Закулисная правда

Дорогой Тамино! Ты, конечно, сейчас с ума сходишь и тщетно пытаешься меня разыскать. Пожалуйста, не надо этих поисков... Если ты считаешь, что я – лицемерка и предательница, я не буду спорить, это так и есть. Хотя я ни разу не говорила тебе прямо, что люблю тебя, но и без того... Можешь возненавидеть меня, если тебе от этого станет легче. Идти на такие обманы оказалось гораздо тяжелее, чем я думала. Мне невыносимо жаль и тебя, и Папагено (хотя он, понятное дело, пострадал мало, напротив, нашёл невесту и зажил счастливо, но он так искренне старался меня спасти), и Зарастро. Попробую объяснить тебе всё по порядку. Может, не простишь, так хоть поймёшь. В этом письме нет ни слова лжи. У матери мне жилось очень нелегко. С тех пор, как умер мой дорогой отец, она целиком и полностью посвятила жизнь власти. Ей нужна была власть над всеми народами и государствами, которые она только могла захватить, она, думаю, мстила своей судьбе за те годы, которые прожила в подчинении у моего волевого отца. Я была слишком покорной, и именно поэтому мама меня практически не замечала. Ей нравилось подавлять восстания, воевать с соперниками... Мне было ужасно одиноко. Несмотря ни на что, я очень любила маму и переживала из-за того, что мы стали друг дружке практически чужими. Хотя, может, такова судьба всех венценосных особ. Может, мама ждала, что я, уже подросшая, сама начну плести сети интриг и пробираться к трону, и моя безвольность её разочаровывала и раздражала... Возможно. Я уже не смогу поговорить с ней. Зарастро было до смешного просто меня похитить. Я не любила постоянно ходить с охраной, а мама за этим не следила... Впрочем, ты говорил, что мамины служанки тебе рассказали – меня утащили из кипарисовой рощи в нашем дворцовом парке. Только вот то, что это произошло у мамы на глазах – неправда. Как мама могла быть вне стен дворца в ясный полдень, когда в небе сверкало солнце, если солнечные лучи для неё губительны? Боюсь, она сочинила эту подробность, чтобы тебя пуще разжалобить. Хотя что я болтаю? Я, которая так притворялась перед всеми! В общем, чтобы зажать мне рот, связать руки, посадить на коня и привезти в Солнечную страну, Зарастро особо трудиться не пришлось. Я была так ошеломлена, что даже почти не сопротивлялась. Когда Зарастро приехал к себе, обнаружилось, что у него возникли какие-то срочные и важные дела. Какие – не помню, помню, что все вокруг бегали, спорили и суетились. Спроси, если хочешь, у Зарастро, что там тогда стряслось. Главное, что все были страшно заняты и почти некому было меня стеречь. Некому, кроме Моностатоса, который и вызвался это делать. Помню, Зарастро неохотно на это согласился. Но никого другого из его приближённых поблизости не оказалось, и выхода не было. Перед тем, как отправиться разбираться со своими делами, Зарастро строго-настрого велел Моностатосу обращаться со мной как можно лучше и почтительнее и пригрозил высечь его в случае неповиновения. Первые пару дней угроза действовала. Не знаю уж, что подразумевал Зарастро, но для пленницы я жила неплохо. Можно было бы подумать, что я приехала к Зарастро с дружеским визитом. Только меня не отпускали из выделенных для меня покоев ни на шаг. На третий день всё начало меняться. Сначала это были так, редкие намёки с его стороны. Я не обращала внимания (или делала вид, что не обращала). Но потом Моностатос открыто признался мне в любви и потребовал немедленной взаимности. Сказал, что влюбился в меня с первого взгляда и поэтому выпросил разрешение меня охранять. Я сперва совершенно растерялась. Затем меня здорово разозлили эти, мягко сказать, настойчивые домогательства. Я привыкла, что мама часто заставляет меня делать то, чего я не хочу, но чтобы мне ещё приказывали, кого я должна любить! Этого я терпеть не хотела и нашла в себе силы противиться. В конце концов, сообразила сказать, что пожалуюсь Зарастро. Это подействовало. Моностатос предпочёл, чтобы я оставалась на его, скажем так, попечении. На время в месте моего заточения воцарилось спокойствие. Он по несколько часов стоял рядом и безмолвно смотрел на меня. Я поначалу из-за этого чувствовала себя скверно, но со временем меня это даже тронуло. Как я уже написала, я со смерти отца была мало кому нужна. Где-то на второй неделе моего плена я осмелилась спросить Моностатоса: – Зачем Зарастро меня похитил? – Не знаю, – ответил тот. – Зарастро не всегда откровенен с подданными относительно своих планов. Но я рад, что он это сделал, – тихо добавил он. – Да что во мне такого? Даже я заметила, что тут у вас ничуть не меньше красивых девушек, чем в любой другой стране, и многие могут быть польщены вниманием со стороны начальника стражи, – пробормотала я. – Никто не может быть польщён, – с горечью сказал на это Моностатос. – Из-за моего уродства, особенно цвета кожи... Вот уж этого я не ожидала. Он был, конечно, не ослепительно прекрасен, но уродом его никак нельзя было назвать. Я, по крайней мере, привыкшая видеть в услужении у мамы некоторых жутких созданий с кожей (или чешуёй) темнее самой ночи, не видела в смуглом лице гранадского мавра ничего такого отталкивающего. И у него были красивые вьющиеся чёрные волосы и выразительные тёмные глаза. – Не могу поверить, что дело в этом! – воскликнула я. – Вы бы лучше следили за тем, как обращаться с женщинами. – Раньше я пытался быть таким же любезным и обходительным, как прочие кавалеры, – пожал он плечами. – В том-то и дело, что все девушки прямо говорили, что черномазого к себе не подпустят. Мне стало его жалко. Я хорошо понимала, что такое одиночество! Хотя о супружеской любви я раньше всерьёз не задумывалась, но зато испытала на себе отсутствие любви материнской. Я подумала, что на самом деле мой тюремщик не такой уж и отвратительный. – Если вы больше не будете меня мучить, может, со мной у вас что-нибудь выйдет, – сказала я. После этого Моностатос, конечно, не стал мгновенно нежным и чутким. Да и не мог он. Он от природы вспыльчивый. Но хотя бы он старался как мог, как только понял, что у него есть шанс. Почти незаметно для себя я к нему привязалась. К тому же Зарастро, занятый, видно, по горло, навестил пленницу всего пару раз, а стражники и рабы меня сторонились, и больше в общем никого рядом не было, чтобы хоть поговорить. Не буду долго тебе описывать, Тамино, все дни, проведённые мной в плену. Ты и так, думаю, терзаешься, читая всё это. Скажу, что через пару месяцев, когда Моностатос в очередной раз принёс мне еду, я улыбнулась ему: – Я согласна. Он так свыкся со своей ролью неудачника, что даже сперва не понял, о чём я! Некоторое время мы были счастливы, как никогда. Пока я не вспомнила, что моя мама, мечтающая выдать меня замуж за какого-нибудь великого короля – желательно очень великого, – вряд ли обрадуется, если я выйду замуж за простого стражника. И с её характером она вполне может кого-то из нас убить, или бросить в темницу, или отправить в пещеры Ночных Кошмаров... У меня не было никаких идей, как этого избежать. Разве что мелькнула мысль обратиться за помощью к Зарастро, но я её отмела как слишком рискованную. Моностатос предложил сбежать и скрываться некоторое время, пока мама не махнёт рукой. Я возразила: – Она нас найдёт. Не забывай, что она не кто-то, а Царица ночи. – Она не догадается, где искать. Мы сбежим не вместе, а по отдельности. – Как так? – спросила я. – Послушай. Зарастро мне не очень доверяет. Я попробую как-то его сильно разозлить, чтобы он изгнал меня из Солнечной страны. Я испугалась: – А он тебя не казнит? – Нет, – рассмеялся Моностатос. – Смертной казни у нас нет. В худшем случае меня высекут, но это мелочи. Я не считала, что это мелочи, но видела, что выхода другого нет. – А ты некоторое время побудешь здесь, – продолжил он. – Потом сумей как-нибудь втереться к Зарастро в доверие – у хрупкой юной девушки это всегда получится – и добейся того, чтобы тебе предоставили больше свободы. И при первой же возможности убегай. Мне задумка показалась в целом удачной. Мы обсудили, где мы встретимся после моего побега, и стали думать, чем же Моностатос может разозлить Зарастро. – Убивать и ранить никого не надо, – постановила я. – Не хочу, чтобы счастье было куплено за чью-то кровь. – И не надо, обойдёмся и без крови. Всё, что от тебя потребуется – пожаловаться Зарастро на мои домогательства, как ты раньше собиралась. Мы решили, что несколько дней мы будем изображать злодея и жертву, чтобы всё было совершенно правдоподобно. Я выбрала подходящий день, когда Зарастро собирался на грандиозную соколиную охоту, и собралась по его возвращении со слезами кинуться ему в ноги. И именно в этот день вы с Папагено пришли меня спасать. Я была в ужасе, когда Папагено мне рассказал о тебе и о том, что прислала вас моя мать. Но всё же, набравшись храбрости, я продолжила разыгрывать задуманный спектакль и опять же для достоверности прикинулась влюблённой в моего принца-освободителя. Разумеется, я специально повела Папагено той дорогой, по которой собирался возвращаться с охоты Зарастро... Тамино, знал бы ты, каково мне было бросаться в твои объятия на глазах у моего возлюбленного! Ты не виноват – ты ни в чём не виноват. Но для меня это было пыткой. Хуже того, Зарастро велел высечь Моностатоса, но по своему мягкосердечию не отправил его сразу же в изгнание. Хорошо ещё, что, отправив тебя и Папагено на испытания, все благополучно забыли обо мне. Мне удалось встретиться с Моностатосом и спешно обсудить, что делать теперь. – Ничего, я доведу Зарастро до того, что он меня выгонит, – сказал он. – Я ещё раз буду требовать твоей любви, снова получу отказ и попытаюсь тебя убить. На крики придёт Зарастро... На этот раз хитрость удалась. Мне даже не пришлось притворяться растерянной и подавленной: я тебе говорила, неожиданно появилась неизвестно откуда мама и приказала мне убить Зарастро, угрожая проклясть меня... Это было действительно страшно. Зарастро, добрая душа, успокоил меня как мог. А Моностатосу наконец-то велел убираться подальше. Я была так благодарна Зарастро, что чуть не выболтала ему наш план. Но сдержалась: мне почудилось, что он уже что-то подозревает. И я, стиснув зубы, изображала спасённую принцессу из сказок. Ведь никто не должен был знать, куда я собираюсь убежать! О вашем с Папагено испытании молчанием я правда понятия не имела и удивилась необычайно, когда вы словно воды в рот набрали. Мне кажется, я тогда переиграла: если б я любила тебя по-настоящему, я бы обиделась, может, серьёзно обиделась, но не попыталась бы покончить с собой! Но ни ты, ни три мальчика, ни кто-то другой не заметили того, как глупо, в сущности, я себя вела. Вот когда я по-настоящему чуть не умерла, так это после известия о падении матери и её свиты в бездну вечной ночи. Зарастро говорил, что с ними был и Моностатос... Я не догадалась, что, в отличие от Царицы ночи и её слуг, человек просто не может пасть в эту бездну от одного только солнечного луча. Даже если это законченный негодяй. А ты теперь знаешь, что Моностатос негодяем не был. Я почти смирилась с тем, что придётся мне выйти замуж за тебя – куда ещё деваться? И я была вне себя от счастья, когда мой любимый неожиданно прислал мне письмо из... не скажу откуда, чтобы нас не нашли. Я знала его почерк и прекрасно понимала, что о нашей связи не знал ровным счётом никто – мы за этим следили. Поэтому письмо не вызвало у меня никаких сомнений, и я чудом ухитрилась незаметно уйти из крепости Зарастро и за несколько монет без труда доехала до условленного укрытия. Ещё раз скажу, что это было почище Ночных Кошмаров – изображать любовь, которой нет. Ты ещё почти мальчик, не сталкивался, наверное, с таким чудовищным притворством. Если сможешь, прости меня. Если не сможешь, я тебя не виню. Одна у меня надежда касательно тебя. Ты влюбился в меня по моему портрету, а художник меня очень здорово приукрасил... Я думаю, наша совместная жизнь была бы для тебя разочарованием хотя бы потому, что я далеко не та сказочная красавица, которую ты полюбил. Так вот, хорошо бы ты в жизни нашёл эту красавицу. Может, она уже сейчас ждёт своего принца! Я уверена – я и Папагено так сказала – если по-настоящему надеешься, что любовь придёт, то она придёт. Обязательно. Папагено, кстати, тому доказательство. Передай, что я от души желаю им с Папагеной счастья. Они так подходят друг другу! Зарастро скажи, что, если я смогу, когда-нибудь отплачу ему за всю его доброту ко мне. Да, и скажи, что новой Царицей ночи я становиться не собираюсь – последних дней мне хватило, чтобы понять, какая я всё-таки нерешительная и слабая для такой ответственности. Я думаю, мамины земли заберёт Звёздный король, он с ней давно воевал. По-моему, он хороший правитель. Прощай, Тамино. Может, мы вернёмся в Солнечную страну, но не в ближайшем будущем – не хочу я тебя мучить нашим счастливым видом. Ты очень славный, Тамино, но даже если бы я тебя полюбила, мы бы не были счастливы. Я ж говорю, не обижайся уж на это, ты ещё почти мальчик – зачем тебе робкая и безвольная жена! Дружеские чувства к тебе у меня останутся всегда, и когда ты найдёшь свою принцессу, первая тебя поздравит Памина, Лунная царевна.