Первое дыхание

      Сложно сказать, когда это началось. Вообще о том, что Нанасе-сан милый, Иори подумал ещё с самой первой встречи, с той самой игры в баскетбол в зале для репетиций, когда Нанасе-сан весело засмеялся, попав мячом в кольцо. Он милый во всём, если уж быть честным: улыбается, смешно хмурит брови, когда злится, зевает как-то по-кошачьи и всегда долго греет руки о чашку с тёплым молоком. Его всегда поэтому хочется защитить, он милый, да, очень милый и просто хрупкий.       В те моменты, когда Нанасе-сан бледнеет, пытаясь сделать вдох, и беспомощно замирает, Иори понимает — он не может сделать ничего, как бы сильно ни было желание его уберечь. Ты не сможешь стать чьим-то воздухом. Как и не можешь стать чьей-то уверенностью в себе или банальной удачей — что уж говорить о Нанасе-сане, если даже своего брата он не может порой защитить от грусти и несправедливости.       От таких мыслей самому всегда хочется закрыться в тёмной комнате, и Иори тогда легко хлопает себя по щекам. Ну, уж нет! Они все будут сиять, каждый в IDOLiSH7, как бы жизнь ни пыталась их поломать раньше и сейчас. Раз уж не хватает дурацкой веры, он попытается верить за них всех.       Но когда он видит, как Нанасе-сан прячет грустную улыбку, то воздуха не хватает ему самому. Когда же это всё-таки началось? С самой первой совместной песни или тогда, когда Нанасе-сан потерял сознание у него на руках после концерта? Он не хочет думать об этом, он сам тогда задыхается. Он почти не дышит в то сложное время, когда Нанасе-сан окутывает обида и вина, такой вот горький коктейль чувств и эмоций, когда Иори приходится заменить его как центра группы. Так глупо люди доводят себя, когда просто боятся поговорить друг с другом, да?       А, может, всё началось как раз тогда, когда они с Нанасе-саном всё-таки поговорили? Или нет, нет, может, после того, как всё вернулось на свои места, когда голос Нанане-сана искрит весельем и счастьем, когда благодаря ему веришь в любые чудеса, когда…       Когда в гримёрке после выступления Иори впервые быстрым поцелуем прижимается губами к его влажному от пота виску, то этого никто вокруг и не замечает. Тогда Нанасе-сан просто чуть вздрагивает, а потом прижимается сильнее к его плечу своим.       Тогда Иори хочет поцеловать его снова. Да, смущающая мысль, опыта у него нет, собственные ощущения больше похожи на инстинкт. Это всё слишком странно — как минимум. И слишком хорошо, когда Нанасе-сан чуть краснеет, когда через пару дней он снова легонько чмокает его, на этот раз в скулу. Теперь они наедине в кухне ранним-ранним утром, даже брат и то пока спит, и сейчас Нанасе-сан вместо него готовит ему бенто в школу. Иори уверен — то, что он целовался, у него сегодня весь день будет написано на лице.       Или то, что он влюблён.       Они не говорят об этом, они ведь оба не умеют справляться со своими чувствами, не умеют придавать им форму слов. А может, это просто лишнее, когда Иори аккуратно целует Нанасе-сана в лоб перед сном. Или когда тот волнуется перед каждым выступлением, не зная, куда себя деть, и тогда Иори целует его ладонь или костяшки пальцев. В какой-то момент становится всё равно, что теперь их видят все. Видят — и всё понимают, не спрашивают ничего, но брат всё равно после весело хлопает его по плечу и подмигивает, и Иори даже от этого молчаливого одобрения готов помереть от смущения.       По-настоящему, почти по-взрослому Нанасе-сан целует его первым. Тогда за окном бушует метель, и Иори притаскивает ему в комнату ещё одно одеяло, ведь в такие снежные и холодные дни приступы Нанасе-сана обостряются.       — Посиди со мной, — улыбается он, когда Иори спрашивает, нужно ли ему что-то ещё, и он аккуратно присаживается на край кровати, почти сразу тянется к его ладоням своими. Руки у Нанасе-сана холодные, они всегда у него быстро мёрзнут, и Иори аккуратно сжимает их в своих, думая, как бы хотел поцеловать каждый его палец.       А потом Рику наклоняется к нему, осторожно прижимаясь к его губам своими и замирая. И Иори податливо приоткрывает рот, позволяя сделать этот поцелуй глубже. Это не просто инстинкт, нет, это самое настоящее осознанное желание, пропасть в неловком тепле и заполошенном дыхании, так, чтобы в голове не осталось ни единой мысли.       Целоваться так, чтобы дышать за двоих — это слишком страшно. Иори балансирует на сладкой грани, хочет сбежать, когда чувствует, что Нанасе-сан вдруг крепко вцепляется пальцами в его плечо, а потом отстраняется, ловя ртом воздух. Румянец на его щеках уже не смущённый, а болезненно яркий и горячий, и Иори тут же тянется к тумбочке за его ингалятором, вслепую и на ощупь, потому что не может отвести от него взгляд, не может не целовать за секунду осунувшиеся щёки. Он целует всё-таки и худые пальцы, когда Нанасе-сан вцепляется в ингалятор и подносит его к лицу.       — Как мне стать твоим вторым дыханием, Нанасе-сан?       Как сложно дышать за двоих — когда от любви и волнения забываешь, как дышать самому.