Друг мой, ты помнишь крыши Парижа? Как однажды весенним утром, когда едва слышно жизнь на пустынных улицах, мы ходили с тобой переулками, поворотами. Добрались до Монмартра и там, в высоте полёта, замолчали на долгие минут тридцать. Ты такой красивый. Стоишь вровень с птицами. Будто стоит раскинуть руки - и вот оно небо у ног твоих. Я смотрю на тебя украдкой и тошно от всех других.
Ты тогда, очарованный, говорил "твой Рим нисколько не хуже". Да, конечно. Только кому он нужен, пока "твой Париж" нас с тобой столкнул. Связанные одним, неродным обоим, прекрасным городом. Я в огромной толпе тебя только вижу и думаю: "как же здорово!". Ведь действительно было здорово. Помнишь, друг?
Я потом ещё раза два приходил на Монмартр один. Там всё так же, как прежде, с одной только разницей - мне
птицы не нравятся. Да и небо смотрелось лучше отражением в глазах твоих. Представляешь, я не встречал таких.
Один русский поэт писал – "злато-карий омут". Если бы мог, я бы выразился по-другому, терпеть не могу неуместную патетичность. Но омут есть омут. И, пропав в нём однажды, как ни печально, после лишь утопаешь в отчаянии, когда на коленях твердишь об одном, о том самом, главном, а твои слова разбиваются о молчание.
Помнишь, друг, ты обещал очень скоро вернуться? Жаль, что ты не сдержал своего обещания. Говорят, всем по их же заслугам и воздаётся. Но я прощаю. Я тебе всё прощаю. И надеюсь, в твоей Канаде ярко сияет солнце.
Примечания:
Лет на семь позже, чем было бы хорошо, но лучше поздно, чем никогда. Обнимаю.