Короли не правят вечно

Она гладит его щеке, мягко, едва касаясь пальцами, проводит выше, закладывает выбившуюся из растрепанного хвоста прядь за ухо. Андуин стоит, низко склонив голову. Ему даже кажется, что он покачивается, но все это иллюзия и обман. Его ноги твёрдо стоят на земле, а руки крепко сжимают рукоять перекованного меча, и весь его решительный вид не оставляет ни капли сомнения – он будет сражаться. Но мысли текут вяло, будто он после долгого утомительного совета и только мечтает от том, как бы добраться до постели. Сильвана касается его плеча, и Андуин даже сквозь огромный наплечник ощущает, настолько же ее пальцы холодны. А может быть, он просто уже ничего не ощущает, кроме ярости, холода и решимости. Хорошо лишь одно – страх и боль ушли. Они всегда были верными спутниками молодого короля, но без них гораздо проще, легче…непривычнее. Он хочет протянуть руку и коснуться Сильваны, хочет ощутить ее кожу, понять, настоящая ли она, а то за долгое время плена он уже отучился различать вымысел и правду. Но рука не поднимается, волосы застилают обзор, пальцы упрямо сжимают клинок. Он не знает ответов на все свои вопросы, но сейчас это и не нужно. Андуин поднимает голову и встречается взглядом со своей госпожой. Сильвана смотрит исподлобья, хитро и в то же время мягко, будто увидела его впервые за все то время их неловких тревожащих бесед. Он откладывал это как мог. Он увиливал, старался ее поддеть, переубедить, отвернуть в другую сторону. И теперь он понимает, что зря этого боялся, ничего страшного не произошло. Она держит в руках его шлем, и Андуин слегка морщится. Надо же, даже в таком состоянии он может испытывать отвращение к собственному доспеху, пусть и перекованному. Более удобным он не стал. Скорее, наоборот, острых углов добавилось. -Мы дадим бой, Андуин, - мягко произносит Сильвана, вновь касаясь его щеки. Раньше бы он зарделся как маков цвет, но сейчас вряд ли у него в жилах столько крови, чтобы она приливала к лицу. Мысли ворочались тяжело, и Андуин отступил. Не время сейчас думать. Не время сейчас бороться. Грядет битва, и они должны одержать в ней победу. Их не станут щадить. -Я буду сражаться, - произносит Андуин, и эти слова легко срываются с его губ, хотя до этого казалось, что уста его запечатаны свинцом. Возможно, он еще к этому привыкнет и будет таким же быстрым и ловким как Сильвана. Хотя в этих доспехах даже шагать тяжело. Андуин усилием воли кривит губы в ухмылке, и Сильвана склоняет голову набок, будто очарована этим его проявлением эмоций. -Я и не сомневалась, Ринн, - произносит она, а затем приподнимается, чтобы коснуться своими холодными губами его, немых, застывших, неповоротливых. Когда Андуин надевает шлем, мир сжимается до узких прорезей и пульсирующих как от удара губ. Клинок холодит ладонь, в груди узко и тесно, но от этих чувств легко избавиться. Впрочем, как и от неприятеля, что бы он им не приготовил. -Вперед, - короткое тихое слово сорвалось с уст Сильваны, и Андуин даже успел возмутиться. «Вперед». Ну что за глупость? Таким окриком отправляют гончих псов затравливать добычу, так говорят своему жеребцу, когда он закусывает удила, да что это вообще должно значить… В груди будто взорвалась бомба. Чувства были сопоставимы удару колокола тогда, в Пандарии. Боль, яркая вспышка, что-то, выпущенное на волю, дикое, раздирающее грудь… Андуин судорожно вздохнул. Его спустили с поводка, и ему это…нравилось. В этом пестром сборище, среди ярких табардов, сверкающих наплечников и разномастного оружия, которое готово было его поразить, он видел лица. Некоторые из них были ему знакомы, некоторые нет, но это было неважно. Это бой, он простой и понятный, здесь нет полутонов, интриг и хитростей – ты бьешь, иначе убьют тебя. И как он вообще всю свою жизнь жил в потемках разума? Андуин сам не заметил, как вскинул меч, уже готовый поразить своего первого противника. Обзор его шлема был очень ограничен, но впервые это казалось преимуществом, чем недостатком. Его не будут отвлекать яркие вспышки со всех сторон. И тут он увидел стрелу. Быструю, едва заметную, но все же направленную прямо на них. Он успел ощутить досаду. Что бой начал не он, но ноги уже двигались сами. Сильвана была куда внимательнее него, и отшагнула назад. Короткий шаг вперёд и едва уловимый в сторону- наплечник выставить, оружие наизготовку. Сильвана же незримой тенью позволила ему выйти вперед, и в этом их парном жесте была сила. Так хорошо сработанный отряд выполняет боевое построение едва глядя на своих союзников, так командир знает своих бойцов так хорошо, что может даже не оглядываться на них, ибо предчувствует, как они поступят. Стрела жалобно звякнула о наплечник и отлетела в сторону. Все же кузнецы постарались на славу, доспех надежно бережет его тело. Он ощутил дуновение воздуха сзади и побежал на противника, сопровождаемый градом стрел Сильваны. Сейчас ему было все равно, зацепит ли его дружественный огонь или нет, потому что он был полон ярости и уверен в собственной победе. Меч пел в его руках. Надо же, столько лет, лучшие учителя фехтования и ратного дела, и только сейчас, в царстве теней, он ощущает себя настоящим бойцом. Яростный рык, и первый противник падает на одно колено, задетый мощным ударом меча. Андуин смеется, впервые за долгое время он что-то чувствует, и эти чувства переполняют его полностью. Он не оборачивается на павшего героя, он просто уверен в том, что роковая стрела Сильваны настигнет его беззащитно подставленную шею, да и вообще, может ли он обернуться в таком плотном доспехе? Андуин наносит еще один удар, и еще, а затем понимает, что песня стрел прекратилась, и все же оборачивается. Он не слишком хорошо видит из-за узких прорезей заляпанного кровью шлема, но картина увиденного заставляет его опустить меч. Сильвана лежит на каменных плитах пола, недвижимая, ее глаза смотрят куда-то вдаль, а из глубокой раны, рассекающей ее грудь сочатся тени. Андуин стоит и смотрит на свою госпожу, на ее приоткрытые губы, на пальцы, сжимающие лук, и все надеется, что она пошевельнется, что рана затянется, он буквально видит, как она перекатываться на живот, а затем рывком вскакивает, но ничего не происходит. Мощный удар едва не сбивает его с ног и выводит из оцепенения. Андуин наугад отмахивается и бежит вперед, позволяя ярости разрывать его на части, вести его клинок, жаждущий отбирать и калечить. Он кричит, но глухой шлем гасит все звуки, и когда ему кажется, что он вот-вот подбежит к телу Сильваны, крепкий удар отбрасывает его обратно. Вокруг кипит бой, Андуин успевает уловить лишь отдельные образы, вспышки, лица, а затем второй удар сбивает его с ног. Мир темнеет, а затем снова зрение возвращается к Андуину. Он упал, но не выронил клинок, и это кажется необычайно важным. Но по лицу что-то капает. Даже не капает, а течет, по щекам, за воротник, липкое и противное, глаза слезятся, Андуин глотает кровавые сопли и все не может сообразить, где верх, а где низ, потому что удар прилетел по шлему. Времени думать у него нет, противник не даст все осмыслить и собраться, и Андуин перекатывается набок, защищая собой меч, хотя поступают обычно наоборот. Свободной рукой Андуин срывает с себя шлем вместе с клоком волос, и позволяет себе сплюнуть наконец по настоящему. Его лицо разбито, а глаза слезятся. И все потому, что он надел шлем без подшлемника. Генн когда-то невыразимо давно крепко его за такое бранил, отвешивал подзатыльники, кричал и обещал, что в бою ему не поздоровится, а Андуин только воротил носом от глупых по его мнению чепчиков, что завязывались под подбородком. Противник не дал Андуину время на раздумье, он ударил снова, на этот раз ногой в латном ботинке по внутренней поверхности бедра, туда, где его нога не была защищена доспехом. Андуин взвыл и снова растянулся на грязном камне, удар отозвался в его костях и буквально прошел по позвоночнику, будто цепная молния. Андуин яростно зарычал и выставил меч, отбивая следующий удар. Металл скрипнул и жалобно запел, юный король отметил, что несмотря на дарованную Тюремщиком силу он все же не может выдерживать крепкие удары этого громилы, значит, следовало сменить тактику. Противник явно ожидал он него нового удара, но Андуин отпрыгнул назад, борясь с порывом снова провести наручем по грязному кровавому лицу, потому что кровь, смешанная со слезами мешала и заволакивала все дымкой. Короткая подсечка, беспощадный точный удар локтем в шею, Андуин едва успел втянуть голову в плечи и принять удар на горжет. Этот громила мог убить его голыми руками, но пока просто играл, издевался, дразнил? Взгляд Андуин вновь упал на недвижимое тело его госпожи. Будь что будет, он пронзит ее убийцу мечом, уничтожит его раз и навсегда, будь хоть он трижды героем, воителем, или… Крепкая рука схватила его за горло, ноги оторвались от земли, и весь мир застыл, когда Андуин беспомощно хватал ртом воздух, стараясь оттолкнуть, зацепить противника. А затем его приложили о землю. Один раз, второй, кровь хлынула на горжет и отполированный нагрудник, Андуин мотал головой, волосы прилипали к мокрому лицу, он ощущал себя простым глупым щенком, которого треплют за шиворот, но вот только с щенками играются, а его могут убить. И тогда он уйдет во тьму не отомстив за гибель госпожи. И тогда он просто исчезнет, просто…растворится. Это было заманчивым. Его пальцы чуть дрогнули, и его противник, гора мышц, растрепанные волосы, хищный животные брови, схватил его кулак на гарде в свои пальцы, в свою огромную ладонь и принялся бить его руку о камень, надеясь выбить оружие. Андуин издал тихий смешок, противник допустил нелепую оплошность, он мог просто отрезать ему руку, чтобы обезоружить, и теперь дал слабину, но едва Андуин постарался высвободиться, колено опустилось ему на грудь так, что он едва мог дышать. Глупый, нелепый захват из которого можно было легко выбраться, но Андуин почему-то не мог. Его ноги скребли по земле, из глаз ручьем лились слезы, по щеке стекала кровь из разбитого носа, а противник методично старался выбить из его кулака оружие. Сначала Андуину показалось, что затея была обречена на провал, он ведь в латной перчатке, а затем осознал, настолько же его противник был хитер. Глухие удары не причиняли вреда его закованной в латы кисти, нет. Они отзывались в самих костях, проникали глубже, причиняли боль, отзывались в самом позвоночнике, колено давило все сильнее и сильнее, дышать не было никакой возможности, Андуин ощущал себя пойманным в клетке собственных доспехов, которая сжималась все уже и уже, и когда дыхания уже не оставалось, у противника наконец получилось выбить Шаламейн из его онемевшей руки. Андуину казалось, что теперь-то его и прирежут, но воин был полностью поглощен его оружием. Всего в пару взмахов он отделил лезвие от гарды и выбитый кристалл жалобно задребезжал по плитам пола. Андуин вернул себе власть над своим телом, перекатился, сплюнул кровь, но она лишь потекла по его подбородку вместе со слюной. Бой был проигран. Он видел лишь яркие доспехи неприятеля, слуги тюремщика терпели сокрушительное поражение. Темная госпожа лежала среди крови и грязи с беспомощно раскрытыми ребрами, мертвая, недвижимая, меч разбит и уничтожен, кольцо врагов все сжималось и сжималось, а он лежит здесь, безоружный, в кровавых соплях и никак не находит в себе силы встать и принять смерть достойно, как воин, как мужчина… Латные сапоги остановились подле него, и Андуин лишь отвернулся, презирая себя за эту слабость. В его груди бушевала буря, а разум был почему-то кристально чист. Кем бы он ни был, пленником, которого подчинили, кровожадным убийцей, слугой тюремщика, он должен был подняться. Он должен был встретить свою гибель так, как это сделала она- честно и прямо, и… Воин опустился перед ним на колени. Просто отбросил свой меч в сторону и сел, разрывая дистанцию между победителем и побежденным, пленителем и пленником, героем и злодеем. Андуин бессильно втягивал носом текущую кровь и мучительного оттягивал тот момент, когда ему придется поднять глаза и встретиться с ним взглядом. Он медленно поднял руку и вытер с подбородка кровь и слезы, прежде чем решиться на самый, пожалуй, смелый поступок в своей жизни. Андуин Ллейн Ринн приподнялся на локте и поднял взгляд на своего отца.