Над грядой Турюсана
Облака на закате нависли.
Сотни скал и ущелий
Не уступят Гуйцзи красотою.
К Журавлиной долине,
Взявши посох, ищу я дорогу,
В дальней чаще безлюдье,
Только слышно — кричат обезьяны.
Еле видимы башни
Трех священных вершин в отдаленье,
Затерялись под мхами
Разных надписей древние знаки.
Хоть спросил я сначала,
Как найти мне источник блаженных,
Все же сбился с дороги
Средь ручьев, лепестками покрытых.
— Эй, я же просил не съедать все булочки с малиной! Знаешь сколько я ждал, чтобы наконец купить их?— Хосок пихает младшего, поправляя тяжелые сумки на плечах, наполненные до краёв. Они, точнее он, несут купленное по заказу мамы с оживленной ярмарки, с трудом пробираясь сквозь толпу кричащих жителей. — Не ел, просто отложил, — Чимин смутился, но виду не подал. — И вообще, это я их купил. — Купить-то купил, а несу всё почему-то именно я. Забери у меня хоть сумку с бобами или точно свалюсь тут посреди ярмарки. Будешь матушке сам объяснять, почему я пришел навестить её в синяках. Чимин показательно обдумывает просьбу несколько секунд, а после забирает мешочек, легко закидывая на плечо и уходит вперёд. — Ты только посмотри на них. Что им здесь нужно? Опять пришли... — Лучше бы не вылезали из своего проклятого леса, беду нам сюда накличут. Они проходят мимо знакомых, чувствуя выжигающие взгляды, но слишком привыкшие к этому, чтобы отвечать на них. Поэтому Чимин просто оборачивается к брату, уже зная, что там увидит, и не удивляется широкой хитрой улыбке. — Говори уже. Вижу, что неймётся. Тот будто ждал вопроса и глубоко вздохнув, с издёвкой спрашивает: — Отложил, значит? — и снова противно ухмыляется. Чимин смотрит косо, а после резко отворачивается, прибавляя шаг. — Но Чимин! Постой! — Хосок не скрывась, хохочет на всю улицу, больше не ощущая тяжесть сумок. Он все же догоняет брата и продолжает: — Я слышал, что он сегодня с раннего утра на полянке Хогён травы собирает. Тело рядом заметно встрепенулось и на одном выдохе, чтобы не привлекать к своему состоянию внимания: — Прекрасно. — Хосок не успел даже рассмотреть его алое лицо, как тот упорхал вперёд, бережно перехватывая бумажный пакетик с ароматными булочками. Сегодня им нужно навестить маму. Если бы не она, ноги бы их не было в деревушке, где они провели детство. Хосок снова пытается догнать Чимина, что как и он, хочет уйти отсюда поскорее и отправиться обратно домой.***
Небольшой склон леса, плавно перетекающий в полянку, всегда наполнен светом. Это любимое место всех самых красивых цветов и растений горы Чири. Величественные деревья словно оберегают это место, склонившись вниз и наблюдая за маленькой хрупкой фигуркой человека в центре. Юнги со знанием дела разглядывает королевские азалии в своих руках и мысленно обходит свой дом, пытаясь вспомнить – не забыл ли чего-то. На дне корзинки уже лежит собранные листики ольхи и незабудки с мелкими цветками. Позже нужно будет пройти вниз по склону к рощи сосен, Тэхен упоминал, что у него закончилась смола. Летний ветерок тревожит вырез его лёгкой, искусно расписанной по рукавам золотыми нитями рубашки, которую сшил для него Сокджин, и широкие штаны, что затянуты поверх нее толстым поясом. По босым ногам снова ползёт что-то мелкое и щекочущее, на что он лишь потрясывает пальцами, не отвлекаясь от дела. В обуви нет обходимости, природа будто сама оберегает ноги от грязи и ран, подстилая везде траву. Он вспоминает то, что забыл собрать и садится на пятки, чтобы осмотреть искомое. Предвечернее солнце слегка жарит скулы и маленький нос, заставляя его хмуриться. Он не сразу замечает посторонний звук — привык, что жители леса часто наблюдают за ним. Кто-то подходит и принимает угощение из рук, а кто-то сидит и рассматривает издалека, будто он какая-то лесная фея. Впрочем, он не против. Это совсем не тревожит его одинокую компанию, он рад, что его не боятся. Юнги догадывается, что обитатели горы просто не привыкли к гостям. А если те и появлялись, то доставляли только неприятности. Много лет сюда не заходила ни одна человеческая душа. Люди считают, что это место — проклятие для их поселения. Место, не освоенное никем, непонятое и непринятое. В детстве их пугали тем, что Чирисан не любит гостей, что её покровители — тёмные духи, которые забирают человеческие души, а кости бросают в родники, где кристально чистая вода омывает до прозрачности, совсем скрывая следы тех, кто осмелился ступить на их территорию. Юнги, Чимин, его брат и Сокджин были первыми, кто пришёл сюда. В поисках места, что будет охранять их. От тех, кого они любили и уважали с детства, тех, кто стали врагами. Позор и отшельник. Верно, ступай в гору, а я каждое утро буду ждать вести о том, что дикие звери загрызли кого-то. Так сказал отец в тот день, когда Сокджин ждал его возле главного входа в деревню с маленьким узелком вещей. Юнги лишь поклонился, взял наспех собранную сумку, поцеловав руку рыдающей матери, ушел из родного дома навсегда вслед за другом. Сбегав сюда изредка в детстве, они всё еще знали совсем немного мест, где можно хотя бы переночевать. Казавшаяся раньше огромной кучей камней, что оставляли между собой пространство для всех семерых мальчиков, где они могли скрыться от дождя, в тот день предстала перед ними куда меньше, чем они запомнили. И тогда им пришлось искать другое место, гора будто вынуждала их зайти глубже, где их ждали. Среди природы и маленьких живых существ. В тишине. Не оглушающей и неприятной, а уютной и спокойной. Без криков на базаре, без смеющихся на всю улицу соседей, и без семьи, которой нет до них дела. Без осуждения. Такие же оставленные без любви, как и эта гора. Чирисан приняла их. Позволила построить себе дома и обустроить быт. Чимин занимался резным делом, за достойную плату изготавливая вещи, за которые в городе получал по среднему мешочку серебра. Все их дома были украшены резьбой его работы. Хосок и Чонгук удачно закупив семена, взрастили большой огород, на котором было все необходимое, за чем бы не пришлось лишний раз ехать в город или посещать деревню. Намджун писал учебные книги. Тэхен рисовал картины. А Юнги, ранее обучавшийся у главного целителя деревни, готовил лекарства и помогал нуждающимся своими знаниями, продавая их через Сокджина, который чаще всех бывал в городе. Он улыбается, вспоминая, что завтра вечером должен зайти старший и отдать ему новую рубашку, сшитую из очень дорогой, особенной ткани, что струилась словно вода по рукам, когда он нашел ее в доме друга совсем недавно. Из раздумий Юнги вырывает снова повторившийся шорох сзади. Он оборачивается и с лёгким удивлением смотрит на друга , что прислонился к дереву плечом и сложил руки на груди, наблюдая за ним с каким-то странным выражением. Юнги улыбается ему, поднимается с пушистой травы, в последний раз снимает со своей ноги жучка и перехватывает корзинку с травами удобнее. Оглядывается по сторонам и убедившись, что ничего не забыл, идёт к младшему вверх по склону. Солнце начинает потихоньку садиться, а значит, на сегодня рабочие дела закончены. Смолу для Тэ он соберёт завтра. Чем ближе Юнги подходил, тем заметнее была нежная улыбка и хитрые глаза Чимина, что зачарованно рассматривал его. Он протягивает руку и старшему, что без слов вкладывает туда корзинку. — А я думал, что вы будете ночевать у матушки. На младшем как всегда огромная тёмная рубаха, что прикрывает крепкие мыщцы, и закатанные до колен брюки, что подпоясаны тугим ремнем. Волосы до плеча слегка выбились из-под ленты, собирающих их в хвост; и из-за пота, слегка прилипли по бокам чётко очерченной челюсти. Несмотря на свой возраст и мягкий характер, недолгая жизнь в лесу заставила его выглядеть более мужественно и это с недавних пор стало тем, что заставляло Юнги задерживать дыхание. — Ну уж нет. Я и четверти часа там выдержать не могу, а тут на ночь. — бурчит младший, вызывая хриплый смех у Юнги. Они начинают идти по шелестящему лесу в сторону дома, пока Чимин рассказывает Юнги новости деревни и как поживают их родители, как вдруг впереди хрустнула ветка. Высокий олень смотрел прямо на них. Последнее время он часто появлялся перед каждым из ребят. Будто хозяева леса начинают доверять им всё больше, разрешая посмотреть на себя. Это не могло не радовать. Оба человека слегка наклонили голову в знак уважения и после этого животное ушло вглубь зарослей. — Нужно рассказать об этом Намджуну, впервые заметил у этого оленя такой окрас. Я думаю, их здесь намного больше, ему понравится эта новость. — шепчет Чимин, пока они все ещё рассматривают место, куда ушло животное. Старший согласно кивает и тянет того за рукав рубашки, желая успеть домой до заката. До их хижин оставалось совсем недолго, но эти места вокруг их поляны принадлежат толстым корням столетних деревьей. Поэтому приходится осторожно обступать их и смотреть под ноги. И пока Юнги следил за этим, одновременно срывая по нескольку плодов с кустов ягод, кидая те в подставленную младшим корзинку — Чимин незаметно рассматривает его профиль, подсвеченный розовым закатным солнцем. Они все сильно изменились поселившись здесь, но Юнги будто по-настоящему расцвёл среди того, что любит больше всего — растений. Этот лес создан для него: отросшие алые пряди волос обрамляют виски и небольшой лоб. Серьги с разноцветными камушками поблескивают и создают оттенки на тонкой шее. Светлая рубашка сдержано выделяет ключицы и острые плечи, натянутые молочной кожей; карие глаза переливаются отражающимися в них растениями, а красные губы прикусаны от привычки. Чимин беззвучно втягивает воздух, чтобы не упасть из-за рассматривания чужого лица. Он заставляет себя отвернуться, но стоит Юнги вздохнуть, то сразу поворачивается обратно без малейшего сопротивления, снова рассматривая его огромными глазами. А потом Юнги почему-то улыбается и он не может с собой ничего поделать, хоть и понимает, что выдал себя... — Прелесть. — ...сказав это вслух. Юнги улыбается еще шире и глаза становятся ярче. — М? — ему очень нравится видеть смущающегося Чимина, нравится его подразнивать. Этот серьезный парень, что меняется в настроении, стоит ему просто улыбнуться. — Эм, я... ничего, ты... — прокашливается. — Чонгук-и сказал, что Сокджин-хён тебе что-то приготовил, да? — Да, новую рубашку, мне совсем не в чем стало выезжать в город. А что? Хочешь помочь примерить? Чимин широко открывает глаза и почти падает, запинаясь о корешок. Лес будто тоже подшучивает над ним. И он все же падает на землю окончательно, когда слышит фразу старшего: — Я не против, ты мог бы зайти. — Юнги заставляет себя до боли закусить язык, чтобы не рассмеяться, видя расширившиеся зрачки младшего. Он садится на корточки, склоняя умильно голову и смотрит с нежной улыбкой на то, что запуталось в длинных черничных волосах. — Будь аккуратнее, Чимин-и, — тянется тонкой рукой к его голове и заботливо достает кусочек деревянной стружки. — И как ты только стал таким талантливым мастером, если даже под ноги не смотришь. Чимин все еще молчит, но его глаза горят чем-то опасным. Он пристально рассматривает Юнги и медленно поднимается с травы, присаживаясь, чтобы быть наравне со старшим. Лес затаил дыхание. Темные глаза завораживают и Юнги не сразу замечает сильную руку на своей талии и лицо, приближающееся к его уху, покрытому серьгами. Они тихо и глухо звенят, когда Чимин шепчет, задевая их. — Я зайду, хён, — тянется мазолистыми пальцами к шелковистым волосам, хозяин которых задержал дыхание, и заботливо убирает их в сторону. — Обязательно зайду. Юнги чувствует, как его щеки краснеют и опускает голову, немного отворачиваясь. Показательно кашляет и поправляет рубашку, что чуть развязалась у ключиц, открывая светлую кожу. Чимин пристально следит за скрываемой частью тела и находясь близко к чужой голове, горячо выдыхает в волосы. А потом хмурится и тянется руками к веревочкам на вещице, чтобы очень аккуратно завязать узел. Старший тихо бормочет благодарность и не давая себе время на раздумья, совсем - совсем невесомо клюёт его в крупный нос. Берет корзинку и сбегает. А когда оборачивается, то видит застывшего Чимина, что смотрит в одну точку с неверящим выражением лица и трогает кончиками пальцев свой поцелованный нос. Юнги усмехается и кричит заколдованному, что ждет его на чай завтра сразу же после заката, убегая по направлению к своему дому. А когда хлопает его входная дверь, то он прислоняется к ней спиной и ярко смеется; не то гордясь, не то страшась своему смелому поступку. Знал бы он, что где-то недалеко, стоя на том же месте, Чимин улыбается самой широкой улыбкой.***
Очередная дверь хлопает, а Чонгук озадачено оглядывает все хижины ещё раз. Зайдя в каждую, чтобы раздать свежий батат, он не нашёл никого из ребят. Видимо, уже с раннего утра все разбрелись по горе со своими делами. Спускаясь с крыльца Хосока, он вдруг вспоминает, где может находится Чимин и идёт по направлению к ближайщей реке. Совсем недавно они поняли, как неудобно стало ловить рыбу, из-за обваливающейся почвы вокруг неё, поэтому решили соорудить небольшой мостик. Если Чимин не в своей пристройке и не слышно стук дерева, то значит, он строит что-то где-то ещё. Проходя мимо рощи сосен, он видит привычный, с его рост, камень на развилке между проложенной ими тропинки, и дороги, что вытоптана животными. Чонгук не обратил бы на него внимания, если бы не заметил стоящего рядом Намджуна с небольшим ножиком и какой-то сумкой, наполненной красками, которую он наверняка забрал у Тэхёна. — Хён? Доброго утра! Что ты делаешь там с нашим камнем? Тот выглянул лишь на мгновение, помахав рукой и не удостоив его ничем кроме: — Показываю горным духам, где нас искать. — и скрылся вновь. Чонгук поднял одну бровь, проморгался, осмотрелся вокруг в поисках помощи и смиренно вздохнул: — Удачи, Намджун-хён. Если заметишь призрак моего деда, пригласи ко мне на чай. — и снова медленным шагом поплёлся к вниз по склону. Разглядывая выстроенные сосны, замечает среди них мелкую фигурку, что стоит возле одного. Тоже с ножом. — Да что же вам сделали бедные дети горы? То камни её портите, то на дереве что-то режете! — возмущённо кричит вниз ошарашенному Юнги. — И тебе доброго утра, Чонгук-и! — старший улыбается и снова отворачивается к сосне, делая надрезы на стволе, из которых проступает сок. — У тебя гусеницы капусту что-ли всю поели? Чего ты такой крикливый с утра? — кричит еще громче, выглянувший из-за стоящего чуть дальше дерева Тэхён, перепачканный в чём-то липком. Когда Чонгук только открывает рот, чтобы задать вопрос, младший закатывает глаза, вытирая лоб висящей на его плече тряпкой. — Юнги-хён учит меня правильно собирать смолу, потому что у него появился важный заказ на лекарство из соснового сока и ему некогда собирать её для меня. Чонгук вновь открывает рот, но его снова опережают: — А Намджун-хён это просто Намджун—хён мы видели. Чонгук обиженно надувает губы и хмуро смотрит на Юнги, который поднимается вверх по склону к сумке, которая стоит возле ног младшего. Аккуратно складывает сосуд с собранным соком и уже с привычной ласковой улыбкой смотрит на Чонгука. — Ты принёс нам всем батат, да? — не дожидаясь кивка, поднимает бренчащую руку к светлым волосам Чонгука, поглаживая и приговаривая, — Спасибо, Гук-и, ты так добр. Тот оглядывает его из под бровей и кивает, теребя чужой рукав. — Пожалуйста, хён. Я направлялся к Чимину на мост, так что пойду... — слыша слишком громкие вздохи откуда-то снизу, он говорит чуть громче: — Ах, и я оставил тебе другие свежие овощи, будешь первым, кто их попробует. И уходит под смех Юнги и возмущённые вопли Тэхёна. — Это просто мост, хён. Тебе не нужно создавать из него искусство. — замечает Чонгук когда находит старшего сидящим над одним из перил, где тот выстругал из него какие-то надписи. Чимин оглядывает его из-за плеча, усмехается и возвращается к работе. Чонгук не теряет времени и берет верёвку, лежащую возле ног и идёт на другой конец моста, перевязывая некоторые балки вместе. Проходит некоторое время, прежде чем они заговаривают. — Намджун делает какие-то указатели. — Я видел, но не стал его расспрашивать. — Чимин устало вздыхает, садясь на траву, чтобы передохнуть. А после достаёт из кармана какую-то незаконченную фигурку, похожую на оленя и начинает стругать. — Я не хочу, чтобы жители деревни знали, где мы находимся, — Чонгук садится рядом на землю, опуская голову. Старший отвлекается от своего занятия, внимательно слушая. — Мы так долго старались заставить их забыть о нас, чтобы жить здесь спокойно только нашей семьёй. Что, если кто-то захочет остаться с нами? Кто-то из нашей деревни. Куда нам тогда прятаться? Чимин молчит, крутя в руках фигурку. — Снова появится осуждение, упрёки в том, кого нужно любить, на какую службу пойти, как правильно жить и обустраивать быт. Я не выдержу этого снова. У Хосока до сих пор не зажил тот шрам от отцовского ножа. Юнги всё еще вздрагивает от поднятой вверх руки, а Джин-хён иногда выпадает из своего тела, смотря куда-то вдаль. На плечо падает чужая рука, заставляя посмотреть в глаза: — Мы больше не позволим никому нас обидеть, Гук. Чирисан не позволит, это наш дом, мы больше не дети. И на Юнги больше никто никогда не замахнётся, так же как и на любого из вас, не позволю я. Чонгук растягивает губы в благодарной улыбку, сжимая чужую руку на своём плече. — Наш Чимин-и стал таким сильным! Посмотрите на эти руки! Взгляните! Что за руки, о, всемогущий, Юнги-хёну действительно нечего бояться с такими руками... Младший даже не успевает посмотреть на смущенное хмурое лицо, как тот встает и убегает от моста в сторону дома, пока Чонгук ярко хохочет со своего места.***
— Юнги-я. — кулак стучит по двери. Бесполезно. Сокджин замечает висящую на веревочке засушенную хурму и срывает одну, не удержавшись. Морщится от вкуса и нетерпеливо вздыхает, стуча громче. — Господин лекарь! Массивная дверь наконец открывается и Джин видит лицо друга. — Ну чего ты раскричался на весь лес, всех цыплят Хоби распугаешь. — и пропускает в дом, заботливо придерживая дверь. Проверяет, все ли цыплята остались в загончике, а после переводит взгляд на плод в руке старшего, поднимая на него недовольные глаза. — Тебе деревенской жизни еще учиться и учиться, хён. Сушёную хурму нужно пробовать не раньше зимы и насколько я помню, утром всё ещё было лето. — Юнги забирает из чужих рук сладость и вешает обратно. — Проходи. Но аккуратно с той миской на окне. В ней размокает подсолнух, его нельзя трогать. Джин, как и велено, осторожно садится за высокий стол у окна, что полностью обложен недавно собранными растениями; легкий и приятный запах трав забивается в нос и заставляет вдыхать чаще. Он расслабляется на стуле, чуть ли не стекая по нему из-за приятной атмосферы в этом месте. Дом Юнги всегда был особенным. Развещанные на веревочках цветы и травы, что прикрывают массивные шкафы с книгами и колбочками для жидких лекарств. Широкая кровать в тёмной части большой комнаты, что завещена им же вышитой шторкой и подвязана по бокам лентами. Спрятаная за ширмой одежда; висящее напротив входной двери полотно с картиной Тэхёна. Камин, заслуживший своё место в середине комнаты, на котором стоят все подаренные Чимином фигурки из дерева и изданные книги Намджуна. Мягкое кресло напротив него. Выструганный Хосоком стол, на крае которого стоит множество свечей и ламп, ожидая своего ночного часа, когда хозяин дома снова будет тихо копаться в своих листах с заметками о найденных неизвестных растениях; За стенкой находятся кухонные тумбы, на которых стоит простенький чайничек. Недавно принесенная Чонгуком миска, что наполнена овощами. Деревянные полы и стены уютно заполняют оставшееся пространство и согревают воздух. Такое чувство, будто само сердце леса обитает здесь. — Ты недавно был на полянке, да? Собрал намного больше, чем обычно. Юнги почему-то вздрагивает, пока был повернут к нему спиной, доставая со шкафа пыльную лечебную книгу, в которой находились рецепты засушки листьев ольхи. — Ах, полянка. Да. — и все также стоит к нему спиной. Сокджин прищуривается, оглядывая тонкую фигуру. Нога, со звенящим браслетом на щиколотке, слегка постукивает по деревянному полу, на котором лежат последние лучи солнца; чужие пальца бездумно листают страницы тяжелой книги, вместо того, чтобы сесть за стол лицом к другу и положить на него. Джин, все еще прижимая к груди свою драгоценность, тянется через стол, чтобы взглянуть на лицо Юнги и с восторгом замечает прикушенную улыбку, что все равно пробивается на лицо. — Юнги, повернись ко мне, немедленно. Я хочу знать, кто тебя так смутил. Расскажи мне все, прямо сейчас. — начиная снова скалиться и нетерпеливо ёрзать по стулу. — Ну давай! Юнги все же усаживается за стол, являя другу влюбленную улыбку. Он каждый раз тяжко вздыхает, отчего плечи высоко поднимаются, и улыбка все не сходит с лица. — Это Чимин. — тот вздрагивает, блестящими глазами смотря на него и улыбается еще шире, хотя казалось бы, куда шире. — Я сейчас закричу, Юнги. Что, что вы такого натворили, раз ты вздыхаешь, как столичная госпожа? Тот поджимает губы, кусая щеку изнутри и со смущением признается: — Я поцеловал его в нос. — губы снова растягиваются, занимая свое место. Джин долгие секунды молча смотрит на него и пытается припомнить, когда этот вечно хмурый парень с хитрыми глазами, успел сделать из его лучшего друга... вот это. — То есть... просто нос? — Сокджин слегка морщит свой. Ожидал он гораздо более смелых действий, после того, как они столько лет бегали друг за другом. Одно только воспоминание о том, как Пак отпугивал всех "подозрительных" молодых девушек от Юнги, которых сватали его родители, чего стоит. Тот смотрит на него почти оскорбленно. Потом тупит свои глаза в пустую корзинку на полу, а после снова улыбается. — Что ж, ладно. В любом случае, вот то, что я обещал. — довольно скалится, предвкушая реакцию на то, что у него у руках, бережно обвернутое в мягкую зеленую бумагу. Юнги видит этот оскал, который не предвещает ничего доброго и тяжело вздыхает, нисколько не удивляясь, потому что смирился с этим еще в детстве — Правда я немного, эм, подправил задумку. Ты поймешь, как развернёшь бумагу. На меня налетело вдохновение и руки сами сделали то, что сделали. Юнги слушает это с небольшим удивлением, а после тянется к верёвочке, дабы развернуть обёртку, ведь он ждал эту рубашку очень долго. Но Джин перехватывает его руку и мягко отводит: — Открой позже, идёт? Попозже, как я уйду. — и поднимается с удобного стула, идя спиной к двери. Юнги смеётся с выражения его лица, но понятливо больше не тянется к свёртку. — Хён, что ты там натворил такого? — Ничего ужасного, Юнги-я, тебе понравится, обещаю. Сможешь покрасоваться перед Чимином в ней. Даже не можешь, а должен. — Ох, конечно, хён. Спасибо тебе. — он подходит к Джину, собираясь обнять. — Я выйду в ней завтра, чтобы все увидели. — Нет! То есть, не нужно. Ну, главное покажи сначала Чимину. А потом... — он постукивает млашего по плечу — ... а потом, думаю, он тебя в ней никуда не выпустит. Пока Юнги-я! Дверь захлопывается перед лицом ничего непонимающего Юнги и он стоит какое-то время в ступоре. Но это длится недолго, потому что, как он и сказал — привык с детства.***
Чимин старается успокоить вновь колотящееся сердце, стоя у дверей чужого дома. В сотый раз поправляет убранные волосы. Одной рукой, сжатой в кулак, он завис перед собой, чтобы постучать. А второй заботливо придерживает вчерашний пакетик с булочками. Он слегка разогрел их в печи, чтобы начинка стала насыщенней, а тесто мягче. Юнги должно понравится, это его любимое угощение. Из мыслей его вырывает засвистевший чайник. Юнги ждёт его. Улыбка сама просится на лицо и желание увидеть родное лицо становится нестерпимым. Чимин три раза коротко стучит в им же украшенную узорами дверь и прислушивается к движению за ней. Едва уловимый звон украшений — на ноге хозяина дома, при взгляде на которое у младшего постоянно поднимается жар, и Юнги открывает дверь. Он застенчиво улыбается ему, прикусывая губы. Весь такой мягкий и с влажными волосами, от которых приятно тянет травами, что растут возле моста, который они с Чонгуком сейчас строят. — Добро пожаловать, чайник только-только закипел и я закинул дрова в камин. — он замечает в чужих руках пакетик и его глаза загораются восторгом. — Это же булочки госпожи Чхве! Чимин старается заставить себя дышать, ради того чтобы разговаривать, а не для того, чтобы вдыхать любимый запах с Юнги и этого теплого дома. Непосильная задача. Особенно, когда тот начинает улыбаться деснами. — Ах, да! Я зашёл в её лавку и она положила намного больше, попросила передать их тебе в благодарность за ту настойку для её дочери. — он мысленно хвалит себя за способность говорить и протягивает пакетик Юнги. Тот как всегда, тянется чтобы понюхать и довольно морщится от приятного запаха. — Спасибо тебе. Мне правда не хватает её булочек. — слегка грустная улыбка появляется на лице и Чимин клянется, что будет ходить в ненавистную деревню ради этой выпечки. Юнги проходит к глубь комнаты, чтобы аккуратно положить пакетик на чуть освободившийся от растений стол и скрывается на кухне. Чимин полной грудью вдыхает домашний запах и внутри приятно тянет. Днём сюда редко решаются заходить, у Юнги вечный процесс работы, в которых лучше не вмешиваться. Заваленный травами и цветами деревянный пол, кухня занята множеством колбочек, которые то моются, то заполняются чем-то, что варится в больших посудах. Да и при свете солнца у всех ребят слишком много дел. Но вечером... вечером это место оживает, становясь душой Юнги. Мягкой и тёплой. Стол заполняют книги с романами, на кресле и кровати разбросаны его вещи, на полках лежат недавно изготовленные серьги. Помещение освещает множество теплого света. Зажженные свечки создают кривые тени, падающие от растений. Камин освещает большую часть комнаты в середине и согревает. Ставни совсем слегка прикрыты, из-за этого видно яркую луну и россыпь только появляющихся звезд. На стулья повешены меховые накидки, на том же столе отбрасывают тени тяжелые книги и листы бумаги. Чимин подходит, отодвигая один из них, чтобы на него не попал воск и садится, дальше рассматривая чужое жилье. В некоторых местах, за которые могут зацепиться плечи, висят крошечные колокольчики. Они едва заметно бренчат, если их тревожат. Когда Юнги выходит из кухни, что отделяет от главной комнаты штора, на краю которой они и висят. Он вносит чайник, из которого вьётся пар и ставит на пустую часть стола. А потом просит младшего принести чашки из шкафа у кровати, пока сам ищет припасённый чай. Чимин уверенно направляется к нужному шкафу и уже тянется за чашками, как замечает на кровати, что почти полностью покрыта желтым светом от камина, зеленый сверток с ленточкой. — Это тот самый подарок Джина, да? — он поворачивается к Юнги. Тот стоит на носочках, доставая коробочку с верхней полки. И только когда тот отвечает на его взгляд, то вспоминает их разговор вчерашнего дня. Чувствует, как печёт его щеки. А потом Юнги, медленно опускается на пятки и его браслет на ноге немного звенит. Чимин спускает взгляд на тонкую щиколотку, а когда поднимает его вверх, то видит прикушенную губу и сияющие весельем кошачие глаза. И в груди вспыхивает слишком горячий огонёк, от которого тянет по всему телу. — Да, это она. — он с улыбкой отворачивается к чайнику на столе, копаясь в коробочке. Младший отмирает, и немного ждёт, пока щеки перестанут так гореть. Он снова заставляет взять себя в руки и забирает чашки. Когда он садится обратно за стол, то в уютной тишине начинает наблюдать за длинными пальцами, что перебирают свёрнутые в трубочки травы. Он слегка наклоняется и вдыхает смешанные запахи, блаженно прикрывая глаза. Юнги тихо хихикает и этот звук так подходит этому дому. После он внимательно наблюдает, как старший отрывает засушенные цветочки и листики от стебелька, открывает крышку от чайника и кидает их туда. Под огнем свечи видно, как цветки разбухают и раскрываются. Они проводят какое-то время за беседой о встреченном недавно олене и о том, как кто-то из ребят разбудил их сегодняшних утром своим громыханием сохнущей на крыльце посуды. Сходятся во мнении, что это был Сокджин, все ещё не привыкший к самостоятельной жизни, ведь раньше за него все делали сёстры. — Только... — рука Юнги, мешающая ложкой листики, останавливается. — Он сказал мне, что немного изменил изначальную задумку. И еще попросил обязательно показать её тебе. Чимин с удивлением смотрит на него. Поначалу думая, что над ним снова подшучивают, но старший смотрит без лукавства. Тогда младший сглатывает и смотря на чужую руку, что продолжила разливать чай, хриплым голосом просит: — Тогда покажи мне. — рука, державшая чайник чуть дрожит, создавая звон браслетов. Чимин поднимает взгляд на тонкую бледную шею и видит, как его кадык дергается. Смотрит выше и с придыханием замечает язык, что облизывает розовые губы. Лес снова замер. Всё внимание направлено на них двоих. Юнги блестящими глазами смотрит в ответ и время действительно замирает на мгновение. Чимин встает со стула и останавливается в двух шагах от него. Не позволяет себе большей близости и разглядывания чужого лица, которое смотрит на него заворожённо. — Примерь её для меня. Прошу. — Юнги прикусывает губу, будто обдумывая и медленно кивает. Ю Чимин смотрит, как старший не спеша отходит спиной, после разворачивается и идет к кровати за свёртком. У Пака мокрые руки и он хочет двинуться ближе, но не знает можно ли. И тогда он присаживается на подлокотник большого кресла у камина, что находится недалеко от кровати и напольного зеркала. Пространство этой части комнаты наполнено совсем слабым светом, поленья потрескивают, пока они находятся в тишине. Чимин ожидает, что Юнги возьмёт свёрток и уйдет за ширму, но тот поворачивает голову и смотрит так тепло и доверчиво, пока протягивает свою руку к нему. Он не сомневаясь ни секунды, ловит его пальцы и сжимает, становясь за спиной. Юнги свободной рукой цепляет ленточку, но подумав, отпускает и снова поворачивается к нему. — Хочешь открыть? — Конечно. — его голос хрипит от напряжения. В доме тихо. Слышно только их дыхание и приглушённые голоса с потрескиванием горящего дерева. Он медленно тянется через старшего и разворачивает бумагу. Первое, что они видят, это очень тонкую, прозрачную, нежно-кремовую ткань. Он поднимает блузку за предполагаемые плечи и видит самую изысканную вещь, которую встречал в своей жизни. И он не один такой. У Юнги заметно сбилось дыхание. Сокджин действительно хорошо постарался. На груди блестит крошечная пуговица под цвет самой ткани. Она соединяет глубокий разрез, что углом ведет к солнечному сплетению — кажется, что если её растегнуть, ткань разойдется по сторонам, полностью открывая область шеи, ключиц и груди. Рукава сделаны из отличной от мягкой ткани материала. Они совсем невесомые, вышиты прозрачным кружевом, что ведет по верхнему обрамлению глубокого выреза до самых запястьев. Кружева также заполняют те места, где должны будут быть бока и начало бедер Юнги. Тот восхищенно проводит ладонью по тонкой ткани и прикрывает глаза от невероятных ощущений. Конечно, это совсем не то, что он просил у Джина. Изящная, нежная и при взгляде на нее отбирается воздух, от того, насколько она искуссна. Чимин громко сглатывает, боясь представить как эта невообразимая вещь будет сочетаться с бледной кожей. Как она будет облегать его плечи. Как будет струиться до низа живота. И как великолепно старший будет чувствовать себя в таком нежном материале. — Юнги. — тот вздрагивает от глубокого голоса рядом с собой. Чимин смотрит потемневшими глазами на вещь у себя в руках. — Ты просил это? — Нет. Совсем нет. — воздух сильнее сгущается. Напряжение чувствуется в каждом новом вздохе. Чимин не может отвести взгляд от чужой белоснежной руки, прикасающейся к изысканной ткани. Он приближается еще ближе к его спине и видя ответный шаг назад к нему, встает совсем рядом, шепча в ухо: — Надень её. — слыша вздох, кладет дрожащие ладони на тонкую талию, не сжимая, а захватывая кончиками пальцев рубашку на Юнги. — Надень её для меня, пожалуйста. Когда он задевает пальцами кожу на животе, старший резко выпускает воздух из лёгких. Мгновение и он незаметно кивает. Они в том же положении поворачиваются к зеркалу, но с закрытыми глазами. Сейчас им необходимо чувствовать. Чужую кожу, дыхание. — Мне нужна помощь, Чимин-и. Поможешь мне? — младший прикасается своей грудью к спине Юнги и зарывается носом в мягкие волосы. Очень медленно пробирается кончиками пальцев вверх, поддевая ткань выше и жарко выдыхает в волосы. Кожа такая мягкая, такая нежная. Он сойдет с ума. Каждый чужой вдох ломает что-то у него в груди. Они оба все еще с закрытыми глазами. Зрение не позволит им медлить, а они хотят насладиться. Собирая складки рубашки под руками, ведя кончиками шершавых пальцев по коже, он ненадолго отстраняется, снимая её с Юнги полностью. Дает себе еще несколько секунд, чтобы не открыть глаза и не прижаться к теплой коже. Когда Юнги продевает руки в широкие рукава, он слышит, как тот едва слышно ахает. — Такая мягкая... Блузка теперь на нем и Чимин больше не может остановить себя от касаний. Опускает руки полностью на живот и целует в волосы. Не спеша пробирается цепочкой к месту под ухом и целует невесомо в серьги, наклоняется ниже и потирается носом о место, ведущее к шее, прислоняется ближе и вдыхает сладкий запах. Юнги выпускает громкий выдох. — Мини. — тогда младший не выдерживает и ощутимо целует шею, мягким касанием губ. Больше не останавливается и прокладывает поцелуи ниже всё напористее. — Чимин, о боже... Горячие руки плывут вверх по животу под мягкую ткань. Чимиг продолжает нежно выцеловывать его шею, спускаясь маленькими поцелуями всё ниже. Прикусывает кожу и Юнги тихо стонет. Это заставляет его распахнуть глаза, он цепляется взглядом за отражение в зеркале и чувствует, как умирает. — Чёрт возьми. За всю свою жизнь Чимин видел множество разного вида красоты — он сам создавал её. Но всегда, вне всякой конкуренции, первое место занимала красота Юнги. Его характер, мудрость, доброта и забота, острые глаза, улыбка, руки и волосы, кожа, походка делали из него самое прекрасное создание. И сейчас, видя в отражении нежную ткань, что струится по тонкому телу, открывая своей прозрачностью невиданное раньше, Чимин и правда чувствует, как умирает. Длинные кружевные рукава выписывают узоры на белой коже. Под руками, на боках открывается вид на мыщцы груди и талию, немного зацепляя круглое бедро и также покрывая кожу интригующими узорами. Шея полностью открыта, ключицы расписывают область над кромкой материала, что ведет к началу груди. Пуговичка дразнит, закрывая обзор на многое, но слишком прозрачная ткань открывает очертания мыщц груди и живота. Чимин не сразу замечает, что спина блузки, полностью сделана из кружевного материала рукавов. Умирает сотню раз подряд, пока рассматривает острые лопатки и глубокую линию, которая ведет к мыщцам таза, он заставляет себя сделать пару вдохов, перед тем как посмотреть на лицо Юнги. Тот смотрит на себя, а потом на руку на своем животе. Чимин смотрит туда же и поражается, как правильно его загорелая кожа смешивается с молочной кожей Юнги. Переводит взгляд снова на отражение и там смотрят друг на друга с огнем в глазах два человека. Юнги откидывает голову на его плечо, не отрывая глаз с поволокой. А Чимин приближается к ближней части его лица своей, проводя носом по щеке, также смотря в отражении ему в глаза, с неменьшим жаром. — Тебе нравится. — шепчащее утверждение, не вопрос. Чимину нечего возразить. — Безумно. — тоже переходит на обжигающий шёпот, начиная выцеловывать щеку, спускаясь снова к уху. — Такой невероятно красивый. Юнги задыхается. — Ты украшаешь эту вещь. Твое тело красит её. — ласково потирается носом в место под ухом и нежно прикасается губами несколько раз, пока Юнги открывает больше доступа, наглоняя голову. Он поднимает взгляд на зеркало и завороженно следит за их положением тел. Рука забралась под блузку, Юнги закрыл глаза от наслажения, опираясь на него, а когда открывает их, они горят идеей. Он шепчет тихо и вкрадчиво: — Она довольна длинная, да? Чимин опускает руку вниз по бедру, закрытому брюками и улыбается в ответ: — Да, думаю твои брюки лишние. — поцелуй в основание шеи. — Хочешь, чтобы я снял их? — Хочу. Сними их. — тот горячо выпускает воздух на его кожу. Он отрывается от его спины, заходя спереди и садясь перед ним на колени. Кладет руки на бока и медленно спускает их вниз, очерчивая изгибы. Юнги с придыханием следит за его движениями. Чимин не спеша растегивает пуговку на поясе и тянет вещь ниже. Чувствует яркий прилив жара в животе, когда белая кожа открывается его взору, когда штаны лежат в полу, он смотрит, как блузка покрывает область до середины бедра. Не сдерживаясь, целует коленку на левой ноге несколько раз, и начиная подниматься выше. Юнги тихо стонет, когда чужие губы касаются кромки одежды, а руки сзади поднимают её выше к спине. Юнги больше не выдерживает напора и отходит к стене рядом с камином, пока младший не отрываясь, следует за ним, продолжая исцеловывать мягкую кожу ног. — Чимин. Услышав свое имя, сказанное так доверительно, Чимин действует уверенней, закидывая ногу себе на плечо и опаляет дыханием кожу под коленкой. Юнги стоит на фоне желтого оттенка, разносящегося за ним, делая его таким разнеженным и мягким. — Ах, милый. Постой... подожди Он легко прикусывает икру, опять беспорядочно пробуя на вкус. Мокро целует нижнюю кожу бедра и очень медленно поднимается ими к чувствительной внутренней стороне. Юнги поскуливает, зарываясь ему в волосы рукой. Откидывает ленту, что их сдерживала и несильно сжимает, массируя кожу головы. Знает, что Чимин это обожает. Тот порыкивает ему в кожу и кусает ощутимо за ляжку, зализывая укус. Юнги стонет. Это заставляет его оторваться от ног и положить свои руки на тонкую талия, отстраняясь. Он потемневшими зрачками смотрит на такого Юнги и у него ощутимо тянет в паху. Брови сведены от наслаждения, губы прикусаны, а грудь широко вздымается. Блузка смотрится на нем потрясающе. Прекрасен. — Ты так прекрасен. — он шепчет это ему в живот, целуя поверх ткани. — Так великолепен, Юнги. — рука на его голове приходит в действие, поглаживая. Чимин продолжает нашёптывать, будто по секрету. Все карты были раскрыты еще когда он вошел в этот дом. — Я так давно хотел. Так хотел рассказать о том, какой ты замечательный... — снова поцелуй. — умный... — горячий выдох. — красивый... — его толчком заставляют сесть на мягкий шерстяной ковер прямо возле камина. Юнги садится на его колени, опуская руки на шею, приближаясь. — Ты должен был сказать мне. — он потирается своим носом о чужой, умоляюще сводя брови. — Почему ты не сказал мне... — Чимин выписывает большими пальцами узоры на талии, прислоняясь своим лбом к нему, извиняясь. Они потеряли столько времени. Какое-то время просто смотрят друг на друга, Чимин ласково поглаживает его щеку и со звёздами в глазах наблюдает, как Юнги льнёт к прикосновению. А потом срываясь, нежно прикасается к чужим губам, младший сразу же приближает его ближе к себе, углубляя. Звук поцелуев разрезает все пространство дома, наполняя его интимностью. Юнги обхватывает его плечи, когда тот садит его на бедра и выгинается в спине, когда горячие руки ведут по началу его ягодиц. Он жарко выдыхает, и этот выдох съедают губы Чимина, не давая передышки. Они задыхаются, не собираясь отстраняться, громко дышат через нос. Старший снова пускает руки в чёрные волосы, путаясь. Чимин и подумать не мог о таком. Что человек, которого он так давно любит, будет таким открытым с ним. Доверит ему себя. Он такой невероятно красивый. Его мудрые глаза сверкают радостью и нежностью. Ласковые руки поглаживают его волосы, распухшие губы улыбаются с любовью. Пустив его в свой дом вечером, в своё сердце, доверившись ему. Сидя перед ним так откровенно. Он ничего не может поделать с тем, что его собственнные глаза наполняются слезами. Когда Юнги замечает это, то его собственные тоже начинают блестеть. Чимин обнимает его, обхватывая вокруг талии еще крепче, еще ближе. Юнги шмыгает носом, шепча на его ухо у своего лица: — Мини, ну что ты? Чимин утыкается в его шею плотнее, вдыхая такой родной запах: — Я так счастлив, так счастлив. Спасибо тебе, спасибо, спасибо... Он целует его волосы, поднимаясь к виску, снова смотря на лицо Юнги. У него волнительно сведены брови и глаза сияют от невыплаканных слёз, а нос немного покраснел. Теперь Юнги поглаживает его щёку и тянется вверх, чтобы поцеловать лоб, снова шмыгает носом. Чимин протягивает свою руку к руке Юнги, что поглаживала его лицо и прикрывая глаза, целует тыльную сторону. Старший ахает, трогательно раскрыв кошачьи глаза. А глаза Чимина опять мокрые, когда он разворачивает его ладонь внутренней стороной и мягко целует в линии жизни. Еще раз и еще один, и еще, пробираясь к длинным пальцам. Слеза скатывается по его губам и он сцеловывает её с вены на тонком запястье Юнги. Он шепчет так, будто в целом лесу, только они одни. — Я так люблю твои пальцы, твои руки... — у старшего скатывается пара слезинок, он внимательно слушает чужой шёпот. Чимин поднимается выше по руке, невесомо прикасаясь губами к рукаву блузки, поднимаяя ее этим движением. — Люблю твою кожу, она пахнет цветами, Юнги. — спускается руками ниже к животу. Блузка немного задралась, открывая бедро. Чимин дышит на ключицы, прежде чем поцеловать. — Люблю твои движения. То, как ты ходишь по дому, ходишь по лесу, тянешься, чтобы угостить кого-то на дереве. — он выцеловывает подставленную шею, пока Юнги вслушивается и закатывает глаза от наслаждения. Чимин поднимает глаза к нему, спрашивая разрешения и тот не задумываясь кивает, слезы снова просятся наружу. Он целует край блузки, медленно поднимая ее наверх за нижние края, открывая тонкое белье и тазовые косточки. Его руки оглаживают чужие бедра с двух сторон, пока он вдыхает запах с кожи, обводя носом выпирающую кость, а после целуя. Юнги закусывает губу, а Чимин поднимается к острому подброродку. Старший тянется руками к чужой вещи и снимает рубашку, кидая в сторону. Их тела подсвечивает свет от камина, оттеняя все изгибы. Чимин приближает его снова к своему телу и тянется поцелуем к чужой груди. — Люблю твоё сердце, твоё доброе, любящее сердце. — выше к шее и Юнги переплетает их руки, кладя на свою грудь, младший сжимает их, пока целует основание шеи, шепча ещё тише и распаленнее. — Люблю твой голос... — поцелуй в кожу под подбородком и тихий стон. — твой голос, твою шею, твои уши... — касание к разноцветным серьгам, в камушках которых отражается пламя. Его голова кружится, когда говорит. — твои глаза, твои губы, твою улыбку, твои слова, твои волосы, твой характер, твою игривость, твою страсть, твою изящность и статность... — он сглатывает подступающие от чувств слёзы и прикасается лбом к Юнги, видя скатывабщиеся мокрые дорожки. — Я так люблю тебя. Ты. Всегда только ты. — тот всхлипывает и обнимает его крепко за шею, целует туда же. Чимин опирается спиной о кресло, пока позади сидящего на нем Юнги горит огонь. Он целует его сильно, со всеми невысказанными словами, со всей благодарностью и любовью. Он отстраняется и не может остановить сердце, смотря на него такого. Как тот позволяет себя трогать, целовать, тяжело дышит от его касаний, чувствует то же, что и он. Юнги плавится, его хочется занежить так сильно, чтобы он понял всё, что он чувствует к нему. Он так сильно хочет показать. У Чимина снова горячит в груди и внизу живота, когда Юнги начинает ёрзать на его промежности и он громко стонет, кладя руки на его двигающиеся бёдра. Чужие ноги смыкаются крепче и он прислоняется так близко, что между их животами нет света. Он давит ягодицами на его бугорок и стонет в ухо. Чимин скулит ему к висок, ему хочется больше, хочется чувствовать больше. — Боже, прелесть. Юнги стонет громче, зажмуриваясь: — Люблю, когда ты называешь меня так. —Чужой член задевает его собственный через три слоя одежды и этого слишком недостаточно. — Мини, чего ты хочешь? Младший стонет на особо медленном движении и запрокидывает голову от удовольствия. Он готов провести так всю жизнь, со стонущим Юнги, которому так хорошо. Он хочет внутрь, хочет себе, хочет громкие звуки, свое имя на пике наслаждения. — Чего ты хочешь, Чимин? Скажи мне. — Хочу, чтобы тебе было хорошо. Я не знаю как, но если ты позволишь мне... — Тогда сделай это, дорогой. Я так хочу этого. — он шепчет в его губы, направляю чужое лицо на себя, заставляя смотреть. Его глаза горят чернотой, также как и его собственные. — Я знаю, чего ты хочешь, я помню, как ты смотрел на всех, кто подходил ко мне.— приближается к уху, позволяя своему голосу сорваться на мольбы. — Сделай меня своим, Чимин. Издыв рык, подхватывает на свои руки, опуская на мягкий ковер рядом и снимает с себя брюки, приближается к распластанному Юнги, раздвигая его ноги. Тот сладко улыбается, предвкушение выражается на его лице, они больше не остановятся. Снова поцелуй и пока Чимин спускается цепочкой вниз, изредка покусывая, Юнги вздыхает на каждом и зарывается рукой в волосы, прикрывая глаза. Младший ведет ладонью от бедра до нижнего белья и не отрываясь от губ медленно стаскивает, глубоко вздыхая, когда чувствует полностью оголившиеся бедра. Он стонет, пока оглаживает их размашистыми движениями, а Юнги мычит, шепча, чтобы он тоже разделся. Юнги поднимается на логтях и завороженно следит за открывающимся телом. Глаза в глаза, никакого смущения, безграничное доверие и он кончиками пальцев невесомо проводит по чужому бедру, ведя к торсу. Выдыхая, подтягивается к нему и они с огнём в глазах, в которых недавно плескались слёзы, соприкасаются носами. Несколько секунд передают воздух и срываются, накидываясь друг на друга, соприкасаясь телами. Юнги ерзает, желая получить больше движений, что отдают вспышками по всему телу, но Чимин не позволяет, останавливая его бедра, что успели перекреститься на его широкой спиной. Тогда Юнги умоляюще скулит: — Чимин, мне нужно сейчас, прошу... Мозг не способен разумно мыслить, а дыхание не позволяет говорить складно, это никого не волнует. Младший налегает своим телом, зажимая их пульсирующие члены между животами и Юнги громко стонет, запрокидывая голову. Он посасывает местечко под его ухом, двигая бедрами все резче, Юнги подмахивает, шарясь руками по мягкому ковру, не зная за что зацепиться. Чимин тяжело дыша, тянется к ним, переплетая и поднимая за головой. Смотрит на него, пока тот не смотрит в ответ и больше они не отводят глаза. Их губы соприкасаются, давай почувствовать любой вздох или стон, кожа липкая из-за пота, и когда Юнги громко ахает и выгибается дугой, Чимин останавливается, не в силах отвести взгляд. У того блестят глаза, а грудь светится под яркостью огня от камина. Он такой чертовски красивый. И мысль, что это он довел его до такого состояния, приводит его к пику. Он рычит, закрывая глаза. Юнги обнимает его, когда тот падает на него и успокаивающе поглаживает по спине, другой рукой массируя мокрые волосы. Они тяжело дышат, приводя дыхание в порядок. Проходит некоторое время, прежде чем Чимин перестанет ласково целовать его плечо, и тогда Юнги тихо хихикает: — Да уж, Джин будет счастлив. И они смеются уже вместе, Чимин приподнимается с улыбкой смотря на него, в глазах детский восторг, что сменяется намерением и серьезностью: — Нам нужно будет поговорить, да? — его рука нежно начинает поглаживать его по щеке и Юнги кивает с маленькой улыбкой, а потом шепчет, будто по секрету: — Хочу булочек с малиной. Чиммн звонко смеется и тянется к своей кинутой неподалеку рубашке у самого камина. Она немного нагрелась от близкого нахождения пламени и он аккуратно надевает её на лежащего Юнги. Тот хихикает от того, насколько она большая на его теле и тянет руки, чтобы младший поднял его. Он скрещивает свои ноги, с небольшим визгом, когда тот садит его на себя, идя по направлению к столу. А потом сажает прямо на на него, становясь между ног. — Я имел в виду не это. — и с хитрой улыбной тянется рукой назад, ища пакетик с выпечкой, не отрывая взгляд. Чимин скалится и тянется вместе с ним: — Правда? — он, лишь касанием, находит пакет и отодвигает в сторону. Хватает за талию, снова приближаясь и шепчет в улыбающиеся губы, хозяин которых озорно сверкает глазами. — Ну, теперь уже поздно. — один долгий поцелуй и тяжелый выдох. — Сможешь попробовать их только утром... Лес не спешит пробуждаться, оттягивая ночь как можно дольше. Там, где находится его сердце, нужна ночная тишина.***
— Учитель, а правда, что раньше сюда приходили только отшельники? Пожилой мужчина оборачивается, тяжело дыша, из-за взбирания по крутым наклонам леса. Оглядывает группу своих учеников в поиске того, кто задал вопрос и видит девушку с небольшой книжкой в руках, что осматривает высокие деревья, заслоняющие солнце. Остальные подростки тоже грузно вздыхают от усталости, но обращают внимание на учителя в ожидании ответа, пока девушка уточняет: — Когда мы проходили по мосту, я заметила семь коротких записей, которые были сделаны ножом. Но ничего не разобрала, даже те иероглифы, что еще не стерлись, мне не знакомы, будто очень старые. Мужчина усмехнулся и поднял голову вверх, вдыхая свежий воздух и слушая шелест сосен. — Эта гора не просто одна из самых высоких мест на карте. Та книжка, что ты держишь в руках, написана человеком, что называл Чирисан "долиной журавлей". Когда-то очень давно здесь жили те самые первые отшельники, изгнанные или ушедшие по своей воле, теперь мы уже не знаем. Группа учеников и мужчины подходя к тропинке наконец отдыхает, доставая из своих рюкзаков воду, пока ренджеры парка стоят неподалеку от них, терпеливо ожидая, чтобы продолжить путь. Один из них говорит следующим: — Говорят, что их было семеро. Пожилой мужчина непонимающе хмурится и тот продолжает: — Те первые отшельники, их было семеро. Посмотрите на этот камень — здесь неразборчивая надпись и подпись внизу "Ким Намджун" – один из первых писателей Корё, разве вы не знаете? Если вы пройдете чуть правее за заросли, вы найдете обломки построек, на некоторых из них до сих пор сохранились прорези. Таких построек насчитали семь, так же как и надписей, что ваша ученица видела на мосту. Учитель потирает бороду и усмехается, краем глаза поглядывая на книжку в руках девушки. — Видимо правду говорил Ли Инно. Дай-ка мне свою книгу и идем дальше. — ренджеры согласно кивают и показывают, куда идти дальше. — У нам мало времени до заката. Вперед, ребята, аккуратнее с корнями, учитель. Пожилой мужчина слушает вполуха, пока пробегается глазами по когда-то давно прочитанным текстам. "С древних времен считают, будто в Чирисане есть место, которое называется Долина журавлей. Говорят, что если пройти немного по узкой обрывистой тропинке, внезапно откроется плодородная долина, которую можно распахать и засеять. Здесь обитают журавли. Давным-давно тут, видимо, селились люди, которым докучал мир. Говорят, что и до сих пор в колючих зарослях остались развалины жилищ и оград. Однажды мы с министром Цоем, моим родственником, задумали навсегда покинуть этот мир и разыскать Долину журавлей. Ведь если захватить с собой пару телят в большом бамбуковом коробе, в долине спокойно можно прожить, порвав всякую связь с миром! Вчера в своем кабинете я, листая сборник Отшельника, жившего у Пяти Ив, вновь прочел «Персиковый источник». В нем говорится о том, как в циньское время людям опостылел мир с его смутами, они разыскали укромное место и поселились в нем. Они жили там, где высятся горы, уступ на уступе, а воды текут струя за струей и куда не могут добраться дровосеки."