Когда ты отчаянно пытаешься, и ничего не получается, Добился чего хотел, но не того, в чём нуждаешься, Когда ты валишься с ног, но сон уходит вдруг — Это замкнутый круг… И слёзы бегут ручьём по щекам, Когда смертельно скучаешь по старым временам, Когда любишь кого-то, кому ты вовсе не нужен — Что может быть ещё хуже? Прекрасный свет приведёт тебя домой, Вдохновит на подвиги своей душой, И я попытаюсь помочь тебе.
— Coldplay
Выл ветер, снег безжалостно кружился вокруг Эльзы, бежавшей сквозь пургу. Буря не прекращалась, и Боже спаси каждого, кому не повезло попасться в её снежные лапы — погода была точно смятение, бушующее в ноющем от боли сердце. «Нет, нет, нет! О, Боже, почему?» — думала она, и слёзы текли рекой по её белоснежным щекам. «Почему Анна? Почему она? Неужели она недостаточно настрадалась за эти тринадцать лет? Почему она? Почему не я?» — Анна… — отрывисто всхлипнула она. И хотя в тот момент ей не хотелось ничего более, кроме как вернуться к своей сестре и оплакать её смерть, королева знала, что это было невозможно. — Стража, схватить её! Она услышала приказ герцога Варавского ещё в тот момент, когда обнимала застывшую фигуру Анны. Эльза знала, что у неё нет другого выхода, кроме как бежать. Не потому, что она хотела жить, о нет — у неё не было больше права на это. Она монстр. Но снежная владычица понимала, что не сможет умереть, даже если захочет. То, как она боролась против людей герцога во время захвата замка, — тому доказательство. Её подсознание пробудило магию, которая защитила Эльзу от атак. Сработали инстинкты, и она чуть не убила двоих, даже не осознавая этого. Ох, Боже, если бы не принц Ханс… Мать и отец были бы в ужасе. — КОРОЛЕВА ЭЛЬЗА! — она услышала, как кто-то зовёт её. Девушка тут же узнала голос светловолосого парня, который сопровождал Анну на северную гору, и она вновь почувствовала тяжёлый груз вины. — ПОСТОЙ! ВЕРНИСЬ! Анна- «Нет, хватит! Я не хочу об этом слышать!» — думала она, крепко сомкнув глаза и закрыв руками уши. Ветер стал дуть ещё сильнее, и снег плотным вихрем закружился вокруг её дрожащего тела, защищая её. Изолируя её. Она была изгоем на земле, где должна была править. Чудовищем для людей, которых должна была защищать. Предателем своей семьи и оскорблением чести, которую, как королева, должна была отстаивать. Но хуже всего — она убила единственную частицу радости, которая оставалась в этом жалком мире. Теперь она совсем одна, как и всегда того хотела. И это была полностью её вина. Теперь у неё ничего не осталось в замёрзшем королевстве Эренделла.***
Иккинг проснулся, дрожа от холода. И хотя это было неудивительно, учитывая, что здесь, на острове Олух, девять месяцев в году идёт снег, а остальные три — град, он всё же был встревожен тем, что комната, и к его особому разочарованию кровать, была вся в снегу и инее. Обеспокоенный, он повернулся на бок, задумавшись, бушует ли в деревне чудовищная метель или он просто оставил окно открытым. Однако мгновение спустя его взгляд стал нежнее, когда он увидел хрупкую фигуру, дремлющую рядом с ним. — Ох, Эльза… — пробормотал он, наконец поняв, кто виноват в том, что внезапно стало холодно. «Должно быть, ей опять снится кошмар», — помрачнев, подумал Иккинг, наблюдая за мучительным выражением её лица. Вождя пронзило ножом безнадёжности и отчаяния, и он спросил себя уже в который раз с момента их первой встречи: перестанут ли когда-нибудь их отношения быть сложными? «Остерегайся холодного сердца, Иккинг», — предупреждал его разум, напоминая, что все испытания, через которые они прошли вместе, казались относительно незначительными на общем фоне вещей. Его сознание насмехалось над ним за то, что он, Иккинг Кровожадный Карасик Третий, вождь Олуха и Покоритель драконов, не мог даже держать под контролем силы своей жены. Для него каждый день — это битва за то, чтобы он мог хоть немного приблизиться к лучшему пониманию её природы. Временами он чувствовал себя маленьким огоньком, который пытается растопить обледенелые владения Великого Смутьяна. Это заставляло его задумываться: оставалась ли в нём ещё какая-то наивность или он просто дурак, который считает, что его любви хватит, чтобы растопить ледяную стену, окружающую сердце Эльзы. «Боже, каким же замечательным мужем я оказался!» — Иккинг не мог не заметить, насколько горько это прозвучало в его голове. «Хель*, я даже не смог защитить свою первую жену от…» Нет, хватит. Ему нужно было успокоиться. Прошлое в прошлом, а он должен смотреть только в будущее — ради себя, Беззубика, своего народа и своей родословной. К тому же, Астрид расстроилась бы, узнав, что он до сих пор убивается из-за её смерти. И по сути, Иккинг не должен был этого делать, он знал об этом, но это не мешало ему размышлять над тем, насколько бы по-другому всё сложилось, если бы она не забеременела. У него есть смутное представление о том, какими могли бы быть последствия, но как бы ни было трудно признать это, он рад, что всё сложилось так, как сложилось. Будь оно по-другому, он, возможно, никогда бы не встретил Эльзу, и одной этой мысли ему было достаточно, чтобы вызвать боль в груди. Время, проведённое с Астрид, было похоже на грозу — прекрасное, волнующее, уникальное. Каждое мгновение было подобно удару молнии, оно было не только потрясающим и мимолётным, но и незабываемым. Астрид была молнией, Эльза же — сила природы. Она сильная, могущественная, неудержимая. Она способна захватить любые земли и в мгновение ока заставить океаны замёрзнуть, но всё же её сердце было чистое, как снег. Быть с ней вместе было похоже на снежную бурю: холодная, суровая, ослепительная, жестокая, а иногда и пугающая. Однако в конце небо очистится, и мир будет окружён красотой. И хотя Иккинг всё ещё любил и будет любить до самой смерти Астрид и их нерождённого ребёнка, он любил Эльзу ещё больше; что достаточно забавно, потому что никогда за все двадцать четыре года своей жизни вождь Олуха не поверил бы, что сможет полюбить кого-то хотя бы наполовину так сильно, как он любил Астрид. И всё же, вот он, лежит в своей усыпанной снегом постели рядом с одним из самых прекрасных созданий, когда-либо украшавших эту Землю. И ничего, что всё это время он замерзал. — Эльза… — сказал он, кладя руку ей на плечо, пытаясь разбудить. — П-с-с, Эльза! — М-м-м… — сонно промычала она, — Анна, иди спать. Иккинг надулся, почувствовав внезапный прилив мелочной ревности из-за того, что его приняли за любимую младшую сестру, но решил не возникать. В конце концов, Анна не виновата в том, что Эльза любила её больше, чем собственного мужа. «Это нечестно, — говорил в нём разум. — Ты любишь Беззубика так же сильно, как любишь её, только по-другому… Дракон показал тебе, что ты способен любить и быть любимым. Тому же ты должен научить и её». — Хорошая попытка, — парировал Иккинг своим раздражающим сарказмом. — Но вообще мимо. Эльза слегка нахмурилась, будто пытаясь понять, звучал ли его голос во сне или всё же в реальности. Мгновение спустя она зашевелилась и наконец открыла глаза. — Иккинг?.. — пробормотала она в замешательстве и резко выпрямилась, словно к ней пришло осознание ситуации. — О нет! Только не снова! В этот раз я не попала в тебя, нет? Ты в порядке? Ох, ты весь дрожишь! Я позову Беззубика! — Эй, эй! Спокойно, Эльза, — мягко сказал он, крепко обняв её за плечи, прежде чем она сумела вскочить с кровати, побежать вниз и разбудить Ночную Фурию, которая в это время блаженно дремала рядом с камином. Проведя рукой вниз к её груди, Иккинг, нахмурившись, отметил, что её сердце бьётся чрезвычайно быстро. — В этот раз была Анна, да? Её лазурно-голубые глаза стали шире. — Как ты узнал? — Ну, обычно, когда ты замораживаешь всю комнату, то это связано с Анной. В ином случае ты просто окутываешь себя льдом и становишься очень холодной. Вздох сорвался с губ его жены, и она в ошеломлении прикрыла рот руками, когда оглядела спальню и поняла, какой ущерб она причинила. В уголках её глаз начали выступать слёзы, и викинг почувствовал прилив паники. — Ох, тут даже сосульки свисают с потолка! И со стен тоже! Я надеюсь, твои наброски и карты не пострадали! — продолжала она с расстроенным видом. — О, Иккинг, мне так жаль! Я опять всё испортила! Обычно снежная владычица была намного более сдержанной в стрессовых ситуациях, поэтому кто-то мог бы сказать, что она так же холодна, как и лёд, которым свободно управляет. Трудно видеть Эльзу в такие моменты, однако было ещё труднее видеть её столь огорчённой именно сейчас. — Эй, ты смотришь на Мастера неудач, — сказал Иккинг, посмеиваясь, и обхватил её маленькое личико ладонями. Его зелёные глаза пристально смотрели в её голубые, и он решил, что неважно, какое божественное существо наградило его присутствием этой прекрасной женщины, он вечно будет ему благодарен. — Неудача — моё второе имя! Ну, чисто технически, конечно, Кровожадный… но ты поняла мысль. И позволь сказать, что у меня впечатляющий список провалов! Так что ты вне конкуренции, Снежинка. Как правило, она бы подняла бровь, слегка ухмыльнулась, а затем выдала безобидную насмешку о викингах и их ужасных именах, но не сегодня. Здорово. Нет, конечно, всегда значительно труднее вывести Эльзу из такого настроения, именно когда речь заходит о бывшей принцессе Эренделла — щекотливая тема, которую Иккингу вечно приходилось обходить стороной, иначе могла бы разразиться катастрофа. — Ты же знаешь, что Анна была бы очень расстроена, если бы узнала, что до сих пор винишь себя… — аккуратно натолкнул он её на мысль, понимая, что, должно быть, звучал как самый большой лицемер всех времён. — Как и вождь Стоик, — резко сказала Эльза, словно прочитав его мысли, но в её ответе не было язвительности. — Да… — согласился Иккинг, отпуская её лицо. Его глаза стали точно стеклянными от вины. Если он всё ещё винил себя в смерти Стоика, как он может говорить Эльзе, чтобы она забыла о своих ошибках, когда он сам не может простить себе свои? — Отпусти и забудь, Иккинг, — ответила она ему, запуская пальцы в его жёсткие тёмные волосы. — Ты начнёшь сейчас петь? — он шутливо толкнул её, надеясь разрядить гнетущее настроение. — Потому что мне очень нравится новый куплет, который ты добавила в песню: здесь, в объятьях холодного воздуха, я наконец-то могу дышать- — Ну, пожалуйста, Иккинг, — Эльза игриво прервала пение мужа, стараясь говорить как можно вежливее, но они оба знали, что его вокал был просто ужасен. — Ладно, всё же я не самый хороший певец в округе. Мы можем согласиться, что ты лучше в вокале, в дипломатии и ещё владеешь удивительными магическими силами, ну а я лучше тренирую драконов, знаток в инженерии и- Эльза поцеловала его. Это был робкий поцелуй, сладкий и невинный, который длился всего мгновение, но его было достаточно. — Теперь насчёт льда- Не успела она продолжить, как Иккинг прервал свою жену, резко прильнув губами к её устам — ох, Один*, он пытался быть осторожным и нежным. Она ведь не была похожа на Астрид: её запястья тонкие, и на её теле легко появлялись синяки. Но он ничего не мог с собой поделать. Её поцелуй зажёг в нём страсть, и ему нужно было, чтобы она охладила его, как бы запутанно это не звучало. — Забудь про лёд, — произнёс он, притягивая Эльзу к себе для ещё одного поцелуя. В это время его руки были заняты тем, что пытались распустить её прекрасную косу. Это заняло некоторое время, но наконец-то (НАКОНЕЦ-ТО!) ему удалось её расплести. — Иккинг… — в голосе девушки звучала нерешительность, что было неудивительно. Она до сих пор была новичком во всём этом, даже спустя шесть месяцев после их свадьбы. Они занимались любовью всего несколько раз, и инициатива в основном шла не от Эльзы, потому что та боялась случайно причинить вред своему мужу. Иккинг же не возражал этому, он был терпеливым человеком и уважал её желания. К сожалению, это не помогало ему объяснить всю ситуацию Совету. «Сынок, я понимаю, ты боишься, что тоже самое случится с Эльзой, — сказала его мать пару дней назад, — но тебе нужен наследник, чтобы продолжить род Хулиганов. В противном случае, если ты погибнешь… Сморкала будет следующим в очереди на престол». Проблема была в том, что Совет не понимал. Да, Иккинг боялся потерять Эльзу, но это была вовсе не та причина, которая мешала им создать семью. Нет, сама Эльза удерживала их от этого. Осознавала она или нет, но казалось, что-то обязательно произойдёт, прежде чем кто-нибудь из них достигнет своей наивысшей точки. В последний раз над ними лопнуло окно из-за резкого спада температуры, и Иккинг получил довольно внушительный порез на лопатке, а ранее до этого тело Эльзы стало настолько невыносимо холодным, что муж мог поклясться — её волосы начали белеть. Она всё ещё боялась, как бы ни больно было это признавать. Она всё ещё боялась своих способностей, боялась открыться ему. Она всё ещё слишком боялась простить себя… — Всё хорошо, — шептал Иккинг, тянувшись к её губам, — в этот раз мы не будем торопиться. Эльза отстранилась, и он задумался, не зашёл ли он слишком далеко. — Иккинг… мы- мы не можем, — сказала она дрожащим голосом, обхватив себя руками, что было её характерной чертой всякий раз, когда она чувствовала себя уязвимой. Она стукнулась спиной о стену, пытаясь сохранить как можно большую дистанцию между собой и мужем. — Я не хочу причинить тебе боль. Иккинг почувствовал, как его сердце разрывается. В такие моменты он жалел, что не мог встретиться с её родителями, чтобы поздравить их с успешным разрушением психики дочери. Конечно, отец Иккинга не всегда был лучшим образцом для подражания и часто заставлял его чувствовать себя никчёмным, но Стоик никогда не вынуждал своего сына закрыться от всего мира из-за сделанных им ошибок. — Всё хорошо, — сказал он, протягивая руку к её щеке, чтобы погладить, делая всё осторожно и медленно, словно приближаясь к испуганному существу. Иккинг потерял счёт тому, сколько раз говорил эти слова Эльзе, но он не перестанет повторять их до тех пор, пока она не поймёт, что ей больше не нужно ничего бояться. — Я знаю, что ты этого не сделаешь. Ты бы никогда не причинила вреда ни мне, ни кому другому. Ты хороший, добрый человек. Её глаза наполнились слезами, а вождь не мог сдержать улыбку, хотя чувствовал, как сам вот-вот начнёт плакать. — Ты человек с самым большим и тёплым сердцем, которого я когда-либо встречал, и я знаю, что ты бы сама предпочла страдать, нежели видеть, как страдает кто-то другой. Ты ставишь нужды других превыше себя, даже после всего, что ты пережила. Эльза выглядела безмерно красивой в лунном свете, который ниспадал на её растрёпанные волосы и освещал белую кожу, и в этот миг Иккинг ужасно жалел, что у него в руках сейчас нет блокнота и пары угольков, чтобы он смог запечатлеть этот момент навсегда. Вместо этого ему придётся довольствоваться лишь воспоминаниями. — И именно поэтому я люблю тебя. Решение о женитьбе (в случае Иккинга это был уже второй брак) им обоим далось нелегко: Эльзу всё ещё мучили страхи и неуверенность, а Иккинга по-прежнему преследовали его внутренние демоны. Но для Покорителя драконов это решение было одно из самых лучших, которое он когда-либо принимал. Она помогла ему так, как он не мог себе представить, и за это он всегда будет ей благодарен и вечно предан. Эльза была потрясена его признанием, но вождю хотелось, чтобы она смотрела на него без такого явного недоверия в глазах, будто не могла представить, что кто-то может любить её. «Я чудовище, Иккинг, — однажды она сказала ему, вскоре после их встречи. — Тебе лучше держаться от меня подальше». Конечно, привыкший ежедневно сталкиваться с опасными существами, Покоритель драконов предпочёл пренебречь её предупреждением и всё же отправился тогда навестить её в той холодной, ледяной пещере, на которую он набрёл во время бушующей метели. «Пожалуйста, просто держись от меня подальше! Я пытаюсь защитить тебя!» Она не была чудовищем, и он совсем не боялся её. — Я люблю тебя, — повторил Иккинг, надеясь, что она поймёт. Он доверял ей всей своей душой так же, как доверял Беззубику и Астрид, и у него не было ни малейшего сомнения в том, что она сможет причинить ему боль. Эльза, казалось, боролась сама с собой, и какая-то его часть знала, что сейчас будет один из решающих моментов: спустится ли она за Беззубиком и притворится, что ничего не произошло, или останется и позволит своему мужу любить её? Ответ пришёл мгновение спустя, когда она прижалась губами к его устам, и вождь не мог убрать ухмылку со своего лица. «Любовь растопит холод в сердце…» — сказал ему однажды один мудрый человек. И он не мог дождаться того дня, когда ледяные стены Эльзы наконец-то падут. Пять, десять, двадцать, пятьдесят лет — не важно. Когда-нибудь она позволит своему сердцу оттаять, и они смогут беспрепятственно любить друг друга. В конце концов… «Ради некоторых не жалко растаять».