Первый шаг к взаимопониманию

Даже на бегу Антон чувствует, как сильно в переулке воняет. Смердит так, что дыхательные фильтры (спасибо полицейскому управлению за улучшенную оболочку) не справляются, пропускают всю местную грязь внутрь, позволяют ей осесть на обонятельных рецепторах. С каждым резким вдохом Антон чувствует, что мерзкий запах проникает всё глубже, и, кажется, от него уже не отмыться. Словно до этого Антон чувствовал себя недостаточно обоссаным. Причина бежит впереди, изредка оглядываясь (быстрый сканирующий взгляд искусственно-синих глаз прорезает пространство. Интересно, какие датчики впаяли в это тело?). На секунду Антон ощущает фантомную горечь на языке: то ли привет от пострадавшей в потасовке печени, то ли проявление (не)справедливой обиды. Они с Пашей не были друзьями (да и бывают ли у мафов вообще друзья?), но Антон думал, что за десятилетия совместной работы какое-то подобие доверия к нему, как к профессионалу, у Воли появилось. Нихуя. Вместо того, чтобы дать полиции выполнять свою работу, Воля достал из небытия этого. Известного когда-то в прошлом, отлежавшего на хранении сотню лет за неподчинение прямому приказу руководства детектива Арсения Попова. Который в первую же их встречу довёл Антона до белого каления за десять наносекунд, установив этим новый блядский рекорд. Попов в очередной раз оглядывается и слегка дёргает рукой вправо. Антон отрывисто кивает, принимая идею: прятаться в том районе удобней, а небольшая передышка им (по крайней мере Антону) не помешает. Арсений сворачивает за здание резко, словно телепортировался (впрочем, Антон думает, что эта Пашина кукла способна и не на такое). В проулке, куда влетает Антон, воняет ещё сильнее, а Попова не видно. Краем глаза Антон замечает движение у стены, резко дёргается, перехватывает чужие руки (аномально горячие, обжигающие словно лазером) и вжимает противника в стену. Противник смотрит снисходительно, прищуривает глаза, снижая их яркость. — Скидывай куртку, слишком заметно, — говорит Попов спокойно, и за это спокойствие хочется от всей души вмазать ему по ебалу. В полицию в принципе идут люди готовые дать кому-то по ебалу. — Что за хуйня? — спрашивает Антон, игнорируя предыдущую реплику, у него слишком много вопросов, на которые нужно получить ответы. — Почему я, придя к своему грёбаному информатору, первым делом вижу там тебя? Захотелось поразвлечься после векового воздержания? В голосе Антона яд, морозом растекающийся по венам. Эта его интонация ломает, подчиняет себе, словно впрыснутая доза наркотика. И он прекрасно знает об этой особенности. Арсений не отвечает, безразлично смотрит в пространство, словно прислушивается к чему-то. — Тебе вопрос повторить? — Шастун понижает голос и наклоняет голову, давя, лишая пространства. Арсений резко подаётся вперёд, чуть привставая на носках, и целует. Не бьёт головой в подбородок, как ожидал Антон, а целует. Резко, грубо и немного неловко, словно с непривычки. Чуть оттягивает нижнюю губу, прикусывает сильно, но не до крови. И Антона будто током бьёт (он практические видит эти искусственно-синие искры, бегущие по его телу), переключает, пускает по резервной цепи. «Я просто давно не трахался», — думает Антон, ослабляя хватку на чужих руках, которые тут же притягивают его ближе, гуляют по напряжённым плечам, зарываются в волосы. Поцелуй становится более страстным, набирает обороты. Антон прижимает Арсения крепче, чужая кожа греет сквозь несколько слоёв ткани (и зачем такой горячий?). Арсений что-то неразборчиво выстанывает в поцелуй, и Антон чувствует, как от этого звука в мозгу расплавилась очередная клемма (хотя их у него там и нет). Через несколько минут воздуха начинает не хватать, и Антон отстраняется. В голове настойчиво мельтешит мысль, что умереть от нехватки кислорода, целуясь с Поповым, было бы лучшей из его смертей. Впрочем, Антон почему-то уверен, что это они ещё смогут попробовать. — И что это было? — спрашивает Шастун, вдыхая полной грудью и с удивлением отмечая, что местный воздух больше не кажется ему таким невыносимым. Словно он только что надышался впрок. — Проверял, не растерял ли навыки за сотню лет, — ухмыляется Арсений, и Антон даже готов признать, что тот не выглядит сейчас последней гнидой (до этого его ухмылка никаких иных определений не допускала). — К тому же надо было дождаться, пока преследователи убегут в другом направлении, — добавляет Попов, демонстративно постукивая пальцем по виску. А нет, всё-таки гнида. Шастун уже открывает рот для гневной отповеди (зато теперь понятно, зачем Воля подобрал тебе именно такую оболочку, представляю, как ты ему отчёты сдаёшь), но Арсений поднимает руку, призывая к молчанию. Выражение его лица меняется, превращая ухмылку во вполне себе человеческую улыбку. — План сработал. А более того и тебе, и мне это понравилось, — тон у Арсения одновременно и мягкий, и твёрдый. Подкупающий, вызывающий доверие. — И мы повторим, если сможем сработаться. Антон на секунду виснет. Так совместное расследование ему ещё никто не предлагал. Арсений протягивает руку, и Антон пожимает её, чувствуя, как обжигает ладонь. — А теперь, я думаю, нам стоит навестить Павла Алексеевича и задать ему несколько вопросов о его сомнительном времяпровождении в борделях нижнего города, — говорит Арсений, так и не отпуская руки Антона. Тот кивает. Вопросов у него предостаточно.