После взрыва

Рауль быстро отвечает на срочные запросы своих подчинённых, встаёт и направляется к выходу из кабинета, приказывая Катце следовать за собой. Рыжий монгрел кивает и молча следует за ним. Боится, очень боится. Но сам приехал и сейчас идет за ним. Какой же всё-таки склонный к любопытству экземпляр, на грани с патологией. Рауль вместе с Катце за своей спиной проходит к лифту, в котором они спускаются на минус третий этаж, проходя несколько сканирующих устройств по пути. Перед особо усиленными дверями в нужную лабораторию Рауль вводит личный код в дополнение к сканированию своей ладони. Двери открываются в огромное помещение, поделённое на отсеки, с большим количеством специализированного оборудования. Рауль идет по этому лабиринту, кивая на приветствия немногочисленных сотрудников, замечая, как они бросают любопытные взгляды на следующего за ним Катце. Да, элита тоже отличается повышенным уровнем любопытства, её такой создают. Прямо здесь и создают. Пройдя через всё помещение и ещё один сканер, Рауль, а следом за ним и Катце, заходят в гораздо меньшую по размеру, чем предыдущая, но всё же большую лабораторию. Слева находится большой резервуар с прозрачной, немного голубоватой жидкостью, в котором находится дзинкотай. Рауль бросает взгляд на Катце, остановившегося за его спиной и чуть расширившимися глазами смотрящего на блонди в резервуаре. Длинные волосы дзинкотая кажутся темнее, чем есть, обнаженное тело выглядит совсем белым в чуть окрашенной жидкости, тонкие трубки идут к его рту, носу и разъему в основании затылка. Глаза будущего тринадцатого блонди закрыты. И когда он их откроет, Рауль не будет в них смотреть. Он и так знает, что глаза у него не синие. Рауль садится за пульт возле резервуара, проверяет несколько показателей, после чего поворачивается к Катце и небрежно-светским тоном говорит: – Познакомься с будущим главой Синдиката, Катце. Он тебя ещё не видел, но уже знает о тебе. Катце моргает и переводит на него растерянный взгляд. Рауль снисходительно усмехается и начинает пояснять: – Этот почти готовый проснуться блонди уже обладает знаниями Ясона, как Ясон в своё время обладал знаниями своего предшественника. Но это не Ясон и не его память. Это только то, что Ясон записывал, как и любой другой блонди. То, что непосредственно относилось к его должности. Этот блонди уже знает, кто такие и я, и все другие члены Синдиката. Так же он знает и о тебе, как о бывшем фурнитуре Ясона и крупнейшем дилере чёрного рынка, работающего на Танагуру сейчас. Он знает, как о факте, о пэте Ясона, потому что Ясон его регистрировал и это официальная информация. Он знает о всех переговорах и сделках Ясона то, что Ясон оставлял в отчетах, которые проверялись Юпитер. Об отношении Ясона ко мне, тебе, или... – Рауль запнулся на мгновение, - Рики, он будет знать только общую информацию, которая была отражена в отчетах кого-либо из блонди. Всё время, пока говорит, Рауль следит за реакцией Катце. Собрался, сосредоточился и воспринимает информацию. Хорошо. – Все эти данные загружены и теперь предстоит процесс их перевода в долговременную память, окончательного этапа усовершенствования и настройки мозга и финальной синхронизации его с телом. Создать любого представителя элиты, и особенно блонди, очень непросто. Даже если брать только тело, которое значительно сложнее, чем у любого, даже самого совершенного андроида. Но какими бы сложными не были тела элиты, самое сложное – это мозг. Как ты знаешь, мозг у элиты органический. Это не скрывается, но и не заявляется во всеуслышание. Обходить этот вопрос, обтекаемо отвечать на эту тему дипломатам Федерации учится любой представитель элиты. Как ты думаешь, Катце, откуда берутся эти органические мозги? – Искусственно выращиваются? Как... Прошу прощения Господин Ам, я недостаточно компетентен в этой области, – останавливает себя Катце. – Ты хотел сказать, как чистопородные пэты первого поколения. Ты настолько компетентен, насколько требуется от того, кто торгует подобными существами, а не создает их. Да, были неоднократные попытки пойти этим путем, – невозмутимо кивает Рауль. – Но элита с подобным мозгом оказалась не способна в полной мере выполнять возложенные на неё функции. Как и самые сложные и напрямую управляемые Юпитер андроиды. Именно в период, когда функции элиты выполняли андроиды, и произошла попытка революции с её лозунгом: «Эра служения людей машинам окончена», в результате подавления которой и возник Керес. Юпитер были нужны посредники между машиной и людьми. Перебрав и несколько поколений андроидов, и полностью искусственно созданную элиту, Юпитер было принято решение вернуться к первоначальному варианту. Который, несмотря на все издержки, оказался самым удачным. Первые представители элиты обладали мозгом человека, родившегося и выросшего естественным путем. – Кто… – голос Катце звучит хрипло, – кем были эти люди? – В самом начале это были взрослые переселенцы, учёные, добровольцы, искавшие способы создания тех, кто впоследствии станет дзинкотаями, сначала с помощью Юпитер, а потом и под руководством искусственного интеллекта. Полностью органический, не усовершенствованный мозг пересаживался в искусственное тело. В первое время с крайне высоким процентом неудач. Вначале тела, в которые пытались пересаживать человеческий мозг, были гораздо примитивней. Добиться совместимости и управления таким телом было почти невозможно. Со временем, новыми изобретениями и накапливаемым опытом процент удачных случаев совместимости уже не полностью органического мозга со всё более совершенными моделями искусственных тел - увеличивался. С ростом самостоятельности Юпитер требовалось все больше и больше таких представителей. Количества тех взрослых людей, кто был согласен на это добровольно, было недостаточно, начались попытки искусственного выращивания органического мозга для представителей элиты, результат которых, как я уже сказал, не устроил Юпитер. Тогда кандидатов в элиту начали выращивать. Из естественно родившихся младенцев. И это тот лимит информации, утечка которого допустима потому, что выгодна на высшем государственном уровне и под видом строжайшей тайны. Рауль чуть склоняет голову, внимательно смотря на Катце и ожидая. – А информация, утечка которой невыгодна Амои? – спрашивает Катце, и Рауль видит, как легко подрагивают у него пальцы от напряжения и предвкушения, что он безуспешно пытается скрыть от блонди. – Подобная утечка выгодна Амои. К управляющему аппарату больше доверия со стороны представителей других планет, при знании, что в некотором смысле элита тоже может считаться людьми. На более низких уровнях минусы перевешивают плюсы, и более выгодным является сохранение таинственности. А вот то, что невыгодно ни на каком уровне, это тот факт, что для создания одного члена элиты требуется не один человеческий младенец, так как не каждый, даже отобранный многолетней селекцией мозг, оказывается пригоден к усовершенствованию, которое требуется для мозга элиты. И чем выше класс элиты, тем больший отбор требуется. Когда активируется элита любого другого класса, кроме блонди, она обладает общими знаниями, необходимым минимумом, с которого начинается реальное обучение. Блонди же всего тринадцать – высшее управляющее звено, главы департаментов. Времени на обучение блонди нет, держать резерв при таких затратах нерационально. Потому блонди создают, загружая в мозг потенциального сильвера знания предшественника на этой должности, предварительно доведя этот мозг до уровня, требующегося для блонди. Это не память как таковая, это чистая информация, факты. Чтобы это работало как нужно, требуется простроить ассоциативные связи с другими отделами мозга. Это является моей непосредственной задачей наряду с остальными. Любого члена элиты в момент его пробуждения в искусственном теле нельзя назвать личностью в том смысле, в каком личностью считают себя граждане, или, - Рауль бросает короткий взгляд на Катце, – монгрелы. Кандидатов в элиту отбирают в возрасте около трёх-пяти лет, далее определенным образом обучают до двадцати пяти, когда мозг полностью сформируется. Было проведено множество опытов с более раним усовершенствованием, но не полностью сформированный мозг не подходит для усовершенствования. Даже сейчас, при всём накопленном опыте, всё еще далеко не каждый подходит. Перед загрузкой того, что нужно элите, память полностью стирается. Элита не помнит ничего из жизни доноров мозга. Мы просыпаемся с знанием, кто мы, зачем и как выполнять то, что от нас требуется. Это готовые алгоритмы, формулы и протоколы. Личность, в близком к общепринятому смысле, может возникнуть позже, на основании уже личного опыта конкретного представителя элиты. Рауль замолчал, ожидая вопроса Катце. – Что случается с теми, кто, не подходит? – Тихо и, похоже, уже понимая, спрашивает Катце. – Зависит от уровня повреждения мозга в процессе усовершенствования. При необратимых случаях – утилизация. В случае не столь сильных повреждений – возврат в Мидас и дальнейшее участие в селекции. Линии потенциальной элиты контролируются внимательней, чем остальные граждане. - Питомник... – очень тихо произносит Катце. – Мидас – это питомник для выведения элиты. Как Гардиан, питомник для фурнитуров, в том числе. – Можно и так сказать, – невозмутимо подтверждает блонди. – В селекции для создания требуемых качеств при необходимости участвуют и представители других планет и иногда монгрелы. Кивая при виде расширившихся глаз Катце, Рауль подчеркивает: – И это именно та информация, которую никто не должен знать, кроме Юпитер, элиты непосредственно занимающейся селекцией и отбором, и тех, кто обеспечивает информационную безопасность. В рядах последних я бы хотел видеть и тебя. – А в случае моего отказа – утилизация? – Зачем же? Ты пока достаточно полезен на своем месте, коррекции будет достаточно. Катце передергивается и неосознанно делает маленький шаг назад. А у Рауля, похоже, наконец-то кончается терпение, потому что он вдруг, несколько неожиданно для самого себя, чувствует вспышку ярости и отрывисто спрашивает: – Долго ты ещё будешь от меня бегать, Катце? – А долго вы будете за мной гоняться, господин Ам? – Вскинув голову, с усталым вызовом спрашивает в ответ Катце. – Ты знаешь, что я был весьма снисходителен к тебе. Возможно, слишком. Ты полезен на своем месте, но не незаменим. Если я захочу, ты больше не покинешь моих апартаментов. – Живым, – тихо говорит Катце. Он смотрит в пол, сжимая зубы. – Живым, – Соглашается Рауль. – Но я хочу, чтобы ты пошел со мной сам. Катце выглядит действительно измотанным, настолько, что он спрашивает прямо: – Зачем я вам? «Раз уж ты решился на прямой вопрос, вот тебе прямой ответ»: – Ты принадлежал Ясону. Вот так просто. Три слова. Не объясняющие ничего. Объясняющие всё. «Поймешь ли? Не просто принадлежал. Знал его. Ты тот, кто действительно знал его, единственное, что осталось после него, кроме памяти. Практически созданный им. Сколько тебе было, когда Ясон выбрал тебя? Тринадцать? Ты знаешь, что у тебя такое же выражение лица, когда ты скрываешь свои эмоции? И что, несмотря на то, что глаза у тебя совсем другие, азарт в них тот же? Что формулируешь ты очень похоже? Что половина твоих интонаций мне знакомы?» Катце молчит. Рауль тоже. Пауза длится так долго, что кажется уже неестественным прерывать её. «И ещё ты единственный, кроме меня, кто знает, что с ним случилось», – думает Рауль. Наконец, Катце говорит: – У меня есть условия. Рауль поднимает бровь: – Условия? – Вы хотите, чтобы я пошел сам? У меня есть условия, – твердо повторяет Катце, смотря Раулю в глаза. – Я слушаю. Рауль едва заметно улыбается. «Да и это тоже похоже. Торгуешься, увидев мою потребность. Конечно, я сам тебе её показал. Давай, попробуй ухватить побольше, «кошка». Мне интересно, сможешь ли».