I'm not your boyfriend, baby

Предчувствие – такая мелочь. Мало кому есть дело до странного мутного подозрения, которое не имеет формы и смысла. Глупая мрачная фантазия, портящая настроение, не более. Вырезать бы ее из палитры чувств и никогда больше не вспоминать. Но корни сидят глубоко и прочно, переплетаясь в сознании с реальным, с тем, что кажется настоящим и действительно важным. Из мертвого пня вскоре покажутся новые ветви, а корчевать придется с мясом, вырывая жизненно необходимое. Ифань не верит во всю эту суеверную чепуху, она для домохозяек и фанатиков. Возвышенный бред, не имеющий практической ценности. Все обстоит иначе, стоит наречь это чутьем, давая логическую опору мистической оболочке. Хитросплетение из знаний и опыта, которое независимым образом дает предупреждающий сигнал об опасности. Можно провести несколько дней за сомнениями и размышлениями, но в итоге получить такой же вывод, как при спонтанном озарении. Независимо от подхода, суть остается прежней. И сейчас Ифаню плевать, как это называется, ведь когда дело касается Исина, рациональный подход дает сбой. Он готов бросать косточки на пестрое покрывало, лишь бы узнать, в какой момент все пошло не так. Предчувствие мерными каплями молока вливается в чистый стакан с водой. Поначалу незаметно и только после того, как содержимое теряет прозрачность и становится жидко-белым, приходит тяжелое понимание. Дело совсем не в Чанёле, он просто очередной фрагмент, который вскоре подпишут скупым «прошлое». Пусть этот нахал порядком раздражает, но по-настоящему беспокоит именно Исин, а не самодовольный паршивец. Сеть из трещин составляет цельный рисунок, заменяя знакомую картинку на абсолютно новую. Исин изменился. Не сегодня или вчера, а с течением времени черты его характера приобрели иную форму. Сердцевина осталась прежней, той, которую раньше Ифань видел без труда в молчаливом пареньке. Он переживал каждое событие всем своим существом, отчаянно и будто в последний раз, морщился от боли, думая, что никого нет рядом, и старался изо всех сил. Но образ университетских времен год за годом обрастал новыми чешуйками, создавая вокруг уязвимого нутра крепкий панцирь. Сидя в машине у клуба после скомканного прощания Ифань пытается наслоить новые детали на старый шаблон. Исин больше не пугливый измотанный мальчишка, которому нужна помощь. Теперь он бьет, не раздумывая, и уверенно двигается в толпе разгоряченных танцем тел. Пусть он все еще холодными ночами забирается на узкий диван, а его жизнь вписана в четкие границы стабильности, но с каждым днем привычные мелочи постепенно исчезают, уступая место незнакомому и новому. Смутное предчувствие поселилось внутри гораздо раньше, в тот самый вечер у Лухана, когда пьяный разговор стал основой для чего-то нового. Откровенные слова, тонущие в предрассветной дымке, и слишком серьезный Исин. С этого самого момента первые молочные капли начали беззвучно стекать по стенке стакана, пачкая кристальную чистоту незнакомым оттенком. Сейчас уверенность в продуманном до мелочей плане размазывается в белом, а страх настойчиво шепчет о том, что потеря желаемого неизбежна. Раньше Ифань пытался стать самым важным человеком для хрупкого паренька, но как стоит вести себя с самодостаточным мужчиной, он не знает. Беспокойная ночь отпечатывается на лице серой усталостью. Тональные крем справляется с последствиями драки, но ничего не может поделать с тусклым взглядом. Ифань безразлично рассматривает себя в зеркальной поверхности лифта: крепкая фигура в фантике из дорогого костюма, гладкая кожа и неброские дорогие аксессуары. Отражение плоское и примитивное, в нем ни намека на растущее жгучее раздражение. Какого черта он творил все это время? Вел себя, словно сопливый мальчишка, ходил по пятам за Исином и молча наблюдал за тем, как раз за разом его мечту растаскивали на куски руки незнакомцев. Отчаянный шаг должен был стать финальным штрихом, но, похоже, что Ифань немного ошибся с расчетом времени и места. Пора прекратить пытаться очистить некогда прозрачную воду, ведь гораздо легче разбить стакан вместе с содержимым. Встреча с гендиректором сухая и безразличная: столбики цифр, диаграммы и короткие распоряжения. Несколько минут наедине с матерью ничем не отличаются от предыдущих тридцати, такие же официальные и стерильно правильные. - У тебя все нормально? – будто через силу, нетерпеливо постукивающий каблук выдает ее с головой. - Да, все в порядке, - Ифань даже рад тому, что все как обычно, просто и так знакомо. - Тональный смени, - коротко бросает, подхватывая планшет со стола. И больше ни слова, только щелчок закрываемой двери. Ничего удивительно, что она заметила тщательно замаскированный синяк, не зря на верхушке пищевой бизнес цепи уже столько лет. До конца рабочего дня Ифань закрывается в кабинете, прячась среди отчетов и размазывая по рукаву бежевый тон. На скуле проступает красно-лиловый, а изгаженный пиджак приходится снять. Бумаги ни черта не помогают отвлечься, только разжигая раздражение сильнее. Необходимо вернуть ситуацию к исходному положению и начать заново. Предчувствие сменяется жаждой действия, но без направления, без четкой формы, это будто кусок сырого мяса, застрявший в горле. Слишком большой, чтобы проглотить самостоятельно и уже не вытолкнуть обратно. Залить бы мутно-белой водой, но она уже впиталась в подкорку, оставляя после себя только хрустящие под ногами осколки стекла. Даже если попытаться их склеить, пустой стакан в паутине из кусков придется выбросить. Нет больше ни прозрачной воды, ни густого молока, чтобы его наполнить. Секретарь покинул свой пост ровно без пяти конец рабочего дня. Обычно Ифаню плевать, но сегодня он даже немного рад. Оставаясь в лифте наедине с собственным отражением, он скептично разглядывает яркое пятно синяка и мятый пиджак. Пусть это не вписывается в рабочий этикет, но это то, чем он является в этот конкретный момент. Не респектабельный финансовый директор, а неудачник с разукрашенным лицом. Посмешище по своей же вине и от этого становится только хуже. Раздражение продолжает драть горло и мешает произносить правильные слова. Кивком прощаясь с охранником, Ифань сдерживается, чтобы не опуститься до примитивного «чего вылупился?». Простая перебранка может закончиться в полицейском участке, со всеми дополнительными прелестями: новые побои, залог и взятка для тихого оформления бумаг. На самом деле, он оценивает драку как реальный способ выпустить пар и взвешивает все доводы, прежде чем выйти за прозрачную дверь. Оно того не стоит. Всего лишь минутный порыв, который не принесет ничего, кроме новых проблем, в то время как настоящая причина паршивого настроения останется без внимания. Дорога до дома тает мятным леденцом на языке, но привкус сырого мяса не исчезает, становясь только ощутимее. Нужно прекратить немедленно задуманную игру, чтобы не задохнуться от ее последствий. Разломать напополам доску, скидывая с нее все фигуры, а затем выбрать нужные и расставить их уже на новом поле в понравившемся порядке. Но неживые куски пластика научились двигаться самостоятельно, несколько шагов назад сменив и доску, и правила игры. Ифань из создателя превратился в такую же фигуру, только никто не озаботился тем, чтобы познакомить его с новыми законами этой партии. Дверца машины хлопает слишком громко, с тупой злостью, которую понимает только виновник. Ифань щелкает кнопкой сигнализации и спешным шагом направляется в коробку, называемую не домом, но временным пристанищем. Даже если он ошибся со временем и местом, цель осталась прежней. Попробовать закончить начатое кажется единственным правильным решением. Даже если создатель стал фигурой в чужой игре, это не помешает ему стать в ней победителем. Подготовить бумаги, сделать пару звонков для достоверности и попытаться понять как вытащить из Исина нежную мякоть, так тщательно охраняемую даже от близких друзей. За размышлениями, Ифань не замечает, как темнота расслаивается мокрым картоном и от нее отделяется высокая фигура. Поэтому и не успевает вовремя среагировать на резкий стремительный выпад в свою сторону. От выверенного сильного удара спирает дыхание и руки разжимаются, выпуская мятый пиджак. - Какого… - второй удар заставляет задохнуться и опуститься на колени. Перед глазами расколотая на кусочки земля и яркие кроссовки. - Это тебе за вчера, - звучит хрипловатый бас. – Не люблю пачкать руки, но ты ведь не понимаешь по-нормальному, - Ифань выталкивает воздух из легких, собираясь с силами. Рывок и Чанёль окажется на земле рядом с ним. - Я не такой хороший парень, как ты, - расслабленно продолжает и делает шаг в сторону, а затем, будто для подтверждения сказанного, бьет еще раз, на этот раз впечатывая в чужой живот яркий кроссовок. Ребра обжигает всполохом боли и тело заваливается на бок, пытаясь защититься, - поэтому лучше бы тебе не лезть в мои дела. Ифань скрипит зубами от злости, считая секунды до того, как появится охрана. Зона перед домом под наблюдением камер и единственный вопрос в том, почему они до сих пор только вдвоем. Бешенство от бессилия пульсирует в висках, но восстановить дыхание никак не удается. - Чжан Исин теперь тоже мое дело и только потому что личное, я пришел один, - Чанёль наклоняется и слегка похлопывает Ифаня по плечу, - но если вздумаешь продолжать в том же духе, я с удовольствием вернусь. Размеренные шаги постепенно отдаляются. Разговор, который больше побои, чем слова, окончен. Ифань шумно дышит, пытаясь задавить в себе желание последовать за Чанёлем и разодрать того на куски. В отместку за удары и ноющие ребра, и за то, что посмел назвать Исина своим, за унизительное похлопывание по плечу, будто в утешение. Скребя пальцами по жесткому асфальту, он дает себе обещание, что никогда не позволит этому случиться. Они еще не доиграли и, если фигуры на доске позволяют себе двигаться как им угодно, Ифань последует их примеру. Костюм безнадежно испорчен: вымазанный в тональном пиджак и порванные грязные брюки. Но, поднимая с земли некогда дорогостоящую вещь, Ифань чувствует, как ненавистный кусок мяса ворочается внутри. Лучше, чем мутная вода, оказывается кровь с примесью ярости. Жажду действия вталкивают в глотку, пропихивая все глубже и глубже, до тех пор, пока ее не начинает разъедать ожидание. Кусочек за кусочком, растворяясь и пропитывая кожу изнутри, она становится неотделимой частью остальных чувств. Пикантное дополнение к раздражению и терпкому желанию обладать, которое делает смесь идеальной для того, чтобы вылить ее в склеенный стакан и угостить этим гнусным пойлом кого-то еще. Неуверенность и опасения здесь же, отвратительно пресные, чтобы претендовать на место в основном блюде. Сырое мясо тает медленно, но теперь это вопрос времени, а не самой возможности. Ифань не откажет себе в приятном посмотреть на то, как Чанёль будет задыхаться от бессилия. Никто не будет ограничиваться примитивными методами, ведь есть вещи похуже пары синяков. Но сейчас гораздо важнее Исин и драгоценное тепло между ними, которое неуловимо тает на кончиках пальцев с каждым взглядом, с каждым непроизнесенным словом. Очередной бойфренд это только досадная неприятность, в то время как вымученное годами чувство уже невозможно сдерживать. Потребность обладать безраздельно вросла намертво. Ифань хочет быть единственным, хочет получить право уничтожить любого, кто покусится на Исина. Обнимать крепко и накрывать своим телом, защищая от остального мира. Невозможно сосчитать, сколько раз он представлял, как прикасается к мягкой коже. Не скупыми мгновеньями под налетом дружбы, словно вор, а по-настоящему, долго и тягуче. Растягивая удовольствие и душа нежностью каждую ночь. Со времен университета, с самой первой весны их знакомства и до сих пор они продевали жесткие нити под кожу друг друга. Пришитые намертво, осталось только срастись телами, стать парой сиамских уродцев и прожить так до конца жизни. Но кожа не заживала, и нити пропитывались кровью. Они крепко обнимали друг друга и надеялись, что когда-нибудь станет легче. Но столько лет спустя ничего не изменилось, боль никак не прекращалась, превращаясь в отчаянную стабильность. Ифань не уверен, было ли другое решение, но в тот момент оно казалось единственным верным. Flashback Вечер наполнен холодом и ароматом сочного апельсина. Виновник распался кривыми дольками по тарелке, а тянуться за ним слишком далеко, да и вылезать из-под теплого одеяла неохота. Чтобы согреться хватает чашки с горячим кофе, в нем немного виски. Хотя, скорее это в виски немного кофе. Ифань перестал считать сколько они выпили после того, как Лухана пришлось тащить до кровати, потому что он порывался улечься спать на полу. Исин сказал, что тот простудится и попытался помочь другу, но в итоге чуть не снес столик в гостиной. Лухан выбыл, но виски еще остался, поэтому они продолжают вдвоем. Под одним одеялом, смотря телевизор с выключенным звуком. Передача про подводный мир умиротворяет, прямо как аквариум с рыбками, только без надобности подкармливать скользких питомцев и менять зеленую воду. Комната без света в голубых мерцающих огоньках как продолжение экзотического далекого мира. Исин устраивается под боком, пытаясь найти самое теплое место и там провести остаток ночи. Ерзает недовольно и сопит, а Ифань только послушно поворачивается, чтобы Исину было проще уложить голову ему на грудь. Они молчат и поочередно отпивают из одной чашки. Вторая стоит на столе, но она рядом с апельсином, поэтому далеко и так тоже хорошо. Ифань даже не пытается догадаться, о чем мог бы рассказывать мерный голос за кадром, просто продолжает безразлично разглядывать спокойную синеву и жизнь в ней. Чужие мягкие волосы щекочут шею, а тяжесть горячего тела ощущается так правильно и необходимо. Хочется забраться под одеяло полностью, а затем и под чужую кофту, обнимая лениво и бережно. Целовать бы Исина в пухлые губы, тихонько и будто бы украдкой, но все это было бы только игрой. Потому что им можно как угодно: развратно и влажно, при свете дня и в подсобке кафе Лухана. Фантазия так органично накладывается на реальность, что Ифань уже готов опрокинуть разнеженного парня на диван, но вовремя останавливается. Все не так. Они не такие. Исин ни с кем не спит дважды, потому что «я не встречаюсь, отношения не для меня», хотя это только часть правды, о которой знают оба, но никто не говорит. Ифань же слишком дорожит даже такой близостью, чтобы поставить ее на кон. От этого тоскливо и ноет внутри так отчаянно, что приходится запить этот приступ из чашки. Одной на двоих, чего никогда нельзя будет сказать про их постель. Помогает плохо и горечь с языка слишком легко соскальзывает в хриплые слова, звучащие в тишине холодного дома. - Исин,- зовет и осторожно прикасается к чужому плечу. - М? – сонный, такой же хриплый ответ. - Давай закончим это, - срывается усталое. Копившееся годами размывает границы воображения и реальность. В темной комнате с голубыми огнями и фантомным привкусом цитруса на кончике языка, все становится простым до невозможного. - О чем ты? – Исин отнимает чашку и делает глоток все еще горячего кофе. - Я о нас, - Ифань не знает как правильно сказать, как объяснить тянущую жадность, которая отрывает от него по куску с каждым новым временным парнем Исина, с каждым вот таким уютным вечером без возможности продолжения, - мы с тобой… я так больше не могу. Ты ведь знаешь, что очень важен для меня? Вопрос повисает в пьяной тишине, сменившей свой оттенок со спокойного на настороженный. Конечно, Исин знает. Даже если они никогда не говорят об этом. С самой первой встречи достаточно домашнего печенья и безмолвного присутствия рядом. Знаки внимания, которые остальные нехотя вылавливают из эгоистичной симпатии, давались им всегда слишком просто для обычных друзей. - Так больше не может продолжаться, ты ведь понимаешь, - Ифань продолжает, пытаясь начать говорить о главном. О том, что собирался обсудить уже давно, но не решался. План обрастал деталями медленно, словно искусственно выращенный кристалл, он приобретал форму и вес. Не смотря на незавершенность и кривые острые края, показалось, что получится растворить его в горячем кофе с явным привкусом алкоголя. - Что ты имеешь в виду? Что не может продолжаться? - в голосе проскальзывает кислый испуг, но, возможно, во всем виноват разрезанный по живому апельсин. - Не могу больше наблюдать, как тебя каждый раз уводит новый мужчина, а после пичкать таблетками, чтобы ты на следующий день как ни в чем ни бывало отправился работать. Молча обнимать тебя ночами, когда ты до смерти напуган, а наутро делать вид, что это просто мелочь, - у Ифаня длинный список, но он останавливается на этом, чувствуя, как напрягается Исин, - я устал. Все должно быть совсем не так. - А как? – Исин вылезает из-под одеяла и тянется к чашке на столе. - По-другому, - уклончиво отвечает Ифань, боясь отвлечься чересчур заманчивыми фантазиями, - я хочу быть вместе, но не уверен что получится. Мы можем кое-что попробовать, если ты согласишься, - слова даются тяжело. Чувство, будто они сейчас действительно под толщей воды, которая давит со всех сторон и заливается внутрь рваными толчками. - Соглашусь на что? – Исин не возвращается обратно под бок нежиться в тепле и сонно ластиться, а отпивает из чашки еще. В полумраке на красивое лицо накладываются плотные темные краски, добавляя пугающей глубины точеным чертам. - Встречаться, - Ифань тяжело вздыхает, в очередной раз убеждая себя, что это необходимо, - с парнем, которого я выберу. Попробовать построить настоящие отношения, а потом, если все получится, мы сможем начать заново. Только мы вдвоем, - отдавать Исина вот так, пусть даже на время, невыносимо. Но он не может рисковать тем, что у них есть, ради призрачного шанса на что-то большее. Если Исина будет трясти от одного прикосновения, если придется ненавидеть себя за причинённую другому боль и если в один день он просто исчезнет из их странного мирка на двоих, Ифань не уверен, что справится. - Ты хочешь этого? Чтобы я встречался и трахался с выбранным тобой парнем? – глухо произносит Исин и от формулировки становится тошно. - Да, хочу, - объяснить бы, сказать, что это только на время, что он сможет отказаться в любой момент и все это вовсе не обязательно. Просто они выпили слишком много и лучше обсудить все завтра или вовсе не возвращаться к этому никогда. Но внутри ноет злая жадность, шепча, что после Исин будет принадлежать ему одному, а ради этого можно и потерпеть. Поэтому Ифань молчит и давится невысказанной нежностью. Молчание рассеивается голубым светом по стенам. На экране продолжают плавать безразличные ко всему обитатели океана, а Ифань заставляет себя вспомнить о папке у себя дома, чтобы не отказаться тут же от своего «да, хочу». В ней несколько листов сухих фактов биографии, отчеты психиатра и небольшой отчет по заказанному расследованию. Короткая печальная история, результат которой он встретил теплой ранней весной в парке возле университета. Исин заслужил совсем другого, но эти листы уже не переписать. Зато вполне возможно добавить новые, наполненные смыслом и яркой жизнью. - Ладно, - ответ неожиданный и отчаянно смелый, - только ты должен пообещать не вмешиваться. Ты выбираешь, но остальное я делаю сам, - от согласия, даже с подобными условиями, Ифаню становится сладко и невыносимо тяжело одновременно. Виски с кофе заканчивается, оставляя после себя только пару грязных чашек на столе. К утру апельсин подсыхает и покрывается коркой, но пьяное обещание продолжает сочиться болезненным предвкушением на истерзанные ожиданием сердца. End of flashback В фойе на первом этаже дома ни одного охранника, только девчушка за стойкой. Что произошло со службой безопасности в престижном жилом комплексе, Ифань выяснит позже. - Мне нужен врач, - бросает администратору, проходя мимо. Та обеспокоенно хмурится, но только кивает в ответ, признавая в нем обитателя этого дома. Обслуживающий персонал, который не задает вопросов, а только качественно выполняет свою работу, это один из факторов, которые повлияли на непомерную цену жилья. Жаль, что теперь из списка можно вычеркнуть надежную охрану. Утром, собираясь на работу, Ифань игнорирует костюмы, ограничиваясь черной рубашкой и брюками, которые обхватывают крепкие бедра чуть плотнее, чем следовало бы для создания рабочей атмосферы. Ноющие ребра обмотаны эластичным бинтом, а поврежденная кожа обработана безразличным местным доктором. «Ребра целы, но лучше перестраховаться». Сочный синяк на скуле начал отливать желтизной, но сегодня Ифань только усмехается своему помятому двойнику в зеркале. Банка тонального крема с глухим стуком летит в мусорное ведро, прямиком к коробкам от заказанной еды. Бежевый тон тонкого притворства не спасает от колючих взглядов, только душит кожу невидимой пленкой и скатывается тонкими полосками в самых уязвимых местах. Чтобы каждый достаточно внимательный доброжелатель ткнул грязным пальцем, размазывая остатки некогда защитного слоя. А дикий окрас настоящей боли пугает окружающих, таких аккуратных и вымазанных в свои собственные лживые оттенки. Вытерпеть пристальные взгляды Ифаню гораздо проще, чем услышать равнодушное «смени тональный». В лифте на него косятся с дозированным опасением, точно рассчитанным в соответствии со статусом, и достаточно пристальным, чтобы разнести малозначимую глупость по офису как нечто феерическое и невероятно интересное. На совещании ему уделяют гораздо больше внимания, чем квартальному отчету, а услужливый секретарь приносит вместе с контрактами на проверку кусок пластыря. Ифань глотает его сарказм с отвратительной жижей в чашке, чтобы после окончания рабочего дня мстительно прилепить милый подарок на середину чужого монитора. Вся эта дешевая кутерьма вызывает мрачное веселье. Жаль, что она плохо помогает забыть о папке, оставленной в машине, и о предстоящей беседе с Исином. Они не разговаривали с того самого вечера в клубе, когда привычное «домой» осталось без ответа. Но Ифань все исправит. Все, что ему остается – следовать первоначальному плану и надеяться, что хоть игра и изменилась, но их желания остались прежними. То, что вместе с правилами и цель могла стать иной, он предпочитает не думать. Достаточно горького понимания новых деталей в досконально изученном и таком желанном человеке. Нога привычно вжимает педаль газа в пол, а пальцы обхватывают гладкий рычаг. Важный пассажир молча лежит на соседнем сидении, никак не реагируя на скорость и внешний вид водителя. Ифаню не терпится поскорее от него избавиться, чтобы заполучить долгожданную награду, но вместо того, чтобы прямиком отправиться домой к Исину, он сворачивает совсем в другую сторону. Необходим последний ингредиент, последняя доза уверенности, чтобы переварить оставшийся кусок жажды внутри. Запоздало вспоминая, что Лухан временно живет где придется, Ифань паркуется у его дома. На удивление, внутри горит свет. Вечно скрываться нельзя и на понимание этого у друга ушло гораздо меньше времени, чем у него самого. Дверь легко поддается нажиму и впускает гостя. - Эй, - зовет Ифань, вслушиваясь в тишину. Невольно останавливается у темной гостиной и тяжело вздыхает. Тот самый диван и даже смятый плед выглядит так, будто там еще хранится их общее на двоих тепло. Лухана нигде нет, и на оклики дом отзывается только презрительным молчанием. Предчувствие отдается эхом внутри, нашептывая на ушко и подстегивая любопытство. На этот раз не хватает холодной логики, чтобы даже попытаться бороться с мифическим чувством. Ифань безнадежно все потратил и теперь послушно следует за глупым чутьем. Темная спальня на втором этаже отчего-то привлекает внимание. Взгляд цепляется за раздвинутые занавески, за свет напротив. Подходя ближе, Ифань самодовольно усмехается, а предчувствие сменяется сытым подтверждением. В доме рядом, у окна, Лухан жадно целует блондинистого парнишку.