НЕУЯЗВИМЫЙ

      Не серый рассвет разбудил меня следующим утром, а настырный звонок мобильника. Мохов Петр Николаевич! Начальник убойного отдела. Что могло понадобиться от скромного ученого уголовному розыску?       Мы договорились о встрече — он будет здесь через час.       А пока пора на Угрюмку. Нетерпеливый бывший капитан, а ныне майор, нашел меня и там, хотя по ощущениям времени у меня было с избытком до назначенного часа.       Интуиция мне подсказывала — все дело во вчерашнем «медведе». И я не ошибся. Шаги его я услышал задолго до того, как он вышел из леса на открытое пространство. Майор был чрезвычайно серьезен, даже не улыбнулся здороваясь со мной. — Что вас привело в столь ранний час к скромному профессору-кетологу, Петр Николаевич, — спросил я стража порядка, крепко пожимая ему руку. — Тревога за ваше здоровье, скажу еще больше — за вашу жизнь. — О, как! — поразился я. — Заключенные сбежали и прячутся в лесу?       Мы пошли рядом по узкой тропе, касаясь друг друга плечами. — Нет, не заключенные, слава Богу, но не менее опасно, — он остановился и пытливо уставился в мои глаза. — Вы слышали какой-нибудь грохот, шум со стороны вашего соседа егеря Лукьянченко? — Он жив? А его супруга? — встревожился я не на шутку — вдруг отыгрались за причиненные убытки на пожилой паре. — Нет, нет, с ними все в порядке, Елисей Юрьевич. Скажите, что вы делали вчера с 19 до 21 часа?       Я непонимающе заморгал: — Как что? Работал, конечно. — отчасти это была истинная правда — угробить столько техники — это тяжелая работа. — Я пишу диссертацию о касатках и дельфинах. Если хотите, могу показать, только вряд ли вы что-то там разберете… — Хотите сказать, что не для средних умов? — Специфическая работа. Каждый из нас профессионал в своей специальности, товарищ майор. Мне не понять тонкостей вашей работы, вам — моей. — Согласен! Но разрешите все-таки взглянуть? — Да, без проблем, Петр Николаевич. Но сначала мы попьем чайку. Я бы хотел дойти до дома, не разговаривая. Давайте послушаем, о чем говорит лес.       Майор улыбнулся и кивнул.       Убирать со стола я не стал, сразу пригласил гостя в рабочий кабинет. — Петр Николаевич, вы не спроста задали мне вопрос о леснике Лукьянченко, я так понимаю, что там что-то случилось. Что? Я тревожусь за стариков, им давно пора на пенсию, но собственного жилья у них нет, детей им Бог не дал.       Майор был сам на себя не похож, от него шла больше отрицательная энергетика, чем положительная. Он явно нервничал. Но молчал.       Я спокойно включил ноутбук. — Я хочу посмотреть историю посещений и историю исправлений ваших работ, — категорично заявил непрошенный гость. — Без проблем, майор.       Несколько нажатий на клавиатуру и перед глазами офицера поползла диаграмма, таблицы со значками, без единого русского слова. — Что это? — изумился он, ничего не понимая. — Все зашифровано. Товарищ майор, неужели вы думаете, что я держу все свои секретные разработки в чистом виде?! Да любой профессиональный хакер или иначе киберпреступник в два счета вскроет любую программу. И что он здесь обнаружит? Новые загадки только и всего, — подал ему наушники. — Слушайте.       Через пару минут блаженства, которыми наслаждался майор, слушая «разговор» двух дельфинов и касатки, я с грохотом уронил табурет. Офицер даже не моргнул, и я отключил звук. Он поднял на меня удивленный взгляд, потом перевел его на упавший табурет. Я молча включил звук, поднял табурет и уронил его снова. Затем закрыл все программы и отключил ноутбук.       Майор понимающе закивал головой: — Я не слышал ничего, что творилось со мной рядом. — Он снял наушники, резко поднялся и протянул мне руку. — Проводите меня, Елисей Юрьевич.       На последней ступеньке крыльца скрутился клубком уж Герка, греясь в восходящих лучах солнца. Майор бочком-бочком, прижимаясь поясницей к перилам, спустился на дорожку, я улыбнулся по-доброму, но промолчал — не стоит сердить высокое начальство. Уж поднял голову, зевнул и снова задремал. Майор мысленно перекрестился, подумал я, спокойно спускаясь к нему. — Елисей Юрьевич, я хочу вам сказать, что рядом с домом егеря Лукьянченко обнаружены следы очень крупного медведя. Он кое-что сломал, но ушел невредимым, и что самое странное — хозяйский пес даже не тявкнул. Прошу вас быть очень осторожным, вы здесь один, как перст, не считая ужа, — он даже не улыбнулся. — Не заставляйте меня нервничать, звоните хоть иногда. Хочется знать, что у вас все в порядке.       Мы обменялись крепким рукопожатием, и майор сделал к машине несколько шагов, как вдруг вернулся: — Опасаюсь, что охотники объявят со дня на день о начале облавы на медведей. А вы бегаете по лесу, как в городском парке.       Я только успел кивнуть, офицер развернулся, словно выполнял команду «кругом», и через минуту колеса его служебной автомашины подняли пыль.       Я сел рядом с Геркой и задумался, уж переполз ко мне на руки, через минуту голова его лежала на правом плече, хвост свисал с левого.             Значит, облава на медведей.       Не объяви им войны, эти облавы с гончими велись бы через день да каждый день, особенно после открытия так называемой базы отдыха. Тут и к бабке ходить не надо, все ясно, как Божий день!             Война продолжается!       Надо появиться в другом образе, образе хищника, который здесь не водится с испокон веков, решил я. — Пора на охоту, чтобы ни одна мышь в дом не проскочила… давай, давай, сползай… — я опустил правую руку на крыльцо.       Когда хвост ужа скользнул со ступеньки, вернулся на кухню. Через час, приготовив нехитрый обед, ушел в лес.       С вершины облюбованной сосны просканировал лес — все идет своим чередом. Это радует.       Со стороны лесничества ветер донес запах дизтоплива, заработал двигатель. Надо исполнять предначертанное.       Этот раз я не стал прятаться в сосновых лапах, а устроился на самой ее макушке. Автокран поднимал бетонные плиты, которые погребли под собой новенькие автомашины. Рядом стояла длинномер с высокими наращенными бортами. Понятно — для погрузки металлолома. По всей площадке сновали рабочие — сортировали то, что подлежит ремонту и что на вывоз.       За столом, уставленном бутылками с минеральной водой и пластиковыми стаканчиками, сидели пятеро мужчин, все, как один в очках, и что-то писали.       В ста метрах от ворот стояла пассажирская серо-голубая «Газель», рядом с ней никого не было.       Пора показаться, решил я и спланировал на крышу автомашины. Обернувшись в белого медведя, издал устрашающий рык и стал трясти за передний бампер «Газель». На глазах изумленной толпы, сбежавшейся на лязг и грохот и на злобное рычание белого медведя, скачками запрыгнул на крышу и стал на ней прыгать, ударяя себя в грудь мощными лапами. Через пару-тройку самых тяжелых ударов, крыша прогнулась подо мной, пришлось прыгнуть за автомобиль.       Шмыгнул в лес белкой, взлетел над площадкой орлом. Сделав круг, спикировал на стол. Ухватившись за угол острыми когтями, приподнял его и резко опустил. Взмахом крыльев поднял в воздух листы бумаги, открытые бутылки покатились на соскользнувшие ноутбуки и залили их содержимом.       Картина маслом! Очередной разгром. Мамай нервно курит в сторонке.       Свирепый вилял мне хвостом в своей клетке. Умнее псины еще не видел.       А теперь пора мне браться за свою диссертацию.       До самого вечера практически не поднимал головы от рабочего стола, делая перерыв только на обед и разминку на тренажерах, установленных под навесом во дворе у бассейна.       Открыв программу для шифровки отработанного материала, уже было хотел отправиться на разведку в лесничество, когда раздался звонок.       Опять этот майор Волхов Петр Николаевич! Ой, не к добру! — Что вы пасете меня, как пастух, товарищ майор?! — недовольно заметил я вместо приветствия. — У меня полный порядок. И, кстати, я работаю, а вы меня отвлекаете! — Нужно поговорить. Выйдете. Я подъезжаю.       Обреченно покачав головой, вышел из дому. Пока подходил к калитке, без пыли и визга тормозных колодок, остановил своё личное авто полицейский. — Добрый вечер, Елисей Юрьевич!       Я ответил на его крепкое рукопожатие: — Добрый!       Он лукаво ухмыльнулся: — Вы хотите сказать — был добрым до моего звонка…       Я промолчал — пусть думает, что хочет. Он повел меня в беседку, где мы расположили друг против друга за столом. — Не буду отнимать ни свое, ни ваше драгоценное время. Хочу рассказать об одном очень интересном разговоре, который касался вашей семьи и вас в том числе. — Я скрестил руки на груди и ноги в лодыжках, приготовившись выслушать самые абсурдные предположения. — Ко мне пришел один старичок и в приказном порядке велел вас оберегать, как зеницу собственного ока. — Матвей Кузьмич… — Да, он самый! Грозил Божьей карой, если с вашей головы упадет хоть один волосок. А посему у меня есть предложение — возвращайтесь-ка туда, откуда приехали два года назад. Без вас было так спокойно. А теперь меня донимает сумасшедший дед и толпа выживших из ума стариков, которые твердят, что своей жизнью обязаны вашей бабке и вашей матери. Это меня угнетает и доставляет массу неприятностей. Начальство уже намылило мне все места — нет отбоя от посетителей — хожу весь в пене. Вот только не пойму, кто им поставляет информацию о том, что творится в лесничестве Лукьянченко? — он впился в меня подозрительным взглядом. — А что происходит у моих соседей, господин майор? — не меняя позы, спросил я совершенно спокойным голосом. — Мне лично ничего не ведомо. В городок я катаюсь только в магазины. — Вас видели в обществе бывшей паспортистки Павловой Марии Гавриловны… — И что с того? Я встретил её, выходя из супермаркета, мы немного посидели в кафе и все на этом. Она была расстроена тем, что пополнила ряды пенсионеров, хотя могла и дальше выполнять свои обязанности. — И на этом все?! — Все! Я не видел женщину с похорон моих родителей — два месяца меня здесь не было. Я вообще не понимаю ваших претензий ко мне!       Майор несколько утомительных минут барабанил пальцами по столешнице, сверля своим проницательным взглядом, словно сомневался в выборе — доверять мне или нет, потом огляделся — уж не подслушивают ли соглядатаи и решился-таки: — Я вам доверяю, как и прежде, Елисей Юрьевич, и доверил бы жизнь собственного ребенка, но, если выйдет за пределы вашего дома то, что сейчас услышите, то уверяю вас — нам обоим не сносить головы! — Тогда давайте растопим самовар, здесь в шкафчике все есть для чаепития. Майор похлопал ресницами и улыбнулся: — Два года уже не пил с вами чаек из самовара… мой-то прохудился, оказывается…       Собирая на стол, я пообещал гостю успокоить Матвея Кузьмича.       Как и тогда, два года назад, Петр Николаевич с наслаждением смаковал чай с малиновым вареньем.       Только выпив две чашки, он размяк не только телом, но и душой: — Есть еще кое-что, Елисей Юрьевич, уж не знаю только верить или нет… — Говорите откровенно, Петр Николаевич, снимите тяжесть с души, вам будет спокойнее. — Вам, Елисей Юрьевич, бы духовную семинарию окончить да священником стать — в вашем голосе столько теплоты и участия, что на самом деле захотелось исповедаться…       Я поставил свою чашку на стол и во время, как оказалось, и расплылся в широкой улыбке: — Как защищу докторскую, так подумаю…       Следующие слова майора так меня огорошили, что я едва сдержал эмоции. — Старики, осаждая мой кабинет, шептались между собой, что вы никто иной, как перевертыш-оборотень.       На моем лице было такое удивление, что в глазах майора появилась тень сомнения в том, верно ли он понял дедовский шепоток, однако он продолжил с упорством бульдога, сомкнувшего зубы на шее противника. — Я обратился в детскую поликлинику, но в архиве вашей медицинской карты не нашлось, ну, это и понятно — вы уехали… но, бывшая медсестра, супруга одного из ваших защитников, вспомнила, что вы в детстве раньше, чем заговорить, стали воспроизводить голоса птиц и животных. Деда вашего клыками чуть не распотрошил кабан, но он вернулся домой живым… в медкарте вашего деда ни слова об этом, только описание шрамов от ранений, полученных во время войны — все это странно, не находите?       Я не медлил с ответом: — А деды не говорили, что мой далекий предок — имитатор? А бабушка — искусная травница?       Теперь удивился и смутился майор, покраснев, словно девица на смотринах: — У меня на лице не осталось ни одного целого кровеносного сосуда, так вы вогнали меня в краску… Честное слово, о вашем далеком предке никто и не вспомнил. Простите! В институте у нас была такая тема, но у меня просто выпало из головы в свете последних событий. Еще раз прошу прощения, Елисей Юрьевич.       Тут я решил испытать, насколько он доверяет мне или эти слова — пустое краснобайство в чистом виде: — Петр Николаевич, вы все твердите о каких-то странных событиях, произошедших в лесничестве Лукьянченко, о стариках, сходящих с ума от беспокойства за моё здоровье и жизнь, так скажите же, в чем дело? Ведь, вы сами понимаете, что я немедленно поеду к Матвею Кузьмичу за истиной правдой, если вы промолчите или будете заговаривать мне зубы, отвлекая мое внимание от горячей темы. Если сказали «А», то говорите и «Б», в конце-то концов, Петр Николаевич!       Из его рассказа я ничего нового не узнал. Он повторил слова Марьи Гавриловны. О «посещениях» медведей он ни слова не сказал. Или не был в курсе событий, или ему нельзя было об этом говорить. Я стал настаивать: — Так почему старики пекутся о моем здоровье, я так и не понял, Петр Николаевич? База отдыха никакого отношения ко мне не имеет. Если взять напрямую, то от меня до дома Лукьянченко километров пять-шесть, а в окружную десятка два будет. Мой дом в километре от городка, железнодорожная станция в полукилометре. Я в полной безопасности.       Я надеялся, что у меня вид действительно недоумевающего человека. И надежда оправдалась — майор заговорил: — Понимаете, Елисей Юрьевич, этот медведь действовал целенаправленно, осмысленно, как человек. Дверь дома лесника пришлось взломать, кто-то запер ее снаружи на задвижку.       Медведь превратил в металлолом всю имеющуюся технику. В живых остался только один бульдозер.       На медведе был надет плащ, капюшон укрывал голову. В медведя стреляли, но он исчез, растворился, как призрак. На плаще с десяток пулевых отверстий, медвежий запах, всюду его следы.       Хозяйская собака, огромный волкодав, молчал в клетке, понимаете, молчал! Бетонная стена опрокинулась вместе с воротами на новенькие джипы, автозак абсолютно, как вся техника, не подлежит восстановлению ….       Даже вспомнить страшно… просто невероятно! Уму непостижимо!       А сегодня вместо бурого медведя появился белый, представляете, на нашей-то широте и белый медведь?! — майор тяжко вздохнул. — Он, как на батуте, попрыгал на крыше «Газели» и исчез. Бесследно! «Газель» чуть ли не всмятку… но и это не все, друг мой! Пока все наблюдали за циркачом медведем, прилетел огромнейших размеров орел, опрокинул стол с бумагами и ноутбуками и был таков! ВСЕ!!! Приплыли! С олимпийским спокойствием выслушал майора, и подвел итог: — Во младенчестве я имитировал голоса птиц и животных, несколько лет провел в монастыре на Тибете, вода дает мне сил, чувствую энергетику, и она подчиняется мне, владею гипнозом. Плюс сюда чудо с дедом. Из всего перечисленного вы сделали вывод — я оборотень.       В следующую минуту мне стало его чудовищно жалко и чувствовал себя подлецом — выглядел Волхов просто отвратительно — весь скукожился, не знал, куда девать руки, глаз не поднимал.       Я сказал ему чистую правду, умолчал только об одном — я действительно перевертыш-оборотень!       В старину люди верили и доверяли перевертышам, но современному человеку, одурманенному новейшими технологиями и потерявшему веру во все, кроме денег, не понять и не принять не только древнюю магию, но и веру в Бога.       Но открыться я не смел — это не только моя тайна!       За моей спиной жизнь лесных братьев! Сама Мать-природа! Я принял дары, я в ответе! Но решил признаться, зная, что майор не поверит, но совесть моя будет чиста и смогу открытым взглядом смотреть ему в глаза:  — Да, я — оборотень! Вы правы!       Петр Николаевич поднял на меня глаза, выпрямился и стал хохотать во все горло. Я присоединился к нему. Мы смеялись до слёз, оба сползли со скамеек на пол, держась за животы и сгибаясь в три погибели.       Утирая салфетками слёзы, уселись на свои места. — Вы меня успокоили, Елисей Юрьевич! Конечно, сказки об оборотнях я читал. Ладно, буду держать вас в курсе событий и не стану надоедать своим присутствием — у вас диссертация. Но вы хоть иногда звоните и поговорите с Кузьмичом, пусть успокоит стариков для их же блага. Я пообещал исполнить и первое, и второе. Майор, все еще посмеиваясь и качая головой, сел в свою древнюю «Ладу» и укатил.