыкается носом в чужую шею, чувствуя отдаленный, едва уловимый аромат бергамота и дорогого одеколона. Руки сцепляются за спиной, притягивая старшего к себе сильнее; в голове проскальзывает мысль о том, что происходящее просто дурной сон или одурманивающие мечты, что заставляет сжимать чужие ребра чуть ли не до хруста. — Я тоже скучал… Прости, Дань… — Дурашка, это я вообще-то должен прощение просить, а не ты. — Пальцы зарываются в волосы, перебирая спутавшиеся шоколадные пряди. Перед глазами невольно пролетает картинка того самого вечера и того самого поцелуя, который сейчас безумно хочется повторить и сдерживать себя в руках уже нет сил. — Предупреждаю: я сейчас сделаю одну глупость — поцелую тебя. Едва шатен успел среагировать и понять смысл, как подбородок оказывается в цепких пальцах, заставляя смотреть только вперед, только на него. Утягивая младшего в требовательный жадный поцелуй, Данил проводит языком по обветрившимся губам, прося приоткрыть рот. Антон лишь хищно улыбается и уверенно отвечает; руки плавно перемещаются на тонкую талию, обвивая уже ее, подобно лозам, оплетающий сердце Черемисина. Недовольно щурясь с неудачной попытки, старший пробует снова, вглядываясь в прищуренные голубые глаза, сминая сладкие мягкие губы. На этот раз в ответ слышится довольное хмыканье и Кратос, наконец, разрешает углубить поцелуй, только делает это сам, среагировав быстрее. Украинец хозяйничает у друга, как у себя дома, медленно исследуя все вокруг: ровный ряд зубов с едва выпирающими клыками, чувствительное небо, от прикосновений к которому шатен издает неконтролируемый сладкий стон. Антон хватает чужой шаловливый язык зубами, несильно прикусывая, а потом, будто извиняясь, зализывает рану. Наплевав на то, как потом будет недоволен младший, Квантум сплетает языки в сладком танце, приносящий обоим дикий кайф и наслаждение, бурно отзывающиеся ожидаемым продолжением, но это будет уже после чьей-то выписки. Черемисин разрывает сладостный поцелуй, образуя тонкую, тянущуюся от одного к другому ниточку слюны. Быстро слизывая с губ выступившую кровь, парень ухмыляется и безотрывно смотрит в искрящиеся горячим огоньком серебристые глаза; пальцы сплетаются в единый замок, закрепляя связь. Два сердца бьются в унисон, удар в удар — единое целое. Прижимаясь ближе к чужому теплу, украинец понимает, что все чего так долго хотел теперь здесь, рядом... сидит рядом на кровати, обнимает, целует и главное — любит. — Я люблю тебя. — Я тебя тоже, Тош. — Новый, более пылкий и требовательный поцелуй, который уже не проверка и не игра, а настоящая пылкая и чувственная любовь, переполняющая обоих. Теперь каждый взгляд, каждое прикосновение не будет подстроено ради одной и той же цели, теперь это реальность. Их реальность, в которой сказке суждено иметь хороший и счастливый конец. Цветы навсегда увянут, освобождая тело от оков, но оставив воспоминания о той боли, которую теперь заглушит другое, более влиятельное, более весомое чувство — любовь, что заставило два любящих сердца стучать в унисон и ярко гореть в темноте. Каждой сказке положен свой счастливый конец и эта не исключение.