Mille tendresse

      Когда Фаркас вошёл в кабинет, то застал Айли за привычным для неё делом, — она разбирала корреспонденцию, ведя, как это прежде делал Кодлак, постоянную переписку со многими влиятельными людьми Скайрима, ведь слово Предвестника многое значит. К счастью, девушка обнаружила незаурядные способности в этой области, являясь скорее политиком, дипломатом и тактиком, нежели учителем и наставником для остальных Соратников.       Об этом, собственно, и пришёл поговорить мужчина. Айли отвлеклась от бумаг и подняла на него строгий, внимательный взгляд карих глаз, какие нечасто можно встретить у нордов: на лице её лежал отпечаток тяжёлых дум, и Фаркас почувствовал щемящее чувство нежности. Он помнил её совсем другой — беспечной, вздорной, с неизменно дерзкой усмешкой на губах. И пусть перемены неизбежны, ему всегда стоило труда принять их, а со многими он так и не смог смириться.       — Присаживайся, — тихо сказала Айли замершему в дверях мужчине и повелительным жестом указала на кресло. — Что-то случилось?       Её тон не понравился Фаркасу: слишком официальный и холодный. Она могла бы приберечь его ради приёмов и аудиенций, для тех, кто не столь близок ей, кого её отстранённость не могла ранить так сильно.       — Я пришёл проведать тебя, — пробасил он, не глядя ей в глаза: мужчина просто не мог выдерживать её взгляда. — А то ты целыми днями сидишь тут. Вот я и зашёл. Решил, может ты, например, хочешь провести тренировку? Новичкам было бы полезно выслушать парочку советов от Предвестника.       На мгновение Фаркасу почудилось, что в её резковатом, широкоскулом лице с кокетливой родинкой над алым ртом промелькнула тень брезгливости: но Айли, быстро овладев собой, спокойно ответила:       — Уверена, вы прекрасно справитесь с этим сами. Меня ждут более важные дела.       Она поднялась с ленивой грацией, точно сытый, разнеженный полуденным зноем саблезуб, и каждое её движение выдавало скуку.       Фаркас почувствовал себя неловко, хотя случалось такое нечасто: мало что может так смутить и задеть, как плохо скрытое пренебрежение. Он сидел в кресле — с поникшими, широкими плечами, сбитый с толку. Если бы Айли взглянула на него в этот момент, то увидела бы на красивом лице мужчины выражение, вряд ли оставившее её равнодушной: оно тронуло бы самое холодное и чёрствое сердце. Немой вопрос, почти детская обида и непонимание. Где же его Айли? Улыбчивая, понимающая всё с полувзгляда, преданная? Конечно, нынешняя Айли преданна, но уже совсем по-другому — только гильдии, только долгу: казалось, ничто другое её здесь уже и держит.       Он понимал, что это плохие, эгоистические мысли, — хотя едва ли, кто-либо знавший Фаркаса, мог назвать его эгоистом, — но это гнетущее ощущение покинутости не оставляло его, словно бы девушка предала его, себя и всё, что им довелось пережить вместе.       Когда Айли показалось, будто бы мужчина наконец решил оставить её в одиночестве, он вдруг спросил:       — У тебя есть какое-нибудь задание? Несложное? — на недоумевающий взгляд Предвестника смущённо пояснил. — Для Лайзы.       Айли надеялась, что ей удалось придать своему лицу равнодушное выражение, только Фаркас всё же заметил, как она с силой сжала челюсти, отчего на скулах у неё показались желваки.       Ну конечно же, Астелаиза Миррелл! Девушка с всё растущим раздражением подумала о том, что об этой несносной имперке говорят все кому не лень. Как оказалось, ленивых в Йоррваскре нет. Лайза быстро стала всеобщей любимицей: это не могло не задевать самолюбия Айли.       «Уму непостижимо! — с негодованием и обидой думала она всякий раз, видя, как вокруг новенькой собирается весёлая шумная компания Соратников: даже Вилкас относился к ней более снисходительно, чем ко всем остальным. — Чем этот неказистый крысёнок может быть кому-то интересен»?       С широко распахнутыми, доверчивыми глазами, круглолицая и розовощёкая — Лайза не понравилось ей с первого взгляда. И брать её она не желала. Даже сама испытала, устроив в бой, который мало чем походил на тренировочный.       — Какая жалость! — воскликнула она, проходя мимо пораженных близнецов. — Не годится!       Однако ещё больше боли она испытала, когда увидела, как Фаркас кинулся к лежавшей на земле Лайзе, — не раненной, а всего лишь напуганной до полусмерти, подумаешь! — она получила с его стороны столько внимания, что Айли прикусила до боли нижнюю губу, взбесившись пуще прежнего, хотя в глубине души понимала, что он, по доброте сердечной, не мог поступить иначе.       — Айли, я даже не знаю, что и думать, — заметил Вилкас, разочарованно качая головой. — Зачем ты так? Она способная девочка, я это вижу.       — Ах, видит он! — передразнила его девушка, вкладывая мечи в ножны. — А у меня, видимо, проблемы со зрением: я ничего не вижу, решительно ничего путного. Помнится, ты противился моему вступлению, хотя я уже тогда была в десять раз способнее этой неумёхи!       — Вот оно что, — с пониманием кивнул мужчина, складывая руки на груди. — С этого-то и стоило начинать: до сих пор злишься, а став Предвестником, отыгрываешься?       На это она не нашлась, что ответить, и в последствии ей всё же пришлось скрепя сердце внять просьбам близнецов и принять девчонку в их ряды. С тех пор она выказывала ей абсолютное равнодушие, с новичками не тренировалась, предоставляя это членам Круга.       Новую волну гнева и негодования вызвал тот факт, что Фаркас взял имперку на своё попечение, став её братом по оружию. После этого на бедную девушку замечания и придирки сыпались по поводу и без, и многие Соратники шутили, — теперь место Вилкаса заняла Айли. Тогда она, смирившись с поражением, поняла, что Лайза безраздельно завладела вниманием, и, что ещё страшнее, сердцами её согильдийцев. Она целыми днями занималась делами Соратников и лишь изредка покидала город через нижнюю кузницу, чтобы побродить в гордом одиночестве.       Когда Фаркас ушёл, она ещё какое-то время сидела в кабинете, стараясь сосредоточиться на корреспонденции, но вскоре бросила это дело и решила всё же прогуляться наверх и посмотреть, как близнецы тренируют молодняк.       Полдень стоял на редкость тёплый, ранняя осень вступила в свои законные права. В блёклом, словно выцветшем небе, парили стайки птиц, чьи прощальные, полные тоски крики разносились над округой. Ветерок срывал уже едва державшиеся на ветках листья, застигая их врасплох: воздух сухой, он пахнет печным дымом и убранными полями. Айли стояла под навесом и наблюдала за тренировкой Фаркаса и Лайзы.       — Неплохо, а? Она многому успела научиться, — послышался приятный баритон Вилкаса, стоявшего рядом.       — Возможно, — заметила она, гордо вскинув голову. — Но удары с наскока у неё неважные: силёнок не хватает.       — Зато бьёт точно, — он знал о неприязненном отношении Предвестника к имперке, но решил подразнить её: злость явно лучше того угрюмого оцепенения, в котором она пребывала в последнее время.       — Поединок — это некий танец, у него есть свой неповторимый такт, а у неё никакой маневренности, никакой плавности движений! У деревьев, гнущихся под напором ветра, и то больше грации, чем у неё.       — Зато колющие намного лучше твоих.       Девушку мучило отчаянное негодование на бестактность Вилкаса, на невнимание к ней окружающих, увлеченных имперкой. Она не сводила пронзительного взгляда с мило беседовавших Фаркаса и Лайзы. Ниже Айли на полголовы, она выглядела плотной, пышущей здоровьем, а её непосредственность и очаровательность в манере вести себя подкупали всех. Лицо у неё — румяное и свежее, еще нетронутое жизненными бурями и жестокими превратностями судьбы. По сравнению с ней опытная и многое повидавшая Айли казалась самой себе усталой и разбитой.       — Она такая неуклюжая, — заметил Атис, наблюдавший тренировку. — Но довольно милая для человека.       — Да сколько это ещё будет продолжаться! — воскликнула Айли, теряя остатки самообладания и здравого смысла. — Ещё немного и я начну думать, что она ведьма: не иначе как околдовала вас всех, а вы, дураки, и рады!       Не слушая Вилкаса, желавшего успокоить её, и заметив, что к ним направляется привлеченный шумом и криками Фаркас, девушка поспешила ретироваться.       — Айли, что происходит? — мужчина шёл за ней следом, пересекая зал и спускаясь в жилые помещения.       — Что бы ни происходило, я справлюсь сама, иди помогай Лайзе-даэдра-её-подери-Миррелл!       — Постой! — воскликнул он, когда девушка кинулась в кабинет и заперлась в нём. — Айли, нам нужно поговорить! Не можешь же ты прятаться там вечно!       Девушка молчала, уткнувшись лбом в дверь.       — Я точно надоевшая, старая игрушка, — сдавленно проговорила она. — Которую забывают и оставляют под кроватью на пыльном полу. После того, как появилась Лайза…       — Она здесь ни при чём, — перебил её Фаркас и запнулся; девушка за дверью затаила дыхание, чувствуя, что мужчина сейчас скажет что-то важное. — Это началось намного раньше. Прежде мы всегда были вместе, а потом…       — А потом мне пришлось повзрослеть и стать Предвестником, хотя это совсем не то, чего я хотела! Мне пришлось взять ответственность за всю гильдию и принимать решения, чтобы быть сильной и достойной. Мне не нравится Лайза, потому что…       — … она очень похожа на тебя, — закончил за неё мужчина. — На ту, кем ты была раньше…       — ... на слабую, взбалмошную, глупую девчонку! — девушка ударила кулаком в дверь и зашипела от боли.       — Это всё неправда! Ты была и есть лучше всех, кого и знаю! Я нуждался в тебе, — признался он. — Нуждаюсь и теперь.       Он тяжело прислонился спиной к двери и сполз по ней на пол. Девушка, поражённая его словами до глубины души, с силой зажала себе рот обеими руками. Сознание, что она упустила что-то, потеряла нечто важное, заставило почувствовать себя несчастной. Как можно было быть настолько слепой? Глупой она выглядела на протяжении всего того времени, когда пыталась доказать обратное. Фаркас понял, что ждать нечего; он встал и уже собирался уйти, когда дверь с жалостливым скрипом отворилась, выпуская Айли в коридор. Мужчина улыбнулся так, что у неё душа перевернулась, а в глазах предательски защипало. Он молча протянул ей руку, и она всё поняла. Девушка кинулась к нему и оказалась в его крепких, но нежных объятиях, которые по праву считала самым уютным и безопасным местом на земле.       — Ну, что ты, — Фаркас провёл широкой тёплой ладонью по её гладким волосам, словно бы утешал маленького ребёнка. — Теперь же всё хорошо.       Но девушка, так долго державшаяся, не могла унять потока слёз и что-то сдавленно бормотала.       — Это было так ужасно… прости, если сможешь, эту боль, что я причинила тебе. Ты не заслуживаешь такого, — мужчине больно было слушать её, но вовсе не потому, что девушка напоминала ему о причинённых страданиях, а потому, что знал: она будет особо жестоко казнить себя и винить в случившемся.       — Подожди, не надо… не надо прерывать меня… только не теперь. Я лишь поняла, как это всё было глупо… Я думала, что главное — это позаботиться о гильдии, оправдать такую честь, которую оказал мне Кодлак, но разве можно помочь гильдии, Вайтрану или даже всему Тамриэлю, если самый дорогой мне человек несчастлив?       Только мужчина хотел что-то сказать, как девушка быстро поцеловала его в уголок губ, словно пробуя грани дозволенного и поняв, что он нисколько не сопротивляется, поцеловала его по-настоящему: ладонь её коснулась его затылка и слегка надавила, не давая отстраниться, а его сильные руки, прижимающие девушку к себе, придали ей ещё больше уверенности. Она была скорее напориста, нежели откровенно груба, хотя Фаркас, простивший ей невнимание, простил бы и грубость.       — Не молчи, прошу тебя, — прошептала она, отстранившись и заглядывая в широко распахнутые глаза напротив: Фаркас рвано и неглубоко дышал, его могучая грудь тяжело вздымалась, а сердце, — наверное, самое доброе, какое только может быть у человека, — гулко билось под её ладонью. — Не молчи, порадуй меня своим голосом.       Мужчину переполняли самые разные ощущения, но он старался держать себя в руках и не терять последних крупиц здравого смысла. Девушка, то ли от полноты чувств, то ли желая наказать его за «неповиновение», во время поцелуя прикусила его за нижнюю губу и осталась довольна результатом: мужчина от её грубоватой ласки глухо застонал.       Сзади послышался грохот и изумлённо-возмущённое аханье. Любовники резко обернулись и увидели старушку Тильму, у ног которой лежали выпавшие из рук метла и бадья: явно удивлённая видом двух целующихся в коридоре Соратников, она беспомощно хватала ртом воздух, словно вот-вот собиралась разразиться гневной тирадой о нравах молодёжи. Но потом, мучительно красняя, подхватила свои вещи и быстро ретировалась, вызвав этой комичной сценой счастливый смех влюблённых.