После взрыва

Приходя в себя после оргазма и слушая тишину внутри, там, где выл ветер, Катце думает, что восстановительная операция всё-таки была хорошей идеей. Секс действительно помогает от чувства пустоты внутри, но, похоже, не с кем угодно. С Раулем вот определенно помогает. С блонди. Нет, он не перестанет этому удивляться. Или причина была в другом. Он, похоже, ошибся. В каком-то смысле Катце теперь чувствовал себя принадлежащим Раулю. Не так, как Ясону – совсем по-другому, и потому это не ощущалось предательством. Принадлежностью, тем не менее, ощущалось. Шрам, символ своей преданности Ясону, Катце по-прежнему не убирал. Теперь он был данью памяти. Рауль, эстет Рауль, не возражал. Иногда он проводил пальцами по шраму Катце, и выражение его лица становилось задумчивым и, может быть, даже немного печальным, если предположить, что блонди в принципе способны на такие чувства. Но, возможно, этот шрам был памятью о Ясоне не только для него. Похоже, он был не единственным, кого необратимо изменило противостояние Ясона и Рики. Был еще Гай, но Гая оно, как и Дэрила, уничтожило, пусть и не физически. А он и Рауль остались живы, но изменились настолько, что Катце не был уверен, связывало ли их с ними же прежними что-либо, кроме памяти. А ещё пытаться взломать невозмутимость блонди провокациями было очень увлекательно. Всё еще жутковато, но потому и так увлекательно. Рауль часто просто отмахивался от него, а иногда, когда Катце перегибал – жёстко осаживал, и Меченый на время затихал. Но иногда... иногда Катце казалось, что Рауль в ответ играет с ним. И что блонди действительно нравится эта игра. В такие моменты и глаза Рауля, и всё его лицо становились непривычно, нереально живыми. И восторг, который от этого испытывал Катце, трудно было с чем-либо сравнить. За три месяца, что он уже жил между своей квартирой в Мидасе и апартаментами Рауля в Эос, Катце немного начал привыкать к этому всему, но и близко недостаточно, чтобы не испытывать изумления каждый раз, когда он сам открывал дверь в апартаменты Рауля, здоровался официальным поклоном с ним на работе после ночи вместе, провоцировал, откровенно нарываясь и получая в ответ не удар, а невозмутимость или сарказм. Все те моменты, когда, обнаглев Катце открыто закатывал глаза, вылезая из постели, когда Рауль приказывал ему подать вино сразу после секса, и краем глаза успевал заметить дрогнувшие в улыбке губы блонди. Бережность вместо грубости в постели, соблюдение их договоренности и отсутствие стремления Рауля задним числом переиграть в свою пользу, несмотря на подобные попытки со стороны Катце. И больше всего – иногда замечаемое, искреннее веселье в прищуренных зелёных глазах, когда он игриво поддевал Катце в ответ на его провокации, или то, что Рауль не скрывал от него свою усталость, или совсем немыслимые маленькие жесты, как, например, прикосновение к спине или волосам, когда Рауль проходил мимо него в своих апартаментах. Несколько дней назад был год после Дана-Бан. Новый глава Синдиката вступил в должность за неделю до этой даты. Катце даже один раз видел его, издали. Успел заметить очень светлые с золотистым оттенком волосы, лежащие мягкими волнами. И брошенный в свою сторону внимательный взгляд светло-голубых глаз. Похож. И совсем другой. Рауль стал приходить раньше и уходить немного позже, иногда они даже вместе завтракали или ужинали. В молчании или обсуждая дела службы безопасности или спрос на определенные породы пэтов. Своих Рауль, действительно, продал, и новых не заводил, аргументируя это для других блонди необходимостью отделять личную жизнь от работы. Катце поворачивает голову и смотрит на лежащего рядом Рауля. Блонди лежит на спине с закрытыми глазами, дышит ровно, но не спит. Катце видит, как его пальцы слегка постукивают по постели: блонди размышляет о чём-то, Катце неоднократно видел этот жест. Кажется, впервые Катце может его спокойно рассмотреть. Спящим он его не застаёт – Рауль засыпает позже, а просыпается раньше него. Разглядывать его на работе, при общении или тем более сексе, было... неудобно это было. Да, он одевает и расчесывает его периодически, но при этом переключается в режим фурнитура, и ему не до рассматривания. Потому сейчас он пользуется возможностью и наконец-то как следует рассматривает своего… Хозяина? Начальника? Любовника? Катце сам до сих пор не понимает, кто они друг другу, слишком быстро всё в его жизни поменялось кардинальным образом. И замечает, что губы у Рауля полнее и более изогнутой формы, а общее выражение лица, несмотря на привычную холодность элиты, все же немного более открытое, чем у тех немногих блонди, которых он видел. Не потому ли он прячется за волосами? Привыкший анализировать ум Катце тут же пытается найти причину такого отличия. В чем разница между Раулем и другими членами Синдиката? Правильно, он является единственным учёным среди управляющих. Возможно, необходимая для учёного открытость новой информации так отражалась в его внешности, что пробивалась даже сквозь извечную маску. Катце по собственному опыту знает, что Рауль гораздо эмоциональнее, чем выглядит, как, впрочем, был и Ясон – даже ещё эмоциональнее. Но каким-то образом и владеет собой Рауль лучше, чем Ясон. Может, потому что, старше, может – из-за специфической отстраненности учёного, Катце не знает. Впрочем, не он, Катце, был тем, кому Ясон действительно показывал всю свою эмоциональность. Но было что-то ещё, эта его открытость и жажда знаний. Любопытство. Все блонди были любопытны, но Рауль, в силу всё той же специализации – особо. И именно любопытство является тем, что Катце очень хорошо понимает. И сейчас ему в свою очередь до зуда интересно, что сделает Рауль, если Катце проявит некоторую инициативу? Рауль не возражал, когда Катце сам прикасался к нему во время секса. Своего отношения к этому блонди никак не показывал. Ему приятно? Терпит по каким-то неведомым Катце экспериментальным причинам, или ему всё равно? Думая об этом, Катце протягивает руку и осторожно гладит блонди по груди, чуть задевая сосок. Рауль открывает глаза, смотрит в лицо застывшему и всё еще прикасающемуся к нему Катце, переводит взгляд на чужую руку на своей груди и снова опускает веки. Катце сглатывает. И что это значит? Блонди не возражает? Против чего ещё тогда он не возражает? Рауль, как оказалось, не возражает и против куда более откровенных прикосновений. По крайней мере, явно не возражает: искусственные мышцы сильно напряженны, блонди сдерживается, и Катце чувствует себя обезвреживающим взрывчатку. Но Рауль его не останавливает и продвинуться позволяет очень далеко, настолько далеко, что Катце с трудом верит в происходящее, прикасаясь к однозначно реагирующему на это члену блонди. Когда, всё ещё не встречая противодействия, Катце наглеет настолько, что тянется за смазкой, Рауль молча дергается, и Катце быстро накрывает его член своим ртом, думая, что это, видимо, последнее, что он успеет в своей не очень долгой, но, безусловно, весьма насыщенной жизни. Не последнее. Блонди дышит заметно чаще обычного, продолжает дёргаться, реагируя на прикосновения сначала языка Катце, а потом и его пальцев в смазке, но продолжает молча лежать. Целуя живот, грудь, шею блонди, Катце медленно нависает над Раулем, пока его член не упирается во влажное от смазки место на теле под ним. Рауль снова сильно дергается, подаваясь вперед и вверх, и Катце быстро склоняется и глубоко целует его до тех пор, пока блонди не откидывается снова назад. Прервав поцелуй и наклонившись к уху Рауля, Катце шепотом выдыхает: - Я не мог не попытаться. После чего, немного отстранившись, смотрит на блонди под ним. Руками Рауль вцепился в матрас, прорвав прочную простынь насквозь, его мелко трясёт от напряжения. Блонди тяжело дышит, насквозь прокусив собственную губу, и смотрит на Катце расширенными зрачками. Жидкость, заменяющая дзинкотаям кровь, заливает его подбородок. И она синяя. У самого Катце в этот момент зашкаливает и пульс, и адреналин. Такого он не испытывал ни разу в своей жизни. Ни азарт взлома баз данных Эос, ни самые сложные переговоры, могущие в любой момент перейти и иногда переходившие в стрельбу, не были настолько остры, как это. Страх его перед Раулем уменьшался постепенно, пока не ушёл совсем, и вот сейчас это был только чистый, концентрированный азарт. Катце, при всей своей способности к аналитике, не может даже предположить, что в этот момент происходит в голове блонди, и опасается пошевелиться, пока дзинкотая корежит под ним. Раулю не может быть больно, но ведет он себя так, как будто его ломают. И как он сам, монгрел, бывший кастрат, посмевший не просто подумать о подобном, а и попытаться, был ещё жив? Сейчас Рауль придёт в себя от шока, вот дыхание выравнивается уже… Блонди, действительно, начинает дышать ровнее, разжимает пальцы, отпускает собственную губу, вытирает подбородок тыльной стороной кисти, и вдруг, слегка качнув бёдрами, немного хрипло произносит: - И? Не давая себе ни о чем подумать – иначе не посмел бы, – Катце плавно двигает бёдрами, входя до конца, и замирает, смотря на закатившего глаза и откинувшего голову Рауля. Он же у него первый, наверное? Глупое в данной абсурдной ситуации чувство толкает Катце немного обеспокоено спросить: – Рауль? Как ты? Внутренний голос Катце взвывает – «Рауль? Ты?» – Ну не на вы же его называть сейчас?! Блонди переводит взгляд с потолка обратно на Катце, облизывает свои многострадальные губы и саркастически отвечает: - Трудно пока понять, ты же не двигаешься. Только теперь до умного бывшего дилера доходит, что его откровенно провоцируют – и, похоже, давно. Больше он себя не сдерживает и глупых вопросов дзинкотаю, созданному на основе секс-андроида, не задаёт. Ну, по крайней мере, в ближайшие полчаса. Дыхание Рауля, всегда ровное во время секса, впервые учащается и срывается. Зрачки расширены так, что радужки почти не видно, и он смотрит на него с таким… вожделением? Как это вообще возможно? Как ему вместить подобный опыт? Кем ему предстоит стать после такого? Это было больше, чем всё, что Катце когда-либо знал. Больше, чем он сам. Придя в себя после, и снова обретя способность говорить, Катце всё-таки не удерживается и задает ещё один глупый вопрос... да что этот блонди делает с его мозгами?! – Теперь-то ты меня убьёшь? Лежащий рядом на спине и задумчиво созерцающий потолок Рауль медленно поворачивает к Катце голову, оценивающе на него смотрит и прохладно отвечает: - Обязательно. Любуется выражением лица Катце и невозмутимо добавляет: - Но после нескольких десятков лет, пожалуй.