***
— Скажи, ты специально меня доводишь? — Нурлан курит прямо на кухне, и в приоткрытое окно дует весенний ещё тёплый ветер. — Ты знаешь, что у меня сейчас не лучшие времена в работе, и специально бесишь. Лёша пьёт крепкий чай без сахара, терпеть не может запах сигарет и обожает Нурлана. — Ты прекрасно знаешь ответ, сладкий, - гнусавит Щербаков с широченной улыбкой, а потом серьёзно и ободряюще добавляет: — И ты прекрасно знаешь, что ты не потеряешь работу. Так что хватит сидеть за компьютером, а то глаза скоро сузятся до размера щели в свинье-копилке, — и добавляет: — И прекращай курить, Нурик. Давай я тебе эту парилку куплю? Хотя бы вонять не будешь. — Ага, Лех, как ты там говорил на выступлении? "Тушите педика"? — Я потушу, не волнуйся, — подмигивает Лёша и отправляет казаху воздушный поцелуй, хотя находится в метре от того. Забота Лёши через стеб и шутки - обычное дело. И Нурлан улыбается этому, выкидывая сигарету.Тушите педика*
12 февраля 2021 г. в 17:01
Примечания:
самая первая моя работа по щебуровым.
курсивом в кавычках и название главы - слова Щербакова/Сабурова из выступлений и интервью
«Мне клево от этого. Я питаюсь энергией какой-то от того, что довожу людей. Мне всегда говорили, что я энергетический вампир. Когда человек зол на меня, я просто вбираю это в себя».
Секс с Сабуровым — война. Руки, заломленные за спиной до треска в суставах, громкие стоны, сквозь длинные пальцы, зажимающие покусанные губы, сжимающие горло, ягодицы, резкие и больные рывки, громкие ругательства и тихие рычащие угрозы на ухо; покрасневшие царапины, бутонами расцветающие на шее и ключицах засосы — раны, унесённые в душ после боя.
«Это моя проблема. Если что-то идёт не так, я агрессирую»*
Фрикции — «А кому они нужны вообще? Мы взрослые здоровые мужики, чтобы друг другу уши облизывать сахарным словечками». Вот то-ли дело...
— Леха, блять, закрой рот, — кричит Нурлан из комнаты, в которой сидит в ноутбуке с пустым листом в Word уже второй час. — Я работаю.
— Нихуя ты не работаешь, — Щербаков наглый, хитрый, бесноватый, орёт в ответ из кухни, где громко играет какая-то музыка, а он фальшивит, завывает, идёт наступлением на Нурлана. — Только делаешь вид, чтобы мне внимание не уделять. — стебется, лыбится, ломает голос до уровня семиклассника.
— Не мешай мне, блять, — Сабуров злится, скалится, напрягает мышцы и сжимает руки в кулаки. Застой в собственном творчестве вымораживает, подбрасывая мысли о скором окончательном выгорании. Нервы натянуты тугими нитями, а зубы скоро сточатся от той силы, с которой казах сжимает их.
А Лёша, засранец, делает погромче, кричит в голос, и, кажется, соседям уже тоже надоело — раздаётся звонкий бой молотка об батареи, и Сабуров срывается. Встаёт и буквально несётся на кухню, чтобы поставить этого упыря бессовестного на место — на колени.
«Это какое надо иметь мужество, чтобы быть гомосеком в России, да?»**
Лёша закоренелый гомофоб. В студенческие годы, перебравшись в Москву, юный парнишка, прошедший строгие нравы отца, бешенные школьные годы и жёсткую армию, пребывал в неком ахере, когда видел, как два молодых человека шли по бульвару, держась за руки в пидорковатых шарфах. Щербаков только углублялся в тот ахуй, когда слышал, что многие относятся к этому нормально. Алексей, которого мысленно выворачивало наизнанку от одной только мысли о подобном, всегда жёстко стебал таких, хотя хотел втаптывать ногами их в асфальт.
Лёша чувствует, как ему не хватает воздуха, когда ладонь Нурлана давит на затылок, а над головой произносится недовольное, рычащее «Как будто в первый раз, ну же». Щербаков чувствует, что гомофобы таким не занимаются, не должны. А ещё Лёша чувствует, что ему хорошо. Нурлан зол, и Лёша балдеет.