Щебуровы, все просто

Поезд набирает скорость, гудит, слегка покачивается, отбивает монотонный бит. Лёша смотрит в окно и внутри вдруг теплеет. Впереди — трёхдневный уикенд по чужому городу, в котором он бывал когда-то пару раз проездом. Всего десять часов на этой ракете, и уже в половине пятого утра под подошвами их обуви будет северная столица. Часы на руке Лёши загораются, издают писк, оповещая, что ровно 19:00 Дверь в двухместное купе плавно и почти бесшумно открывается и входит Нурлан, держа в руке две прозрачные чашки с металлическим дном, а маленькое помещение тут же наполняется ароматом кофе и какао. — Спасибо, Нурик, — Лёша осторожно берет кружку и ставит на маленький столик. — Наслаждаешься видом? — спрашивает Сабуров, садясь на свое место. Отпивает кофе и смотрит. За окном размазываются здания, зато сине-лиловое небо остаётся практически неподвижным. Меньше чем через полчаса благородная Москва сменяется степью. Редкие деревья, пучки кустарников превращаются в штрихи — поезд набирает скорость, и гудение становится громче, но быстро оседает в ушах белым шумом. Нурлан, допивая кофе, переводит взгляд на восхищённого Лёшу. Тот сидит со слегка приоткрытым ртом и блестящими глазами, которые пытаются уловить, запомнить каждый кадр. Как ребёнок. — Никогда не ездил поездом? — Нет, — пожимает плечами Лёша, но взгляд все таки отрывает. — Самолётами обычно. — Пей своё какао, остынет же, — улыбается Нурлан и думает, как же на самом деле человеку мало надо. Нурлан сидит в ноутбуке уже пару часов, и солнце лениво валится за горизонт, оставляя после себя красные шрамы на полотне чистого неба. Лёша, что-то читая в своём телефоне, снова смотрит в окно. — Нур? У тебя ещё глаза не устали от этого компьютера? Так Лёша хочет поговорить, хочет внимания, Нурлан это прекрасно знает. Поэтому без лишних слов снимает очки, закрывает ноутбук и поднимает на самом деле уставшие глаза на Щербакова. — Хочешь пойти к ребятам? — спрашивает Сабуров. — Нет, — качает головой Лёша. — Мне и с тобой вдвоём хорошо. Нурлана эти слова греют лучше июньского солнца, вязанного свитера и горячего чая. Потому что Леша говорит искренне, честно, и это цепляет. — Иди ко мне, — Нурлан расставляет руки, приглашая в свои объятия, и Лёша послушно опускается в них. Эту особенность их взаимоотношений они решили оставить при себе. Конечно, все знали, что оба парня достаточно тактильные, особенно, если дело касается друг друга — коснуться руки без причины, уткнуться лбом в плечо или провести ладонью между лопаток считалось нормальным. Просто никто не знал, что иногда эти прикосновения длились больше двух-трех секунд. Все получилось как-то само собой однажды — шутливая драка за чипсы за просмотром какого-то фильма у Нурлана дома, навалившийся на него Лёша, который все таки схватил пачку. Но не встал. Нурлан тогда просто положил руку на поясницу Щербакова, и так они пролежали до самых титров, комментируя какие-то моменты, угорая над своими же вставками — Лёша на груди Сабурова и Нурлан с рукой на пояснице друга. И с тех пор это стало обычным делом. Никаких поцелуев, приставаний, пошлых подтекстов. — Удобно? — спрашивает Нурлан, когда Лёша устраивается в его руках так, чтобы видеть угасающий горизонт. — Ещё бы, — отвечает Лёша, роняя голову на плечо Нурлана. Сабуров вдыхает запах мятного шампуня с загривка Лёши, не сильно сжимает пальцы на его талии - скорее на складках футболки - и наслаждается этим всем. Скоро совсем стемнеет и будут видны звезды. Свет в купе включать не хочется. Нурлан утыкается носом в шею парня, щекочет своим дыханием, прислушивается к Лешиному. Тишина и темнота медленно заползают в помещение. Остаётся слушать только гул поезда, за которым едва ли слышно сердцебиение. Лешины часы издают писк и светятся четырьмя нолями. — Нур? — М? Лёша аккуратно выпрямляется, Нурлан придерживает его. За окном пролетает лес и становится совсем темно, но даже в редком свете луны, Сабуров видит, как блестят глаза блондина, когда тот поворачивается лицом. Он медленно наклоняется к Нурлану, даёт шанс отстраниться, отвернуться, отшутиться. Но Нурлан не двигается, ждёт, замирает и пытается унять собственное сердце. Лёша касается своими губами губ Нурлана, даже не прижимается, не целует, а просто касается. Это настолько лёгкое, мимолетное, мягкое ощущение, что у Нурлана внутри переворачивается мир. Не потому что его поцеловал парень. А потому что его поцеловал в о т  т а к. Прошло всего пара секунд, и Лёша слегка двигает губами, все ещё едва прикасаясь к ним. Поцелуй был сравним с первым поцелуем в детстве, когда толком не знаешь, что делать, ты просто чувствуешь, повторяешь, ищешь ритм. Когда Щербаков чувствует, что Нурлан ему отвечает, углубляет поцелуй. Он получается сухим, дрожащим, медленным, но у Нурлана уже давно сорвало от него крышу. Даже если Лёша сейчас отстранится, даже если его когда-нибудь спросят про самый лучший поцелуй, казах первым делом вспомнит этот. Но Лёша не отстраняется, целует чуть увереннее, и Нурлан начинает гладить талию поверх футболки. Щербаков подаётся в сторону, Нурлану приходится прекратить поцелуй на секунду, но лишь для того, чтобы придержать. Он мягко кладёт Лёшу на подушку и подминает его под себя, оказываясь сверху. Поцелуй становится увереннее, Лёша позволяет Нурлану углубить его, коснуться языком верхней губы и вскоре сам повторяет это действие. Нурлан с особой нежностью водит пальцами по лицу Лёши, мягко зарывается в волосы на виске. Никакой грубости, никакого намёка на секс, никаких блядских стонов и имитации толчков в раздвинутые ноги Щербакова. Только шумное дыхание, влажный поцелуй, нежные руки, которые не опускаются ниже талии, не сжимают, не оставляют синяков и царапин. Эрекцию никто не отменял, но желание сохранить эту близость было лидирующим. Лёше нравится, как Нурлан нежно целует его в уголки губ, в щеку, в висок, как его руки неторопливо исследуют контур ребер, и даже через тонкую ткань футболки Леша чувствует тепло. Дыхание предательски сбивается, тело начинает дрожать от запредельной нежности, и Щербаков целует Нурлана страстно, цепляется пальцами за мощные руки, кусается, и Сабурову стоит невероятных усилий не окунуться в этот омут с головой. Он позволяет Лёше дёрнуть бедрами, но не позволяет себе толкнуться навстречу. В одежде жарко, внутри все горит и разрывает от желания. Лешины руки вдруг перемещаются Нурлану на грудь, ползут вниз и касается резинки свободных треников. Нурлан перехватывает его запястья одной своей рукой и заводит их за головой Щербакова. Отрываться от этих губ не хочется, но Сабуров понимает, к чему это все ведёт. Нурлан тяжело дышит над Лешей, все его тело дрожит, горит, и казаху стоит огромных усилий не потянуться за ещё одним поцелуем. Щербаков под ним шумно вдыхает воздух через рот, смотрит из-под прикрытых век в глаза и ждёт. — Не здесь, — хрипит Нурлан, пытаясь больше всего достучаться этими словами до самого себя. — Не здесь.. Лёша послушно, торопливо кивает, словно начиная осознавать суть происходящего. — Прости, — шёпотом говорит Щербаков, и Нурлан слышит как в голосе проскальзывает чувство вины. — Не вздумай.. Извиняться.. — собственный голос перебивает грохочущее сердце. — Если хочешь, чтобы я это забыл.. Я постараюсь.. Лёша дёргает руками, и Нурлан поспешно их отпускает, садится в ногах блондина и пытается привести в порядок дыхание. — Только попробуй это забыть, — слышит Сабуров, и улыбка сама собой трогает его лицо. Лёша садится, перехватывает взгляд Нурлана, касается пальцами его щёки, поглаживает шрамы от акне, и казах, как большой кот, прижимается к тёплой ладони. — Обними меня, — раздаётся вкрадчивый шёпот, перебивая равномерный гул поезда. Нурлану хочется умыться, успокоить ноющее нутро, но он покорно опускается рядом на тесную койку, прижимает Лёшу двумя руками к своей груди, чтобы тот не свалился, и блондин утыкается лбом ему в ключицы, рисует пальцем незамысловатые узоры поверх футболки, чувствует, как сильно бьется сердце казаха. — Нур. — М? — Мы.. Теперь вместе, да? Нурлан целует Лёшу в взлохмаченную макушку, сжимает в своих руках крепче и тихо смеётся от такого наивного детского вопроса: — Да.