ID работы: 10392181

Бал, изменивший судьбу Малфоев и не только Малфоев

Гет
NC-17
В процессе
461
автор
I.J.C.S.L.Y.-87 гамма
Размер:
планируется Макси, написано 2 800 страниц, 166 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
461 Нравится 764 Отзывы 292 В сборник Скачать

Глава 109. Том.

Настройки текста
Примечания:

ОТ ЛИЦА ЛАПУШКИ.

Вот мы и подошли к тому, из-за чего вообще всё началось. Думал ли я, что в итоге не просто приму участие в восстановлении памяти Джин и Венделлу, но вдобавок ещё стану называть Гарри «мой золотой»? Нет. Совершенно нет. Рад ли я, как всё в итоге вышло? Да. Однозначно, да. Безгранично рад. Гарри действительно особенный парень. Я иногда не понимаю, чем я ему понравился и заслужил такое великолепное отношение… Несколько дней назад я случайно уловил его мысль, которую он случайно, я уверен, что случайно, продублировал на парселтанге: «Будь я на месте Абраксаса, я бы убился, но друга бы себе вернул!». Меня будто языка лишили, я на пару секунд забыл, как надо разговаривать! Я ни в коем случае не говорю, что Абраксас виноват в том, до чего я докатился, но… Почему-то я уверен, что будь на месте Абраксаса Гарри, из меня бы вытрясли оставшуюся половину души, как только я сознался бы в убийстве Миртл и семьи отца. Эту половину сначала бы вытрясли, а потом втащили бы обратно вместе со второй половиной. Опять-таки, одно дело, когда я сам размышляю на эту тему, и совсем другое, когда Гарри сам об этом говорит. Ведь так выходит, что я действительно что-то для него значу? Я вчера сказал, что Гарри для меня шестой дорогой и значимый человек за мои семь десятков лет, но то, что и я для него в какой-то степени дорог и значим, просто… Не знаю, что «просто»! Мерлин! После Эмили я очень боялся к кому-то привязываться столь сильно, зная, что уход этого человека из моей жизни меня буквально убьёт. Абраксас и девочки никогда не знали, насколько сильно я переживаю за них в душе, я ведь всегда старался «держать дистанцию», хотя, теперь я понимаю, что это был очень большой самообман. Вне зависимости от того, как сильно я демонстрировал свою привязанность, меньше или больше она от этого не становилась. Я знаю, что такое терять смысл жизни, человека, которого ты любишь всей душой. Я не могу потерять ещё и Гарри. Нет. Том, спокойно. Ты же взял вчера с него обещание не вляпываться никуда без твоего ведома, а Гарри очень честный мальчик, значит, можно относительно успокоиться… — Том, мы готовы! Я ещё раз перепроверил все запасы зелий, что Люциус и Драко приготовили по моей просьбе. Вроде бы всё тут. Вильгельм тоже тут. Можно начинать. — Отлично, присаживайтесь. Бедные Грейнджеры, они знатно напуганы происходящим… Стойте-ка!       Мадам, миссис Грейнджер не знала, куда направить взгляд, не переживайте, расслабьтесь, можете для удобства прикрыть глаза, она вздохнула, но сделала, мадам, вы беременны? Можете просто подумать об ответе, я вас услышу.              Да, восемнадцатая неделя.              Поздравляю, мадам, она насторожилась, не переживайте, для детей это абсолютно безопасно, теперь я концентрируюсь на них обоих, добрый день, меня зовут Том. Вы знаете, почему вы здесь? Можете просто думать об ответе, я услышу вас, вы услышите друг друга.              Нам объяснили совсем коротко, так что мы пока непонимаем, кто мы, где мы и зачем мы тут, Венделл хорошо держится: в голосе лишь лёгкое волнение.              Не переживайте, я сейчас всё объясню, а если у вас будут вопросы, я обязательно на них отвечу. Я кивнул Люциусу, говоря этим, что он может отправляться по своим делам. Не будет же он сидеть тут все эти часы просто так.              У нас есть дочь? Истинные родители: первым делом спросили про ребёнка.              Да, у вас действительно есть дочь. Её зовут Гермиона Джин Грейнджер, ей сейчас восемнадцать. Она придёт сразу, как только мы восстановим вам память. Помните зеленоглазого парня и двух высоких блондинов, которые вас сюда проводили? Я услышал «да», это её близкие друзья, которые решили помочь ей найти вас.              А почему она не могла нас найти?              Для того, чтобы стереть вам память использовалось достаточно редкое и сложное заклинание. Заклятие, которое могло бы обратить забвение вспять, содержалось в очень редкой книге, которая была утеряна в ходе войны. Люциус смог по своим связям достать экземпляр, но они вместе с Гарри и Драко решили сначала найти вас, восстановить вам память, а потом рассказать об этом Гермионе.              Понимаю, вы не хотели давать ей ложной надежды… С нами ведь могло что-то произойти.              Да, именно.              Хорошо, Венделл выдохнул. Кто мы?              Ваши настоящие имена Венделл и Джин Грейнджеры. Та-ак, тут надо аккуратнее. Заклинание Гермионы потихоньку трещит по швам, слишком большое количество информации о них может легко прорвать плотину, что и так на ладан дышит.       По профессии вы дантисты. Это их обрадовало. Понимаю: хоть что-то в их жизни осталось прежним.              Где мы? Спросила Джин. У меня стойкое ощущение, что мы тут никогда не были. Если Гарри кажется смутно знакомым, магия не кажется чьей-то шуткой, то это место не вызывает совершенно никаких эмоций.              Это Малфой-мэнор. Хозяевами дома являются Люциус и Драко Малфои. Вы действительно никогда до этого дня тут не бывали. Драко в числе друзей Гермионы относительно недавно.              Думаю, что нам пока достаточно,сказал Венделл. — Приступайте к, — он задумался,к чему вы там хотели приступать. Мы готовы выполнять всё, что от нас потребуется, — отлично.              Просто расслабьтесь, устройтесь поудобнее. Джин подложила под спину подушку, голову откинула на спинку дивана. Я произнёс начало заклинания, потом с помощью Вильгельма запустил метроном. Через пару минут его стук стал замедляться, нас втроём словно протянуло через стену из тёплой вязкой воды. Теперь метроном вовсе не слышно. Там, где мы сейчас, он застыл в одном положении. Вторая часть заклинания, и самый сложный момент: удержать поток воспоминаний за почти двадцать лет, чтобы он не сжёг им мозги. Параллельно с этим надо следить за тем, чтобы воспоминания «открывались» в правильном порядке. Если они начнут открываться оттуда-отсюда, можно схлопотать знатную лихорадку и кучу пробелов. С учётом того, что Джин беременна, мне ещё надо держать её под моими щитами, чтобы понять, когда наступит перегрузка, требующая перерыва или полной остановки сеанса. Легиллеменция не для слабаков! Как же я скучал по этому делу! Что у нас идёт первым? Нет, определённо не первый класс, который так и норовит «открыться». Надо найти воспоминание, где Джин узнает, что она беременна. Вот оно! Джин стало нехорошо от запаха средства для обработки инструментов, в тот же день они с мужем заработались, и она упала в обморок от переутомления. Венделл отвез её в больницу, где им и сообщили, что она беременна, а срок уже восьмая неделя. Венделл очень обрадовался, целовал ей руки, живот. Очень милое воспоминание. Я посмотрел на Грейнджеров, они сейчас переживают те же эмоции, которые переживали тогда. Джин даже стирает слёзы. В этом деле самое главное – хотя бы «ткнуть» на нужное воспоминание, чтобы навязать ему порядок «открытия». Слава Мерлину, необязательно дотошно просматривать все двадцать лет, так что воспоминания за следующие месяцы беременности мы можем смотреть ускоренно или по несколько важных секунд. Одно я всё же решил показать им поподробнее: Джин не могла устоять перед дрожжевой выпечкой, а чуть позже в тот же день плакала почти полчаса, когда собаку Нэну из мультика про Питера Пэна наказали просто так и посадили на цепь во двор. Бедный Венделл всячески пытался её успокоить, но тщетно. Сработал только новый пирог. Я посмотрел на реакцию Грейнджеров, они сидят с широкими улыбками, а Джин даже тихо смеётся. Мерлин, я видел подобные воспоминания очень часто, и как бы ни хотелось, никогда не получалось не думать о том, что у самого подобного опыта не было. В такие моменты у меня всегда одна мысль: хоть бы Эмили здесь было хорошо. Та-ак, что тут у нас? Судя по размеру её живота, мы близимся к родам, надо «отключить» ощущения, иначе… Кесарево? Всегда было интересно, как оно проходит у магглов. За все свои годы так и не увидел. Теперь думаю, что удовлетворил свой исследовательский интерес, и нужно найти момент, когда Джин и Венделл впервые берут Гермиону на руки… Вот оно! Венделл на диване взял Джин за руку, а у неё, как и в воспоминании, слёзы бегут по щекам. Сам я почему-то вспомнил, как держал на руках Драко, когда он был совсем маленьким. Ох, как Люциус переживал, что в мой приказ фактически входило требование оставить его драгоценного сына со мной наедине! Чтобы ослабить его душевные терзания, я оставил в комнате Северуса, зная, что этот человек всегда знает, о чём надо молчать даже своему лучшему другу. Как только Люциус скрылся за дверью, умчавшись исполнять какое-то там поручение, я подошёл к кроватке Драко, аккуратно взял его на руки, заставив Северуса на миг затаить дыхание. Малыш в светло-голубой пелёнке с посеребренными узорами на краях одеялка, напротив, никакого страха не испытывал, только улыбался. Удивительная семья: уже через пару дней после рождения по сыну сразу становится понятно, что он из Малфоев. Такое ощущение, будто мать в процессе вообще не участвует. Я тогда по Драко тоже сразу понял, что он будет полной копией Люциуса. Было немного жаль, что такие великолепные глаза Нарциссы задействованы не оказались. Хотя… Мне ведь и её глаза нравились, потому что напоминали об Эмили, чего греха таить: я просто немного расстроился, что эти глаза дальше в семье Нарси не пошли. Жаль, конечно, но «не тот» цвет глаз не мог стать для меня причиной отказать малышу в укреплении его медальона-защитника. Я сел с Драко на диванчик, что был там рядом, и за раз влил в украшение столько, что потом у меня не хватило сил даже положить мелкого в его кроватку. Это за меня сделал Северус, который хоть и старался не смотреть на меня совсем уж шокировано, но не мог. М-да, он-то ожидал от меня чего угодно, хоть убийства, но не вливания магии в медальон. Я же тем временем думал, что совсем уж я расклеиваюсь, раз не смог рассчитать предел этому вливанию, и лишний раз порадовался тому, что поставил на всех своих пожирателей метки. Я вызвал Беллу, чтобы она аппарировала нас в квартиру. Подумать только, Драко родился пятого июня, а Гарри – тридцать первого июля, то есть между ними нет и двух полных месяцев разницы, а я за этот временной промежуток скатился от того себя, что удивился и почти оскорбился недоверием со стороны Люциуса, до того «себя», что реально собирался убивать младенца в люльке. Вот всегда так с легиллеменцией: работаешь над проблемами людей – вспоминаешь свои, работаешь с счастьем – вспоминаешь свои несчастья. Хорошо, что я способен после стольких лет практики выполнять оба процесса одновременно. Пока я погружался в свои воспоминания об июне тысяча девятьсот восемьдесят первого года, мы с Джин и Венделлом дошли аж до детского садика. Здесь надо аккуратнее скакать между воспоминаниями, так как можно пропустить первый магический выброс, а это крайне нежелательно. Вот оно! Я с улыбкой подумал, что ничего другого от Гермионы ждать и не надо было. Джин и Венделл пришли забрать свою дочку, а та задержалась с ещё парой детей в игровой комнате. Мальчик, что был повзрослее, хотел отобрать кубик для своей башенки у мелкого. Гермиона защищала права несчастного, а крупный грубиян нагло её отпихнул. Мелкий попытался заступиться за неё, уже наплевав на кубики, но его постигла та же участь. Наглец забрал нужный ему кубик, разрушив тем самым башенку, которую строили малец и Гермиона, и он с гордым видом направился достраивать свой «форт». Не тут-то было: Гермиона, увидев, что их крепость лежит в руинах, почти расплакалась и с обидой посмотрела на «форт» грубияна. В ту же секунду все кубики обратились шариками, и вражеская крепость в прямом смысле покатилась по всей игровой комнате. Обидчик в неверии уставился на кубик в своей руке, который ещё секунду назад был шариком, оглядел «руины», что тоже ещё мгновение назад свободно катились в разные стороны и которые сейчас кубиками лежали по всей комнате. Мальчик разрыдался, швырнул кубик в кучу остальных и пытался нажаловаться своей маме. Джин решительно выступила в защиту дочери и её друга, заявив, что никаких шариков не было и быть не могло. Разумеется, что взрослые люди больше верят взрослым людям. Особенно, когда дело касается волшебства. Особенно, когда воспитательница подключается к разговору, говоря, что мальчик часто прибегает к технике вранья. На моменте, когда Гермиону отпихнул грубиян и та упала, Джин и Венделл испуганно охнули. Ещё бы, у меня у самого всегда сердце замирало, когда около меня дети, а иногда даже и взрослые, вот так вот неаккуратно падали. Однажды так грозила упасть с табуретки Нарси, я поймал её в последний момент. У меня в тот «последний» момент с бешеной скоростью пронеслись воспоминания об Эмили, руки заледенели, сердце стучало так, что я слышал его у себя в голове. Нарси больше испугалась не своего падения, а моей реакции, вцепилась в мою мантию, будто боялась, что я уйду и не вернусь. Я спросил у неё, зачем ей вообще нужно было туда лезть, а она сказала, что Леди Блэк попросила, читай приказала, принести маленькую металлическую лягушку, а та была слишком высоко, поэтому и пришлось лезть на табуретку. Неудивительно, что этот кусок дерева на четырёх гнилых ножках рассыпался: этот табурет стоит там с незапамятных времен, никто им не пользуется, наверное, даже не двигает, а тут нагрузка в виде веса семилетнего ребёнка. Нарси поняла, что я никуда уходить не собираюсь, успокоилась. Попросила достать эту несчастную позолоченную жабу, чтобы она отнесла её Леди Блэк. Я достал, но сказал, что сам её и отнесу. Оставив Нарси на попечение Кричера, я прошёл в другую гостиную, где сидела недоделанная Леди Блэк. «Ещё раз дашь девочкам задания для домового эльфа, превращу в лилипута, надену в наволочку и дам пинка под зад на Косой Аллее.» Я до сих пор помню её лицо, на котором она тщетно пыталась замаскировать страх презрением. Та-ак, сколько мы уже просмотрели? А-а, идём в первый класс. Родители рады, а Гермиона сильно переживает. Вот они уже перед зданием школы, Гермиона с улыбкой приветствует мальчика по имени Говард. Так это же её союзник по строительству крепости! Праздник по случаю Нового Года, Гермиона в костюме жёлтой снежинки. Мерлинова борода, это очень мило! Несуразно, но мило! Кто вообще додумался до цветных снежинок? И что они вообще тут делают? А-а, это какой-то праздник-спектакль… Теперь перед нами праздник, который класс Гермионы подготовил только-только поступившим первоклашкам: множество самых разных персонажей по двое или трое выходило на сцену, они обменивались несколькими фразами, чтобы дети могли понять, кто есть кто. Первая буква в их имени отсутствовала, и первоклашки в зале искали у себя в карточках нужную букву и поднимали вверх, чтобы персонаж на сцене её увидел и «вспомнил» как его зовут. После этого шёл обмен ещё парой фраз, и на сцену выходила новая группа. Вот мы видим Гермиону и Говарда, которые уже прошли через первую часть разговора, а теперь ждали, когда все дети поднимут карточку с буквой «Г». После этого они благодарят первоклашек, вспоминают, что их зовут Гензель и Гретель. Это было воспоминание за второй класс. По какой-то причине следующие воспоминания «окрашены» тревогой, волнением и грустью. Та-ак. Сейчас мы видим обеспокоенных Венделла и Джин. Они забрали Гермиону из школы, она сидит на заднем сидении машины, а они то и дело поглядывают на грустную дочь. Непонятно, в чём причина, но подобные воспоминания занимают тут очень большой объём. Я посмотрел на Джин и Венделла, они точно понимают, что происходит. Если так, то тогда беспокоиться не о чем: ничего не потеряно. Смотрим дальше. В воспоминаниях, где Гермиона практически постоянно грустит, Грейнджеры уже два раза сменяли зимние одежды на весенние, значит, что совсем скоро придёт письмо из Хогвартса! Нельзя пропустить этот момент! Кажется, мы совсем близко… Да! За окном зима, Гермиона делает домашнее задание, а Джин в шоке читает письмо с эмблемой Хогвартса. Она поначалу не верит своим глазам, потом так же своим глазам не верит Венделл. Они почти уверены, что это чья-то шутка, но письмо оставляют, оба берут выходной на день, в который, согласно письму, придёт человек из школы, чтобы ответить на все вопросы касательно обучения чародейству и волшебству. Через неделю заметно нервничающие Джин и Венделл подскакивают на местах от стука в дверь, Венделл идёт открывать, а Джин сидит с Гермионой на диване. Макгонагалл в своей неизменной остроконечной шляпе и строгим пучком на голове с тёплой улыбкой проходит в гостиную, садится в кресло напротив Грейнджеров. Она представляется, видит неверие, к которому за долгие годы службы в Хогвартсе уже привыкла, демонстрирует им несколько заклинаний, задаёт типичный вопрос про «странные» ситуации в жизни Гермионы, окончательно завоёвывает доверие Грейнджеров и переходит к тонкостям обучения в школе волшебства. И Джин, и Венделл ужасаются, когда до них доходит, что придётся отпустить маленькую дочь драккл знает куда, что они не смогут её увидеть, не смогут позвонить. Минерва сразу же говорит, что они могут общаться с помощью писем и сов, а также Гермиона может приезжать домой на Рождественские и Пасхальные каникулы. Это, конечно, не сильно успокаивает родителей, но они понимают, что не могут препятствовать приобщению дочери к её миру, Минерва подчеркивает, что помимо этого аспекта, существует ещё один, а именно необходимость обучения контролю над своей магией. Она заверяет, что с Гермионой в замке всё будет в порядке (знала бы она, что там реально будет происходить, так бы не заверяла), даёт Грейнджерам время подумать. «Как только вы примете решение, вам достаточно будет поставить подписи в соответствующую графу в этом письме, она даёт им конверт с эмблемой Хогвартса, в дальнейшем связь с вами буду поддерживать лично я. Всего доброго.». С этими словами она прощается, благодарит за выделенное время и уходит. Грейнджеры же остаются в гостиной втроём, пытаясь осознать, что произошло. «Мама, папа, мне придётся уехать? Спрашивает Гермиона, я не хочу уезжать без вас.» Джин грустно улыбается. Пытается не заплакать. «Гермиона, доченька, начал Венделл весьма осторожно. Видно, что эти слова ему самому даются нелегко, мы с мамой тоже не хотим тебя отпускать. Но подумай, ты ведь сможешь научиться контролировать свои силы, Гермиона шмыгнула носом, вытерла глаза салфеткой, золотце, ты сама нам недавно говорила, что после переезда Говарда у тебя здесь совсем не осталось друзей. Может, стоит их поискать среди тех, кто понимает природу волшебства? Кого она не напугает?» Вот, в чём было дело! Уехал тот мальчуган, с которым они были в детском саду и играли Гензеля и Гретель на празднике для первоклашек! Мерлин, бедная Гермиона… Не думаю, что кроме меня и Гарри есть ещё люди, которые так хорошо понимают, через что ей пришлось пройти. Сама Гермиона в воспоминании пожала плечами. «А если и там я никому не понравлюсь?» Вот поэтому для магглорожденных надо придумать особенную программу! По Гермионе было понятно, что она волшебница, ещё с детского садика! Смысл в этом «подождём до одиннадцати лет, когда ребёнок в мире магглов приобретёт все комплексы на фоне непопулярности среди остальных детей»? Идиотизм! «Доченька, мы с папой никогда не оставим тебя там, где тебе не понравится, Джин взяла её к себе на колени, одно твоё письмо, в котором ты напишешь, что больше не хочешь там оставаться, и мы с папой через профессора Макгонагалл заберём тебя, Гермиона всё ещё не проявляет никакой положительной реакции. Золотце, а вдруг тебе там понравится? Это же твой мир, там такие же волшебники, как и ты.» Ага, не будет же Дамблдор, а соответственно и весь остальной преподавательский состав в деталях, красках и мельчайших подробностях рассказывать магглам про предрассудки по поводу чистой крови. Зачем? Тогда ведь придётся сказать, что такое сейчас осталось почти что в одной Англии, что, к примеру, в тех же Франции и России такого нет. Какая будет реакция людей? Правильно! Шармбатону и Колдовстворцу придётся расширяться, а Хогвартс схлопнется. Кому это надо? У нас же всё на благо Британии! Тем более умолчим, что один из преподавателей одержим духом Тёмного Лорда, который считает, что вы и ваша дочь недостойны жизни и волшебной палочки соответственно. Обо всём промолчим. Мы же есть «добрый» директор. «Я хочу, сказала Гермиона на грани слышимости, но вы же ведь, правда, меня оттуда заберёте, если я захочу? Венделл и Джин торжественно пообещали это сделать. Тогда подпишите письмо.» Гермиона сама открыла конверт, вытащила бумажку и смотрела на процесс подписывания так, словно это не документ о зачислении в школу чародейства и волшебства, а указ о казни. Так, это уже лето, а судя по газете, это июнь. Минерва пришла к Грейнджерам, очень сильно удивилась страдальческому виду Гермионы, но ничего не спросила. Она проводила их до Косой Аллеи. Как только все четверо прошли через кирпичную стену, на лице Гермионы впервые за долгое время отразилось что-то, кроме грусти и безысходности. Джин и Венделл не могли этому нарадоваться, они больше внимания обращали на то, что их ребёнок впервые за последние пару лет выглядит живым, поэтому совершенно не видели косых и заинтересованных взглядов со стороны волшебников. Когда Гермиону выбрала палочка, она окончательно избавилась от своего депрессивного состояния, она стала почти такой же, какой была до отъезда её единственного друга. В книжном она сразу же взяла книг раза в три больше необходимого, а по приезду домой стала с интересом вчитываться во все письма, что приходили к ним домой. До этого дня они складировались в ящик её стола после того, как Джин их вскрывала, чтобы проверить на наличие важной организационной информации. Отъезд. Джин и Венделл обнимают дочку со всей силой, провожают её, дожидаются, когда поезд совсем покинет платформу и исчезнет из виду, возвращаются на маггловский вокзал. Едут домой. В машине идеальная тишина, только Джин на пассажирском сидении плачет. «Джин, дорогая, так будет лучше для Гермионы.» Она кивает, но плакать не перестаёт. Первое письмо от Гермионы, в котором она пишет, что пока у неё всё хорошо, ей нравится школа и профессора, что она очень соскучилась по родителям, Джин и Венделл читают его со слезами на глазах. Долгое время писем нет. Они сильно беспокоятся, переживают. Я-то знаю, что в этот момент Гермиона была одна. Видимо, она не хотела расстраивать родителей, а врать в письме перо не поворачивалось. Хэллоуин. Буквально на следующий день они получают большое письмо, в котором Гермиона с радостью пишет о своих новых друзьях, об успехах в учёбе, о хороших профессорах. Про тролля ни слова. Так как Джин и Венделл того времени о тролле и подозревать не могли, они очень рады за дочь, сразу же пишут ей большое ответное письмо. Близится Рождество, Венделл и Джин в нетерпении ждут возвращения дочери, украшают дом, покупают ей подарки, готовят её любимые блюда. Мерлин, это мне напомнило, как я, Меда и Нарси встречали в первый раз Беллу. Мы ведь за неё тоже переживали. Хоть в душе Белла очень добра и в меру справедлива, первое впечатление о ней складывается не самое хорошее. Мы тоже переживали, что она не найдёт себе друзей, будет одна, и тоже втроём радовались, когда хоть какие-то знакомые, а потом и друзья всё же появились. Ох, а как радовался Сириус, что приедет его любимая сестра. Меда на это почётное место встала намного позже, всё детство Сириус хвостиком бегал за Беллой. На вокзале Джин и Венделл встретили счастливую Гермиону, а не серую тень, которую они каждый день забирали из местной школы последние пару лет. Одно это уже сказало им, насколько правилен был их выбор. Таким образом мы просмотрели первый курс, вспомнили их летний отпуск. Пришло время сборов на второй курс. «Мама, папа, это Гарри Поттер, мой друг, Джин и Венделл улыбнулись мальчику, стоявшему в одежде, что была ему мягко скажем не по размеру. Грёбанные Дурсли! А это Рональд Уизли, мой друг!» Он как раз пробегал мимо, остановился, чтобы поприветствовать её родителей. «Доченька, а тот высокий мужчина с длинными платиновыми волосами и есть Малфой? Сын очень на него похож, Джин и Венделл уже потихоньку стали замечать косые взгляды, так как прежняя эйфория стала отступать. Теперь вот Джин решила спросить про Малфоев. Нам с папой показалось, что он был настроен весьма враждебно к тебе, да и к нам.» Да, Люциус любит выставлять что-то незначащее напоказ, чтобы отвести все глаза от главного. Но фоне его скандала с Артуром даже я не заметил бы без приглядываний, что в котле Джинни стало на один учебник больше. «Мы хотели спросить, много ли таких ребят в школе? Тебя не обижают за то, что мы не волшебники?». Гермиона дала очень сложный, заковыристый ответ, который ровном счётом ничего не говорил. Салазар за такую студентку не на шутку сцепился бы с Годриком, хочу сказать. Джин по сложному ответу поняла, что проблемы есть, но Гермиона с ними пока справляется и не стала наседать. В тот же день они с Венделлом переговорили, придя к выводу, что нельзя отрывать Гермиону от первых за сколько лет друзей, если видимых причин для беспокойства нет. На том и порешили, как говорится. Потом пришло письмо с извещением, что Гермиона стала жертвой заклятья, которое администрация Хогвартса клятвенно обещала снять к концу учебного года. Дамблдор, ты бы ещё в конце улыбающееся и подмигивающее солнышко нарисовал! Джин и Венделл сразу же сели писать огромное письмо на имя Макгонагалл. А что Минерва ответит? Над ней Альбус – она бессильна. Кстати, мне всегда было интересно, что сказали родителям детей, которые подверглись заклятью. Сейчас у меня есть шанс проверить мои догадки. Спустя три письма, что давали в качестве единственного ответа «Не переживайте, к концу учебного года, когда мандрагорум профессора Стебль поспеет, профессор Снейп сварит зелье, которое поможет.», Грейнджеры приняли решение написать сразу на имя Председателя Совета Попечителей, коим ко всеобщему сожалению или радости, для кого как, оказался Люциус Абраксас Малфой. Надо потом выпросить у него воспоминание о том дне, когда он получил это письмо. Мне просто интересно, как он менялся в лице. Разумеется, что после такого письма Альбус резко решил дать родителям застывших в одной позе детей шанс их увидеть. Поздно, слишком поздно решил Альбус пойти на такую уступку. Люциус уже разворачивал свою кампанию. Та-ак, а это что ещё такое? Нет, мы не хотим следующее, мы хотим досмотреть это. Что значит, мы не можем? Но мы хотим! И мы посмотрим! Что же тут такое? Это не модификация памяти, нет. Это не блок, не запрет, не привязка к следующему. Что-то очень знакомое, но мысль ускользает у меня в самый последний момент… Что-то из медицинских заклинаний. Ну правильно! Дамблдор, видимо, решил «помочь» бедным родителям невезучих детей и откровенно снял с них бремя тревоги и переживаний за собственное чадо. Это заклинание используют, чтобы успокаивать людей, подвергшихся ужасным жизненным испытаниям. Эдакий антидепрессант, релаксант и замедлитель в одном флаконе. Вот как Дамблдор это делает? Он ведь не со зла, в этом весь прикол, он реально верит, что он поступает правильно. Я прям вижу его логику в тот момент. Пункт первый, в школе тайно орудует Волдеморт. Пункт второй, дети подвергаются смертельной опасности, но никто ещё не погиб. Пункт третий, у профессора Стебль спеет мандрагора, а у профессора Снейпа греется котёл с основой для зелья. Пункт четвёртый, нынешний профессор ЗОТИ полный идиот. Пункт пятый, родители бьют тревогу. Пункт шестой, «пункт пятый» даёт повод Люциусу Малфою отстранить меня от обязанностей директора. Все пункты, кроме третьего кошмарны, но прорвёмся. Необходимо: во-первых, остаться в Хогвартсе, так как нужно следить за развитием событий, а для этого надо избавиться от пункта пятого, так как он приводит к пункту шестому и мешает моему «во-первых». Во-вторых, надо надеяться, что суровый убийца, очевидно захвативший кого-то из учеников в свои сети, продолжит людей не убивать, а всего лишь замораживать. В-третьих, старательно избегать вопросов в стиле: «А почему бы не купить дракклову мандрагору на рынке и не сварить зелье из нее, директор?». Грейнджеры, на свою беду, задали этот и ещё несколько вопросов и напрочь лишились всяких чувств по отношению к застывшей аки мраморная статуя дочери. «Во-первых» почти выполнено. «Во-вторых» в процессе, а «в-третьих» в принципе и не проблема: сверкать очками-половинками в качестве ответа и ждать, пока собеседник уйдёт. Не забыть применить ментальное успокоительное и сверкать, сверкать и сверкать.       Джин, Венделл, хочу отдельно выделить вам этот момент. Я заново проигрывал секунды, на которых заметно, что родители почти что теряют интерес к ребёнку: расслабляются все лицевые мышцы и они начинают не задавать вопросы, а кивать как болванчики.       Это было абсолютно противозаконно. Грейнджеры лишь вздохнули, покачали головой и махнули рукой, когда узнали, что этот деятель «добра» уже мёртв. Мы посмотрели третий, четвёртый, пятый, шестой курсы. Лично для себя я не могу не заметить всё нарастающее раздражение обоих Грейнджеров по отношению к Рональду. Особенно хорошо эта тенденция прослеживается на фоне растущей благосклонности по отношению к Гарри. После четвёртого курса, когда Рита накалякала статью про Гермиону и её любовные интересы, Джин вообще перестала воспринимать Молли как адекватную взрослую женщину. Я бы на её месте тоже обиделся! Где это видано? Из-за сомнительной журналистки присылать девочке, которая является лучшим другом твоего сына, пасхальное яйцо размером с перепелиное? Поступок истинно взрослого человека! Самый ответственный момент, мы близимся к применению заклятия забвения. Вот оно! Гермиона со слезами на глазах читает заклинание, еле удерживается не сорваться в рыдания, пока наблюдает, как она пропадает со всех фотографий, а вместе с тем и из памяти родителей. Белый свет, мы добрались. Метроном снова отбивает нормальный ритм. Состояние у обоих стабильное, Джин занервничала только на последнем моменте, когда смотрела, как тяжело далось Гермионе решение о заклятии. Это не проблема, такое напряжение я с лёгкостью удержал в пределах разумного своими щитами. — Венделл, Джин, как вы себя чувствуете? — Они открыли глаза, по-новому посмотрели на окружающий их мир. — Всё в порядке, — ответила Джин. Венделл кивнул. — Тогда с вашего позволения я сейчас настрою вам определённые щиты, — Джин вскинула брови, — учитывая то, что вы беременны, вам необходимо иметь страховку. Если на вас резко нахлынут воспоминания, которые своим количеством или содержанием чрезмерно начнут на вас давить, то вы в буквальном смысле выключитесь из беседы, поток приостановится. Достаточно будет вызвать меня, я разберусь. — Это будет, как тогда с Гермионой? — Операция однозначно прошла успешно: Джин произносит имя дочери как нечто само собой разумеющееся, а не навязанное. — Нет, вы будете осознавать, что включаются мои щиты, — она кивнула, — мы не собираемся от вас что-то утаивать, просто в случае опасности я найду тот путь для подачи информации, который ничем не будет угрожать вашей беременности. — Тогда хорошо, — она снова кивнула, но всё равно переживает. — Джин, расслабьтесь, это очень лёгкие и полезные щиты, — я тихо засмеялся, — будь моя воля, я бы двадцать четыре на семь ходил с такими в своем сознании. Гарри и Гермиона как магниты на приключения, — теперь и она улыбается, — каждый раз, когда я слышу «То-ом!», меня пробирает до костей и останавливается пульс, хотя, я вроде бы и так уже мёртвый, — она тоже засмеялась. Это хорошо, зачем грустить и переживать, когда всё хорошо. Я выставил определённые сигнальные чары, щит и блок. — Хочу ещё раз вас поздравить с ожидаемым пополнением, — Джин и Венделл переглянулись. — Спасибо. Они переживают, как отреагирует Гермиона? — Как вы думаете, как Гермиона отреагирует? Годы реального чтения мыслей дают о себе знать: теперь я читаю людей по лицам, даже когда не лезу к ним в головы. — Я уверен, что положительно, — тут и сомнений быть не может. — Не волнуйтесь, я ей ничего не скажу, сами выберете момент. — Спасибо, — они выдохнули. — Тогда позовём Люциуса, Гарри и Драко? — Венделл кивнул. Первыми пришли Драко и Гарри. — Гарри! — Венделл и Джин сразу же поздоровались с ним, так как его они хотя бы знают. Драко же пришлось сначала представить. — Молодые люди, мы вам очень благодарны за ту помощь, что вы оказали нам и нашей дочери. Спасибо. Пришёл Люциус, была произнесена похожая речь, и они сели на диванчики, чтобы начать отвечать на дополнительные вопросы Грейнджеров. Я сам это предложил, чтобы испробовать комплект заклинаний, что я навешал на Джин. Всё чисто, всё работает. Хотя, кто бы сомневался.       

***

       — Спасибо! Гермиона обнимает всех участников операции по восстановлению памяти. Она подошла и ко мне? О, Мерлин! Откуда в ней столько силы-то? Не помню, чтобы кто-то кроме Беллы мог так выбить из меня весь воздух. Но она и то прыгала на меня с разбегу, а Гермиона просто обняла. — Спасибо! Приятно, что она обняла и меня. Я, несмотря на свой «тёмный» статус, люблю простой человеческий контакт. Это только после потери Эмили мне стало тяжело на него идти… — Гермиона, — я наклонился к ней, чтобы слышала только она, — это меньшее, что я могу для тебя сделать. Я очень сожалею, что вам пришлось через это пройти. — Не нужно, всё хорошо, — она мне улыбнулась сквозь слёзы и побежала к родителям.

***

Мерлинова борода! Зачем только этот портрет ему сдался? Ещё и шутит про портрет! Гарри явно хочет моей смерти! — Гарри, спокойнее, бери чуть левее, нет, теперь чуть правее! Но учится он очень быстро: прошло полчаса, а Гарри уже на десяти метрах спокойно выписывает дуги и круги. Как же я хочу уже вернуться. Всегда хочется прожить сложные этапы своей жизни в автономном режиме, а когда этот этап закончится, снова «включиться». И зачем ему Геллерт? Гарри одного меня мало?

***

— Мы на месте! Вижу… Спокойно, всё будет хорошо. Я тут уже был, а Гарри с метлой и палочкой, а вдобавок может летать без метлы. Всё будет хорошо. — Отсчитай слева пятое окно третьего сверху этажа, — я повторил это несколько раз, чтобы убедиться, что он правильно услышал. — Отсчитал! — Отлично. — Прочти первое заклинание до конца. — Гарри кивнул, вытащил дневник из нагрудного кармана, стал читать и совершать по ходу дела нужные движения палочкой. Дочитал. — Теперь найди справа пятое окно третьего сверху этажа и прочти это же заклинание. Всё будет хорошо, Том. Летает Гарри и вправду лучше, чем ходит… Дочитал. — Найди на центральном выступе маленькое окно в форме треугольника, прочти второе и третье заклинания. Драккл побрал бы Геллерта с его любовью к символу Даров Смерти. Хотя… Так, надо признать, что я сейчас ворчу без причины, просто чтобы унять страх, что появляется, когда Гарри почти без рук держится на метле. Боже! Слава Богу, удержался. Мне надо присесть. Я так больше не могу. — Я в порядке! А я нет… Но ладно. Несмотря на свои угрозы, во второй раз я не умру. — Аккуратнее, мой золотой. Надо в один день чисто ради интереса позволить Лили и Джеймсу самим участвовать в авантюрах Гарри. Я уверен, что они сами придут ко мне уже через пару часов. — Да, хорошо! Господи, спасибо, что Гарри действительно слушает, когда ему что-то говорят. Бывают ведь идиоты «я знаю лучше, чем профессионал». — Теперь сконцентрируйся и читай четвёртое, пятое и шестое заклинания, пока не увидишь золотой треугольник между окнами, на которые ты читал заклинания до этого, — Гарри подтвердил, что понял. Стал читать. Нет, я, конечно, зашёл сюда по-другому. Но Гарри такой вариант не подходит. Я зашёл прямиком через парадный вход, уложил всех, кто встретился мне на пути, изнутри сжигал к драккловой бабушке все щиты и сигналки, потому что мне было всё равно на последствия. Гарри так нельзя. Бедный Гарри, он читает уже двадцать минут. Я заметил, что он снял с себя согревающие, чтобы не тратить на них внимание и энергию. В Альпах зимой без согревающих. Если у нашей вылазки не великое предназначение, я натравлю на него Люциуса с его лекциями. Даже мне бывало плохо, когда я выступал в роли слушателя-свидетеля и песочили не меня. Как ему это только удаётся? — Сработало! — Гарри очень сильно устал. — Залетай в окно, что ровно под верхним треугольным, но на четвёртом сверху этаже, — он кивнул, полетел. Секунда, я около него. — Молодец, теперь присядь, обнови согревающие чары. — А может, — нет. — Не может. Гарри кивнул, сел. Через пару минут смог накинуть на себя согревающие. — А тебе? — Спросил он. — Гарри! — Он примирительно поднял руки. — Золотой мой, я, даже если и помёрзну, потом не заболею. Трать силы только на себя. — А может, — нет. — Не может, — он снова кивнул. Через несколько минут я спросил, — можешь идти? — Гарри размялся, кивнул. — Да, мне лучше. Хорошо, что посидели, — да. — Идём, я иду первым. По крайней мере, любое заклинание полетит сначала в меня. При местном освещении для непосвящённого человека я вполне сойду за живого. Мы прошли драккловы коридоры, которые тут понастроил Геллерт. Я услышал звук рвущейся ткани и тихое шипение. — Гарри? Господи, может, надо было, чтобы Гарри и тут летал на метле? Как можно было разодрать полруки о держатель факела? Боже! Он ещё и грязный, Мерлин знает, что там! Я сразу же сказал ему заклинание, которое, хоть и энергозатратное, но действенное, так Гарри предложил подождать! Подождать! Люди добрые! Подождать! — Поттер! Северус, кажется, говорил, что у него это срабатывало. Я не верил, а сейчас убедился. Гарри уже начал читать нужное заклинание. О-ох, Мерлин, дай мне сил дожить до Малфой-мэнора. — Гарри, чего ты собирался ждать? — Спросил я совершенно без упрёка в голосе, — отвалится рука или нет? — Он расширил глаза. — Прости. Опять это «прости». Как можно извиняться перед кем-то за невнимание к себе? О-ох. — Обещаю, что отныне буду слушаться без лишних вопросов и предложений, — Гарри осмотрел свою зажившую руку, — тут, кстати, было несколько шрамов, они тоже прошли. Грёбанные Дурсли. Грёбанный Дамблдор. Грёбанный Геллерт. Мне стало легче, когда я это проговорил. — Если захочешь свести ещё какие-нибудь, то обращайся. Посмотрим, что можно сделать, — я ему улыбнулся. — Спасибо! Если бы не радость в его глазах, когда я согласился в этом участвовать, я бы и его сюда не пустил. Мы пошли дальше, по ходу дела Гарри навернулся с невидимой ступеньки, потом подвернул ногу на разболтавшейся плитке, затем влетел в паутину, которую пытался оттряхнуть, но в итоге кинул заклинание против пыли, потом его за руку поймала ваза, что неприметно стояла в углу, затем чуть не улетела метла. Гарри среагировал очень быстро: моментально оседлал её, увёл не в окно, а в высокий потолок и буквально в метре от него выровнял метлу. Опустился на пол. — Ты же сам видишь, я тут ни при чём, — да. Это больше всего поражает. — Вижу, но, — вдох. Выдох. — Идём. Мы внизу. Портрет должен быть тут. — Открой дверь, подобрав заклинание. Читай все, начиная с восьмого. Хорошо? Гарри кивнул. Тут мы простояли меньше, чем на крыше: уже десятое оказалось подходящим. Дни со мной пошли на пользу: Гарри дверь открыл, но в помещение не зашёл. Успех, Том! Продолжай в том же духе. — Что дальше? — Заведи туда Патронус, посмотрим, что там, — серебристый олень прошёлся вдоль стен. Только портрет. — Отлично, заходи. Гарри дождавшись от меня кивка, вызвал Геллерта. — Здравствуй, — как тот обрадовался! Надо сразу прояснить правила! — Никаких воздействий, никаких разговоров на отвлечённые темы, никаких разговоров без меня, никаких попыток даже легонько почитать, — Геллерт выдохнул, или мне показалось? — Одна малейшая попытка что-то сделать Гарри или дорогим ему людям, ты пожалеешь, что твой портрет покинул эти стены. — Тот кивнул. — Ja, мой Лорд, — о-ох, — Том, я всё понял. Я и не хотел кому-то что-то делать, я просто хочу отсюда выйти. Я резко прошёл по его поверхностным мыслям. Ничего. Чисто. С остальным разберёмся позже. — А ты стал ещё сильнее. Это ты называешь «поверхностные мысли»? Ты же ко мне в душу влез, — он усмехнулся. Ладно, я зашёл чуть глубже. Мне можно. У меня концепция не всеобщего блага, а блага Гарри. — Сразу его не засунуть? — Гарри покачал головой. — Хорошо, перед отправлением замотаешь в мантию, — Гарри кивнул.

***

Мерлин! Что значит «пока ещё свободен»? А сюрприз? Я после сюрприза стану занятым? Том, абстрагируйся от этих размышлений. Обед почти подошёл к концу, сейчас мы пойдём покупать Реддл-мэнор. — Идём, лапушка? — Я с улыбкой кивнул. Белла у меня в шутку спросила, не бесит ли меня такой позывной. Как он может бесить? Особенно, когда меня так называет Гарри. — Я аппарирую, там позову, — я снова кивнул. Почти сразу же я оказался около Гарри в нескольких десятках метров от дома Реддлов. Гарри накидал на меня согревающих. Сам предпочёл одеться потеплее, чтобы не приходилось самому согреваться чарами, а на меня кинул. Вот как такому золотому ребёнку отказать в праве называть меня «лапушка»? — Спасибо, — Гарри мне улыбнулся. — Большой дом, — сказал он, когда мы почти подошли. — Магглы странные: упёрлись, что надо покупать его на месте. Могли бы в удобном офисе всё подписать. — А что так? — Действительно странно. — Говорят, что пытались продать этот дом, но каждый раз покупатель чуть ли не через суд оспаривал сделку из-за аномальных явлений, которые там происходили, — а-а. Это да. Это логично. — Думают, что я тоже захочу так слиться, — Гарри остановился у ворот. — О, вот и они. Несколько магглов сидели в машине в паре метров от ворот. Увидев Гарри, они поспешили выбраться из автомобиля. Мерлин, прям Чирз и Джойз, только живые. Пропорции почти сохранены. — Добрый день, мистер Реддл, — я в шоке посмотрел на Гарри, тот едва заметно подмигнул. — Пройдёмте на территорию, — они вытащили ключи, открыли ворота. — Вы являетесь родственником погибших? — Спросил тот, что потолще да пониже, — если так, то почему не хотите предъявить права на наследование? — Нет, нет, мистер Дуглас, это чудесное совпадение. Мы просто однофамильцы.       Я по совету Люциуса сделал имя, инициалы и фамилия которого один в один с твоим дедом. Получится, что при беглом просмотре документов факт изменения хозяина будет едва заметен.       Молодец, хорошо сработали. Я даже не подумал о таком. Вот правду говорят, одна голова хорошо, а две лучше. Гарри просто покивал. Отвечать он мне сейчас может лишь парселтангом и мимикой, это я могу тут хоть орать на всю деревню, меня магглы не услышат. — Мистер Реддл, — теперь очередь того, что похудее да подлиннее. — Вы ведь наслышаны о дурной репутации дома? — Гарри уверенно кивает. — Мистер Палмер, моё предложение не изменилось: продайте мне этот дом без всяких оговорок на потенциальное расторжение контракта, — Гарри улыбнулся, — я прекрасно знаю, что говорят об этом доме. Я не верю в эти предрассудки и потусторонние силы.       Да, лапушка? — Как ты умудряешься сохранять серьёзное выражение лица? — Спросил я со смехом в голосе.       Талант.       О да, это точно талант. Мы прошли на территорию. Ничего интересного. Мёртвый сад, мёртвый дом. — Мистер Дуглас, мистер Палмер, второго такого идиота придётся ждать очень долго, — сказал Гарри, вытащив из кармана перьевую ручку и чековую книжку. — Осмотр? — Видно, как их изнутри прям разрывает. — Гарри, я их прочёл, они судятся по этому дому в восьмой раз, — Гарри улыбнулся. — В который раз сделка срывается? Седьмой? Восьмой? — Те удивлённо переглянулись, — мой вариант договора отрезает мне путь назад. Девятого суда не будет, — Гарри выписал на чеке щедрую сумму. Дуглас и Палмер чертыхнулись. — Согласны! Они на чемоданчике в качестве опоры подписали документы, забрали чек, всучили три набора ключей, три папки документов и рванули к своему автомобилю, крича в радости, что отделались от чёртового дома. Дали по газам и стали удаляться. — Закроем? — Гарри в шоке повернулся. — Можно сейчас? Я пожал плечами. — Можно всегда, когда захочешь, — Гарри кивнул. — Сейчас? — Да, давай. — Наколдуй себе стул, зачем стоять полчаса? Гарри наколдовал два кресла, мы уселись поудобнее и приступили к Фиделиусу.

С Фиделиусом мы справились, аппарировали прямо оттуда в Малфой-мэнор. Гарри и Гермиона переглянулись. Оба выглядят счастливыми, но взволнованными. Господи ты, Боже мой. Они меня точно доведут. — Лапушка, — Гарри вывел меня из моих мыслей, — всё хорошо? Конечно, мой золотой. Я всего лишь на грани второй смерти от потенциального сюрприза. — Том, я разговаривал с Госпожой, она сказала, что твой портрет надо разбудить немного раньше, — интересно, зачем… — Хорошо, идём. Может, где-то тут и есть сюрприз, о котором утром сказала Гермиона? Что-то, связанное с портретом? — Лапушка, ты какой-то задумчивый, — Гарри пропустил меня вперёд, когда мы входили в комнату. Зачем он выделил для моего портрета целые апартаменты для гостей? — Гарри, это ты какой-то загадочный в последнее время, — я подошёл к нему, — поэтому я и задумчивый. — Не любишь быть не в курсе событий? — Он ещё смеётся! Утреннее нервное состояние вернулось… Мерлин! Я же Гермионе пообещал, что не откину коньки. Откуда только это выражение? — Ты будешь первым человеком, который довёл уже мёртвого человека до инфаркта и второй смерти, — я присел на комод. Гарри был занят портретом, при этом он не давал мне пройти к нему, чтобы посмотреть. Огромный у меня портрет, ничего не скажешь. Гоблины действительно использовали почти весь мой потенциал. — Терпение, мой друг! Гарри дошёл до той части заклинания, когда я отчётливо ощущаю привязку души к чему-то, помимо камня. Мерлин, я до сих пор не верю, что у меня будет портрет. Я не знаю, как мне благодарить Гарри за его доброту. Я действительно не знаю… — Спасибо, — я прошёл к границе дозволенного мне пространства, — Гарри, спасибо. — Ты ещё не представляешь, что будет сейчас, — Гарри широко улыбнулся. Я обещал Гермионе не расстраивать его своей преждевременной кончиной, я сдержу это обещание. — А что будет сейчас? — Попытка не пытка. — Сейчас увидишь, — я понял: Гарри нравится смотреть, как я белею, — есть! — Его что-то обрадовало? — Том, лапушка мой, — он прошёл ко мне за «границу», взял меня за руку, — отлично! Гарри проверял, материален ли я для него? Почему я, кстати, сейчас материален? — Том, я очень хочу, чтобы ты нашёл своё счастье, и надеюсь, что в этот раз у вас всё получится. До того, как я хоть что-то понял из его слов, Гарри улыбнулся, сделал шаг вперёд, обнял меня, подложив что-то в карман брюк. — Пригодится, — я хотел было посмотреть, — не сейчас, а через пару мгновений. Гарри похлопал меня по руке, чтобы я не доставал коробочку из кармана. Мерлин, на ощупь это маленькая коробочка, обитая бархатом, такие для колец используют… — Я активирую портрет и сразу же вызову тебя снова, поверь, так надо, — я кивал, пытаясь получить из коробочки больше информации путем её ощупывания. Ничего. Гарри три раза дотронулся палочкой до рамы, на третьем касании меня утянуло в воронку, похожую на аппарацию. Я на портрете! Я повернул голову, чтобы оглядеться, и застыл, не веря своим глазам. — Во-от, — снова рывок как от аппарации. И я, и она стоим около Гарри. Эмили смахивает слёзы, пытается не расплакаться. — Всё, как и обещал, Эмили. Да что я стою как истукан?! Я сделал два необходимых шага к ней навстречу и обнял её со всей силой, что смог приложить, находясь в таком трясущемся состоянии. — Эмили, моя родная, — я не мог от неё оторваться, зарывался лицом в её кудри, прижимал к себе за талию, — моё солнышко, — она обняла меня в ответ! Мерлин! — Эмили, прости меня, — она замотала головой. — Не надо, не извиняйся, — она уверенно потянула меня за воротник вниз, чтобы поцеловать, — я тебя люблю, Том. Нет, если до этой фразы я ещё «держал себя в руках», если так вообще можно назвать мое полу-истеричное состояние, то сейчас во мне будто что-то оборвалось, будто что-то тяжёлое ушло с плеч. — Эмили, — Мерлин, я чувствую, что у меня по щекам текут слёзы, я никак не могу собраться, — я люблю тебя, — она бросилась ко мне на шею, как только я договорил эти три слова. — Гарри, спасибо, спасибо, — Эмили спрыгнула на пол. — Спасибо, — она стала вытирать слёзы, улыбнулась, — спасибо, Гарри. — Я рад, что всё хорошо, — он нам широко улыбнулся, — я тогда пойду, чтобы не мешать вам, — Гарри пошёл к двери.       Том, я понимаю, что тебе сейчас не до ещё одной части сюрприза, но… Пришлось экстренно вспоминать, как разговаривать на парселтанге… Эмили, которая обнимает меня за талию, плача у меня на груди, очень этому не способствует.       Том? Ты тут?       Да, прости, я не мог сконцентрироваться.       А, окей, Гарри стоит так, что я его вижу, а Эмили нет, у меня стойкое ощущение, что ты очень нравишься Госпоже: она настояла на максимально традиционном вхождении мадам в наш Род.       Гарри, говори попроще, я ни драккла не могу думать.       Полный брак с применением магии на крови. Так вот, Госпожа даёт вам эту ночь, чтобы закрепить ваш брак. Сразу оговорюсь, что кровь подойдёт любая, не только, э-эм, кхм, девственная. Хоть ладонь ей разрежь, это на ваше усмотрение. У вас есть время с двенадцати ночи до рассвета, потом будете или на портрете, или в том виде, в котором ты прожил с нами последние несколько дней, если я вызову вас по камню.       Гарри, ты хочешь сказать, что, Мерлин, я даже не знаю, как это сформулировать помягче.       Да, именно это. Одна ночь. Я пошёл, он кивнул, а, и не забудь про коробочку в кармане, он показал на свой карман на брюках, открыл дверь, сюда никто не зайдёт, включая Кричера. Хорошей ночи, ещё раз улыбнулся и ушёл. — Эмили, — от одного её запаха я сейчас сойду с ума, — солнышко, давай присядем, я боюсь упасть в обморок от переизбытка ощущений, — она тихо засмеялась, закивала. Я сел на диван, а Эмили сразу села ко мне на колени. Я только сейчас заметил, какое на ней красивое платье, до этого я его реально не видел. Она в нём как греческая богиня. — Нравится? — Она заметила, что я её разглядываю. — Ты самая прекрасная, — Эмили это понравилось. — Поцелуй меня, — она взяла моё лицо обеими ладошками, — я так скучала по твоим поцелуям. Я сразу же взял её одной рукой за талию, а другую положил на шею сзади, поцеловал, прижав к себе по максимуму. Мерлин, любимая, если ты скучала, то что говорить обо мне? — Как ты, солнышко? — Она улыбнулась, стала покрывать лёгкими поцелуями мои скулы, лоб, глаза. — Меня не обижали. Я не смог сдержать стона, когда она зарылась пальчиками в мои волосы, стала слегка тянуть их в стороны, массировать голову. Мерлин, как же тяжело так с ней сидеть и не целовать её шею, декольте! Буквально мозг вскипает! — Я так тебя люблю, я ненавидел себя за то, что сразу не ушёл за тобой, — она приложила палец к моим губам, я сразу стал его целовать, взял её руку в свою, начал целовать каждый пальчик в отдельности. — Это не помогло бы, там очень сложно найти друг друга: могут уйти годы, если не повезёт, — она зарылась лицом мне в волосы, сделала вдох полной грудью, отчего она практически упёрлась мне в лицо. В один момент я подумал, что я недостоин даже трогать её, но Эмили, видимо, поняла это и крепче меня обняла. — Ты не знаешь, что я натворил. — Знаю. — Как? Откуда? — Это был не мой Том, мой Том вот, — она поцеловала меня в лоб, — я люблю тебя, что бы ты там сейчас ни думал, я люблю тебя всего, — я откинулся на спинку дивана, Эмили прилегла со мной. Я приподнял её лицо за подбородок и нежно поцеловал. Боже мой, ощущения точь-в-точь, как тогда. Она действительно любит меня. — Не было ни дня, ни минуты, чтобы я не думал о тебе, — Эмили одной рукой снова стала делать мне массаж головы, — я и мечтать не мог, что в один день снова смогу хоть посмотреть на тебя. В такие моменты хотелось умереть на том же месте, — я взял её руку, что лежала у меня на груди, стал целовать. — Том, — она устроилась на мне поудобнее, — не думай больше об этом, я с тобой, и Гарри сказал, что нас теперь ничто не разлучит, — я кивнул. Эмили сама меня поцеловала, а потом резко отстранилась, — Гарри ещё сказал, что ты мне что-то расскажешь про то, что нужно сделать, чтобы я окончательно стала твоей женой, — я снова кивнул, — любимый мой, скажи что-нибудь, ты только киваешь, — она тихо засмеялась. — Нужно, чтобы ты пожертвовала немного крови, магия такого брака основана на этом, — Эмили вскинула брови, — такие браки в принципе не заключаются, если у жениха и невесты нет Омамори и им подобного. Коробочка в кармане! Мерлин! Том, приди в себя хоть немного! — Эмили, — я усадил её на диван, сам встал перед ней на колено, — я думал подарить это тебе на твой день рождения, когда вернусь. Она наклонилась ко мне, поцеловала. Я чувствовал её слёзы, сам еле держался не сорваться. Я достал коробочку. Да, это та самая! Открыл её, увидел колечко, что я для неё сделал, слёзы всё-таки пошли и у меня. — Эмили, родная, солнышко, — я повернул коробочку к ней, — ты будешь моей женой хотя бы здесь? — Она так плакала, что не смогла ничего ответить, кроме как кивать головой, — я люблю тебя, моё сердце всегда в твоих руках, — я надел кольцо ей на безымянный палец, Эмили сразу же обняла меня за шею. Мы посидели так некоторое время, только потом смогли ввмолвить хоть слово. — Я провела здесь около семидесяти лет, я ни разу не изменила тебе даже в мыслях, — я уткнулся носом ей в шею, — моё сердце всегда было у тебя, — она спустилась с дивана ко мне на пол, села мне на колени, — от него идёт такой жар прямо к сердцу, — она указала на кольцо, — будто оно в огне, — она улыбнулась, поцеловала меня, — это и есть Омамори? — Я кивнул, пропуская в руках её платиновые кудри, — а что там дальше про брак? — Я посмотрел на часы, до полуночи осталась минута. — Кровь, — я вытер глаза, отдышался, — Эмили, если ты не хочешь, то подойдёт даже кровь из пореза на руке, — она резко села на мне ровно, хотя до этого лежала на груди. — Том Марволо Реддл! — Раньше она меня так называла, только если была очень зла на что-то. — Ты издеваешься надо мной? — Я просто хлопал глазами, глядя на то, как она села на колени около меня. — Возьми меня, сделай меня своей, — Эмили прикусила губу, положила руку мне на место, где бьётся сердце, — я хочу быть твоей, хочу, чтобы ты был моим, моим, а не Беллы, — Матерь Божья, — я не злюсь, я знаю, почему ты это делал, — она улыбнулась, — но теперь я хочу сама доставить тебе удовольствие, — Эмили перекинула через меня одну ногу, теперь она сидит на нужном месте, — возьми меня, — я посмотрел на время, полночь через десять секунд. — У нас время с полуночи до рассвета, — Эмили улыбнулась, — если бы ты знала, как я тебя хотел, — пять секунд, — хочу, — три, два, один, — иди ко мне. Она удивлённо выдохнула, когда я в одну секунду поднялся на ноги вместе с ней. — Обними меня своими прекрасными ножками, — Эмили сразу сделала. Моя девочка, моя! Я прошёл с ней руках в спальню, бережно положил её на кровать. — Нравится? — Она опёрлась на локти, демонстрируя грудь, а потом подняла одну ножку так, чтобы платье задралось, оголив бедро. — Ещё спрашиваешь, — я лег на неё, вжал в кровать, заставив её застонать. — Чувствуешь? — Я упёрся стояком ей прямо в промежность, она закивала, — моя девочка. Я поцеловал её в приоткрывшийся ротик, потом стал ласкать губами и языком нежную кожу за ушком, спустился по шее к декольте. Эмили сразу обняла меня бедрами, прижимая к себе ближе. — Я столько представляла, как это будет ощущаться, если это будешь делать ты, — я уже избавил её от верха платья, стал ласкать её соски, нежные полушария, — это просто неописуемо хорошо, — она застонала, когда я прикусил сосок, — сильнее, можешь меня хоть всю искусать. Я прикусил сильнее, она выгнулась мне навстречу, я прикусил саму грудь, Эмили ещё сильнее сжала бедра у меня на боках. Она поднялась на локтях, поцеловала меня, стала расстёгивать мою рубашку. — Вечно у вас всё наоборот, — я сам не понял, как оказался под ней, — слава Богу! — Она стала быстро расстёгивать пуговицы, — ты прекрасен, — я откинул голову, когда она прошлась ладошками от живота до груди, — тебе нравится? — Она легонько прошлась ноготками по соскам, — вижу, что нравится, — Эмили прикусила мне мочку уха, а потом прошептала, — после этой ночи ты забудешь, что был с кем-то, кроме меня, — я провёл руками от её колен до попки, сжал её, отчего Эмили ощутимо укусила меня за шею, — нам обоим всегда нравились игры пожёстче. Я рассеянно кивнул, а она уже целовала мою грудь, пару раз прошла плоским языком по соску, а потом стала медленно сжимать его зубами. Мне на это оставалось только затаить дыхание. Она снова провела по нему языком, а потом сжала так, что ещё миллиметр, и было бы действительно больно, но сейчас просто выбило меня из этой реальности. Потом она снова провела по нему языком. — Ты очень хорошо меня чувствуешь, — я шлепнул её обеими руками, причём сразу применив ощутимую силу. Эмили застонала, потянулась за поцелуем. — И ты меня, любимый, — я снова над ней, уже сдираю с неё платье окончательно, — нравлюсь? — Игриво спросила она, когда сама смотрела на мой стояк и не могла не понимать, что я без ума от неё. — Очень, — я раздвинул её бёдра, — я очень хочу это сделать. Я в секунду порвал её трусики, Эмили лишь шире развела ноги. Я не стал её мучать: сразу провел языком по всей промежности, надавив на клитор. — О, Боже, Том! — Я видел, как она вцепилась руками в простыни, пока я сосредоточил всё внимание на её клиторе, — я сейчас, — она хотела немного отстраниться, но я прижал её к кровати, — да, да, да! Она запустила одну руку мне в волосы, сжала пряди в пальцах. Она всегда знала, как это на меня действует! Я едва слышно застонал, но, видимо, вибрации от этого хватило, чтобы она кончила. — Это вообще нельзя даже сравнивать с тем, что я чувствовала, когда сама до себя дотрагивалась, — я навис над ней. — Ты до себя дотрагивалась? — Она застыла, когда я рефлекторно облизал губы, — солнышко, о чём ты думала? Скажи, я сейчас же это сделаю. Смотреть на неё в таком возбужденном состоянии и не кончать – суперспособность! Я-то сам тоже удовлетворял себя, думая о ней, но почему-то я не думал, что она занималась тем же, думая обо мне. — Я представляла, что ты входишь в меня, целуешь, ласкаешь, — её взгляд стал настолько нежным, что я на мгновение застыл, а она положила руку на пояс моих брюк, — сделаешь? — Да, солнышко, — она сама меня поцеловала, прижалась грудью, погладила стояк сквозь ткань брюк. — Сам, я не могу, — Эмили махнула рукой в сторону брюк, — это какой-то кошмар, без высшего образования не разберёшься, — только я их расстегнул, Эмили дернула их вниз, уложила меня на спину, помогла снять брюки до конца, — отлично, иди ко мне, — она сама легла на спину, раздвинула бёдра, — не нежничай, я хочу это ощутить, — она прикусила губу, — не нежничай, просто возьми меня, я хочу доставить тебе удовольствие. Я провёл головкой по клитору, Эмили застонала, сама двинула бёдрами так, чтобы я упирался во вход. — Пожалуйста, — она сама ущипнула себя за соски, — пожалуйста, Том, — я вошёл на пару сантиметров, Эмили широко улыбнулась, — давай, родной, — один толчок, я вошёл на всю длину, прислонился лбом к её лбу. — Больно? — Эмили покачала головой, прикусив губу и крепко сжав мои плечи, — сейчас привыкнешь, я помогу. Мозг напрочь отказывался работать: меня хватило только на то, чтобы действительно ослабить ей боль и целовать её шейку, ключицы, ласкать руками грудь. — Том, двигайся. Я посмотрел вниз, увидел, что на члене кровь, но она сама по себе исчезла, а у Эмили на руке засветилось кольцо с гербом Гонтов. — Двигайся, я столько лет этого хотела, — она сжала киску, я уткнулся лбом ей в ключицу, — ты думаешь, что я чувствую хоть какой-то отголосок боли сквозь то удовольствие, что доставляет мне одно осознание, что я наконец твоя? — Останови меня, хорошо? — Она поняла, о чём я. Слава Мерлину, так как даже в мыслях сложно проговорить, что я имел в виду. — Да, — она притянула меня для поцелуя, положила одну мою руку себе на грудь, стала сама подмахивать бёдрами, — мне не больно, не переживай, мне не нужно тебя останавливать, — сказала она в короткий перерыв в поцелуе, — более того, не останавливайся! Не сдерживайся! Она резко подалась вперёд, я вошёл на всю глубину, хотя до этого старался так не делать, понимая, что ей это может быть больно. — Моё солнышко, — я поцеловал её и стал двигаться так, как она просила. Эмили так стонала и выгибалась, что хотелось входить в неё ещё сильнее, от этого она стонала и выгибалась ещё соблазнительнее. — Да, да, так, прошу! Я еле держался, чтобы не кончить в её теплоту, но мольба в её голосе поменяла мои приоритеты. Она посмотрела мне в глаза, они вспыхнули так ярко, что я не мог оторвать от них своего взгляда: я на автомате входил в неё, но не видел и не слышал ничего вокруг. Для меня существовали только эти глаза. — Том! — О Мерлин, да, как она сладко кончает! Теперь и я могу отпустить и себя!

***

Время шло к трём, мы с Эмили давали друг другу передышку в несколько минут. — Том, мне так хорошо, — она легла на меня, — мне всегда хорошо, когда ты рядом, — я положил руки ей на талию, — хочется обнять тебя сильнее, хотя сильнее уже некуда, — она водила рукой по моей груди. — Я не сильно тебя поцарапала? — Солнышко, за то, что в тот момент со мной делала твоя киска, можешь, как угодно, — мне действительно так хорошо, что я понимаю, что у меня на спине полос восемь, но ощущаю лишь лёгкое покалывание. — Том, а как ты вообще держался раньше? — Она тихо засмеялась, — мы ведь спали вместе, я вообще не стеснялась тебя обнимать, — Эмили подняла глаза на меня, — я ведь чувствовала иногда, что ты возбуждён, — я улыбнулся. — Было пару раз, когда ты своими объятиями мне помогала, — она в шоке раскрыла глаза. — А почему я этого не помню? Я бы заметила, — Эмили прикусила губу. — Ты спала. Мерлин. Эти два раза доставляли мне такое удовольствие, какое Белла потом не доставила несмотря на все свои старания. — Ты сама начинала во сне меня обнимать, тереться, а мне, как подростку этого хватало. Особенно с учётом того, как ты меня обнимала, — она немного покраснела. — Действительно, не стесняясь. — Ты же знаешь, что, если бы ты только попросил, я бы это и так сделала? — Я с улыбкой кивнул. — Да, солнышко, — Эмили улыбнулась. Ей всегда нравилось, когда я её так называю. — Я не прощу себе, если не сделаю этого сейчас. Она слезла с меня, завязала себе волосы узлом, теперь они всё равно свободно лежат сзади на спине, но на лицо не падают. Ох, Мерлин! — Тебе так хорошо от одной мысли, что я сделаю это для тебя? — Ты не представляешь, насколько мне хорошо, — я подвинулся на кровати так, чтобы спиной опираться на изголовье, — сделай это, пожалуйста. Эмили улыбнулась, взяла мой моментально вернувшийся стояк нежными ручками, немного подрочила, провела языком по головке, а потом взяла её в ротик. Я поборол желание прикрыть глаза от удовольствия, зная, что таким образом утрачу бОльшую его часть. — Да, пожалуйста, — я положил руку ей на спину, чтобы просто прикасаться к ней. — Том, — она отстранилась, но продолжала ласкать меня руками, — у тебя же сейчас действуют твои магические способности? — Да, а что ты хочешь? — Эмили улыбнулась. — Можешь убрать мне чувствительность, — она положила мою руку себе на горло, — думаю, что так тебе будет ещё приятнее. Она меньше, чем за первый час нашего пребывания тут, поняла, как надо на меня действовать. Вот только я хотел возразить, что ненужно из-за этого идти на такие жертвы, как Эмили, заметив это, обхватила губами мой большой палец и стала языком давить на подушечку. Нельзя так делать, тут же никакие аргументы в голову не лезут! — Да, сейчас. Нахрен все обычные методы, в моём состоянии мне надо использовать то, чем я владею лучше всего и лучше всех: менталистика. Там есть способы торможения рефлекторных центров. — М-м, ты не обезболил, а решил использовать ментальную магию? Спасибо. Она ощутимо прикусила мне палец, сразу же его отпустила и вернулась к члену. Через пару движений, на которых она привыкла задерживать дыхание, она взяла всю длину. Из меня будто весь воздух вышел, не думаю, что эти ощущения можно с чем-то сравнить! Я ошибся в предыдущем своём утверждении: если Эмили делает глотательные движения, ощущения усиливаются! Ох, думаю, что это был мой самый быстрый оргазм. По ощущениям он был сравним только с тем, что я испытал, когда пару часов назад впервые кончил в неё. — Понравилось? — Эмили проложила дорожку из лёгких поцелуев от живота к груди, — а ты хотел отказаться, — она тихо засмеялась. — Идиот, что сказать, — я ещё пытаюсь отдышаться, — а как ты поняла, что я воздействовал ментально? Ощущений быть не должно. — Кольцо показало, — она пожала плечами, — я всё это время чувствую, если ты применяешь ко мне магию, — Эмили улыбнулась, села рядом со мной, — кстати, это правда, что реальный мастер менталистики может разделить свой оргазм с половинкой? И помочь ей разделить её удовольствие с ним? — Эмили, откуда ты это знаешь? — Я лёг на бок, — меня интересует откуда ты знаешь всё. Вот прям с моей работы у Горбина до вот этого момента с оргазмом. — Ты хочешь поговорить об этом сейчас? — В её голосе слышна надежда на мой отрицательный ответ, — хотя… Ладно, может, лучше сейчас сказать, тогда ты за оставшееся время подостынешь к нему, — Эмили ласково провела рукой по моим волосам после того, как я машинально кинул ей на руки очищающее, чтобы ей было комфортно, — ты хорошо помнишь тот момент, когда пошёл выпытывать у Геллерта Гриндевальда информацию про старшую палочку? «Одна знакомая, будто с ней разговариваю». Геллерт, твоя жизнь сейчас зависит от того, что мне расскажет моя Эмили. — Не очень, — я потёр лицо. — А он очень хорошо всё запомнил, — она сразу меня обняла, поцеловала в плечо. — пока ты искал что-то о бузинной палочке, он искал у тебя хоть что-то о твоём детстве, о молодости. Хотел посмотреть, что произошло между тобой и Дамблдором. Так он нашёл твои воспоминания обо мне, — та-ак, — ещё до того, как ты к нему пришёл, у него было видение. Он наблюдал тебя и парня со шрамом на голове, увидел его имя: Гарри Поттер. Геллерт ещё тогда понял, что выиграет сторона Гарри. Потом он увидел, что вы с Гарри подружитесь через некоторое время, что Гарри будет искать меня. — И? — Ох, Геллерт, твоя судьба решится через пару мгновений. — Когда Геллерт благодаря тебе отошёл в мир иной, он первым делом нашёл меня. Вот уж не знаю, как этот жук это сделал, но, — она пожала плечами, — у нас тогда были определённые заварушки, вовлечены были и маги, и магглы, а среди магов было некоторое количество легиллементов, которые для получения интересной информации читали магглов. Геллерт предложил мне свою защиту от этих магов в обмен на то, что потом, когда ко мне придёт Гарри, я попрошу его вытащить портрет Геллерта из Нурменгарда. Гарри был прав, я теперь понял, что это всё действительно не просто так. — Я согласилась. Геллерт очень честно выполнил свою часть договора, меня обходили стороной все эти заварушки. Мы просидели так около десяти лет, а за это время Геллерт от скуки начинал разглагольствовать обо всём, что знал. Я в деталях знаю его историю, знаю всё об его отношениях с Дамблдором, знаю всё о Волдеморте, так как Геллерт мог спокойно почитывать людей, что попадали к нам в тот мир. Потом мне удалось раскрутить его на всякие интересности про магию, про то, чем ты занимался: менталистика, проклятия и в целом немного обо всём. — А почему он так с тобой делился? — Если за этим стоит ещё какой-то уговор Геллерта, то… — Он боится тебя как огня, — она засмеялась, — ты думаешь, как я его на это раскрутила? — Эмили вскинула брови, — мне достаточно было немного надуться, и Геллерт понимал, что ты потом за это с него спросишь, — ну хоть так. Стоп. — А почему ты изначально согласилась? Всё было настолько плохо? Жаль, что мне сейчас не добраться до тех, кто устроил всё это в этом мире и посмел читать людей. — Ну-у, — Эмили стала массировать мне плечи, — это же Геллерт. — Она ласково провела рукой по спине, — он обещал, что сдаст неудавшуюся жену Волдеморта сам, если я не соглашусь. А-а, вот теперь понятно, зачем Гарри нужна была справочная информация. — Вот гад, — я прижал Эмили к себе, — за это я с ним поговорю, — она стала целовать мне шею, — а так он ничего не делал, за что ты хотела бы его наказать? — Она замотала головой. — Нет, я же говорю, он тебя как огня боится, — Эмили укусила меня в то место, где бьётся артерия, а потом медленно провела языком по месту укуса, — он всегда говорил, что если он надумает что-то мне сделать, то ему потом лучше не появляться на своем портрете. Сказал, что если ты в виде Волдеморта мог делать то, что ты делал, то в нормальном виде ты будешь способен на гораздо, гораздо большее. — Хорошо, — Эмили стала ласкать меня рукой. — Знаешь, я, конечно, не буду тебе указывать, всё-таки у вас, Тёмных Лордов, свои понятия, — она легла на спину, потянув меня на себя, — но не наказывай его совсем уж строго. Ощутимо, если уж решишь наказывать, но не надо совсем уж жёстко, в конце концов он вёл себя очень хорошо, — она сама направила меня в свою киску, мне оставалось только войти, — и ты не ответил на мой предыдущий вопрос. — Солнышко, мой мозг сейчас не в голове, какой вопрос? — Я провёл головкой по её клитору. — Про менталистику во время секса, — а-а, точно. — Хочешь? — Она закивала, — хорошо, — я её поцеловал, сосредоточился на нужном процессе, — сейчас. Мне так нравится, как она, не испытывая ни капли смущения, ласкает меня руками, говорит, что она хочет. Это просто какой-то подарок. Я вошёл в неё одним толчком, Эмили гортанно застонала. Меня тоже прошибло от её ощущений, я уткнулся лбом ей в ключицы. — Том! — Она пыталась взять меня за руки, — так хорошо! — Она сильнее сжала мышцы внутри, у меня даже звёздочки перед глазами заплясали. — Солнышко моё, — я целовал её в шею, — расслабься чуть-чуть, мне, конечно, так очень хорошо, но я так и кончу раньше времени, — Эмили улыбнулась, немного ослабила давление стеночек. Мне и так чрезмерно хорошо в ней, а когда вдобавок к моим ощущениям примешивается её удовольствие, хочется забить на всё и кончить. — Посмотри на меня, любимая, — её глаза действительно действуют на меня отрезвляюще. — Необязательно иметь меня целый час без перерыва, давай просто испытаем это вместе? Прошу, мне так хорошо! Я хочу, чтобы и теье было так же хорошо! — Я так тебя люблю, — видимо, Эмили тоже теряется в ощущениях при моих движениях, — очень люблю, очень. Такая двусторонняя связь поддерживается намного сложнее, чем в одну сторону, но оно того стоит: я знаю, как мне обнять, повернуть Эмили, как двигаться. Любое изменение в её ощущениях я ощущаю как своё. В итоге я опирался локтями на кровать, руками держа Эмили за талию и шею сзади, входил в неё размеренными толчками, периодически целовал её, иногда спускался к шее. В этой позе она могла только стонать и дышать, слова у неё вообще не получались. — Том! Том! — Она застонала, сжав меня как в тисках. На меня волнами шли её удовольствие, её оргазм, и от этого я кончил, даже прекратив движения.

***

Нам обоим понравилась такая практика, поэтому ей мы посвятили следующие часы. Сейчас Эмили и я лежали на кровати, смотрели в окно. — Эмили, солнышко, любимая, ты была великолепна. — Я так рада, что нам дали такую возможность, — она поцеловала меня в щёку, — я очень переживала, жалела о том, что тогда сама не предложила тебе всё это. — Солнышко, — я поцеловал её в лоб, — больше не думай об этом. Я бы не согласился, ты была для меня моей маленькой, моим солнышком, моей принцессой. Теперь я всегда буду с тобой, я никогда не оставлю тебя впредь. Эмили улыбнулась, а потом с некоторым страхом посмотрела в окно, где небо окрашивалось во всевозможные цвета, предвещая выход светила. Я крепче обнял Эмили. — Всё будет хорошо, солнышко, — она покивала, но я видел, что она почти плачет. — Любимая, — я её нежно поцеловал, — я рядом. Я не уйду. Из-за горизонта медленно стало подниматься солнце. Меня и Эмили окутало золотым сиянием, и мы оказались на портрете. Комната выглядела так, как выглядела ещё вчера, когда Гарри отсюда ушёл. Эмили порывисто обняла меня, казалось, что она всё-таки вот-вот заплачет. — Солнышко? — Она покачала головой, стёрла слёзы. — Я боялась, что здесь не буду ощущать тебя так сильно, но всё прекрасно, — она повисла у меня на шее, поцеловала, — я теперь тоже всегда буду с тобой и не оставлю тебя впредь. — Моя любимая, — Эмили засияла. Постояв так в обнимку, мы всё же решили осмотреться на портрете. — А Гарри очень хорошо к тебе относится, — Эмили указала на наши поистине царские хоромы. Большая комната: справа и слева есть огромные окна во всю высоту помещения с видом на Чёрное озеро и Хогвартс. При желании их можно занавесить шторами, которые один в один по цвету со стенами. Вся комната была в приятных синих тонах, которые разбавлялись светлым деревом. Слева стоял под небольшим углом огромный диван со множеством подушек и пледом. Прямо перед диваном был маленький столик, который стоял на пушистом светлом ковре. Справа был круглый стол со стульями. Их было восемь, а ещё два стояли немного позади в тени. У окон были двуместные диванчики с двумя большими подушками. По центру комнаты был светлый камин, обрамлённый зеркалами. По обе стороны от него можно увидеть себя в полный рост. Перед камином был такой же коврик, как перед диваном, на нём было три подушки. На столе, столике, каминной полке, а ещё местами на стенах были красивые серебряные канделябры в виде осьминогов со множеством белоснежных свечей. Люстры того же вида были над диваном, камином и столом, и та, что была над камином была побольше. На столике ещё лежала тёмно-синяя металлическая змея с глазами-бриллиантами и на вид будто из самих бриллиантов змея с тёмно-синими глазами-сапфирами, а на столе – два аналогичных осьминога. Со стороны стола на боковой стене была большая картина, которую словно поделили пополам. Таким образом, две картины изображали большой пышный сероватый цветок с тёмно-синими вкраплениями на светло-синем фоне. Обе части были в чёрных рамах с тонким серебряным контуром. Очень красиво. Рядом там стояли напольные часы с маятником. Я никогда не видел подобного портрета. Это квартира, а не портрет. — Гарри чудо, я даже не знаю, чем заслужил его хорошее отношение. Эмили прошла к столу, вдохнула аромат от цветов, что стояли там в вазе. — Откуда только он узнал, что мне нравится сирень? — Она уже смотрела в окно, — так натурально, и из окон немного разные виды, что значит, что это не скопированное окно, а два разных с сохранением расстояния! — Эмили уже была перед камином, — ой! — Она не ожидала, что он загорится, — я просто подумала, и он, — Эмили немного вытянула руку в его направлении, — тепло. Но не такое тепло, а душевное. Я тоже подошёл к камину и понял, что она имела в виду. Камин был способен своим переливом и треском дров вызывать у человека приятные эмоции, заставлять вспоминать о моментах, когда ему было так же хорошо. — А диван какой потрясающий, даже ты можешь лечь в полный рост, — она легла так сама, — ого, ещё даже и место останется! Да, если ей остаётся ещё около тридцати сантиметров, а она сейчас на каблуках, то мне останется около двадцати. — Мне так нравится! — Эмили вскочила, прошла ко мне и крепко обняла. — И мне, — я обнял её обеими руками, зарылся лицом в её кудри. — Какое сегодня число? — Спросила она, когда мы уже сидели на диванчике около окна. — Восьмое января, — Эмили взяла меня за руку. — А расскажи мне про друзей Гарри, — она улыбнулась. Боже, я никогда даже не думал, что я НАСТОЛЬКО скучал по её улыбке. Когда Эмили сидит рядом со мной, я понимаю, что вся моя жизнь без неё была каким-то серым пустым периодом. — У него есть невеста, Джиневра Уизли-Прюэтт, там есть дополнительное ответвление в истории, ещё вернёмся, — Эмили кивнула, — хорошая девушка. Мой крестраж чуть не убил её, когда ей было одиннадцать, а Гарри спас её от Василиска, которым управлял крестраж, — Эмили взяла меня за руку. — Да, рассказывай, не переживай, — она вовсе решила сесть ко мне на колени, — я очень по тебе соскучилась, — я прислонился лбом к её груди. Мерлин, я не могу быть таким счастливым. Это точно не сон? — Любимый, — она стала массировать мне голову. — Прости, — я вспомнил, что хотел рассказать про Гарри. — Джинни очень стойкая, храбрая, верная и может уложить любого, если понадобится, — Эмили улыбнулась. — У Джинни много братьев, а именно шестеро, — тут она удивилась, — самый старший женат на француженке Флёр, они ждут ребёнка. Второй же Чарли, он укротитель драконов. Третий Перси, он сейчас сразу после Министра Магии, очень толковый и хороший парень. Вполне возможно, что скоро женится на не менее толковой и хорошей русской волшебнице Марии, которую здесь все называют Мэри. Дальше идут близнецы Фред и Джордж, тот, который без одного уха, это Джордж. Я обожаю этих ребят, они держат магазин приколов, создают поистине великолепные вещи. Еле-еле сдали минимальные экзамены, а на деле просто гении, — я положил руку Эмили на талию, — последний Рональд там не очень вышел, с ним тоже будет ответвление, — она кивнула. — Билл, Чарли, Перси, Фред и Джордж, Рональд и Джинни, — она ещё раз с улыбкой кивнула. — Есть у Гарри подруга, которая ему как сестра. Я не верю, что она не поделилась с Драко сутью сюрприза. Как он так обвёл меня вокруг пальца? — Это Гермиона. Героиня войны, самая известная магглорожденная волшебница нашего поколения, целого века, можно даже сказать, — я не могу удержаться, утыкаюсь носом Эмили в шею, начинаю целовать. — Я твоя, — она прижимает меня сильнее, — делай, что хочешь и когда хочешь, не останавливай себя, — она сама нежно меня целует. — Гермиона скоро станет официальной невестой сыну хозяина этого поместья, — Эмили кивнула, — хозяевами являются Люциус и Нарцисса Малфой. Их сына зовут Драко. У него есть лучший друг из Италии Блейз. Родителей Гермионы зовут Джин и Венделл. Они, кстати, ждут ребёнка, даже не одного, а двух, — Эмили широко улыбнулась. — Из-за войны Гермионе пришлось стереть им память, восстановили же её совсем недавно. Буквально позавчера, — я поцеловал Эмили в плечо, в шею, за ушком, — у Нарциссы есть две сестры: Беллатриса и Андромеда. Беллу, как я понимаю, ты знаешь, — Эмили кивнула. — Да, и я действительно не питаю к ней никаких плохих ощущений, — теперь кивнул я, — как она сейчас? — Хорошо, Гарри и её мужа привёз. У меня в голове прям щёлкнуло: вот, почему он так торопился это сделать, а вдобавок ещё не скрывал, что против даже потенциальных наших отношений. Гарри знал, что вернёт мне Эмили. Мерлин, моя благодарность сейчас стала ещё больше. — Муж Беллы Леонард. У Андромеды есть дочь, раньше её звали Нимфадора, сейчас же она Шарлотта. Просит называть её Лотта, Лотти, Тотти, Чара, — Эмили улыбнулась. — Мне Чара нравится, — моя женщина, что сказать. — И мне, — я её поцеловал, — к сожалению, и она, и её супруг Ремус погибли во время финальной битвы. Их портреты будут в галерее, — Эмили кивнула. — У них есть совсем маленький сын Тедди, Гарри является его крёстным отцом. Коли уж мы говорим о крёстных отцах, у Гарри тоже таковой имеется. Это кузен Нарциссы, лучший друг отца Гарри Сириус Блэк. Он душка, если в настроении, — Эмили кивнула, — самые важные для Гарри – родители, Лили и Джеймс Поттеры. Тут немного проблематично, у нас были свои разногласия, — Эмили вскинула брови. — Вроде бы всё улажено, но не удивляйся в случае чего. — Хорошо, я запомнила: Билл, Чарли, Перси, Фред и Джордж, Рональд, Джинни, Гермиона, Джин, Венделл, Драко, Блейз, Люциус, Нарцисса, Беллатриса, Леонард, Андромеда, Чара и Ремус, Сириус, Лили и Джеймс, — моя женщина. — А что за два ответвления? — Первое: Перси стал Лордом Прюэтт, поэтому родители на него обиделись. Джинни и все братья, кроме Рональда, в этой ссоре на его стороне, то есть они все в ссоре с родителями, — Эмили хмыкнула. — Это из-за такой мелочи рвать контакт с ребёнком? С детьми? — Она покачала головой. — Да, — думаю, что Молли мы ещё увидим. — Второе: Рональд очень ревновал Гермиону к Драко. Они с Роном раньше встречались, но потом разошлись по его вине. В итоге этот рыжий идиот оскорбил Гермиону прилюдно на балу в Хогвартсе, потом оскорбил Джинни, получил по морде, не успокоился и сварил недолюбовное зелье, что на деле вышло отравой, чуть не убил им Гермиону. — Краткость – сестра таланта, — Эмили засмеялась, — ладно, если девочки меня примут, то, может, сами потом расскажут поподробнее. Судя по всему, они только тебя и ждут. Теперь поведение и Гермионы, и Джинни очень хорошо укладывается у меня в голове. — Конечно, примут, — я поцеловал её, — помимо тех, кого я уже назвал, есть Аврора и Абраксас Малфои, это родители Люциуса. — Абраксас? — Эмили широко улыбнулась. — Да, тот самый, — я тоже улыбнулся, — и мои предки: Томас и Миранда Гонты. У них есть сын Генри, — тут она немного запереживала. — Не волнуйся, ты им понравишься. Я рядом, — Эмили выдохнула. — Тогда я хочу сменить наряд, в этом платье ты меня не отпустишь. Это да. Я вообще не понимаю, как такое вроде бы скромное платье из многих метров ткани может быть таким откровенным? — Расскажи про то, как надо вести себя с Джин и Венделлом, у них же, наверное, есть стоп-темы? А может, и не в платье дело. Да, мне сама Эмили нравится. — Том? — Она засмеялась, — Джин и Венделл, что нельзя при них говорить? — Только про отравление, всё остальное можно, — я сел поудобнее, чтобы наблюдать, какие наряды Эмили меняет. — Отвратительный поступок, — она нахмурилась, — а Нарцисса и есть та девушка, в которой ты видел нашу дочь? Даже так? Мерлин, Гриндевальд очень много увидел. Вопрос: почему я не видел, что он десять лет жил с Эмили? Он сам в себе Фиделиусом закрыл? Хм. Это невозможно. Надо потом присмотреться к его мозгам! — Да, она просто прелесть, тебе понравится. — Эмили ещё стояла перед зеркалом и меняла наряды. — Тогда я вроде бы всех запомнила! Эмили остановилась на красивой, нежной и облегающей белой кофте и широких чёрных брюках с яркими пятнами белого и жёлтого цветов. Выбрала каблуки, чтобы между нами было десять сантиметров разницы, собрала волосы в объёмный хвост, оставив несколько прядей свободными. Выбрала длинные серёжки, сделала себе маникюр идеально белого цвета и в этот момент обратила внимание на два кольца. — А когда оно появилось? — Как только мы попали на портрет, до этого я его видел, а ты нет. Оно говорит всем, чья ты жена. Свой наряд я выбрал так, чтобы мы гармонично смотрелись вместе: убрал надоедливую мантию, костюм взял попроще, без всяких десяти слоёв ткани. — Красивое, — она меня поцеловала, — а ничего, что я выбрала брюки, а не платье? — Конечно, ты прекрасна, — я прошептал ей это прямо в ушко, прижав к себе за попку. — Спасибо, — она засмеялась, — но я это к тому спросила, чтобы узнать, ходят ли здесь так. — Не все, но это не запрещается, — я поцеловал ей руку, — к тому же, ты моя жена, — Мерлин, как же приятно это ей говорить, — хоть в белье иди, тебе никто ничего не скажет, — я поцеловал её пухлые губки, — а если скажет, будет иметь дело со мной. — Хорошо, — она засмеялась, когда я дыханием пощекотал её за ушком, — а Миранда? И как мне к ней обращаться? А Томас? — Думаю, что в первый раз обратись к ним как к Лорду и Леди, а потом они сами предложат использовать имена, — я подхватил её на руки, — а про одежду, — я снова её поцеловал, — сейчас увидишь, в чём ходит сама Миранда. Думаю, что вы найдёте точки соприкосновения, — Эмили улыбнулась. — Хотелось бы, это всё же твои предки, а с учётом многовекового пробела в этих самых твоих предках она будет мне как свекровь, — я сел с Эмили на диван. — Ещё раз говорю, делай, что хочешь и как хочешь, мне плевать на всех, кроме тебя, — она смущённо улыбнулась. Гарри, постучавшись, вошёл в комнату и широко улыбнулся. — Доброе утро! Эмили! Вы прекрасно выглядите! Миранда забудет про своего зайку, когда увидит его зайчиху! — Эмили ему улыбнулась. — Доброе утро, Гарри, спасибо. — Доброе утро, Гарри, — я встал с дивана, — «спасибо» не опишет моих чувств, я не знаю, как тебя отблагодарить за всё это, — я посмотрел на Эмили, а потом обвёл руками комнату. — Том, ты чего! Большую часть работы проделал ты, — Гарри сел на диван перед портретом, — кольцо ты, помощь в разборе заклинаний из книги тоже ты, портрет Геллерта тоже ты, а ваш портрет, — он развёл руками, — я впервые видел, чтобы гоблин пищал от восторга. По его словам, у тебя такая сила, что он чувствовал лёгкое опьянение, пока писал ваш портрет, — Гарри засмеялся, — не будь ты таким сильным, гоблин не смог бы такое написать. Кстати, окна демонстрируют то, что реально происходит около Хогвартса, — я в шоке расширил глаза, — да, да, я специально выбрал такой ракурс, который демонстрирует одновременно всё: и озеро, и замок, и лес, — Эмили снова прошла к окну. — Я очень рад, что вам понравилось, — понравилось? Да мы в восторге! — И я не смог пройти мимо просьб Абраксаса, поэтому у вас в шкафу за диваном теперь набор настольных игр. Эмили прошла туда, я понял это по звуку от её каблуков, а Гарри вытащил листик из кармана, стал читать. — Там шахматы, шашки, нарды, карты и фишки, домино, манкала, что бы это ни было, — игра в зёрна, — скрэббл, трёхсторонние шахматы, даже не представляю, как в это играть, а ещё есть го, маджонг, дженга, Риск, Монополия и ещё несколько волшебных игр, — он выдохнул. — Когда Абраксас мне всё это диктовал, иногда уходя в исторические дебри, я понял, что этот человек знает правил для настольных игр больше, чем я знаю слов. Знаешь, что он мне на это ответил? — Гарри засмеялся, — сказал попробовать поиграть в скрэббл, — Абраксас, Абраксас, — там, кстати, алфавит английский, немецкий и францзуский. А, и ещё Миранда попросила по два комплекта кубиков Рубика и головоломок от бренда Бонтемпелли, — комплект? — Комплект? — Эмили спросила это откуда-то сзади, — и что это за кубики? И кто такой Бонтемпелли? — Да, кубиков сейчас столько развелось, — Гарри встал, — как раз достаньте коробку, хотя, — он посмотрел на меня, — лапушка, достань ты, она, наверное, очень тяжелая. Я прошёл за диван, там действительно был большой шкаф, который мы не сразу заметили, потому что он был в стене и имел дверцы цвета этой стены. — Мерлинова борода, они что там, из золота? — Я еле донес это до стола. — А, ну да, из чего же ещё, — Гарри тоже засмеялся, когда я вытащил кубик три на три, инкрустированный подходящими по цвету камнями. Миранда привыкла жить хорошо. — А чего ты ожидал? Мадам открыла Джинни своё хранилище, так там столько всего, — он вздохнул, — вот мне просто интересно, куда она могла надеть мантию, подбитую, — Гарри нахмурился, — я опять забыл! Ими подбивали королевские мантии. — Горностай, — Эмили ответила, не отвлекаясь от разглядывания кубика четыре на четыре. — Спасибо, — Гарри кивнул, — вот, куда она могла надеть мантию, подбитую горностаем, когда у мантии трёхметровый подол? — Не знаю... Дальше дар речи у меня пропал, так как я вытащил из коробки кубик восемь на восемь, всё ещё подходящий по стоимости под бюджет маленькой страны, потом какой-то многоугольник, подходящий уже средней стране, и кубик из чистого золота, имеющий разные по форме и размеру части. В коробке ещё оставались кубики и пирамидки. — Я сам был в шоке, но Миранда попросила все виды, вот я все и заказал, — Гарри пожал плечами, — по её просьбе такой же набор есть для Эмили, вы как раз смотрите ваш набор, — на коробке сбоку красовалась вензельная «Э». — А что это? — Эмили положила кубик на стол. — Видите, у него грани разных цветов, — Гарри указал на кубик, — можно вращать грани, чтобы собрать все квадратики одного цвета на одной стороне. Сейчас он собран, но вы можете разобрать и потом пытаться собрать. Есть готовые схемы решения, а можете и сами попытаться, — Гарри пожал плечами, — Абраксас сказал, что создатель этой головоломки трудился над решением на протяжении месяца. — Спасибо, — Эмили стала покрутила пару граней, а потом вернула всё, как было, — после встречи с Мирандой посмотрю, мне интересно. А кто есть Бонтемпелли? — Лучший производитель головоломок во всей Европе, — отчеканил Гарри, — в исторические дебри, как вы поняли, уходил не только Абраксас. Посмотрите потом, там тоже две коробки. — Спасибо, — Эмили осмотрела пирамидку, поставила её на стол. — Кстати! — Гарри улыбнулся, — это не всё. Гоблин так пищал, а я не смел отказываться от его идей и предложений! Возьмитесь за внутренние стороны картин, — Эмили взялась, — откройте. Абсолютно без шума они раскрылись как обычный шкаф. Внутри были целые полки с тетрадями разных размеров и куча перьев. — Книги, конечно, не вписать на портрет, но вам их сможет держать Вильгельм, наш домашний вольфрамовый осьминог, — Эмили вытащила несколько тетрадей, с удовольствием пролистала, — но зато вы сможете выписывать то, что вам нравится. — Гарри улыбнулся, видя, что Эмили довольна. — Это тоже не всё, — он прошёл к дивану, — поверните этот канделябр в мою сторону. Эмили повернула, у дивана выехала нижняя часть, а он сам слегка отъехал к центру комнаты. Теперь на нём можно лежать и в этом направлении. Потрясающе. — Том, подними ту подушку, около которой ты стоишь, — я поднял. Боже! Гарри! Спасибо! Я вытащил оттуда зайца, который выглядит точь-в-точь как тот, что был у Эмили в приюте. — Гарри! Спасибо! — Эмили ему улыбнулась, обняла меня вместе с зайцем. — А тут ещё есть? — Да, там оказался набор из плюшевых мишек разных размеров и цветов. — Я не мог этого не сделать, — сказал Гарри с тихим смехом, — если поднять остальные секции, то там будут обычные подушки, как те на ковре или диванах, — я точно такого никогда не видел. — Ну, и почти напоследок, если повернуть вот этот подсвечник, — Гарри указал на тот, что был около дивана, — шторы задвинутся, а если на себя, то раскроются. — Почти напоследок? — Спросила Эмили с улыбкой, задвинув и раскрыв шторы. — Да, а теперь уже напоследок, — Гарри тоже улыбнулся, — в галереях часто бывает слишком много портретов, и невозможно посидеть в своём закрытом пространстве без ухода в другую комнату. Для вас гоблин предложил по максимуму использовать доступное пространство. Задвиньте этот диван, — мы собрали, — пройдите за него с этой стороны, — мы прошли к тому окну, что позади дивана около шкафа с настолками, — отлично. Потяните на себя канделябр, — я вообще впервые вижу такую систему, завязанную на канделябрах, — да, посильнее, не бойтесь. Эмили потянула, и диванчик, что был около окна отъехал в сторону так, что, можно сказать, закрыл нас с Эмили между большим диваном, стеной, окном и самим собой. Через секунду его нижняя часть вылетела вперёд, дождалась, пока мы на неё встанем, и пролетела так до упора в стену. Выглядит, будто очень толстый ковёр, сравнимый с матрасом, положили на пол. Если мы с Эмили сейчас сядем, а тем более ляжем сюда, то со стороны Гарри и, соответственно, остальных портретов, нас совершенно не будет видно. Мерлин! Это же гениально! Спасибо тому гоблину, где бы он ни был! — Согласитесь, круто! — Гарри сам с интересом разглядывал портрет. — Гарри, спасибо! Это не просто круто, это невероятно! — Он мне улыбнулся. — Я доволен, так как Эмили довольна, — сказал он со смехом. — Том тоже очень доволен, спасибо, — Эмили засмеялась. — Эмили, из моего утверждения вытекает ваше, — это да. Я большой пофигист, главное, чтобы Эмили было хорошо. — Раз со всеми функциями ознакомились, идём знакомиться с остальными портретами? — Спросил Гарри с улыбкой. — Да, с радостью, — Эмили подошла ко мне, обняла за талию. — Мы готовы, — Гарри кивнул, щёлкнул пальцами, Вильгельм зашёл в комнату. — Это символ вашего Рода? — Спросила Эмили. — Да, солнышко, нашего Рода, — я уже поправил все канделябры, чтобы по комнате снова можно было ходить, — ещё есть змея, но и осьминог тоже. — Поэтому он изображен на каминной решётке? Я только сейчас это заметил. Я сейчас вообще ничего и никого, кроме Эмили, не вижу и не замечаю. — Да, на этом настоял гоблин, — сказал Гарри, — он сказал, что символ Рода будет вас оберегать. Если приглядеться, то на всех ваших канделябрах и люстрах, ножках диванов и стульев тоже можно увидеть осьминога. Я подумал, что не следует от этого отказываться, так как это даёт вам дополнительное управление портретом. Никто не зайдёт к вам, если вы не захотите, — Гарри загнул палец, — без вас там появиться никто не может, — второй палец, — вы можете в любой момент выгнать человека с портрета, — третий, — я подумал, что это очень полезно. Жаль, что у Поттеров и Блэков подобного символа нет. — Ты можешь ввести, — сказал я, подумав, — на это, правда, понадобится несколько лет, но это выполнимо. — А кого мне выбрать? — Сразу спросил он. — Оленя, к примеру? — У магглов это символ чистоты, кротости, изящества и невинности, — Эмили задумалась, а потом спокойно и с расстановкой продолжила, — кельты верили, что это основное животное в волшебных стадах Богов. Кстати, возможно, что их легенды привели к тому, что именно олени запряжены в повозки Времени и Рождества. У тех же кельтов олень-самец символизирует Солнце, мужественность и плодородие, у китайцев – деньги, прибыль и счастье. В Древнем Китае олень был олицетворением благополучия, достатка, сыновнего благословения и проводником бога долголетия. В христианской иконографии олень, топчущий змею, символизирует победу добра над злом, а в Библии олень, жаждущий воды, часто сравнивается с человеком, жаждущим Бога. Таким образом, олень-самец становится символом набожности, и именно в такой трактовке его изображают на крестильных купелях. Во многих преданиях рассказывается о том, как олень заманивал охотников и королей в лес, в котором их ждали удивительные приключения. К примеру, одна из легенд о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола рассказывает именно об этом. В средневековой эмблематике олень является воплощением борьбы со злом, такие часто встречались у германских воинов и англичан. Во Франции же олень был эмблемой дома Валуа, — Мерлин! Не думаю, что Гарри будет против, если я её сейчас поцелую при нём. — А вы что-то знаете о происхождении понятия «рогоносец»? — Гарри очень вежливо подождал, пока Эмили сама меня шутливо отпихнет. Том, подожди полдня и будешь с ней наедине, тогда можно её хоть вообще из рук не выпускать. — Да, — Эмили кивнула, — есть несколько версий, но самыми рабочими считаются те, которые опираются на императора Византии Андроника Комнина, на обычаи германцев перед отправлением в военный поход и на «право первой ночи» во Франции, которое вышло, так скажем, на особо высокий уровень. Если говорить про Византийскую версию, то Андроник спал с жёнами своих приближённых, а потом не то в насмешку, не то в поощрение дарил их мужьям оленьи рога. Там опять-таки непонятно, были ли эти рога символом позора или выделения, в то время князья почти гордились, если их жена нравилась императору. Идиотизм. Хотя… У некоторых своих Пожирателей я видел нездоровое желание услужить мне. Что там Белла говорила? Очередь из жён и дочерей? — Вторая версия происходит из германских обычаев. Когда мужчина уходил на войну, жена надевала ему на голову шлем с рогами. Там я точно не помню, но не то она так освобождалась от обязательств перед мужем, не то для самого воина было слабостью идти в армию с женой, не могу сказать. — Эмили вздохнула, — третья версия вполне понятна: король выбирал любовницу из дам высшего общества, а их мужьям разрешал охотиться в своих владениях или давал другие поощрения. Во Франции большее распространение получил термин «муж любовницы короля», — она улыбнулась, — к оленьим рогам прицепились не просто так. Древние считали их чем-то почти священным, так как они были продолжением головы. В обрядах, когда животное приносили в жертву, ему предварительно золотили рога. Те же древние часто сравнивали рога и мужское достоинство, а в особых случаях считали, что олень может означать выносливость в любовных делах. Бедный Гарри, он даже порозовел. Эмили просто нравится смущать людей. Сама она улыбается во весь рот. — А почему ты решил подумать именно об олене? — Гарри вызвал Патронус, — красивый. Если тебе нравится, то бери и не задумывайся о славе «рогоносцев». Невозможно найти символ, который имел бы во всём мире сугубо положительное значение. Как я сказала ранее, в некоторых культурах олень символизирует счастье, изобилие, плодородие, а вот в Японии олицетворял одиночество. Где-то что-то да вылезет не совсем приятное. — Спасибо, — Гарри ей широко улыбнулся, — а Блэкам? — Спросил он у нас обоих. — Можно будет спросить ещё у последних представителей, кого бы они выбрали. — Обязательно, — я обнял Эмили сзади, положив голову ей на макушку. Она сразу же положила руки на мои на её талии. — Интересно, у кого-то из Гонтов был осьминог в качестве патронуса? — Спросила Эмили. — Можно и это узнать. Ни я, ни Гарри даже не подумали об этом раньше. Я вообще ни разу не видел человека с таким защитником. Сам Гарри засмотрелся на нас, из-за чего чуть не упал, споткнувшись о ковёр. — Вы очень красиво смотритесь вместе, — объяснил он, тихо засмеявшись, — и любой сейчас может подтвердить, что глаза у вас обоих стали ярко-синими. Они и до этого были синими, но не такими, — Эмили совсем расслабилась в моих объятиях. Однажды, когда я вернулся из Хогвартса, она сказала мне ровно то же самое про мои глаза: «Они у тебя будто зажглись, когда ты зашёл, они и до этого были синими, но не такими.». Я тогда ответил ей, что это происходит от того, что я месяцами по ней скучаю. — Гарри, спасибо. Нам из хозяйского крыла идти было долго, вот и сейчас мы только на полпути.       Эмили, солнышко, а как Гарри тебя нашёл? Подумай, я услышу.       В книге Госпожи Смерти есть специальный ритуал. Гарри пришлось сначала пережить мою смерть, упокоить мою душу, а потом он смог найти меня там, «там» было выделено. Боже! Гарри! — Гарри, а мы можем задержаться на пару минут? — Вильгельм сразу остановился, а Гарри повернулся с вопросом, — можешь вызвать нас или меня по камню? Гарри удивился, но не стал спрашивать, зачем. Вызвал. — А у тебя при себе есть какое-нибудь украшение? Твоё украшение. Он вытащил из-за рубашки цепочку с маленьким медальоном. Это то, что он потом задумывал улучшать, и то, с помощью чего он связался с Драко. — Отлично. Я обнял Гарри за плечи, поначалу я был призраком, а потом на несколько мгновений стал материальным для него. — Спасибо, — он тоже меня обнял, — я даю своё благословение тебе и твоим детям, Лорд Гарри Джеймс Гонт. Нас окутало искрящимся бело-золотым свечением, которое потом за пару секунд собралось в цепочку и медальон. Сам Гарри от этого немного дезориентировался, и я, прежде чем снова стать обычным призраком, успел усадить его на стул, что принёс Вильгельм. — Спасибо, лапушка, — я и Эмили сели перед ним, — такое ощущение, что ты не благословение дал, а все силы влил, — он расстегнул пару верхних пуговиц, — в последний раз такое было, когда… Да нет, никогда таких ощущений не было, это что-то. Вильгельм стал обмахивать Гарри импровизированным опахалом из крупных листьев, что до этого стояли в вазе неподалеку. — А чего это так? То я с именами делал марш-бросок на удачу, то так резко. Медальон, да и цепочка немного поменяли внешний вид: замка там теперь нет, а звенья стали массивнее. — Эмили значит для меня больше, чем что бы то ни было, — я обнял её, — а тут я ещё узнал, через что тебе пришлось пройти ради того, чтобы вернуть мне её, — Гарри улыбнулся. — Я только сейчас вспомнил, что в одной из книг было сказано, что благословение можно получить, подарив человеку смысл жить за Гранью, но это я сразу отметил, как очень трудновыполнимое, так как я по условиям не мог спросить у тебя, что могло бы подарить тебе «вторую» жизнь. — Теперь улыбнулся я. — Там было ещё одно важное условие, — Гарри вскинул брови, — бескорыстие. Делать это только за благословение нельзя, — и я, и Эмили взяли его за руки, — спасибо. Мы всегда будем рядом, — Гарри с широкой улыбкой переводил взгляд с меня на Эмили и обратно. — Спасибо, — Эмили поцеловала его в лоб, — спасибо, Гарри. И, пожалуйста, обращайся и ко мне на ты. Гарри с улыбкой кивнул, мы посидели так ещё несколько мгновений, и сами ушли на портрет.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.