истина

Он не спит третьи или четвертые сутки. Он не помнит это. Глубже — он не считает важным запоминать. Перед глазами пространство раскладывается послойно, и в каждом отражается своя реальность, и их таких тысячи. Кто он? Где он? В какой из них он? О нет, предпочтителен другой вариант. Он нигде. Независимый наблюдатель среди миров. Перед ним в пространствах показывают себя стены. По частице стены на каждое, и он не может увидеть, осознать их всех вместе, потому что это не так. Он нуждается в том, чтобы видеть суть, и он её видит. Звуки плотные, звуки затекают в уши и тоже раскладываются, только по-другому. Затекают скорее как молекулы жидкости, словно он задыхается ими. Ножки стола. Провода. Руки перед глазами. Пальцы. Ладони. О черт, что это? Он не понимает, как они работают, как они чувствуют это пространство, но они делают это так, как именно должны. Волосы. Темные нити перед глазами. С ними всё проще, занимают всего по несколько слоев, и ему видятся их молекулы в глубине, но это опять не так, это иллюзия, и он знает это: человеческий глаз не способен увидеть молекулы, но его видит что-то, что кажется правильным назвать ими. Холодно. Тело дрожит. Это вроде бы должно отрезвлять, должно соединять все реальности в одну, склеивать тысячи пространств в единое целое, но этого не происходит. Фёдор не слышит своего дыхания. Он не видит своего отражения. Точнее, в зеркале есть он, но он не может назвать это собой. Он не знает, что он может назвать собой. Он не знает что он. Он жив. Должно быть, он жив. Он видит, он слышит этот мир эти миры. Да, не также, как остальные. Но разве это плохо? Разве это... неправильно? Находиться в каждом по отдельности и во всех сразу, видя, как резонирует дыхание спинки стула вместе с его собственным. У каждого предмета есть душа, если смотреть только на него. Разве есть проблема в невозможности видеть мир целостно? Видеть себя в этом мире? Разве это повод считать себя... мертвым? Нет. Он не может назвать это дефектом, скорее... Достоевский кусает подушечку большого пальца, не моргая и не переводя направление взгляда уже на протяжении достаточно долгого, но незначительного для него времени. Он всё ещё пытается понять, почему так. Всё ещё: вероятно, с рождения. Он не помнит, как было до этого. Нет воспоминаний — нет жизни. Если ты что-то не помнишь, не можешь объять, значит этого нет. Какие вселенные на самом деле реальны? Сколько он может впитать в себя? На сколько его хватит? Он видит только свои руки, пальцы. Значит ли это, что всего остального нет? Не дефект, нет. Скорее истина. Если смотреть сразу на много предметов — теряешься. не получается усвоить такое множество пространств, видишь, в итоге, ничего. Глупо наполненная пустота, но она не становится чем-то при этом. Не та пустота, которая внутри. Но спрятаться хочется от обоих, хочется их наполнить, чтобы являться чем-то постоянно. наверное, хочется. Он поднимается на ноги, держась ладонями сначала за пол, потом перемещая их на стены, чтобы не потерять равновесие. Импульс от соприкосновения проходит сквозь тело, и радиус восприятия наполняется, всё на какое-то время переполняется объемом, и от этого шумит в ушах и кружится голова. Нет, не от того, что он уже несколько суток существует без еды и без сна. Физические потребности не важны, когда у тебя нет целостности. Когда у тебя нет себя. Он подходит к столу, держась за стены, потом перекладывает ладони на его поверхность. Холодно. Его восприятия хватает только на половину деревянных ножек, и ему кажется, что стол летит, и он вместе с ним. Восхитительно. Интересно, что будет, когда его не станет? Способен ли он умереть? Ему так не кажется. Он уверен, что нет. Невозможно умереть, существуя одновременно в таком необъятном количестве реальностей, иначе тысячи миров рухнут вместе с ним. Кружится голова, и он опускается на пол, держась за ножку стола. Теперь она существует, теперь он больше не может летать. Он ложится на пол и улыбается. Безумно, можно сказать омерзительно. Он мог бы назвать себя богом, если бы боги существовали. Но существует только он здесь и сейчас. И он не знает, кто он. А может, всё-таки, Бог. Весь человеческий мир обман. Весь его мир — это то, что он может видеть. Так почему же это не может являться истиной?