Азбука Морзе для чайников

Глава 1

      Когда ты живёшь в чулане под лестницей с людьми, в чьём доме видеть тебя, мягко говоря, не хотят, первоочередной задачей становится утоление жизненно необходимых потребностей организма, а уж только потом стремление защитить то личное, что у тебя есть.       Этого самого личного у Гарри было немного: пара поломанных солдатиков, выкинутых Дадли через пару часов после варварского вскрытия подарочной упаковки, восковая свечка в форме апельсина с одуряюще сильным ароматом, да найденная на лавочке в парке потрепанная книжка с ёмким названием «Азбука Морзе для начинающих», спрятанная в самом дальнем углу нижней полки.       Эти немногие вещи заменяли Гарри семью, как бы странно то ни звучало. Ему было всего одиннадцать – сущий ребёнок, не отдающий отчёта в своих действиях. Он просто жаждал любви и внимания, ища родительскую фигуру, наставника в любом взрослом, протянувшем руку помощи или хотя бы смотрящем без пренебрежения. У него не было ни материнской ласки, ни тёплых объятий, пахнущих яблочным пирогом и совсем немного тягучим запахом нафталина, которым мама бы натирала нижние полки старинного шкафа, в надежде спасти уютные свитера от назойливой моли. У него не было выходных с отцом, приходившим бы домой чуть усталым и немного растрёпанным, но с всё тем же обескураживающе-ярким огнём в глазах, невольно подбивающим на детские шалости. Не было первой метлы и попыток опробовать её на прочность на заднем дворе. Даже, на худой конец, мяча для, не требующего ни капли магии футбола, у него не было. Да и с кем ему было играть? Точно не с Дадли.       Гарри – этот маленький свёрток чистой жизненной силы – по желанию судьбы оказался лежащим на холодном камне порога типового, ничем не примечательного домика на Тисовой улице, дожидаясь, пока тогда ещё сердобольная, не зачерствевшая сердцем женщина, приходившаяся ему тёткой, не занесёт его в дом, укрыв хотя бы от промозглого ветра. Как впоследствии выяснится, от всех остальных бед укрыть его она не смогла.       Или же попросту не сочла нужным.       Не то чтобы Гарри люто ненавидел Дурслей, вовсе нет. Кажется, что ненавидеть он не умел по определению, но вот лёгкая неприязнь к не таким уж и дальним родственникам у него осталась. Хотя завидовавшая матери тётя Петуния и перегибала палку, но, уже повзрослев, Гарри в какой-то степени мог понять причины её зависти: волшебный мир был куда интереснее маггловского, да и внимания родителей одинаково сильно хотелось всем маленьким детям. Гарри всегда был склонен видеть в людях хоть каплю хорошего, даже когда эта капля оказывалась единственной в мировом океане.       Правда, жизнь от этих мыслей лучше не становилась. Гарри всё так же ухаживал за кустами роз, педантично относящейся к своему садику тётушки, приносил почту Вернону, заменяя ему глупо преданную болонку, и пытался увернуться от тумаков обозлённого Дадли или подставиться максимально безболезненно, не получая ничего взамен. Складывалось впечатление, будто бы Дурсли всё никак не могли оставить в прошлом сковывающий страх столкнуться с чем-то необычным и принять Гарри как своего. Или хотя бы перестать делать вид, что «мелкий оборванец» к ним отношения не имеет.       Еда и крыша над головой (пусть и в форме пыльной скрипучей лестницы) у него были, а получение всего остального, вроде своих, новых, не поломанных братцем подарков, книжек или игрушек плелось в самом конце списка необходимого для выживания.       Конечно, с переездом в Хогвартс вещей из категории принадлежащего лично ему, Гарри Джеймсу Поттеру, значительно прибавилось хотя бы потому, что теперь Гарри мог не скрывать их перед Дурслями. Однако, укладывая в новенький чемодан все еще блестящий котёл второго размера вместе с тяжёлой «Историей магии» Батильды Бэгшот, сверкающей глянцевой обложкой без единого следа от варенья, Гарри здраво решил, что расставаться с книгой, которая не раз его выручала, было бы попросту глупо, поэтому самоучитель «Азбука Морзе для чайников» был последним, что удалось взять с собой. Может, в этой самой школе волшебства и заняться будет нечем, а он уже почти научился правильно настукивать все цифры. Охранявшие его покой солдатики попросту не влезли.       Чемодан удалось захлопнуть практически сразу, а дальше все закрутилось с такой скоростью, что вспомнить о книге Гарри смог только поздним вечером следующего дня, решив недолго почитать перед сном, чтобы привести в порядок мысли, роящиеся от переполнявших попавшего в волшебный замок мальчика эмоций.       Разумеется, он был всего лишь первокурсником с небольшими эссе в качестве домашнего задания да с парой практических работ, требующих запоздалой тренировки, свободного времени у него было больше чем достаточно, но дело было даже не в уроках: у него появились друзья и недруги. И даже если Гарри когда-то давно считал, что хуже Дадли он никого не встретит, то потом перед его носом оказалась протянутая рука белобрысого засранца, по стечению обстоятельств принадлежащая его сокурснику, оказавшемуся в разы хитрее и умнее прямого как столб кузена. Врагу в лице Малфоя он был втайне рад так же, как Рону, Гермионе и Невиллу в ряду своих друзей. У маленького Гарри, донашивавшего значительно неподходящую по размеру одежду с чужого плеча, друзей никогда не было, а называть «врагами» тех, кто просто не умел думать, Гарри попросту не мог хотя бы из-за уважения к себе. И со всеми этими совершенно новыми взаимоотношениями надо было хорошенько разобраться.       Правда, едва он коснулся подушки в тот день, как цепкие лапы сна загребли его в свои объятия, а последующие события не отпускали до самого конца зимних каникул. По крайней мере, именно эту дату, будучи уже студентом седьмого курса, Гарри считал началом своих постоянных занятий морзянкой.       Спустя годы Гарри мог с чистой совестью сказать, что во всём этом был виноват Дамблдор, хотя он сам этого факта, конечно, не знал, но сути это не меняло. В какой-то степени он был даже благодарен старику, желавшему «своим детям» только самого лучшего, но вне зависимости от этого продолжал винить. Ещё, быть может, Гермиону, но это уже воля случая: подаренную директором мантию-невидимку Гарри всё равно бы опробовал на деле, а тут этого требовало важное задание, да и в приложенной к серебристому свёртку записке явно были какие-то намёки.       Правда, вряд ли бы Снейп или Филч приняли этот аргумент в качестве оправдания на свой вопрос о том, что студент Гриффиндора делает вне своей постели ночью, влепив как минимум отработку. Если бы, конечно же, смогли поймать.       Гарри, чьё сердце колотилось в бешеном ритме, влетел в факультетскую гостиную со скоростью света, ну или хотя бы с близкой к скорости буквально недавно освоенного Нимбуса. Полная Дама так и не поняла, откуда раздался тихий нервный шёпот пароля «Слизни на мётлах», подгоняемый оглушительным рокотом тяжёлых шагов надвигающегося профессора, но проход, тем не менее, открыла, так что Гарри был спасён. Он уже сидел на краю своей постели, вслушиваясь в размеренное сопение Симуса и тихий храп Рона, и пытался поймать хоть сколько-нибудь постоянный ритм, чтобы успокоить бешено колотящееся сердце. Попытки закончились неумолимым провалом, стоило только Рону перевернуться на спину и засопеть совсем уж неравномерно.       Казалось, что за окном начинало светать, хотя до утра оставались ещё долгие шесть часов. Надежда на то, что он сможет заснуть, таяла на глазах.       Дверь из их спальни открывалась тихо и не скрипела, хотя и выглядела под стать замку, – пережившей не один десяток поколений юных шебутных волшебников. Гарри вышел из комнаты, остановившись у перил, ведущих к центральному камину. Воздух отдавал свежестью и утренней прохладой, заставляя поежиться. Несмотря на поддерживаемый внизу огонь, теплее не становилось.       Не желая будить соседей, он быстро скользнул обратно в комнату, намереваясь достать подаренный миссис Уизли свитер, стащить с кровати покрывало и спуститься на диван до первых солнечных лучей. Чемодан был открыт так, что не нарушил покой ни единого спящего, а вот с тем, как уложить мантию назад, возникли определённые проблемы: уже пройденные учебники занимали непозволительно много места.       По мнению Гарри, оставшуюся на постели книжку он не заметил случайно. По вескому мнению всех остальных, позже присоединившихся к этой истории, эта случайность была судьбоносной.       Не то чтобы этот устаревший даже в маггловском мире способ общения пользовался спросом среди магов, но Гарри всё равно упрямо опускал красно-золотой бархатный полог и накладывал связку из стандартного Заглушающего и Охранных чар, не позволявших побеспокоить волшебника без его собственного желания. И только после этой ставшей своеобразным ритуалом подготовки, Гарри вытягивал книгу из-под матраса и принимался нащёлкивать и нахлопывать приходящие на ум фразы всем, что попадалось под руку.       И если сначала это была тонкая ниточка, связывавшая юного первокурсника, попавшего в новый мир, со старым, пусть и недружелюбно настроенным домом, то спустя какое-то время настукивание собственных размышлений в полном одиночестве вошло в привычку.       Однако объясняться с проснувшимся первым Перси всё равно пришлось. Увидев корпящего над каким-то чересчур маленьким для стандартного учебника талмудом первокурсника, он задал единственный вопрос, сопровождавшийся столь понимающим взглядом, что Гарри даже стало жаль старшего брата лучшего друга: «Рон?». Гарри было достаточно кивнуть, как явно сталкивавшийся с этой проблемой дома Перси пообещал дать Гарри зелье «Сна без сновидений» на совсем уж экстренные случаи.       Название так заинтересовавшей его книги он показать отказался как ему, так и всем остальным, кому посчастливилось (или же наоборот) застать его с маггловской книжкой в руках. Он уже тогда начал считать это своим неоспоримым преимуществом перед Магическим Сообществом, чуть ли не ежедневно тыкавшим носом обязанного знать всё Героя Магической Британии, будто несмышлёного котёнка, в непонимание каких-то правил, законов или традиций. По этой и еще нескольким не столь значимым причинам он втайне гордился своим умением, улыбаясь мыслям о том, что он владеет чем-то незнакомым Гермионе или издевавшемуся над ним хорьку.       И если подруге немножко хвастовства он простить мог, подспудно понимая, какими страхами вызваны бесчисленные часы в библиотеке и капля зазнайства, то у обидевшегося Малфоя, бросающего чересчур неоднозначные взгляды, а затем будто невзначай посылающего в его, Гарри, сторону не шибко приятные заклинания, хотелось вытребовать объяснений такому поведению, а потом устроить ту самую несостоявшуюся дуэль, невзначай оставив синяк на аристократично-бледном лице. В последовательности действий он все еще сомневался, но в факте, что после этого происшествия они, наконец, должны подружиться – отчего-то нет.       Почему – он и сам не знал, а Гермиона просто отмахивалась, утверждая, что если Малфой не может просто поговорить, то потворствовать реализации его планов по дёрганью Гарри за косички она не собирается. Хотя бы потому, что Рона, точно бы взбесившегося после хорьковых влюбленных признаний относительно Гарри, успокаивать пришлось бы ей. На все дальнейшие попытки расспросить, что она имела в виду, девушка быстро переводила тему, а Гарри не решился настаивать: если розовеющая Гермиона не хочет ему рассказывать, значит это что-то личное. А «личное» Гарри прекрасно умел ценить. Особенно когда это касалось нежных девичьих чувств, которые он почти не понимал. В конце концов, если Малфою так хочется враждовать, то Гарри вполне сможет дать ему достойный отпор – опыта у него благодаря кузену и его тупоголовым прихвостням вполне хватало.       И если говорить коротко, то Гарри было достаточно того, что его собственная жизнь выставлена напоказ всем желающим, и в чужие он старался не лезть.       Хотя бы до тех пор, пока они сами не стучались к нему, настойчиво пытаясь сообщить нечто важное.

Глава 2

      В классе семикурсников было необычно шумно, хотя стандартно наглухо упакованный в чернильно-чёрную мантию Снейп всё так же гордо и немного надменно восседал за своим столом, зорким глазом выискивая ошибающихся, заранее зная, чьи зелья уже точно спасти не получится. Перед ним лежала горка только сданных пергаментов, скрученных в подобие свитков, которые ему только предстояло проверить.       Гарри плавно скользил взглядом по острому профилю профессора, не задумываясь о том, что такое наглое рассматривание вполне может стать причиной потери полусотни заработанных баллов. Только то ли Гарри везло и без содержимого золотого флакончика, то ли у Снейпа случилось нечто хорошее, но профессорский взор устремлялся куда угодно, только не на известного гриффиндорца.       Зелье Гарри приятного лавандового оттенка незамысловато булькало, отчаянно шипя при каждом лопающемся пузыре, в соответствии с написанной на доске инструкцией – ничего ниже «Удовлетворительно» он явно не получит, а значит и итоговая оценка выйдет достойной, если он, конечно, не завалит ЖАБА по Зельям (в ином случае карьера колдомедика точно полетит гиппогрифам под хвост).       Мысли разбивались о многочисленные шепотки со всех сторон – то пытающиеся исправить ситуацию, то считающие итоговый балл, то предполагающие задание грядущей отработки – так что заметить монотонные движения на пределе слышимости, отбивающие чёткий ритм, возможности не было. Да и желания, собственно, тоже – Гарри был слишком, просто предательски расслаблен: Воландеморт давно канул в Лету, и в магмире установился относительный покой, хотя Кингсли, сменивший Скримджера на министерском посту, всё равно хотя бы несколько раз в сезон таскал его, Гарри, как Героя с орденом Мерлина Первой степени, на многочисленные торжественные вечера. Гермиона и Рон тоже там были, но требований к ним, к радости друзей, было существенно меньше. А Гарри всегда приходилось выкручиваться, подбирая слова, которые нельзя вывернуть наизнанку, ловко лавируя между расставленными силками акул пера, жаждущих его крови. Единственное, что спасало от неземной скуки на подобных мероприятиях – всё тот же Снейп, кто, как и Гарри, не желал находиться под прицелом чужих глаз, стремящихся воочию увидеть и одного, и второго Спасителей. Хотя профессор и настаивал, практически давил на добродушно улыбающегося Дамблдора в попытке остаться в тени, но, к счастью немного злорадствующего Поттера (он надеялся, что не будет страдать в одиночестве) и чудом выжившего Альбуса, та оказалась провальной: на груди Снейпа висел тот же знак отличия, что и у Гарри.       Это самое спокойствие и сыграло с ним злую шутку, став причиной его дальнейших волнений. Задумавшись о прошедшем, Гарри не обратил внимания на источник послания, поэтому автоматически расшифровав серию из коротких и длинных щелчков лишь насмешливо фыркнул, согласившись с чьим-то ехидным замечанием, что через пару мгновений из Малфоевского котла повалит красный дым, если Гойл не прекратит так быстро помешивать громко бурлящее зелье.       Ведь несмотря на комментарии профессора о наследственном идиотизме, глупцом Гарри никогда не был. Только всё тот же Снейп, стремительно подлетевший сначала к парте слизеринцев и обезопасивший так и норовящее взорваться варево (назвать его зельем даже у не слишком сведущего в тонкостях данного искусства Гарри язык не поворачивался), а затем оглушительным рявканьем снявший десять баллов с Гриффиндора «За неуважение к преподавателю, Поттер» и пять со своих змей, не дал мысли о том, кто из присутствующих в классе вообще мог знать морзянку, мелькнувшую в сознании разозлённого потерей факультетских очков Гарри, окончательно сформироваться, позволив развоплотиться незамеченной.       Прорицания выдались не лучше. Для того чтобы сказать, что Гарри и в этом году встрянет в какое-нибудь происшествие, дар видеть будущее вовсе не был необходим. Тут можно было спросить не то что любого мага, да даже кошку Филча или домовика с кухни и получить в ответ, что под конец года Гарри Поттер минимум неделю будет отлёживаться в больничном крыле после очередного, как их называла пронырливая Скиттер, приключения. В конце концов, чутью миссис Норрис, столько раз ловившей его в, казалось бы, пустых коридорах после отбоя, он доверял как никому другому, однако Гарри всё равно надеялся, что раз Воландеморт уже два года как почил, то все «приключения» этого года сведутся к эпопее с поступлением в Академию, хотя и сам в это не особо верил.       Только вот Трелони умела обличить эту давно известную всем мысль в такую отвратительную форму, что настроение Гарри стремительно ухудшалось, поэтому, когда он решил отсесть от жизнерадостных друзей немного в сторону, те тактично промолчали, заняв свои привычные места за обеденным столом. За что надо было отдать должное Гермионе, вовремя усмирившей обеспокоенных Рона, Джинни и Невилла, рвавшихся поговорить.       Большой зал постепенно наполнялся гудением и всевозможными шорохами снующих по узким рядам учеников, не дававших спокойно подумать и прийти в норму. Так что, найдя свободное место в самом конце стола, Поттер решил, что лучшего варианта не будет: вблизи от преподавателей было в разы тише (сказывалось то ли уважение, то ли банальный страх лишиться десятка с трудом заработанных очков). Он скинул сумку с учебниками на скамью рядом с собой и сел в ожидании.       Из года в год ничего не менялось – всё та же суета и суматоха, радостные и печальные голоса, на все лады разносившиеся эхом до самого зачарованного потолка и, будто бы усиленные его отражением, возвращавшиеся назад. Из стройной картины не выбивались даже надменные слизеринцы, разве что Малфой выглядел каким-то непривычно насупившимся и дёрганным, да, ко всему прочему, пялился он прямо на руки Поттера, что последнего немного напрягало.       В последнее время у них с Малфоем установилось некое подобие шаткого перемирия, вызванного обоюдным ненападением ввиду борьбы по одну сторону развернувшейся войны – в такое время было как-то не до глупых детских обид из-за непринятой руки или чего-то столь же незначимого. И если спокойного по темпераменту Гарри это состояние более чем устраивало, то Малфой был натурой немного вспыльчивой и эмоциональной, хотя в умении держать лицо во всех вопросах, которые не касались пресловутого Поттера, ему отказать было нельзя. И Гарри надеялся, что эта изначально носившая временный характер взаимоненависть на публику наконец прекратится, но целенаправленный взгляд Драко, по мнению Гарри, говорил обратное.       Хорёк не обращал никакого внимания на рассказывающего ему что-то Нотта, что последнего, конечно, не устроило, и в итоге Малфой был вынужден отвернуться, принимаясь живо беседовать с однокурсником. Если верить слухам, разлетавшимся по школе с неумолимой скоростью, это было неудивительно: молодые люди были вместе и, кажется, не только по причине выгодности их союза. По крайней мере, Гарри не думал, что такими мягкими и влюблёнными взглядами награждают тех, в ком видят звякающий кошелёк, полный золотых галеонов.       Дамблдор о чём-то оживлённо беседовал с профессором Макгонагалл и профессором Вектор, и, судя по его жестам и долетающим обрывкам фраз, одними из героев его рассказа были Хагрид и Флитвик, на днях посетившие Хогсмид – явление настолько обескураживающее, что сразу же объясняет неподдельный интерес в глазах слушавших. Директор со своими рассказами вообще был личностью неоднозначной, что было видно в его поступках, истинная цель которых открывалась лишь по прошествии времени. И если некоторые ученики, до которых и долетал рассказ, не постеснялись развесить уши, то Гарри был настолько усталым и вымотанным последними лекциями, что вслушиваться не было никакого желания: он витал в своих мыслях и, видимо, не заметил, как стал выстукивать своё недовольство серебряным кубком по столу.       Еще три минуты без обеда – и здесь произойдёт как минимум пять или шесть случаев нарушения Закона Гэмпа, зафиксировать которые труда не составит. Голодный студент – злой студент, готовый на всё.       Еще более неожиданным был тот факт, что ему ответили. Короткий щёлк, длинный, три коротких были расценены как простой шум, но стоило только постараться прислушаться, как, казалось бы, несвязанные звуки начали обретать смысл.       «Излишняя самонадеянность – один из первых шагов к мучительной смерти, Поттер».       И пока Гарри пытался осознать уже сказанное, неизвестный решил добавить, будто бы решив смягчить язвительную фразу:       «Даже самый бездарный первокурсник знает манящие чары. Постарайтесь не подавиться».       Еда на столах появилась раньше, чем Поттер успел ответить незнакомцу, да и подоспевший Криви был слишком громким, чтобы он мог это сделать. В голове звенело, Колин вещал слишком громко, да еще весьма активно размахивал руками, так что Гарри решил отложить поиск того, кто так нагло, пусть и невольно, вторгся в его мысли, на следующий раз, предпочтя уткнуться взглядом в стол и размазывать аппетитное рагу по тарелке, вовсе не замечая обеспокоенного взгляда чёрных глаз, направленных на него.       

Глава 3

      Тот факт, что щелчки Неизвестного, как назвал своего собеседника Гарри, были магическими, он понял буквально на следующий день.       Директор в который раз вещал свои агитационные речи о важности дружбы и силе любви, победившей в затянувшейся войне и способной помочь в восстановлении учинённых Пожирателями и их последователями разрушений, и так как за семь лет Гарри уже не раз доводилось слушать эту речь в различных ее вариациях, он не боялся пропустить нечто действительно важное, позволив себе поразглядывать так же обречённо-скучающих слушателей. Из учеников: Герми и Рон, Малфой и Паркинсон, Луна; весь педколлектив и несколько только прибывших Фениксовцев. Все сидели практически недвижимо, что могло бы дать повод для беспокойства об их состоянии здоровья, однако лишние движения Снейпу свойственны не были, а остальные попросту дремали, пытаясь не слишком уж очевидно закрывать глаза.       Фактически, Гарри был предоставлен самому себе. И если бы кто-нибудь поинтересовался его мнением, то он бы как нельзя честно ответил, что с радостью бы оставил строгие морды горгулий за спиной, направившись либо на квиддичное поле, либо готовить три фута эссе по Чарам и столько же по Зельям.       Способы устранения последствий употребления неправильно приготовленного Оборотного зелья. Рог двурога можно нейтрализовать дремоносными бобами, а вот действие шкуры бумсланга зависит от способа разделки. И, чёрт, какого типа была шинковка?       Как оказалось, Неизвестный тоже находился в кабинете.       «Полоски поперечного сечения в три-четыре дюйма толщиной, примерно такого же размера, как твой мозг».       И, конечно, услышь кто-либо из присутствующих такую громогласную череду его пощёлкиваний разной длины, хоть один бы всполошился – по крайней мере, тот же Грюм с его панической манией безопасности. Бдительности, поправил он сам себя. Но – Гарри попытался незаметно оглядеть комнату – судя по всему, слышал их только он один.       «Это не физический звук, а колебания магии. Пора бы запомнить, в каком мире ты живёшь уже столько лет».       Сама теория маггловская, так что не надо быть таким ханжой.       «Туше, Поттер. Такое бы рвение да в благих целях».       Гарри вовсе не хотел отвечать на подобные провокации, поубавив за годы своего обучения гриффиндорский пыл. В конце концов, не зря Шляпа не дала точного ответа, и черты вроде хитрости в его характере тоже присутствовали. Да и было бы попросту опасно отвечать на вопросы незнакомого тебе мага или ведьмы. Как любили говорить и в маггловском, и в магическом суде: «Всё, что вы скажете, может быть использовано против вас».       Не хочешь представиться?       В Большом зале была вся школа, – перебирать каждого занятие неблагодарное и наверняка безрезультативное. Тем более, вряд ли бы Неизвестный раскрыл перед ним все карты, подойди Гарри к нему вживую, если уж на прямой вопрос ответить не захотел.       «Тебе недоступны рассуждения? Объяснить, как это делается?»       Улыбнувшийся Гарри принял правила игры. Вариантов было всего лишь два.       Фениксовцы не подходят сразу, их не было на обеде.       «Если ты ждешь похвалы, то десять баллов Гриффиндору за вялые попытки думать».       К подобной язвительности у Гарри уже давно выработался иммунитет, и никакого безоара в желудке не надо.       Луна не подходит ввиду других увлечений, хотя бы теми же мозгошмыгами, ну и она на год младше, следовательно и на уроках быть не могла; Гермиона точно не знает, иначе бы Рон давно списывал у неё подобным образом. Директор тоже не подходит по весьма простой причине текущей занятости. Остаются только слизеринцы.       «Дальше».       Дальше, как выразился Неизвестный, Гарри пока не знал. Что Малфой, что Паркинсон были теми еще язвами, неплохо разбирающимися в Зельях. Да и шансы знать практически ушедший в небытие маггловский шифр у них был одинаково мизерный.       Начать следовало бы с Малфоя, но тот постоянно был не один, так что выбор пал на Панси. Гарри намеревался расспросить её в ближайшие пару дней.       Неизвестный решил не ждать отсутствующего ответа и перевёл тему.       «В библиотеке есть том по Северо-английским источникам магии. Надеюсь, ты знаешь, где она находится».       К чему это?       «Мне действительно надо всё разжёвывать? Сам посмотришь».       Спорить отчего-то не хотелось. Он успокаивающе кивнул взволнованно смотрящей на него Гермионе, как бы говоря, что с ним всё в порядке. И, подхватив недописанный свиток, первым выскользнул из кабинета, как только Директор закончил свою речь.       Совершенно «дурная», как охарактеризовал её немного дёрганный после того обеда Малфой, с которым они совершенно случайно столкнулись в одном из библиотечных рядов, улыбка не сходила с лица Поттера до самого вечера: в книге было ровно столько информации, сколько хотел увидеть Флитвик.

***

      Ты не Паркинсон.       Своё заявление Гарри простучал остриём пера по раскрытому пергаменту с контрольной работой и только на третье повторение весьма простой фразы его почтили ответом. Задания были не такими уж и сложными, особенно благодаря вечернему повторению пройденного материала с Гермионой, так что у Гарри вполне было немного времени, пока Макгонагалл отвлеклась на внезапно влетевшего в класс Снейпа, с которым разговаривала уже около десяти минут.       «Поразительная догадливость».       Знал бы голос по ту сторону щелчков, сколько сил и времени он потратил на выяснение этой информации, может, и язвил бы поменьше. Гарри невольно вспомнил не столь давние события.       Удачный момент, чтобы поговорить с Панси, появился только через два дня после того собрания в директорском кабинете, за которые Поттер успел известись собственными мыслями, прокручивая в голове возможные исходы разговора, а также довести Малфоя до нервозности одними своими взглядами и абсолютным, просто катастрофическим бездействием. И если раньше Гарри считал бы это неким достижением, даже преимуществом во вражде с хорьком, то к седьмому курсу и войне буквально спина к спине его было даже немного жаль, что признавали и Гермиона, и даже Рон.       В ту пятницу у части слизеринцев, которым, как и Гарри (и нескольким его сокурсникам), необходимо было сдать ЖАБА по Трансфигурации, был совместный урок в стандартном кабинете на первом этаже замка, до которого от сторожки Хагрида было как минимум десять минут бегом, из-за чего Гарри несусветно опаздывал. Часы показывали без трёх минут двенадцать, когда Гарри только вошёл во двор, и он, обречённо вздохнув, перешёл со стремительного бега на ходьбу – не опоздать всё равно бы не получилось, а дать дружкам Малфоя еще один повод для шуток своим красным лицом он абсолютно не хотел.       К тому моменту, когда Гарри ступил в длинный арочный коридор, ведущий к кабинету, дыхание уже успело успокоиться. Сердце билось неспешно, в такт чьим-то шагам, раздающимся спереди. Гарри поднял голову: недовольная чем-то Панси медленно брела в сторону нужного кабинета, пиная дорогой лакированной туфелькой на небольшом каблуке мелкую гальку, залетевшую со двора, и совсем не спешила заходить на урок.       – Панси!       Гарри окрикнул её слишком приветливо для представителя «недружелюбного» факультета, да ко всему прочему, для человека, с которым общались-то всего раз или два, но, тем не менее, девушка обернулась, хоть и выглядела слегка удивлённой.       – Чего тебе, Поттер? Если ты хочешь устроить разборки с Драко, то давайте-ка вы сами разберётесь. Мне сейчас не до этого.       Она резко выплюнула слова и вовсе пошла в другую от кабинета сторону. Гарри остановился, будто перед ним выросла стена, а Панси всё отдалялась и отдалялась. Когда её фигурка совсем уменьшилась и почти повернула за угол, он отмер и, не желая упустить свой, похоже, единственный шанс выяснить правду, стремглав помчался за ней. Мантия неприятно громко хлопала, развеваясь на ветру, и Гарри невольно позавидовал профессору Снейпу, беззвучно летающему по хогвартским подземельям, как летучая мышь.       Панси не выглядела более счастливой, увидев его во второй раз. Поттер обогнал её и шёл вперёд спиной, пытаясь завязать диалог. Начинать его с типично британского вопроса о погоде или, того хуже, о чём-то школьном было попросту глупо, так что какое-то время слышны были только гулкие шаги и ни единого слова. В воздухе витал немой вопрос, такой же, какой появился на лице Панси, стоило ей внезапно остановиться. Гарри невольно сделал еще пару шагов, прежде чем понял, что обстоятельства изменились.       Хотя это было ему на руку. Пальцы Панси сжимались в кулаки, а из ушей, казалось бы, должен пойти серый пар, стоило Поттеру только открыть рот.       – Что. Тебе. Надо?       Гарри буквально чувствовал стальные прутья, которыми было обвито каждое её слово. Она не психовала, не кричала, но всегда аккуратная чёлка была дьявольски растрёпанной, а педантичной девушке не было до этого никакого дела. Гарри постарался смягчить слова. Получилось что-то вроде «Я слышу голос в голове, это не ты общаешься со мной щелчками?», что он и озвучил. А потом, оценив её состояние ещё раз, добавил: «У тебя всё в порядке?»       – У меня – да. А у тебя, видимо, проблемы. С головой, – она язвительно скопировала его интонацию и вновь, не обращая на него никакого внимания, побрела назад.       В кабинете трансфигурации они оказались практически в одно время. Макгонагалл недовольно посмотрела на часы, оповещавшие о начале второй пары, и посадила их в пару – отрабатывать пропущенное. Глаза Паркинсон метали молнии. И если бы это не было простым речевым оборотом, то от Гарри еще на первой секунде урока, сопровождающегося едким смехом нескольких слизеринцев, осталась бы лишь горстка пепла. В способностях девушки сомневаться не приходилось – Гарри видел её в бою.       Макгонагалл простояла рядом с их партой около десяти минут, прежде чем удовлетворённо кивнула своим мыслям и прошла к следующей паре. Гарри завершил свою часть задания и подвинул красную шляпу к ней. Первая попытка выдалась неудачной (шляпа плевалась огнём в защитный купол и хлестала воздух отросшим чешуйчатым хвостом), хотя Панси довольно чётко выговорила Драконифорс и сделала нужные пасы палочкой. Получившийся к третьему разу дракон, способный отправить в Больничное крыло минимум на пару недель, выглядел менее опасным, чем его напарница, когда Поттер вновь попытался задать свой вопрос.       Гарри поправил съехавшие на нос и опять треснувшие очки, прошептал Репаро и только после попробовал выразить свою мысль:       – Я просчитал все варианты – это либо ты, либо Малфой. Больше никто быть не может. А ваши шансы знать маггловский код равны.       Дракон выплюнул огненный шар в сторону Гарри, но тот разбился о купол, как падающая чашка о каменный пол. У Гарри отчего-то заболела голова. Панси молчала, гневно сверля его взглядом.       – Скорее всего, это ты. Малфой давно бы использовал это против меня. Я мог сболтнуть лишнего, но никто пока ничего не знает. Если это была ты, то просто скажи мне, пожалуйста. Я перестану мешать тебе своей болтовнёй. То есть щелчками. То есть, ты меня поняла.       – С чего ты вообще взял, Поттер, что я могу знать язык каких-то магглов, а твой драгоценный Драко – нет? Ты считаешь меня хуже? – несколько истерично поинтересовалась она, надвигаясь на сползающего к краю скамьи парня. Поттер невольно надавил на больное.       – Нет! Я не это имел в виду. Панси, ты…       – Что «я», Поттер? Ты сказал то, что сказал. Профессор, – её рука взметнулась в воздух одной из первых. – Я закончила.       – Очень похвально, мисс Паркинсон, мистер Поттер, – оценила их работу декан. – Пять баллов Слизерину и Гриффиндору. Можете быть свободны.       Панси мигом сложила учебник и пергамент в сумку, зачехлила перо и направилась к выходу, не останавливаемая непрекращающимися просьбами Гарри. Она уже выходила в коридор, когда спешно скидавший всю кучу принадлежностей в нужное отделение Поттер окликнул её.       – Панси, подожди!       Ему был просто необходим ответ.       – Поттер! – процедила она сквозь сжатые зубы. – Твой голос в голове мне не принадлежит и никакого, повторюсь, придурок шрамоголовый, никакого отношения ко мне не имеет. Говори об этом со своим Малфоем.       Не обращая внимания на изумлённо вытянувшееся лицо преподавателя и хихиканье представителей обоих факультетов, она хлопнула дверью, гордо подняв нос. Точного ответа (не на эмоциях), по мнению Гарри, она не дала, но слышавший всё Малфой стал еще более резким. И Гарри, так и оставшийся стоять в центре прохода, понял: это точно была не Панси.       Гарри выпал из своих мыслей, вернувшись к работе в кабинете Зельеварения: из всех вариантов оставался только Драко, но и, судя по тому, с каким остервенением писались ответы на его листе на одиннадцать вопросов, ему тоже было не до общения с Гарри. Задумавшись о том, не обманула ли его Панси, последние пару дней усиленно избегавшая даже случайной встречи с ним, Поттер нечаянно задел чернильницу, тут же полетевшую на пол.       Звон разлетевшегося на осколки стекла был особенно громким в тишине класса. На него не обернулся разве что пытавшийся списать у Гойла Крэбб, так что Гарри постарался как можно быстрее наложить невербальное Репаро и, призвав восстановленную, но пустую баночку простым Акцио, поспешил кинуть на чернеющее на полу класса пятно Очищающее.       На удивленный взгляд Поттера, не обнаружившего тёмной лужицы брызг на каменном полу, ответил лишь Снейп, вопросительно выгнув чёрную бровь.       Гарри ужаснулся своему предположению.       Это не мог быть он.

Глава 4

      Навязчивая мысль о том, что Неизвестным, уже успевшим восхитить Гарри своей начитанностью и острыми замечаниями, может оказаться сальноволосый ублюдок, не давала нормально заснуть.       А ведь Снейп подходил на эту роль по всем параметрам.       Во-первых, он был и на обеде, и на собрании, и на Зельях, и даже присутствовал в классе во время проверочной работы. Во-вторых, его полумаггловское происхождение, о котором как-то нечаянно проговорился Дамблдор, явно планировавший, что Гарри получит информацию, позволяло тому узнать о морзянке. И, в-третьих, столь источающие яд предложения выходили только у него, даже когда это была простая череда щелчков.       Нельзя было сказать, что эта информация что-то меняла, но задуматься заставила.       В конце концов, Гарри мог признать, что к этому году неприязнь к профессору была скорее машинальной, нежели вызванной какими-то его действиями. Тот вполне объективно снимал баллы с ошибающихся студентов, хоть и разбавлял и так неприятный процесс привычно нелестными комментариями, но даже те в большинстве своём были по делу. По крайней мере, все было не так плохо, как считала подавляющая часть младшекурсников. В какой-то степени Гарри даже симпатизировал этому магу, способному играть роль двойного шпиона, частенько восхищаясь его силой и знаниями, что стало неожиданным даже для него самого.       Уже падая в объятия Морфея, Гарри решил, что больше не станет ненавидеть человека, столько раз спасавшего ему жизнь. Даже если это был третировавший его столькие годы Снейп.       Особенно если это был Снейп.

***

      В их перестукиваниях ничего не поменялось ровно настолько, насколько могло. Разве что вместо ставшего привычным «ты», Поттер выбрал более уважительную форму, на что Снейп лишь фыркнул, дав понять, что тот не ошибся в своих суждениях. Правда, осознание того, что теперь он должен контролировать себя, чтобы случайно не простучать лишнего, немного сковывало ровно до одного момента, случившегося примерно через неделю после двухстороннего молчания, вызванного знакомством.       Зелья проходили в несколько сократившемся составе, так как треть их потока отлеживалась в больничном крыле с отравлением подделкой на «Вредилки Уизли», поэтому у чуть опоздавшего Гарри, еле успевшего навестить идущих на поправку Герми и Рона, не было никакой моральной поддержки, когда ему в пару поставили Малфоя. Тот, видимо, решил, что продолжение вынужденного перемирия длиною в одну пару всё-таки лучше, чем потеря баллов, так что работа, несмотря на обычное столкновение лбами едва ли не во всех сферах жизни, на удивление шла достаточно гладко – практическую часть они завершили в срок.       С теорией же возникли проблемы: если на первые двадцать пунктов теста с явно завышенным уровнем сложности совместными усилиями они ответы нашли, то последние четыре ингредиента, входящие в выбранную Малфоем часть теста, в учебнике упоминались лишь дважды и только вскользь. Ни о каких свойствах, упоминаемых в самих заданиях, и речи не шло.       Поттер, глядя на разозлённого своим незнанием Драко, впервые в жизни был с ним согласен. Еще одно «Слабо» или «Отвратительно», и его мечты о работе колдомедиком накроются оловянным котлом. Что его возьмут с любыми оценками хотя бы из-за имени, Гарри, конечно, понимал, но, тем не менее, осознав этот факт (не без помощи язвительности Снейпа), он с неведанным доселе усердием принялся за корректное выполнение домашней и классной работы, стремясь доказать всем и, в первую очередь, себе, что он не просто известная пустышка, не какой-то там талисман на удачу.       Короткий щёлк, два длинных, короткий и повторение этой последовательности. Он делал это автоматически, так что когда его будто бы невзначай коснулись магией, он чуть не подпрыгнул от удивления.       «Брошюра в конце книги. Не заставляй меня разочаровываться, Поттер. Я не дал бы нерешаемых заданий. Вы, как я вижу, и с вполне обычными справляетесь с трудом».       Сложенный в несколько раз пергамент мало подходил под данное профессором определение, однако от этого информация, которую тот подсказал, менее содержательной не становилась. Малфой не был бы наследником своего рода, если бы не смог скрыть своё удивление, вызванное неожиданными и немного резкими действиями явно чем-то взволнованного Поттера, потянувшегося к книге, которую они уже безрезультатно просмотрели в поисках нужных ответов, поэтому он, не изменившись в лице, спокойно расставил последние три галочки, сделал сноски на страницы с подтверждением и, подписав работу, отнёс её на угол учительского стола.       Драко уже успел вернуться на своё место, а Гарри все ещё пытался понять, что только что произошло: Снейп вызвался помочь ему по своему предмету вместо того, чтобы снять баллы, попутно опозорив перед всем классом, и даже вида не подал, продолжая сверлить учеников суровым, немного надменным взглядом, выражающим, что его владелец думает о способностях студентов к тонкой науке зельеделия. Это было, мягко говоря, неожиданно.       Когда мужчина повернулся в сторону слизеринского ряда, на котором одинокий гриффиндорец выглядел слишком ярким пятном, то увидел лишь на миг появившуюся на лице Гарри благодарную улыбку.       Спасибо.       Губы скривились в тонкую линию, стоило ему расшифровать полученное послание.       – Поттер! – слышать раскатистый голос профессора, намеренно растягивавшего гласные, не настукиваниями стало непривычно. – Мистер Поттер, – едко выговорил он, привлекая внимание большинства студентов. – Не соизволит ли наш Герой, раз уж он так скоро закончил свою работу, поделиться причинами своего опоздания на столь, оказывается, ненужный целителям и аврорам предмет, как Зельеварение?       – Но, профессор Снейп, сэр, я… – Гарри замялся. Он уже успел позабыть, что явился в кабинет после звонка.       Снейп подождал примерно минуту, прежде чем прервать продолжающийся лепет выбитого из колеи Гарри.       – Избавьте меня от своего нескладного оправдания, Поттер. Раз вы до сих пор не научились составлять из слов полноценные осмысленные предложения, то единственное, чем вы сможете заниматься по окончанию Хогвартса, это мытьё котлов. Искренне рад, – насмешливо процедил он, – что могу предложить вам попрактиковаться заранее. Отработка после ужина, и ни слова больше, Поттер, иначе ваш кошачий факультет лишится еще двух десятков баллов. Опоздаете и на неё – решу, что вам нравится идея проводить внеучебное время со мной, и добавлю еще неделю. С мистером Филчем. Я ясно изъясняюсь?       Сбитый с толку столь внезапной сменой настроения профессора Гарри смог выдавить лишь что-то наподобие «Так точно, сэр» и скрыться за страницами объёмного учебника, стараясь не обращать внимания ни на смешки слизеринцев, старательно замаскированные под кашель, ни на прикрывшего глаза рукой Драко.       – К слову, мистера Малфоя тоже касается, – тихо добавил он, пройдя мимо первой парты, и тут же переключился на других. – Мисс Браун, мисс Паркинсон, что именно в столь сложной для вашего ума фразе «Помешивать по часовой стрелке» вам было не понятно? По десять баллов с обеих.       Раздался оглушительный треск и взрыв, на мгновение в классе наступила абсолютная тишина, а потом все услышали гневный крик профессора:       – Мистер Финниган, безмозглый вы кретин, вон из моего кабинета!

***

      Гарри выходил из класса одним из последних. И это происходило вовсе не потому, что он хотел задержаться в обществе зельевара подольше, как тот предположил, а лишь из нежелания встречаться с компанией слизеринцев, можно сказать, традиционно поджидающей его у выхода, чтобы наградить очередной порцией смеха. После пятого курса всё, конечно, поутихло, но в этом году опять стремительно набрало обороты, будто бы лето позволило скинуть одеяло войны, покрывшее всю магическую Британию. Кто-то, может быть, уже был к этому готов. Себя же Гарри относил к противоположному лагерю. Правда, «шутки» и подставы перестали быть столь злыми, словно дети пытались вернуться к той линии поведения, что была до войны, но с учётом приобретённого опыта. Это было немного забавно, если бы, конечно, Гарри не являлся одним из основных участников тех событий.       На удивление, свежий коридорный воздух, пахший озоном после проливного дождя, ставшего частым гостем этого ноября, не был смешан с резкими одеколонами, которыми пользовались некоторые студенты слизерина (Малфой от такого, например, воротил нос). Пахло чем-то по-домашнему тёплым: свежей травой, солнечными лучами и совсем немного полевыми ромашками, росшими в округе.       – Привет, Гарри. Панси выглядела расстроенной, уверена, что ей просто необходим мой чай с чабрецом и немножко любви. Впрочем, как поживает твой крёстный? Мистер Поттер спрашивал меня в прошлый раз.       Гарри улыбнулся, услышав слова девушки: не верить ей он не мог, хотя слова о давно умершем отце отдавались колкой, но уже приглушённой болью в груди. Её взгляд скользил с Гарри на держащего её за руку Невилла, что-то высматривавшего в коробке на подоконнике, на которую удивлённо глядели проходившие мимо студенты.       – Привет, Луна. Отлично выглядишь. Сириус идёт на поправку, Римус с ним практически круглосуточно, так что я не переживаю. Надеюсь, ты передала родителям привет. Здравствуй, Невилл.       – Привет, Гарри, –отозвался он, отвлекаясь. – Мы тебя потеряли. Я забеспокоился, когда ты не пришёл на урок. Но меня предупредил Дин, которого просил передать Симус, которому сказал Рон, что Луна, навещавшая их с Гермионой, знает, где ты. Только не заставляй меня это повторять, я еле запомнил последовательность.       – Да, южный ветер сказал мне, что Гарри пытался договориться с собой, но всё равно сделал так, как предначертала судьба. Гарри теперь знает правду и не будет противиться ей. Так ведь, Гарри?       Она дождалась его кивка и лишь затем потянула Невилла, не успевшего схватить коробку, в сторону Большого Зала.       – Не беспокойся, я донесу, – уверил его Гарри. Деревянный короб не казался чем-то неподъёмным. В нём была сырая земля и несколько мелких ростков, только-только вылезших на воздух.       – Спасибо, – ответил Невилл, стоило Гарри поравняться с друзьями. Луна увлекла их обоих своим рассказом о предстоящей поездке в Австралию с отцом в исследовательскую экспедицию, так что задать свой вопрос, отличающийся темой от места обитания невидимых зверьков, Невилл, всю дорогу бросающий на Гарри обеспокоенные взгляды, смог только когда Луна ушла за свой стол.       – Гарри, – начал он, но тут же смутился собственных мыслей, уткнувшись взглядом в свою тарелку. Ничего интересного на ней не было: всё то же картофельное пюре с панированной курицей и зелёным горошком. – Гарри, я хотел с тобой поговорить. Ты прости, если я лезу не в своё дело, но я просто хотел убедиться, что у тебя всё в порядке, и что тебе не требуется никакая дружеская помощь.       Гарри мысленно согласился с выводом Гермионы, что Невилл – самая подходящая пара для Луны. Тот и сам по себе был довольно чутким, но то ли они друг на друга так влияли, то ли Гарри просто не заметил, как тот изменился – в любом случае, попадание было стопроцентным. Гарри действительно не мог понять, что с ним творится. Невилл ждал ответа, и Гарри пригубил бокал с тыквенным соком, пытаясь выиграть немного времени. Ничего толкового на ум не пришло, и Гарри пришлось выкручиваться дежурной фразой, хоть очень и не хотелось обижать друга.       – С чего ты это взял, Невилл?       – То, – его голос, опустившийся до еле слышного шёпота, дрожал от волнения. – То, как ты смотришь на… На него. Это видно со стороны. Не всем, конечно, но и Гермиона уже начала что-то подозревать.       Гарри отчаянно не хотел слышать чужое, так и не названное вслух имя. Невилл, простой добродушный Невилл, никак не мог быть таким проницательным.       – На кого? – Гарри задал вопрос тоном практически искренне интересующимся, но Невиллу хватило и этой оплошности, чтобы понять – Гарри и сам знает ответ.       Есть резко расхотелось.       Гарри насильно впихнул в себя кусок пирога с патокой и заставил опустошить ровно половину тарелки. Невилл сидел тихо, будто чувствуя себя косвенно виноватым, но потом подлетел всегда весёлый Криви, и они с облегчёнными вздохами переключились на обсуждение прошедшего в последнюю субботу матча между Хафлпаффом и Рейвенкло.       Уже уходя в спальню, Гарри услышал короткую фразу Невилла: «Он на тебя тоже смотрит». Оставалось искренне надеяться, что ему показалось. Только правда заключалась в том, что она была настолько же реальной, насколько был реальным сам Гарри, так усердно бежавший от самого себя.

***

      Несмотря на проведённое с друзьями время, мысли о вечерней отработке со Снейпом не давали ни наслаждаться распогодившимся к вечеру осенним днём, ни делать домашнее задание по Чарам. Гарри казалось, что настроения хуже быть не может. Встрепанный Драко, с гулким хлопком бросивший толстенный талмуд рядом с разложенными пергаментами Поттера, доказывал обратное.       – Вот, Потти, не поверишь, но я тебе иногда удивляюсь, – он начал свою гневную тираду шёпотом так, будто бы для них было в норме вещей совместно делать уроки в самом дальнем углу библиотеки. – Ты иногда такую чушь творишь, будто бы декана нашего не знаешь.       Малфой на мгновение замолчал, будто бы подбирая нужные слова, не обращая внимания на недоумевающе глядящего на него замершего «вечного врага».       – «Спасибо» крёстному за то, что помог списать, – насмешливо фыркнул хорёк. – Более идиотский поступок ещё никто не совершал! Хотя кому я это говорю – Гриффиндурок и есть Гриффиндурок. Хотя, признаться, не ожидал, что вы с ним найдёте общий язык. Убирай свои махания палочками, Снейп с нас три шкуры сдерёт сегодня за твою благодарность, пока у тебя все эти свойства от зубов отскакивать не начнут.       – Откуда ты знаешь морзянку? Ты всё слышал? Малфой!       От понимания, что Малфой всё знал, стало не по себе до той степени, что Гарри невольно вздрогнул от охвативших его эмоций. Дело было не столько в Драко, сколько в здравых опасениях за собственную безопасность: не все Пожиратели были пойманы. А он слишком сильно расслабился, считая их с профессором разговоры строго конфиденциальными, но, видимо, магические касания чувствовались не только ими, хотя и не всеми волшебниками. Возможно, причина была в схожести магических направленностей или чего-то подобного. Гарри сделал мысленную пометку, что надо будет найти информацию об этом в библиотеке или спросить у Макгонагалл, на чьём уроке и затрагивалась эта тема.       Гарри и сам не понимал, почему так сильно беспокоится за профессора: да, тот больше не был самым отвратительным из всех людей, что Гарри когда-либо доводилось встречать, но и их отношения особо не поменялись, разве что Гарри теперь понимал подоплёку всех оскорблений и тычков со стороны профессора. Да и защитить себя профессор вполне мог: даже после укуса Нагайны выжил, вряд ли ему вообще что-то страшно теперь. Короткие пара недель, за которые их общение стало менее озвучиваемым, также не сделало особо сильных сдвигов. Снейп просто оказался способен не только на желчь, но и на открытую помощь. Однако делиться даже такой небольшой каплей профессорской души эгоистично не хотелось.       Он и так отдал магическому миру всё, что мог, и даже чуточку больше. Это хотелось оставить себе.       – Не беспокойся, Потти. Не в моих интересах расшифровывать тот запутанный ужас, что творится в твоей вихрастой голове. Так что да, слышал всё, но не стремился извлечь смысл, у тебя это, насколько я понимаю, рефлекторное. И, отвечая на первый вопрос, мама в детстве увлекалась магловедением, чему-то и меня научила, как видишь.       – С чего такие откровения, Малфой? – насторожился Гарри.       – Потти, ты вроде в очках, а такой слепой. Даже твой Рыжик уже с подозрением поглядывает на ваши перепалки. – Драко разве что глаза не закатил. – Может, родственниками скоро станем, но ты пока это в голову не бери. С деканом связываться себе дороже. Сейчас не об этом. До отработки два часа, за которые надо выучить это, – он хлопнул ладонью по кожаной обложке, идентичной той, что была у книги, которую он держал в руках.       – С чего ты вообще взял, Малфой, что у нас будет индивидуальный экзамен, и, что не менее важно, я тебе поверю?       Гарри встрепенулся – Малфой бы не стал помогать просто так, а ответить, что ему на самом деле надо, никак не желал. Нельзя сказать, что Гарри абсолютно не верил Драко, но и причин для противоположного отношения к однокурснику, с которым он долгое время враждовал, у него не было.       – Не будь глупцом, Потти. Ты и сам понимаешь, что Снейп не дал бы тебе ответы просто так.       – Он и баллы не снял, кстати, – задумчиво протянул Гарри, соглашаясь с блондином.       – Молодец, кажется, соображать понемногу начинаешь. Это на тебя так моё общество влияет или отсутствие Уизела?       – Не трогай его, Малфой, – вмиг ощетинился Гарри. – Он не дурак.       – Заметь, я ничего не говорил об умственных способностях твоего дружка, он просто ленив и не хочет это признать. Это плохо для его и так не сильно выполняющего обязательства перед Магией рода. Чистокровных и без подобного попустительства осталось совсем мало.       Сколько бы Гарри не хотел это признавать, но на самом деле Малфой был частично прав. Невыполнение обязательств перед родом довольно сильно каралось магией, чего, к сожалению, не понимали ни Молли, ни Артур, поэтому их дети магически были слабее родителей в их возрасте, но Гарри надеялся, что ему или Гермионе удастся вразумить Рона, Джинни и близнецов. Перси и Чарли справились и без их наставлений.       А Малфой, оказывается, был не таким уж и придурком, когда того хотел. Гарри всегда было немного любопытно, как бы сложилась его жизнь, будь Драко в их первую встречу чуть менее циничным и высокомерным. Ведь от поступления на Слизерин его останавливало лишь то, что непонравившегося ему Малфоя взяли именно туда. По весьма непонятным причинам, звучащим в голове голосом Гермионы, всегда с какой-то девчачьей нежностью относившейся к ругани Гарри с Драко, хорьку хотелось довериться если не полностью, то хотя бы в вопросе знания собственного крёстного. В конце концов, в этом году у Драко было множество возможностей весьма значимо насолить Поттеру, но те так и остались невостребованными.       – Не думал, что когда-нибудь ты начнёшь защищать Рона, – усмехнулся он и протянул руку.       Драко улыбнулся и ответил на рукопожатие, которое сам и предложил практически семь лет назад. Становилось смешно, и Гарри улыбнулся ему в ответ.       – Целостность магического мира, Потти. Меня волнует только благополучие мира, в котором я живу, – поправил его нахохлившийся Драко, вернувшись к теме. – До отдельных рыжеволосых особей мне нет никакого дела, я не отец.       – Прекрати искажать мою фамилию, – Гарри открыл свою копию книги на содержании и принялся выискивать нужную тему. – Я-то пока свой род не принял.       – Тогда ты тоже называй меня по имени, Поттер, и получишь ответную любезность с моей стороны. И, к слову, тебе нет нужды дожидаться двадцати одного года, чтобы взять дела под свой контроль. Достаточно лишь разрешения опекуна, но тут, думаю, уже возникнет проблема. Министерство вряд ли захочет отпускать из-под своего крыла поддакивающего Героя Магической Британии. Тут можно посоветоваться с деканом, либо подождать. Сколько, говоришь, осталось?       – Тридцать первое июля, Драко, через три года, – програссировал он, будто бы пробуя имя школьного недруга на вкус.       – У тебя полно времени, но в любом случае поздравлений не жди, Пот… Гарри. Максимум открытка, и то не факт, – весело хмыкнул Малфой. Гарри никогда не думал, что многолетняя дружба может начаться с обмена такими репликами, но с Малфоем – с Драко, поправил он себя – всё всегда шло наперекосяк. – Нашёл нужную тему?       – Триста восьмидесятая страница, второй абзац, – только и сказал Гарри, и библиотека вновь погрузилась в идеальную тишину, которой так гордилась несменяемая мадам Пинс.

***

      Драко, оказавшийся правым в своём предположении об экзамене, кажется, чувствовал себя абсолютно уверенно, когда, поставив за ту пересданную теорию Выше Ожидаемого, профессор не выгнал их из лаборатории. Гарри уже собрал сумку и дёрнулся в сторону выхода, как его остановили.       – Стоит ли мне рассадить ваш поток так, как я считаю нужным, раз уж выбранные вами напарники оказались не лучшим вариантом? – голос Снейпа звучал как минимум расслабленно, если не доброжелательно. Перед ним лежала стопка проверенных эссе, сплошь перечёркнутых красными чернилами и исписанных размашистым угловатым почерком. – Около семидесяти процентов студентов показали результат выше обычного, стоило только смешать вас между собой.       Если заданный вопрос не был риторическим, что, к огромному сожалению Гарри, понятно было мало, то он не знал, как следует ответить. Но тут вмешался Драко:       – Крэбб и Гойл хорошо работают вместе, сэр. Паркинсон сработается с Грейнджер, Булстроуд с Забини, Нотт с Гринграсс.       Снейп серьёзно кивнул, словно действительно принял информацию к сведению.       – А что вы скажете, мистер Поттер? – слегка ехидно поинтересовался он. – Судя по тому, что мистер Малфой не перечислил себя, то его вполне устроило сегодняшнее занятие.       Северус позволил себе едва заметно улыбнуться. Если он правильно понимал, то от ответа Поттера не зависело многое, но для крестника слова гриффиндорца были важны. Эти двое всегда забавляли Снейпа своей недо-враждой, начавшейся из-за сущей глупости.       Нельзя было не признать, что, несмотря на многие различия, они до крайности были похожи друг на друга, оба желая того, что было у другого, но отсутствовало у него самого. Опускаться до уровня тотализатора, появившегося в Хогвартсе, стоило только этим двоим столкнуться лбами на первом уроке полётов, Северус конечно бы не стал, но мысленно он был готов поставить сто к одному, что Поттер с Малфоем в какой-то момент либо станут друзьями до гроба, если вообще не окажутся в одной постели. Последняя мысль, неожиданно для самого профессора, оставила неприятный осадок, но он списал это на заботу о крестнике, которого знал с первых дней его жизни.       Гарри ненадолго задумался. Малфой действительно был прав: за время учёбы слизеринцы, будучи именно в таком составе показывали лучшие результаты. Да и у Герми было много общего с Паркинсон, как бы трудно это не было признать. Рон же, отлынивая, только доставлял ей неудобства. А что до работы в паре с Драко – да, это было достаточно выгодное предложение, как для самого Малфоя, так и для Гарри и даже для Рона.       – Не имею ничего против, профессор Снейп, если, конечно, Рон, то есть мистер Уизли, сэр, пересядет за парту к мисс Браун. Она не даст ему спуску.       – Достаточно логичное предложение, – одобрил откинувшийся на спинку кресла Снейп. – Еще какие-то наблюдения?       – Томас справится с неаккуратностью Невилла, а Финниган вполне работоспособен в паре с Пайком.       Снейп замолчал и на минуту прикрыл глаза, будто бы заново рассаживал студентов в аудитории. Ни Гарри, ни усевшийся на привычное место Драко не решились нарушить это молчание. Лишь когда Снейп повторно кивнул, парни засобирались – время неумолимо двигалось к отбою.       В целом, Снейп был более чем доволен студентами, усвоившими урок: он дал понять, что находится на их стороне, но и расслабиться не позволил. Если Малфою, начавшему изучать школьную программу задолго до поступления в Хогвартс, всё-таки было немного легче, то успех Поттера, не спутавшего свойства глаз угря и тритона, приносил истинное преподавательское наслаждение.       Северус вообще отметил, что Поттер будто стал потихоньку приходить в себя, очеловечиваться, если так можно сказать. Сбросив с себя вечную ношу в виде пророчества, нависающей угрозы в виде Воландеморта, пытающегося убить его каждый год, тот прекратил искать приключения на свою фигурально тощую пятую точку, став более зрело оценивать поступки, слова и действия – свои и окружающих. Складывалось впечатление, что все те события, чуть не заставившие Северуса поседеть к сорока годам от волнения за совершенно не думающих детей, были просто ничем иным, как поиском адреналина, ненадолго успокаивающим неясный страх за собственное, чересчур туманное, а иногда и вовсе отсутствующее будущее.       – Мистер Поттер, мистер Малфой, – мужчина окликнул их у самой двери. – Надеюсь, вы понимаете, что подобная поддержка – акция единоразовая и более не повторится?       – Да, сэр.       – Раз так, то два фута эссе по симптомам отравления амортенцией к среде и повторное занятие завтра после ужина. Не позднее десяти вы должны оказаться в факультетских гостиных, иначе лишитесь полусотни баллов быстрее, чем Лонгботтом взорвёт очередной котёл.

***

      Короткий проход, соединявший учебный коридор с жилыми помещениями слизеринцев, был заставлен всяким старым хламом и доспехами, вроде тех, что Гарри с друзьями видели на первом курсе, спасаясь от зоркого глаза Филча. До отбоя оставалось слишком мало времени, а шанс напороться на пронырливого завхоза или его чересчур внимательную кошку возрастал просто в геометрической прогрессии.       Гарри обеспокоенно посмотрел на Малфоя.       – Есть идеи?       – Либо по лестницам, либо через Большой зал.       Поттер посмотрел на часы: лестницы начинали активно перемещаться в районе девяти сорока и заканчивали примерно к одиннадцати. Минутная стрелка громко передвинулась на очередную полоску – тридцать восемь минут.       – Только Большой зал, иначе придётся ночевать прямо на ступеньках.       – И не факт, что они не исчезнут прямо под нами, – согласился Малфой и резко развернулся на пятках.– Пошли, Поттер, провожу тебя. Распустим слухи о нашем романе, и Панси выиграет сорок галеонов.       – Какие-то мелкие у вас ставки, – усмехнулся Гарри, давно не удивлявшийся подобному вниманию со стороны сокурсников. – Симус пойдёт признаваться Макгонагалл в любви на Святочном балу, если такое случится.       – Я бы посмотрел.       – Я тоже. Может, и увидим, надо будет подумать, насколько сильно это желание, чтобы притворяться. То есть… Надеюсь, это не было эм…       Гарри несколько заволновался, увидев мазнувший по аристократичной белизне щёк Малфоя румянец. Каким бы засранцем он ни был в прошлом, но уважения к себе заслуживал, и обидеть Драко своей грубостью Гарри не хотел.       – Успокойся, Поттер, – отмахнулся он, усмехнувшись. – Если я когда-нибудь признаюсь тебе в любви, это будет несколько более романтично.       Гарри рассмеялся, и Драко подхватил этот беззаботный, искренний смех, ставший началом чего-то большего, нежели простая вражда.       Уже лёжа за закрытым пологом в собственной спальной комнате, Гарри попытался проанализировать прошедший день. Из всего собранного выходило, что ему помог списать Снейп, он примирился с Малфоем, а также получил дополнительные занятия по Зельям, которые были так нужны для поступления в Академию колдомедицины имени Святого Мунго.       Не признать перечисленные факты несколько странными не получалось, так что окончательное их осмысление Гарри решил отложить на следующее утро.       За окном предательски светало.

Глава 5

      Вырваться из больничного крыла удалось лишь спустя две недели, хотя некоторых студентов (Гермиона насчитала двух рейвенкловцев, одного слизеринца и трех хаффлпафок) отпускали и раньше. Гарри был очень рад узнать, что друзья, наконец, выздоровели. Он успел соскучиться по их общению, хотя регулярно и навещал их в положенное время. Драко, умудрившийся в который раз удивить Гарри своим поведением, не стеснялся открыто здороваться с Гарри даже при слизеринцах, а на все вопросы лишь загадочно подмигивал, не говоря ни слова. Уроки они тоже делали вместе, изредка выбираясь на улицу, если погода была лётной, или же болтали в коридоре. Весёлая Луна и удивлённый, равно как и остальные, Невилл как-то стали свидетелями такого диалога и сами не заметили, как превратились в его полноправных участников.       Вслед за Драко и Гарри потянулись и остальные слизеринцы.       Поттер не раз отмечал, что привычные компании стали немного пополняться, пуская в свои ряды обычно отгороженных ото всех представителей змеиного факультета, как и должно было быть изначально. Разве что несколько младшекурсников, не заставших войну во всей её мощи, продолжали плеваться подслушанными у взрослых словами, пытаясь вернуться к прежней, более знакомой и понятной жизни. Но стоило Малфою, Нотту, Крэббу или Гойлу услышать, как кто-то оскорбляет полукровок, как больничное крыло пополнялось ещё одним посетителем, нечаянно словившим лёгкое проклятье. И Снейп, и Макгонагалл, и даже директор несколько раз вызывали всех на ковёр, борясь за более нефизические методы воспитания, но переживших на своей шкуре сегрегацию слизеринцев не останавливало практически ничего.       Правда, привычка пакостить друг другу всё равно осталась, чему несказанно радовались близнецы, поставлявшие материал для шуток как одной, так и другой стороне (Рейвенкло и Хаффлпафф предпочитали придерживаться нейтралитета или же, по мнению Гарри, просто очень хорошо заметали следы). В школе установилась такая идиллия, какой не было, наверное, с самого её основания.       Но Рон и Гермиона вышли с больничного практически позже всех и пропустили большую часть новостей, поэтому Гарри всё ещё пребывал в неком смятении, не зная, как объяснить друзьям, почему Невилл который день рассказывает о необычайных растениях, которые он видел только в саду у Забини и на картинках в учебниках.       Так что избавить друзей от ощущения какой-то театральности всего происходящего, несомненно заканчивающегося чем-то плохим, не представлялось возможным. Малфой, правда, благоразумно не лез, просто кивая Гарри при встречах или же кидая ему только им понятные взгляды, чем подпитывал обострившееся предчувствие очередной неприятности.       Стоило только им усесться за обеденный стол, как либо Рон, либо Гермиона начинали твердить, что Малфой замышляет какую-то пакость и пытается скрыть это за маской добродетели. Гарри соглашаться отказывался, пытаясь вразумить друзей и пересказать события, которые они пропустили, но все они еще помнили времена, когда верить можно было не каждому. Так что Гарри просто терпел их лекции, ожидая, когда и до самых близких друзей дойдёт волна перемен, окутавшая всю школу.       Но понедельник и так был днём не самым лёгким, поэтому уже не выдерживавший прессинга Гарри предложил друзьям полетать, заранее зная, что Гермиона откажется. Втолковать новую правду одному Рону казалось более лёгкой задачей. Кинув в Рона скомканной запиской и получив положительный ответ, Гарри нарисовал на руке небольшой крестик, подписав время. Надпись получилась похожей на какой-то код: «18Х10». Поразмыслить над этим забавным фактом ему не дал профессор Флитвик, вызвавший проверить домашнее задание.

***

      Когда Рон приходит в спальню, кровать Гарри выглядит ровно так же, как с утра, и он делает вывод, что Гарри, занятый дополнительными лекциями, в комнате ещё не появлялся. Не видя ничего плохого в том, чтобы прибыть на обозначенное место немногим ранее, Рон достаёт метлу, бережно проводя по древку рукой, и направляется в сторону поля.       Хотя желание сесть на метлу и велико, до стадиона он идёт пешком, разминая затёкшие за долгие две недели лежания мышцы, и лишь потом позволяет себе вновь почувствовать вкус свободы, появляющийся только в небе.       Стандартная змейка, крутая бочка, резкие перепады выполняются с прежней лёгкостью, из чего следует, что с координацией, как предполагал Рон, проблем не появилось. Однако отвыкшие от усердной работы мышцы стали гореть раньше обычного. Рон поднялся к верхнему кольцу и осмотрел распростёртое под ним поле: зимние пейзажи не способствовали большому количеству зрителей, но пара-тройка студентов, ожидающих скорой тренировки рейвенкловцев, всё-таки были.       Он чуть снизил высоту и принялся методично обрисовывать круги, овалы и восьмёрки по периметру поля, думая о своём. Такой метод безотказно работал всю его жизнь: тело занято действием и не позволяет скатиться к апатичному безделью, требуя некоторой концентрации. А обдумать ему было что.       Во-первых, его волновало новое общество. Рон, может, и не преуспевал в школьных дисциплинах, но и глупым или необразованным вовсе не был. Так что сложившуюся ситуацию вполне мог рассмотреть с обеих сторон. На одной чаше весов было долгое прошлое, наполненное не самыми приятными воспоминаниями, связанными с белобрысым хорьком, не только для него одного. На другой был Гарри, за короткие четырнадцать дней перевернувший школьную жизнь с ног на голову (или же наоборот) и, кажется, довольный происходящим. Кому верить, Рон не знал: доводы обоих друзей были довольно убедительными, своих же наблюдений пока что просто не хватало. Хотя добросердечный Рон всё-таки надеялся, что правда окажется на стороне друга.       Во-вторых, немаловажным оставалось и поведение самого Гарри. Если раньше Рон был уверен, что они оба станут аврорами, то приближаясь к январю, за который и надо будет принять окончательное решение, он замечал, что ни у Гарри, ни у него самого нет прежнего энтузиазма относительно старой мечты.       В-третьих, Рон желал и Гарри, и Джинни только счастья. Поэтому, заметив, как сестра влюблённо щебечет о Дине, он не знал, как ему следует поступить. Прописные истины вроде «Насильно мил не будешь», конечно, приходили на ум, но как начать разговор на эту тему идей не подавали. Да и сам Гарри, казалось, витал в облаках. И если поверить в добрые намерения Малфоя Рон ещё мог, то их взаимная любовь казалась чем-то несусветным, поэтому вопрос о том, кто занял все мысли друга, так и оставался открытым.       Рон как раз решил сделать еще один, последний круг и отправиться ждать Гарри на скамейке для запасных, когда рядом стремительно пролетело что-то большое, заставив резко дернуться влево. Подувший сильный ветер только усугубил положение, и Рон врезался в столб одного из колец, окончательно потеряв управление, практически слетев с метлы. На трибуне взвизгнул тонкий испуганный голосок, практически не слышный за закладывающим уши ветром. В секунду вокруг воцарилась мёртвая тишина.       Падения было не избежать. Промозглая земля становилась всё ближе и ближе с каждой секундой, и Рон уже смирился со скорой болью, пронзающей все тело, когда что-то – нет, кто-то – резво потянул его вверх, пытаясь если не остановить, то хотя бы замедлить падение.       Удар о землю происходит неожиданно: резко возвращаются все звуки, тело ударяется о холодную твердь, не смягчаемую ни снегом, ни песком, вызывая гулкий звук, глухим эхом катающийся по укрывающей два недвижимых тела сфере, оставившей в земле небольшой кратер.       Все болело так, будто бы его избили толпой или же спустили по всем лестницам Хогвартса, приложив грудью о каждую чёртову ступеньку. Дыхание затруднено, а каждый вдох и выдох приносит необъятную режущую боль. Рядом кто-то протяжно стонет, затем раздаётся треск какого-то дерева (Рону кажется, что с таким же звуком ломались бы его кости) и звучные чертыхания. А потом этот кто-то тянет его за плечи и переворачивает на спину, вызывая новую волну адских чувств, смешанную с металлическим привкусом, оседающим на губах. Рон пытается не вспоминать Войну. Получается из рук вон плохо, но его благодетель решает поднять его при помощи магии – волна получается неровной, и Рон стонет от мелких покачиваний. Ее обладатель явно получит магическое истощение в короткий срок.       Отключающийся Рон не успевает отметить большее, как вокруг слышится топот и гомон волнующейся толпы, разгоняемый властным голосом подоспевшего Гарри, а неизвестный вдруг заговаривает голосом Малфоя.       – Это не я его уронил, Поттер, – отбривает Малфой немного резко и зло, понимая двусмысленность ситуации, но концентрации не сбавляет, понимая, что Уизли нужно как можно скорее доставить в Больничное крыло.       – Я всё видел, Драко, не переживай. Я поддержу его с другой стороны, постарайся не сбиться, когда волна достигнет цели.       Путь занимает в два раза больше времени, потому что Драко прихрамывает, хотя и пытается это скрыть. Ни о чём говорить не хочется, да и не получается: у Гарри так сильно стучит сердце, что его стук заглушает даже порывы холодного зимнего ветра, практически сбивающего с ног.       Срываться на бег было бессмысленно – резная дверь во владения мадам Помфри наглухо заперта. Бессознательный Рон натужно стонет, побуждая Гарри думать быстрее. Мысли роятся в голове, как беспокойные муравьи, и Гарри не может угнаться ни за одной, как бы ни пытался. Гарри кажется, что воздух пропитывает запах крови, он поднимает голову, замечая, как Малфой рукавом мантии вытирает стекающие на лоб алые капли. В его глазах ни грамма паники, только холодная решительность.       Драко так резко срывается с места, не сказав ни слова, что Гарри еле успевает последовать за ним, не уронив обездвиженного Рона. Идея сигнализировать Гермионе о случившейся беде с помощью галеона испаряется на самой ранней стадии. От волнения в груди трепещет сердце, но уже спустя пять минут они оказываются стоящими перед незнакомой чёрной дверью в подземельях, к радости, не встретив ни единой души – живой или мёртвой – по пути.       Драко стучит в дверь в два резких движения, и та загорается неясным голубым свечением, заставляя Малфоя вскрикнуть и тут же обмякнуть, будто бы высосав из него последние силы. От столкновения с полом его спасает лишь быстро среагировавший Поттер. Когда дверь резко открывается, представляя взору Поттера раздражённое лицо профессора Снейпа, одной рукой Гарри пытается удержать нелёгкого Малфоя, а другой – не уронить левитируемого Рона.

***

      Для того, чтобы понять, что никакого дополнительного занятия для неугомонного гриффиндорца, перемазавшегося в чужой крови, сегодня не будет, Северусу хватает одного короткого взгляда на живописно растянувшуюся у его двери троицу.       – Живо заходите.       Он перехватывает почти осевшего на пол Малфоя, мигом трансфигурируя стоящие у камина кресла в длинные кушетки, и пропускает в комнаты Поттера, короткой командой приказывая опустить Уизли на подготовленное место. Дверь захлопывается самостоятельно. Поттер успевает чётко отрапортовать о произошедшем, не упустив ни грамма важной информации о том, как упал, где, какие заклинания использовали, к тому моменту, как Северус возвращается из кладовой с множеством разноцветных склянок. Укрепляющее, Обезболивающее, Костерост, Кроветворное – именно в такой последовательности. В отличие от уроков Зельеварения, где следование написанным на доске инструкциям Поттеру даётся с большим трудом, в этот раз всё получается более чем сносно, и Малфой приобретает розовый румянец, оповещающий о начавшемся восстановлении.       В своём успехе Северус не сомневается, но всё же подтверждает их обыкновенной проверкой: пара отточенных пассов палочкой, и становится понятно, что рёбра Уизли начали заживать, но от подозрения на сотрясение, пока тот без сознания, избавиться не удастся. Снейп вливает в студента ещё один флакон Укрепляющего, массируя гортань, чтобы тот не захлебнулся вязкой жидкостью, и призывает Поттера повторить процедуру над Малфоем. Его показатели оказываются даже немногим лучше, чем у Уизли.       Осевший на пол гриффиндорец выглядит еще более напуганным и растерянным, чем в то время, когда им приходилось шататься по опасному лесу в поисках крестражей. Северус призывает чистый стакан и графин с прохладной водой, наливает до середины и отправляет к Поттеру, даже не думающему подниматься с пола. Отблески пламени оседают рыжеватыми мазками на его лице, делая его похожим на ожившую статую. Край кожаного дивана наверняка неприятно упирается ему в спину, и было бы неплохо пересадить Поттера куда-нибудь, чтобы потом не лечить ещё одного безалаберного подростка – Северус поправляет себя: Поттер уже не выглядит как ребёнок, но и мужчиной его назвать язык не поворачивается. Малфой и Уизли очнутся не раньше, чем через четыре часа.       – Поттер, – цедит Снейп, призывая юношу обратить на себя внимание.       – Поттер! – громче повторяет он, когда ученик не откликается в первый раз.       – Да, проф…профессор?       Гарри не сразу соображает, что обращаются к нему, пребывая в глубоком шоке от произошедшего. Полноценных слёз ещё не было, но Гарри чувствовал, как глаза наполняются влагой, делая картинку увиденного размытым пятном.       Он слишком устал от смертей и ран. Ему всего восемнадцать, а запах крови настолько привычен, что вполне мог бы заменить обычный воздух, если бы Гарри не становилось тошно от одной только мысли о ней. Он всё ещё помнит битву, когда в первые ряды вставали совсем ещё дети, зная, что, возможно, им уготована смерть в этот же день. Гарри видел, как замок постепенно крошился, как падали башни, сначала осыпаясь мелкими камнями, а потом стремительно обрушивались валунами, поднимая непроглядное облако серой пыли, в которой были еле видны яркие всполохи Непростительных. Гарри помнил ту решительную готовность встретить собственную смерть только защитив любимых, близких и просто знакомых в глазах радостных детей, безжизненной плотью опадающих на пропитанную кровью землю, понимая, что это был последний в их жизни рассвет.       Его бьёт мелкая дрожь, но он не замечает ни её, ни профессора, встряхивающего за плечи, пытающегося привести его в чувства. Доносящиеся со стороны слова будто завёрнуты в плотный ватный кокон: так и не достигают своей цели, растворяясь в пути.       Щёки расчерчиваются влажными солёными дорожками, и Гарри закрывает глаза, пытаясь остановить их, но беззвучное рыдание так и сотрясает его хрупкое тело.       Снейп как никто другой знает, что нужно делать в таких случаях, но с Поттером всё всегда не так, как со всеми: умиротворяющий бальзам не прекращает надвигающуюся истерику, а только усугубляет происходящее. Северус усаживает отрешенного от мира Поттера на диван и заглядывает в остекленевшие зелёные глаза.       Нетрудно было понять, чем вызвано такое состояние: у многих появились ментальные проблемы, а ПТСР стало одним из самых распространённых синдромов среди поколения юных магов. И если остальные рыдающие студенты не вызывают ничего, кроме искреннего раздражения и усталого закатывания глаз, то Поттера, пережившего намного больше своих сверстников, Снейпу отчего-то хочется утешить и успокоить.       Северус ловит чужой взгляд, полный настоящей агонии, вспарывающей и сердце, и душу, когда Поттер начинает раскачиваться взад-вперёд, как маленький ребёнок. Он пытается докричаться до студента, вывести его из ступора резкими «Тридцать баллов с Гриффиндора!», но эти попытки так и остаются безуспешными. Поттер будто перестаёт дышать: его грудь вздымается еле-еле, а рот открывается, как у выброшенной на берег рыбы, чувствующей скорую кончину. Северусу надо было снова вернуть Поттера в знакомые воды, но ни единой души, казавшейся хоть сколько-нибудь близкой Поттеру, рядом нет: Уизли все ещё был без сознания. Так что Северус притягивает студента за плечи, заставляя прижаться к себе, обвивает руками в неком подобии объятия и, смотря глаза в глаза, начинает проговаривать приходящие на ум фразы.       – Всё закончилось, Гарри. Ты в безопасности и тебе ничего не угрожает. Все живы, никто больше не умрёт. Твои друзья и родственники здоровы. Школу отстроили, ты скоро выпустишься и будешь сам планировать своё будущее. Всё прошло. У тебя всё получилось. Ты всех спас. Даже меня с того света вытащил одним только желанием, хотя тебя никто не просил. Гриффиндор – это диагноз, Гарри. Я знаю, что ты меня слышишь…       Северус никогда и ни с кем не был столь ласков и правдив, но на долю Поттера и так выпало немало испытаний, так что добавлять к той боли, от которой у юноши вряд ли получится избавиться, еще хоть что-то мужчина отчаянно не хотел. Презрение к его отцу, ревность к Лили, застилавшие глаза, стоило ему, Северусу, увидеть слишком знакомую макушку среди головастиков-первогодок, в толпе которых и должен был быть отпрыск ненавистного Поттера, давно прошли. Юный маг перестал быть покрыт тенью собственных родителей: Северус отделил образ Джеймса от Гарри, похожего на главу Мародёров только визуально. Хотя и эта схожесть всё больше и больше пропадала с каждым новым днём: Гарри был шире в плечах, чуть выше, более складно сложен в целом, как когда-то перестал видеть в зелени его глаз взгляд Лили.       Да и сколько бы Поттер не был заносчивой неусидчивой занозой, не знающей, когда нужно прикусить язык, чтобы не сболтнуть лишнего, за все семь лет у Северуса выработалась своеобразная привязанность к сорванцу, за которым вечно нужен был глаз да глаз, на чём не забывал играть Дамблдор, ловко плетущий свои сети «на благо обществу».       Прийти в себя Поттер смог только спустя практически полчаса уверений, проговариваемых твёрдым и спокойным голосом профессора, неожиданно нашедшего в себе резерв нерастраченного терпения. Шататься Гарри прекратил, но из объятий вырываться не спешил, сильнее вжавшись в дарящего тёплое ощущение надёжной защищённости мужчину. Это, конечно, удивило Снейпа, знающего неприязнь Поттера к собственной персоне. То есть он слышал, что именно поттеровское слово стало решающим в министерском слушании по его делу бывшего Пожирателя, но не считал это ничем большим, чем продуманным дипломатическим ходом. Не Долг Жизни, но и не пустое место. Однако Поттер удивил его и на этот раз, так и оставшись сидеть, вцепившись сжатыми до побелевших костяшек пальцами в край преподавательской мантии.       Когда Поттер, наконец, расслабился, прекратив походить на железный прут, Северус позволил себе разрезать тишину немного каркающим после продолжительного молчания, однако все ещё искренне переживающим голосом:       – Вы успокоились, Поттер?       Гарри даже не шевельнулся.       – Дайте мне пару минут, профессор, и я отвечу на ваш вопрос утвердительно,– безэмоционально ответил он. Посчитав, что ничего непоправимого не случится, если Поттер приведёт себя в чувства в его компании, Снейп дал Гарри, чего тот просил.       Вопреки словам, Поттеру понадобилась четверть часа.       – Простите, – всхлипнул он, отодвигаясь в сторону. – Я должен был сдержать слёзы, просто…       Гарри не мог подобрать слов, чтобы описать сковавший его разум ужас при виде окровавленного Рона и белого, как смерть, Драко, но каким-то восьмым чувством Гарри знал, что Снейп его поймёт.       – Поттер, я всегда знал, что ваш мыслительный процесс – вещь непостоянная, поэтому повторю для особо одарённых ещё раз: вы больше никому ничего не должны, – весьма настойчиво и убедительно проговорил Снейп, но, несмотря на резкость сказанного, тона не повысил.       И без того смущённый Поттер грустно хмыкнул, чуть улыбнувшись.       – Спасибо, сэр, – невесело пробормотал он чуть дрогнувшим голосом, стараясь не смотреть Снейпу в глаза. – Вы, кажется, первый, кто это озвучил.       – А как же ваши друзья, мистер Поттер? Мисс Грейнджер в последнее время отстаивает ваши права так яростно, будто вы превратились в побитого жизнью домовика, – Снейп и не предполагал, что всё может быть так запущено.       – Я сказал, что вы первый, кто произнёс это вслух. Принявших эту мысль много, но никто до вас не говорил об этом напрямую, – Поттер звучал несколько печально. Он уселся удобнее, сильнее развернувшись к огню, будто бы ища то тепло, которое давали ему те неловкие объятия до того, как он решил отодвинуться. Гарри задумался: это чувство не было похоже ни на дружеские объятия с однокурсниками, ни на материнские объятия Молли, ни на щекочущие родственные объятия Сириуса. На ум пришёл образ прогулки с Чжоу по Хогсмиду, но Гарри отмахнулся от назойливого воспоминания, как от ненужного. Рон тогда не давал проходу расспросами о том, как всё прошло. Гарри встрепенулся, заставив Снейпа, пристально следящего за сменяющимися на лице юноши эмоциями, ехидно вскинуть бровь.       – Что с Роном и Драко?       – Жить будут. Уизли очнётся через два-три часа как минимум, Малфой чуть раньше. Левитировать не советую – кости ещё не срослись. Мадам Помфри вернётся не раньше завтрашнего дня, Поттер, так что обратиться вам всё равно не к кому. Об этом должны были объявить еще до её отъезда, но, видимо, директор Дамблдор забыл выделить время перед завтраком.       Гарри уже хотел задать очередной вопрос, но Снейп отмахнулся, прервав его.       – Не утруждайтесь, Поттер, мистер Малфой и мистер Уизли вполне могут побыть здесь, чтобы не вызывать лишних вопросов у студентов, директора я оповестил. Вы также можете подождать их, если не будете мешать. Либо сядьте в кресло и возьмите книгу с полок за вашей спиной, либо идите вон и не мешайтесь.       Убедившись, что состояние Поттера полностью стабилизировалось, Северус ещё раз прощупал успокаивающуюся магию студента и лишь после проведённой процедуры позволил себе встать с дивана. Поттер неотрывно следил за лежащими напротив однокурсниками, будто надеясь, что те выздоровеют сию секунду. Но чуда не происходило. Разумно решив, что следить за состоянием больных он, Северус, сможет и посредством сигнальных чар, мужчина громко хлопнул в ладоши.       – Винки!       Домовуха появилась в ту же секунду, начав негромко лепетать.       – Винки рада помочь мудрому профессору Снейпу. Чего желает профессор?       – Подготовь гостевую спальню, перемести туда мистера Уизли и мистера Малфоя, и следи за их самочувствием. При малейшем изменении доложи мне. Поняла?       Эльфийка быстро-быстро закивала головой, бросила кроткий взгляд на Гарри и тут же растворилась в воздухе, забрав с собой Рона и Драко. Через минуту зачарованные кушетки опять приняли свою привычную форму кресел. Снейпу хватило этого времени, чтобы сообщить, что у Малфоя – магическое истощение, сломанное запястье и трещина в бедренной кости, у Уизли – срастающиеся рёбра, гематомы по всему телу и подозрение на сотрясение. А затем указать, на каких полках Гарри может найти книгу на ближайшее время, усаживаясь за рабочий стол, на котором лежала гора бумаг.       Стеллажи кажутся бесконечными, хотя Гарри видит и самый верхний край, увенчанный аккуратным орнаментом, и резные ножки, упирающиеся в паркетную доску, но количество книг пересчитать (или хотя бы примерно прикинуть) не получается. В основном у Снейпа вся литература достаточно узкоспециализированная: учебные пособия по зельеварению и алхимии для разных уровней – от примитивно школьного, до древнейших работ, названия которых, несмотря на известные Гарри слова, всё равно остаются для него неразрешённой загадкой. Изредка встречаются трактаты по трансфигурации и созданию заклинаний, пара томиков по анимагии, которые есть и в школьной библиотеке. Гарри пожирает глазами каждую надпись, пока глаз не цепляется за синий корешок, стоящий рядом со светло-голубым, кажущимся очень знакомым.       Гарри опускается на колени, чтобы получше разглядеть книгу.       Точнее, тот самый учебник. Гарри вытаскивает потрёпанное издание и касается подушечками пальцев бархатистой, фактурной обложки. Страницы пролистываются как-то сами по себе, и Гарри не успевает заметить, когда хмурая морщинка на лбу постепенно разглаживается, а на губах появляется яркая улыбка. Пометки, сделанные тем же почерком, что и «Отвратительно» на последнем эссе по зельям, кажутся родными и вызывают ностальгически тёплые чувства. Дойдя до режущего проклятия, на этот раз многократно зачёркнутого, Гарри невольно морщится, вспоминая события прошлого года. Это было просто ужасно, но всё же Гарри жалеет, что тогда его убедили расстаться с учебником.       Обиднее было только то, что в единственный год, когда у Гарри были хоть какие-то успехи в зельеварении, Снейп не был этому свидетелем. Тонкий, ехидствующий голос, похожий на Малфоевский, услужливо интересуется, почему же Поттера расстраивает тот факт, что профессор не видел его успехов, но Гарри удаётся заставить его замолчать: ответа у него всё равно не имеется.       Позади слышится какое-то шуршание и стекольный звон (видимо, профессор разобрался с документацией и принялся за работу с фиалами), так что Гарри спешно задвигает книгу назад, не желая ворошить неприятные обоим воспоминания, и тут же выуживает приглянувшийся темно-синий фолиант с золотым тиснением «Родовая магия», копию которого он видел в библиотеке Блэк-хауса. Сириус тогда еще упомянул, что комплектов из трех книг существует всего два. И если две из трех частей были в его, Гарри, полном распоряжении, то последнюю он найти, к своему великому сожалению, не смог. Хоть какого-нибудь жалкого аналога спросить было не у кого: род Блэков был тёмным, чего не скажешь ни об одном из близко знакомых Гарри магов. Номер на корешке был затёрт временем и частым использованием, однако упускать свой шанс Поттер не собирался. Конечно, оставалась вероятность, что это будет уже прочитанная им часть, но попытаться всё же стоило.       Только он коснулся страниц, как руку пронзило адской, пульсирующей болью. Он вскрикнул, но тут же заставил себя подавить болезненный стон, стараясь не привлекать внимания. Снейп ясно дал понять, что его здесь ничего не держит, да еще, кажется, предлагал уйти. Теперь последнее предложение казалось очень заманчивым, и Гарри собирался им воспользоваться. В тумбочке около кровати оставались остатки Обезболивающей мази и Умиротворяющего бальзама – до приезда мадам Помфри как раз должно было хватить. Профессор как раз стремительно скрылся за какой-то дверью и Гарри посчитал это удачным шансом. Он с трудом закрыл книгу и поставил её на место, стараясь не обращать внимания на обвившее руку болезненное чувство, но к выходу подойти ему не дали. Дверь захлопнулась перед самым носом. Зло дышащий Снейп оказался рядом слишком быстро. Развернул, усадил в мягкое кресло, на котором немногим ранее лежал Драко, и притянул покрасневшую руку к себе.       – Ваш любимый крёстный разве не учил вас, Поттер, что хвататься за старинные артефакты и книги можно только предварительно проверив их на отсутствие защитной магии? – свирепо прошипел он, обрабатывая поражённые участки кожи холодящей мазью, приятно пахнувшей свежей мятой и жжёной карамелью. Этот запах совсем не ассоциировался со строгим преподавателем, хотя Гарри отметил, что часто слышал его в классе зельевара.       Зарубцевавшаяся кожа начинала разглаживаться, будто растворяясь в густой субстанции, наносимой отточенными движениями. Гарри молча наблюдал за продолжающим свою тираду Снейпом, которому, на счастье, не требовались ответы на заданные вопросы: то ли он заранее предполагал, что полноценного ответа получить не сможет, считая Поттера непроходимым тупицей, то ли это была попытка выместить злость, не задевая Гарри напрямую.       Эта мысль была бы до жути забавной, если бы Гарри не находился в замешательстве. После войны мир лишился своей последовательности и линейности, пытаясь перестроиться под новые реалии. Гарри не успевал за всеми теми, кто так остро хотел насладиться прелестями жизни: маги встречались, женились, рожали детей или же, наоборот, вгрызались в карьеру зубами, отбросив старые предрассудки. И единственной константой в ставшем слишком непостоянном мире оставался Снейп, всё так же преподававший в Хогвартсе с всё тем же недовольным выражением лица, едкими замечаниями, идущими в комплекте с развевающейся чёрной мантией, застёгнутой до самого края стоящего воротничка.       Но за последние дни Гарри поймал себя на мысли, что встречал несколько масок этого человека, ни одна из которых не казалась истинной сущностью угрюмого зельевара. Неизвестный, как называл его Гарри до раскрытия личности, был остроумным критиком, готовым помочь, но держащимся отстранённо. В отличие от того же Профессора, всем сердцем ненавидевшего юного Поттера за одно только существование, Снейпа, который сидел перед ним без мантии, с закатанными до локтей рукавами и парой расстёгнутых пуговиц, он вовсе видел впервые.       Уроки давно кончились, так что мужчина был абсолютно полностью предоставлен сам себе: мог выпивать, сидя в одиночестве, любуясь игрой пламени, или же находиться в чьей-то, безусловно приятной, компании. Осознание того, что Гарри мог ворваться в профессорскую обитель незваным гостем в не самое подходящее время, заставило дыхание сбиться.       Снейп продолжал отчитывать Поттера за безответственное отношение к своему здоровью на протяжении всей недолгой жизни. Несколько коротких прядок выбились из невысокого хвоста, в который были собраны волосы, и спадали по бокам от бледного лица, вторя чёрной ленте, еле заметной в смоляном цвете.       Если память не изменяла Гарри, то болезненная желтизна, синие круги под глазами, в которые вполне могли поместиться и Чёрное озеро, и Гигантский Кальмар, обитающий в нём, сальные волосы пропали сразу же после развоплощения Воландеморта, прибавив и без того не оставшемуся без внимания профессору вереницу поклонниц и поклонников разных возрастов.       Тонкие пальцы, изящные руки, мощное тело – в редакции «Ведьмополитена» не скупились на яркие эпитеты, описывая внешность самой неоднозначной фигуры Магической Войны. Фотограф, предоставивший им фото, явно был щедро вознаграждён издательством и не менее щедро проклят самой моделью: Снейп с журнального разворота кому-то улыбался, что делал очень редко. Случайно наткнувшемуся на статью в журнале, подсунутом Джиневрой, Гарри захотелось увидеть эту улыбку вживую.       Самому Снейпу не было никакого дела до тихо сопящего Поттера, пока он не выказывал сопротивления, позволяя обрабатывать открывшиеся ранки.       – Зачем Вас вообще потянуло к темномагическому трактату, Поттер? Ваш род начинается с Певереллов, так что является абсолютно светлым, не находите? – Снейпу и правда было интересно. Даже если Поттер и собирается принять род мокрого блэковского пса, то он точно знал, что на Гриммо, 12 были идентичные его собственному издания.       – В нашей библиотеке не нашлось третьей части, а Кричер помогать отказывается, не принимая меня хозяином без полного ритуала. Сириус с Римусом в отъезде, а нужная мне информация, судя по содержанию, именно в третьем томе. Подумал, что раз выпал такой шанс, то, может, мне повезёт в вашей библиотеке.       – Сидите тут, Поттер, и не суйтесь, куда вас не просят. Хватит с меня и двух подростков без сознания, прохлаждающихся в моих комнатах, –Снейп указал на кресло и вернулся за свой стол продолжить начатое дело.       Оставшись наедине с собой, Гарри уже подумал, что ему так и придётся просидеть четыре часа наедине со своими мыслями, пока перед глазами не вспыхнул синий огонёк, разросшийся до размера среднестатистической тыквы, затем раздался щелчок, и на колени к сидящему Гарри упала та самая третья часть.       «Защита снята. Можете приступать, Поттер».       Учиться на собственных ошибках было делом привычным, однако какое-то внутреннее чутье подсказывало, что ничем плохим этот маленький добрый шаг не кончится.       Щелчок. Еще пара. Пауза.       Спасибо.        Приподнявший голову профессор посмотрел на растрёпанного, порозовевшего Поттера, склонившегося над книгой, тихо хмыкнул и дёрнул уголками губ. Гарри, знавший Снейпа не первый год, был склонен считать этот едва заметный жест широкой улыбкой.

Глава 6

      Голова раскалывалась на мелкие кусочки, будто бы он несколько раз кряду не сумел увернуться от стремительно летящего прямо в голову бладжера. Где-то вдалеке слышался чей-то шипящий голос, перемежающийся с каким-то непонятным треском, а картинка перед глазами так и не собиралась фокусироваться. Драко попытался присесть, оперся спиной о спинку постели и принялся рассуждать о том, где он находится. Мантия аккуратно висела на спинке стула, стоящего у совершенно чужой кровати: светлые стены, деревянная мебель, узорчатый паркет, покрытый ворсистым ковром вместо холодной каменной кладки родных подземелий. О том, кому принадлежит эта комната, не говорило абсолютно ничего, а сознание отказывалось вспоминать, как он вообще сюда попал.       Рядом раздался тихий хлопок, появилась незнакомая домовуха, что-то быстро пролепетала и так же быстро испарилась, оставив Малфоя в замешательстве. Голоса за пределами комнаты смолкли после хлопка, позволив расслышать шебуршание рядом. Драко посмотрел влево: на соседней кровати, стоявшей в полуметре от него, кто-то лежал. Толстое ватное одеяло, такое же, какое было у него самого, закрывало гостя от посторонних взглядов, пока он, как и Малфой буквально за пять минут до него, не сел, пытаясь уменьшить звон в ушах от метафорических литавр. Сконцентрироваться ни на чём не получалось: он пригладил разметавшиеся во сне рыжие волосы и только потом решил осмотреть помещение, в котором очутился. Наткнувшись на такого же взъерошенного Малфоя со следом подушки на щеке, он вмиг изменился в лице, будто бы подобравшись.       Какое-то время сидели молча. Оба постепенно вспоминали произошедшее. Первым нарушил молчание Рон.       – Спасибо, Малфой, – прохрипел он. – Не ожидал, что ты поможешь.       Рон говорил чистую правду. Он не считал Хорька плохим, не клеймил его Пожирателем, как делала общественность, но и доверять даже после войны, даже после его помощи Гарри, всё равно не мог. Малфой просто был Малфоем – вне зависимости от погоды за окном, от того, кто занимал Министерский пост, от того, что писали в газетах – они собачились на ровном месте, дрались, подставляли друг друга, вынуждая терять баллы и зарабатывать отработки. Рон знал, что Малфой не такой, каким хочет казаться, но и не считал его тем, кто мог бы помочь.       Оказаться неправым было, на удивление, приятно.       Хорёк лишь кивнул, бесцветно ответил «Пожалуйста, Уизли» и даже не попытался подколоть, как сделал бы раньше. Рону показалось, что что-то между ними изменилось, Драко ощущал похожие чувства. Озвучивать это, конечно, никто не спешил. Драко было хотел сказать что-то, но голоса за стеной вновь разгорелись новым спором, ругаясь на кого-то третьего, а потом тут же распахнулась дверь в комнату, и в нее влетел разозленный Снейп и раскрасневшийся донельзя Поттер. Оба были чем-то явно недовольны, но это самое раздражение, что поразило Драко, было направлено не друг на друга.       Оба студента выставили палочки вперёд скорее машинально, нежели действительно пытаясь защититься – война оставила свой след в каждом. Однако Снейпу хватает одного лишь взгляда, чтобы смутить всех в комнате – даже замершего за его спиной Поттера – вынуждая убрать наставленное оружие. Домовуха с прижатыми к голове большими ушами плелась в конце процессии и вид имела крайне виноватый и обеспокоенный.       Снейп приказывает ей помочь студентам привести себя в порядок и выскальзывает за дверь, весьма однозначно дав понять, что ожидает их в гостиной. Им хватает пятнадцати минут, и, не решаясь испытывать судьбу в лице собственного преподавателя, они выходят из комнаты. Малфою кажется, что таким непроходимым придурком он не был ни разу в своей жизни: паркетная доска есть только в покоях декана, да и домовуха выглядела очень знакомо, поэтому ехидный взгляд черных глаз был вполне заслуженным.       По расписанию, которым Хогвартс и все его обитатели жили уже несколько веков, в это время ужин должен был быть в самом разгаре, поэтому серебристое сияние, которым окрасилась входная дверь изнутри, и тихий колокольный перезвон, идущий от неё же, были весьма неожиданными как для собравшегося отчитать нарушивших школьные правила студентов Снейпа, так и для остальных участников событий. Гарри, успевшему занять насиженное место, приходится захлопнуть книгу и постараться прикрыть её пергаментом от зоркого глаза подруги. Вывод о том, что очередным гостем подземелий, не видевшим столько гостей одновременно за всё время пребывания профессора в них, является именно она, кажется наиболее логичным.       – Добрый вечер, сэр, – раздаётся из-за двери ярким подтверждением верности его предположения.– Вы, случайно, не знаете где находятся Гарри и Рон?       – Мисс Грейнджер, кто же ещё, если не вы, – саркастично выплёвывает Северус, так же догадавшийся о побеспокоившей его личности, и пропускает девушку в комнаты. – Не заставляйте меня ждать и проходите в комнату или проваливайте и не тратьте моё время.       – Садитесь, – несколько раздражённо бросает он, указывая гостям на мягкую мебель в центре гостиной. – Мне необходимо провести ряд проверок, чтобы убедиться в том, что та субстанция, которую вы считаете своими мозгами, всё ещё в порядке. Если, конечно, отсутствие всяких мыслительных способностей можно так назвать.       Рон кривится, но терпеливо молчит, понимая, что, даже будучи язвительной жабой, профессор Снейп окажет наиболее квалифицированную помощь. Немного растерявшаяся поначалу Гермиона усаживается на диван между молчаливыми Драко и Роном, благоразумно оставляя последнее свободное кресло за Снейпом, однако тот не спешит его занимать.       Гарри, смотрящий куда угодно, но не на друзей, практически чувствует жар от испепеляющих взглядов. Профессор повторяет те же движения палочкой, в которых Гарри узнаёт формулу к заклинанию выявления отклонений. Первым он обращает своё внимание на Рона: внимательно смотрит то на замершего рыжика, то на клубок сплетённых магических нитей, висящих над его головой.       Показатели в норме, но магия клубится слишком активно, что наводит Северуса на не самые приятные мысли: если у парня и правда сотрясение, то действовать нужно быстро. Подходящего зелья у него, как назло, нет, так что приходится выкручиваться подручными средствами. Зачарованные шахматы, подаренные Люциусом на один из дней рождения, которые Снейп предпочитал проводить с бокалом огневиски в руке, а не в шумной толпе отсутствующих друзей, кажутся не таким уж и плохим вариантом. Времени заботиться о снижении уровня магического соперника до стандартного школьного у него нет, да и самой проверке это помешать не должно: на первых ходах партия не будет отличаться слишком сильно, а ему лишь необходимо проверить, что все функции мозга работают правильно.       – Акцио волшебные шахматы, – Снейп взял подлетевший к нему шоколадно-белый короб и поставил его на стол перед гриффиндорцем. – Проведите партию, пока я занят. Если меня удовлетворит результат, будете свободны.       Рону оставалось только лишь покорно пробормотать «Да, сэр» и открыть медный замок, ожидая, пока фигуры займут свои места. Белая пешка шагает на клетку Е4 как раз в тот момент, когда Малфой приканчивает очередное Кроветворное и откупоривает голубой фиал с рябиновым отваром под строгим надзором отошедшего в сторону Снейпа.       Струящиеся по плечам кудряшки пружинят, показывая искреннее нетерпение своей хозяйки, просто жаждущей разузнать, что вообще произошло и почему на лице Рона красуется синяк. Она внимательно следит за профессором, дожидаясь удобного момента, и стоит ему отвернуться за следующей пиалой с лекарством, как она вторит его движениям, создавая свои клубки чар, чтобы понять, что рёбра Рона зажили, а запястье Малфоя всё ещё пребывает в весьма плачевном состоянии. Несмотря на то, что подруга пытается делать всё незаметно, от взгляда Гарри не скрывается ехидно-одобрительная усмешка, в которую складываются губы зельевара, поймавшего её с поличным.       – Если вы так не доверяете мне, сомневаясь в моей компетенции, мисс Грейнджер, то заставьте себя смириться с тем, что ничего от ваших чувств не изменится, и займите себя делом. Настоятельно рекомендую не раздражать меня сильнее, – издевательски проговаривает Снейп, указывая на книжные полки. Гарри успевает отметить, что ему предложили ознакомиться с другими. – Займите себя чтением. Хотя бы с содержанием вы справитесь, за остальное ручаться не могу.       – Но, профессор, Драко и Рон…       – Не мелите чепухи, мисс Грейнджер, всё с вашими друзьями будет в порядке. Еще успеете прочитать им нравоучения.       Гермиона, нисколько не обиженная резкими словами, смотрит дерзко, в ответ на его слова чуть вздёргивает нос, но от предложения не отказывается, чем вызывает облегчённый вздох Поттера и фырканье думающего над очередным ходом Рона: допрос с пристрастием откладывается на неопределённое время.       Она всегда веселила Снейпа своей тактичной наглостью, но сейчас ему нет дела до этой девчонки с мозгами. Ему надо провести еще пару тестов, чтобы убедиться, что с Уизли и его нерадивыми мозгами все относительно в порядке, несмотря на эти жалкие попытки убить себя каждый год. Поэтому он даёт ей карт-бланш на исследования собственной библиотеки, но снимает защиту лишь с определенных полок всей анфилады стеллажей – Грейнджер не глупая, поймёт, куда лезть нельзя. Судя по её улыбке и удивленно вскинутым бровям плетение защитных чар её интересует больше, чем книги.       Ему до её реакции нет никакого дела, собственно, как и до мнения кого бы то ни было ещё. Он всегда руководствовался исключительно собственной точкой зрения, а с теми, кого это не устраивало, прощался в скором времени. Однако нельзя сказать, что он пренебрежительно относится к первой ученице школы. Он тихо хмыкает: она поднимается в его глазах – да, заучка, но и друзья, в отличие от Северуса в её возрасте, у нее есть. И она ими дорожит. Даже наглым Малфоем, в которого когда-то давно была влюблена. Северус её понимает и только одобрительно фыркает на нахальный взгляд девчонки, копающейся в его вязи чар. Северус, переживший аналогичную ситуацию с Лили, понимает её лучше многих, но, конечно, не даёт об этом никому знать, хотя прекрасно осознаёт, что способная строить логические цепочки Грейнджер сама сделает правильные выводы, что его дико раздражает.       Осмотр Малфоя занимает больше времени, чем он планировал: вторичный приём костероста отлично справился с заживлением ран, но восстановление магии процесс небыстрый. У Северуса начинает болеть голова от слишком большого количества студентов в его жизни во внеучебное время, но он закрывает иррациональное раздражение на уехавшую Поппи на замок, принимаясь выполнять новые обязанности. Тем более, кажется, что всех удалось занять делом: белые пешки разбиваются одна за одной, складируясь грудой камней рядом с остатками чёрного коня, но Уизли, сосредоточенному на партии, кажется, не мешают даже удивлённо восторженные вздохи подруги, наткнувшейся на то или иное редкое издание. Ожидать от Малфоя неповиновения было бы глупо – Драко и сам прекрасно понимает своё плачевное состояние, расходуя на простенький Люмос практически все силы. Таким образом, праздным бездельем остаётся маяться исключительно Поттер. Он сидит, склонившись над тем же фолиантом, создавая видимость работы, но зажатое в руке перо так и не касается бумаги ни один раз за практически полные пятнадцать минут, которые Снейп наблюдает за ним.       Надо было отдать должное, что за несколько часов Поттер истратил немалое количество бумаги, испещрив её многочисленными записями – почерк был мелкий, не такой, как в домашних работах за все семь лет. Его, видимо, действительно интересовала тема, раз уж неусидчивый по натуре Поттер к концу своих изысканий стал довольно ловко управляться с книгой, скоро перелистывая страницы на требовавшие особо пристального внимания сноски.       Окрикивать его кажется откровенно неудачной идеей, так что он просто продолжил всматриваться в студента, с которым, он чувствовал это, что-то было не в порядке. Грейнджер в очередной раз удивлённо выдохнула, а затем послышался глухой удар, и Снейп вмиг оказался за её спиной. Всё было в полном порядке, но Северус всё же посчитал необходимым чуть придержать разошедшуюся девушку.       Разбираться с ещё одним темномагическим проклятьем желания не было. Он чувствовал, что если Грейнджер коснётся не той связки чар, несмотря на все предостережения, то он попросту выставит её за дверь, попутно придав ускорения всем, кроме, может быть, Поттера, указав направление в сторону кабинета Минервы. В конце концов, когда-то она была и его, Северуса, преподавателем, и вполне могла справиться с шайкой подростков. На крайний случай оставался Дамблдор, Флитвик и куча другого народа, но, тем не менее, разбираться с чужой глупостью приходилось именно ему.       Малфой с поставленной задачей справлялся сам, так что Снейп позволил себе воспользоваться неожиданным преимуществом. Хотя он и был в своих апартаментах, после случившегося резкое перемещение выглядело более оправданным, а с этого места было удобнее наблюдать за сгорбившимся Поттером.       Его заметки всё также оставались неразличимыми чёрными каракулями, однако теперь он мог разглядеть залёгшие под глазами тёмные тени – явный признак недосыпа, грозившегося перейти в хроническую стадию. На уроках Поттер не выглядел дёрганым или уставшим сверх меры – такой же, как и большинство сокурсников: взъерошенный любитель квиддича, которому он был обязан подтянутым телом. С виду даже не скажешь, что умудрился прикончить Тёмного Лорда к пятнадцати годам. Казалось бы, с его смертью всё должно было закончиться, однако Поттер опять вызывал беспокойство. У Северуса появилось слишком много вопросов относительно этого мальчишки, незаметно для зельевара превратившегося в статного юношу.       Не знающий о недовольстве своей персоной Гарри потянулся, стряхивая упавшие на лоб пряди. Волосы порядочно отросли, и Гарри уже задумывался о приобретении пары маггловских резинок, но как-то перегорел этой идеей, стоило увидеть, как красиво вплеталась лента в профессорский хвост.       Попытка осмотреть произошедшие изменения заканчивается столкновением с внимательным, будто изучающим взглядом со стороны.       «Закончили пялиться на меня, как на музейный экспонат, Поттер?»       Лучшей защитой всегда было простое, как тролль, нападение. Расцветшее на лице Поттера смущение было отличным свидетельством работоспособности этого заявления. Однако румянец сполз с его лица так же быстро, как и появился. Так что стушевавшийся гриффиндорец нашёлся с ответом ещё до того, как Северус успел начать следующую фразу.       Вы намекаете на то, что к вам не стоит подходить ближе, чем на метр, или на то, что вас, как важный для истории экспонат, нельзя трогать руками?       «Вы не находите, что вам следует научиться вовремя закрывать свой рот, Поттер, если не хотите отправляться драить котлы после каждой неудачной фразы?»       Возможно, сразу после того, как вы научитесь не уклоняться от ответов в неподходящие моменты.       Северус ехидно поднимает бровь, удивляясь нахальности оппонента. Если бы эта реплика не принадлежала его студенту, зельевар подумал бы, что это была неумелая, но всё же попытка юношеского флирта. Однако зевнувший Поттер, в чьём животе заурчало так, будто бы он не ел несколько дней, развеивал все сомнения – ему просто показалось.       Время давно перевалило за восемь часов, давая Северусу понять, что в чём-то он таки был прав. На обед ребята, судя по всему, не попали, а ужин давно начался и, вероятно, даже закончился. Оставлять детей без питания было бы попросту непедагогично, так что Снейп призывает домовуху и приказывает накормить студентов, расположив их в гостиной. Обеденный стол завален незаконченными реактивами, так что еда появляется прямо на журнальном столике. Уже заходя в лабораторию, Северус замечает, что Поттер еле успевает убрать с него свои заметки.       По комнате расплывается ароматный запах тушеных овощей и ягодного пирога.       Он складывает успевшую обсохнуть посуду для опытов на положенные места, сгружая в металлическую мойку котлы и опустевшие колбы. Внутри зудит от непривычно большого количества людей, но, отчего-то, выгонять он их не спешит, понимая, что Поттер уйдет вслед за еще не завершившим партию Уизли и Грейнджер. Поэтому он принимается за подготовку недавно приобретённых ингредиентов, нуждающихся в шинковке. С раннего возраста умело обращающийся с ножами Снейп чуть не режется остро заточенным лезвием, почувствовав очередные магические толчки, интенсивность которых выражает беспокойство говорящего.       Я Вас обидел, профессор?       Северусу хочется смеяться, но он молчит – как мысленно, так и физически. В гостиной он появляется как раз, когда незапланированный ужин заканчивается и домовуха собирает пустые тарелки. Сидящий на диване Малфой кивает ему, оповещая о завершении приёма зелий и, следуя ответному жесту, подходит ближе, позволяя провести последнюю проверку собственного состояния.       Северусу остаётся разобраться с головой Уизли, можно будет отпустить всю их компанию, включая вновь терзающую книжные ряды Грейнджер, и, наконец-таки, остаться в блаженном одиночестве.       – Завершайте партию, мистер Уизли, перед вами всплывут результаты битвы, даже если она останется незаконченной по всем правилам. Надеюсь, вам знакома эта операция?       Северус говорит едко, однако младший Уизли прекращает казаться таким беспросветным глупцом, когда профессор устремляет свой взгляд на шахматную доску: победная комбинация белых выстроена с умом и претензией на качественную стратегию, явно требовавшую немалого опыта и, что важнее, хитрости. Даже Люциусу не всегда удавалось остаться на коне в честной борьбе с невидимым противником.       Вечер приносил всё больше и больше интересных открытий.       – Мистер Уизли, – ехидно цедит он, напуская на себя образ грозы подземелий. – Почему же ваши котлы взрываются не хуже рождественских петард, если поставить вечный шах серьёзному противнику вам труда не составило?       Рон невозмутимо пожал плечами.       – Так тут чёткая последовательность действий. Чтобы сходить верно, надо знать, что сделает противник в будущем. Можно просчитать ходы. Если бы в учебнике было написано, чем я могу обезвредить влияние четырех яиц докси, положенных в зелье вместо трёх, то было бы проще. А то приходится ломать голову над граммами мерлиновых червей, которые вряд ли бы понадобились здоровому, адекватному человеку…       Поевший Рон будто бы позабыл, кто задал ему этот вопрос.        – А то тут помешивай три раза по часовой стрелке, потом добавь то-то, потом это. А к чему должен привести каждый шаг, не сказано. Полная чушь! – в сердцах воскликнул Рон.       Снейп удивлённо вскинул бровь.       Рон смутился, покраснел, вдруг вспомнив, кто стоит перед ним. И тут же поспешил добавить: – Простите, профессор Снейп, сэр, я имел в виду…       Снейп остановил его взмахом руки.       – Вы, мистер Уизли, имели в виду именно то, что сказали. Впредь будете хотя бы пытаться думать, прежде чем озвучивать не самые вежливые мысли.       Но Рон ведь прав! И он совсем не глупый, каким вы его считали!       Беспокойно ёрзавший на кресле Поттер отчаянно пытался привлечь его, Снейпа, внимание.       «Возможно, Поттер, он субъективно прав. Однако согласитесь, что я не мог позволить вашему другу оскорблять любимое дело? И я никогда не считал мистера Уизли глупцом. Непроходимым идиотом в зельеварческом деле – пожалуй, но не всем дано стать кем-то помимо ремесленников в этой тонкой науке. У вашего друга есть другие более развитые таланты, как мы уже выяснили, но это не значит, что я позволю ему очернить моё имя, как преподавателя, своим незнанием моего предмета».       Гриффиндорец выглядел замявшимся, растерявшим весь свой былой пыл.       «То-то же. И не смотрите на книгу глазами побитого оленя: вам в любом случае придётся прочитать её до конца завтра вечером. И передайте мистеру Уизли, что подобные шахматы есть у Флитвика, и он не прочь сыграть с кем-нибудь стоящим партию-другую. А теперь, Поттер, заберите, наконец, своих сокурсников и выметайтесь: мисс Грейнджер и без того сейчас взорвет мои книги к драккловым предкам. Больше ничем вам помочь не могу, так что не испытывайте моего терпения. Это вам не постоялый двор».

Глава 7

      Северус иногда забывал, что с Поттером всегда надо быть максимально собранным и точным, иначе если он не вляпается в какое-нибудь совершенно опасное мероприятие, то втянет за собой еще пару человек. Произнося «до ужина», профессор имел в виду за час, может быть, за два, но он никак не ожидал, что Поттер притопчет к его двери сразу после обеда с таким энтузиазмом, будто бы Снейп пообещал ему все блага человечества, а не книжку, которую попросту было опасно выносить за пределы защищенной комнаты. Тем более не в характере постоянно движущегося Поттера было спокойно стоять и покорно ждать, когда отлучившийся хозяин комнаты соизволит явиться.       По внутренним часам Гарри он провёл, подпирая каменную стену своей спиной, не менее получаса, но не более пятидесяти минут. Словно выплывший из-за угла профессор не выглядел удивлённым или раздражённым, его мантия колыхалась в такт шагам, но не гудела свирепо – так, как это бывало, когда зельевар пребывал не в духе.       – Поттер, вы рано.       – Добрый день, профессор. Вы не уточняли, я подумал, что могу прийти, но если Вам неудобно…       Снейп не дал чуть покрасневшему Поттеру закончить предложение, махнул рукой, призывая замолчать, затем коснулся концом своей палочки ручки двери. Послышался скрежет металла, лязг замков, и дверь отворилась. Мужчина пропустил студента в комнаты и только потом шагнул следом.       – Вещи можете оставить на диване, – Северус кивнул на сумку с учебниками. – Где книга, вы уже знаете, кресло и стол своих параметров не изменили. Постарайтесь сделать так, чтобы мне вновь не пришлось Вас лечить.       Гарри чинно кивнул, выдал короткое «Спасибо» и, скинув мантию на спинку кресла, направился к книжному стеллажу. В прошлый раз он успел прочитать лишь две главы, но последняя так и оставалась частично непонятой. А он не мог подвести Сириуса, объявившего его своим наследником. Конечно, у него была возможность связаться с гоблинами и пройти у них обучение, но для этого пришлось бы просить крёстного, так как сам Гарри пока не имел права взаимодействовать с делами рода. Тревожить все ещё не поправившегося после войны мужчину не хотелось: тот тратил все силы на магическое и физическое восстановление. Так что Гарри был искренне рад, что у крёстного есть Римус, ухаживающий за ослабевшим другом, но разбираться во всех тонкостях родовой магии приходилось самостоятельно. Да и поверенный рода Слизерин не забывал напомнить о себе то письмом, то запиской, присланной с сизой совой.       По прошествии двух суток порядок книг не поменялся, что было довольно ожидаемо, но вот учебник Принца-полукровки Гарри заметить не смог, хотя он внимательно просмотрел каждую полку, а нужный том остался ровно на своём месте. Следуя указаниям Снейпа, Гарри проверил, снята ли с книги защита, и только убедившись в её отсутствии, он коснулся книги руками. Положив её на журнальный столик, он подтянул свою сумку и достал оттуда прошлые записи. Те отлично помещались на столе, так что писать было в разы удобнее, чем в прошлый раз: Снейп явно увеличил стол. Гарри задумался, зачем профессору делать что-то для сына ненавистного школьного врага, но потом вспомнил, что в последний раз они ужинали здесь, и, видимо, домовику не хватило места, чтобы расставить тарелки. В сердце неприятно кольнуло. О том, что Драко, сидевший с тарелкой на весу, жаловался на габариты маленькой мебели, он отчего-то забыл.       С разделом про принятие в род удалось разобраться с первого прочтения: Гарри выяснил, что глава рода просто должен провести ритуал, также описанный в книге, капнуть свою кровь и кровь будущего родственника на алтарь и произнести заклинание на латыни. Из последствий были ощутимый уход сил, слабость и головокружение, но сам ритуал сложным не выглядел. Гарри заволновался, что Сириусу может не хватить сил, но в пометках, сделанных незнакомым почерком, было сказано, что члены ритуала могут иметь подпитку от других волшебников, предварительно скрепив сделку Непреложным Обетом. И вопрос решался: вряд ли Римус откажет им, если они попросят.       Более интересным для изучения и, следовательно, сложным казался обряд назначения некровного родственника наследником. Магия, конечно, потворствовала угасающим родам, каким, по сути, и являлся род Блэк, но в случае с Поттером, который должен будет стать наследником трёх родов, вполне могла взбрыкнуть и отказаться, посчитав, что у юнца не хватит сил. Этот обряд тоже описывался в книге, требования и последствия были те же, но предупреждений о неконтролируемости процесса было в несколько раз больше.       Написанное так озадачило Гарри, что он несколько выпал из времени, перестав следить за стрелкой на часах, висевших над входной дверью. Голос профессора он услышал только со второго или с третьего раза. Зная, как тот не любит повторять одно и тоже по нескольку раз, Гарри тут же извинился за свою невнимательность и весь обратился в слух, желая за сегодня доразобрать этот ритуал.       – Поттер, – профессор Снейп выглядел сомневающимся, хотя казалось, что его выражение лица никак не поменялось. – Могу ли я оставить вас здесь, не боясь, что вы либо разобьётесь сами, либо разобьёте что-либо другое?       Гарри не смог подобрать подходящих слов – все они казались либо по-детски наивными заверениями, либо чересчур напыщенными речами – что в любом случае не подходило ситуации, так что он предпочёл кивнуть, подтвердив действие коротким «Всё будет в порядке, сэр». Спрашивать о том, куда направляется Снейп, было бы верхом глупости, но, судя по склянкам с ингредиентами в руках и горящему взгляду, Гарри предположил, что тот хочет опробовать новый рецепт.       Снейп призвал школьного домовика, приказал помогать мистеру Поттеру, если тому потребуется помощь, и скрылся за железной дверью, из которой в прошлый раз выходил вместе с зельями. Было несложно догадаться, что там располагалась его лаборатория. Гарри чуть отвлёкся от чтения и попытался представить, как выглядит лаборатория профессора. Удавалось слабо. Если судить по обстановке вокруг, слухи, ходившие по школе не первый год, мигом опровергались: Снейп не спал в гробу, как вампир, его комната не была сплошь покрыта рисунками змей или холодно изумрудным оттенком, показывающим преданную привязанность к родному факультету.       Нет, в гостиной было тепло и уютно: у центральной стены было два камина – один для растопки промозглого помещения, второй для перемещений, рядом стояли два уютных кресла с резными ножками, на одном из которых и расположился Поттер, подтянувший поближе к себе журнальный столик, обычно стоящий ровно посередине. Дальше располагался широкий диван, на котором вполне умещалось четыре человека, а ноги приятно утопали в ворсистом ковре. Угол комнаты, окружённый двумя дверными проёмами, был закрыт книжными стеллажами. Они возвышались от пола до потолка, не оставляя и щели для фактурного узора камня, а чуть поодаль стоял овальный обеденный стол, явно слишком большой для холостяцкого образа жизни профессора. Еще одно кресло также утопало среди книг и журналов по зельеварению, аккуратно связанных бечёвкой, перед ним стоял аскетичный дубовый стол с разложенными на нём бумагами, пером и чернильницей. Пара полок была забита всевозможными склянками, подписанными резким почерком профессора. Да и в целом тона были светлые и тёплые: от охры до приятно рыжеватых оттенков.       Находящийся вне класса Снейп вызывал у Гарри всё больше и больше противоречивых эмоций. То он был благосклонен и стремился помочь, хоть и прикрывал это тонной яда, брызгающего во все стороны, то эмоционально отрешён от происходящего, будто бы старался намеренно закрыться от Гарри, то, наоборот, поддавался чувствам, как, например, вчера, когда позволил взять себя на слабо.       Изнутри послышался звук лопающегося стекла – Снейп помянул всех близких Мерлина до седьмого колена и лишь потом невозмутимо продолжил работу над зельем. Прислушивавшийся к шорохам Гарри удостоверился, что профессору не нужна экстренная помощь, и продолжил чтение. О собственных мыслях он уже забыл. На очереди была тема про обязанности главы рода.       Гарри искренне не ожидал, что всё будет так сложно. Точнее, сложности не было, только парню, никогда не взаимодействовавшему с финансами и традициями на таком уровне, всё было в новинку и требовало более подробного разъяснения. А обратиться было не к кому. Гарри уже подумывал всё-таки спросить совета у Сириуса или хотя бы написать ему письмо, но решил, что сделает это только в крайнем случае. Можно было попробовать ещё раз прочитать эту главу, времени, вроде, хватало – его еще никто не выгонял. Профессор несколько раз возвращался в гостиную, добрать необходимые составляющие или найти нужную книгу, невольно вынуждая Гарри отрываться от чтения одним своим появлением, но на третий или четвёртый раз он привык и перестал отвлекаться – внезапные появления профессора будто бы только прибавляли сил.       Шея и спина ужасно затекли. Гарри сделал очередную заметку и потянулся, разминая онемевшие мышцы. Очки немного давили за ушами, будто бы не от пары часов чтения, а от нескольких суток, и Гарри, удивившись необычной реакции, отложил их на край стола. Он откинулся на спинку кресла, желая отдохнуть несколько минут, прежде чем снова браться за дело.       Дрова в камине тихо щёлкали, позволяя теплу пламени любовно лизать лицо уснувшего мальчика.

***

      Поттер действительно вёл себя на удивление тихо. Не то чтобы Северус ожидал от него поведения трёхлетнего ребёнка с громкими криками, капризами и абсолютным неумением вести себя в обществе, но в целом он не думал, что всё пройдёт так легко. Тот не цеплялся к резким словам, как это было на младших курсах, последовал совету Снейпа проверять книги на наличие проклятий и даже не мешал болтовнёй, лишь пару раз проводив его, Северуса, взглядом, а после полностью погрузившись в чтение.       Благодаря этому Северус смог закончить варить основу для своей новой идеи на крови саламандры и соке мурлокомля. Получилось даже лучше, чем он мог себе представить: зелье дошло до нужной вязкой консистенции, как он и рассчитал, ровно через пятнадцать минут, и он снял его с огня, оставив загустевать и настаиваться в тёмном прохладном месте на десять часов. Убрав за собой рабочий стол, он заговорил воду и губку, оставив отмывание склянок на попечение магии, и пошёл проверить состояние своего гостя.       В гостиной было подозрительно тихо, и если бы не Поттер, то Северус бы просто скинул надоевшую за день тяжёлую ткань защитной мантии, принял душ и завалился спать, напрочь игнорируя обязанность появляться на ужине в Большом Зале, но что-то явно было не так.       Стоило ему дойти до кресла как стало понятно, что Поттер просто-напросто спал, неудобно устроившись на подлокотнике кресла головой. Небольшое по своим габаритам кресло явно было не предназначено для таких действий, и Снейп было потянулся встряхнуть студента за плечи и выставить за дверь, отправив досыпать в Гриффиндорскую спальню, но остановился. Он быстро махнул палочкой, проверяя свою догадку – состояние Поттера было стабильное, Северус отметил разве что средней степени недосып, видимо, и скосивший парня, и у него отлегло от сердца. Поттер ничем не выдавал своё присутствие, но за столь небольшое время стал выглядеть в разы лучше, чем раньше: синяки под глазами стали менее видимыми, лицо стало более розовым, исчезла болезненная бледность с палитры тонкой кожи. Северус отлевитировал его на диван, накрыл валявшимся там же пледом и уселся в поттеровское кресло, придвигая к себе захлопнутую книгу. У огня было жарко: он скинул мантию, закатал рукава рубашки и позволил себе расстегнуть пару верхних пуговиц. Где-то в середине были вложены листы пергамента. Посчитав их закладкой, Северус открыл её на нужной странице: пергаментный лист был испещрён мелким округлым почерком, ссылающимся на книжные абзацы – Поттер явно пытался разобраться в природе кровных ритуалов.       Кое-где стояли жирные вопросительные знаки, обведённые в кружок. Северус хмыкнул – разве этому его не должен был обучить его блохастый крёстный? Вспомнив последний разговор с Дамблдором, зачем-то рассказавшим зельевару о плохом самочувствии Блэка, Северус понимающе вздохнул: Поттер не захотел напрягать больного и опять полез делать всё самостоятельно. Чёртов герой, чтоб его мантикоры покусали.       Призвать бокал огневиски и красные чернила труда не составило и уже через час достаточно неплохие пометки Поттера дополнились ироничными комментариями профессора, вполне понимающего, что, в случае чего, укусы странного зверя на ладных поттеровских конечностях залечивать будет он.       Поттер проснулся спустя полчаса после начала ужина. Северус уже успел предупредить директора через домовика. Неплохо было бы заранее сообщить и двум неугомонным гриффиндорцам, но Северус, в конце концов, не нанимался личным секретарем Героя, так что если потребуется, то те найдут, у кого спросить. Гарри медленно поднялся, спустив ноги на ковёр, обмотался пледом и, всё ещё не понимая, где находится, посмотрел на Снейпа. Наблюдать за проскользнувшими на лице парня эмоциями было просто непередаваемо. Поттер смутился, но старался этого не показать, аккуратно сложил плед на край дивана, оправил чуть смятую одежду невербальным Глиссео и лишь потом сконцентрировал свое внимание на восседающем в кресле профессоре.       – Прошу прощения, сэр, – ровным голосом сказал он. Взгляд его бегал по всем горизонтальным поверхностям, будто бы что-то ища. Потеря, как и предполагал Северус, находилась на самом дальнем от Поттера углу стола. – За неподобающее поведение. Я не заметил, как уснул. Книга оказалась довольно трудной в прочтении.       – Как и все до этого, Поттер?       Голос профессора чуть хрипит от выпитого алкоголя – наполненный на два пальца бокал – совсем небольшое количество даже для обыкновенного взрослого мага, что уж говорить о зельеваре с безоаром в желудке. Огневиски разливается по телу приятным теплом, примерно такое же идёт и от еще сонного Поттера и его магической ауры, приятно плескающейся, как стоячая вода в прохладном озере.       Язвить не хочется, он говорит последнюю фразу скорее на автомате, забыв скинуть маску желчной змеи, он вовсе не пытается задеть Поттера. Тот, видимо, улавливает настроение профессора и позволяет себе облегчённо выдохнуть.       – Не судите других по себе, сэр.       Поттер дерзит, зная, что за одну фразу ничего не будет, но улыбается вежливо и почтительно, будто бы Снейп заслуживает уважения. Он скоро разменяет пятый десяток лет, большую часть из которых он был рабом двух хозяев. Это не стенания о собственной жалости, лишь голые факты – привычки к самобичеванию у него нет. Тем более Поттер абсолютно не умеет врать, да и вряд ли бы он пытался, зная о способностях Снейпа в легилименции. Становится интересно, чем же он заслужил такое отношение.       Но Снейп всё еще остаётся собой: алкоголь не развязывает ему язык, не сгибает железный прут, не оплавливает защитную маску, однако, когда Поттер вскидывает голову, чтобы задать глупый вопрос, Северус вовсе не собирается снимать с его факультета лишние баллы.       Кажется, что пришедшая на ум идея неуёмному гриффиндорцу нравится.       – Профессор, разрешите задать вопрос?       – Попробуйте, Поттер.       – Не могли бы Вы помочь мне разобраться с вступлением в род? – выдаёт он на одном дыхании и замирает, словно дикое животное, увидевшее опасного хищника.       Первой мыслью Снейп собирается послать Поттера к дракклам, но, приучив себя к принятию решения только на свежую голову, он отвечает так, как действительно хотел бы.       – Я обдумаю этот вопрос и дам Вам знать, как решу. Пока что я сделал некоторые заметки, которые могут помочь понять последние несколько глав. Прочитайте, и после я, так уж и быть, отвечу на Ваши вопросы.       Северус и сам не знает, зачем он озвучил своё предложение именно в такой формулировке. Это был достаточно подходящий по всем параметрам шанс, чтобы выставить и так задержавшегося гриффиндорца за дверь, но отчего-то Северус противоречил собственным недавним мыслям и желаниям. Оставаться одному отчаянно не хотелось. Каким бы мизантропом он ни был, Поттер за эти несколько дней показал себя хорошим собеседником, и не навязывавшим своё мнение, и аргументированно отстаивавшим его состоятельность. Чего только стоил тот спор, разбудивший Малфоя и Уизли.       Однако, несмотря на все факторы, закончить получается не скоро. Книга не давала точных ответов на появившиеся в голове подростка вопросы. В сущности, те были довольно разумны – Поттера интересовали процессы протекания ритуалов, возможные ошибки, способы их устранения и предварительная защита. В отличие от вялого энтузиазма, прослеживающегося что на обыкновенных уроках по Высшим Зельям, что на занятии с Малфоем, тут Поттер был действительно заинтересован – соображал быстрее, схватывал основное, углублялся ровно настолько, насколько требовала ситуация. Профессор ответы на интересующие Поттера вопросы знал, отвечал подробно, убеждаясь, что студент всё понял.       Как в результате этого они перешли к обсуждению применения зелий в целительском деле, он не заметил, но и против не был: беседа была приятной. Только уже после того, как окончательно выдохшийся Поттер, удивившийся позднему времени, был накормлен заботливыми домовиками и отправлен спать не менее строгим профессором, Северус понял, что провёл с Поттером практически двенадцать часов подряд.       Осознание того факта, что тот должен был прийти ещё и завтра, чтобы продолжить работу, и что его, Северуса, это вполне устраивало, тоже не давало покоя.

Глава 8

      Первая половина декабря проходит настолько спокойно и размеренно, что Гарри кажется, будто бы он живёт в одном долгом повторяющемся дне: подъём, завтрак, уроки по расписанию, обед, тренировка по квиддичу, а потом общение с друзьями и выполнение домашнего задания теперь под надзором и Малфоя, и Гермионы, сдружившихся неожиданно быстро. Рон, которому Гермиона совсем недавно ответила согласием на предложение встречаться, даже немного ревнует, пока однажды к их компании не присоединяется Теодор и не расставляет всё по своим местам (в частности умеряя пышущую вспыльчивость Рона). Поэтому, когда в конце месяца все будто бы по мановению волшебства начинают бесперерывно шептаться о Рождественском бале, (перенесенном на конец января), на который Гарри уверен, что не пойдет, ему становится не по себе. К концу первого дня у него в кармане лежит около девятнадцати приглашений, в разной степени пропитанных Амортенцией, от студентов обоих полов и со всех курсов. И Гарри приходит к выводу, что в этом году он не пошёл бы на бал даже с Чжоу, несмотря на всю её красоту.       «Всего лишь чары красоты, не входящие в школьную программу, Поттер. Даже ты вполне в состоянии их освоить. В конце концов, просто подойди к ней».       Наверное, переводить все мысли в морзянку действительно не стоило. Особенно если они были личного характера. Да кто ж знал, что очередное признание от Чжоу Чанг всколыхнёт столько неоднозначных эмоций. Девушка ему точно нравилась, но хотел ли он с ней отношений, Гарри ответить не мог.       Именно эту фразу он, будучи в несколько нервном состоянии, отбил указательным пальцем по столу, что не мог не заметить сидящий с оставшимся в Хогвартсе на Рождественские каникулы Гарри за одним столом Снейп. Малфой, слишком занятый чтением старинного фолианта по Трансфигурации, тоже был тут, в отличие от уехавших в Нору Рона и Гермионы, полностью поглощённых бурно развивающимися отношениями. Они и его звали с собой, но Гарри, не желая оказаться третьим лишним, отказался, ссылаясь на необходимость готовиться к ЖАБА. Для щепетильно относящейся к обучению Гермионы это было достаточно весомым аргументом, а Рон просто желал Гарри счастья в той форме, в которой он сам его видел. Так что Гарри мог не беспокоиться за конфиденциальность их диалога, хотя и сам не знал, с чего вообще решил, что будет откровенничать со Снейпом на тему своих любовных переживаний.       В прошлый раз подобная попытка закончилась неудачей.       «Сдался после первой попытки? И куда же делась пресловутая гриффиндорская храбрость?»        Дело не в этом. Я просто… Мне кажется… Мне нравятся не дев…       Гарри раздражённо смахнул упавшие на лицо волосы, которые он после двухчасовой тирады Малфоя начал закалывать в небрежный хвост. Как будто бы ещё более ехидный, нежели обычно, Снейп не понимал, о чём действительно говорил Гарри.       «Не вижу причины для проблем, мистер Поттер. Или ты впервые слышишь про однополые отношения, что даже сказать не можешь?».       Вы намеренно издеваетесь? Хотите, чтобы я произнёс это вслух?       Гарри принялся сверлить явно веселящегося Снейпа злым взглядом.       «Лично мне от Вас, мистер Поттер, ничего не нужно. Если помните, Вы сами выставляете свои мысли напоказ. И я удивлён, что, прожив в магическом мире почти семь лет, Вы так и не выяснили, что однополые отношения среди магов считаются нормой».       Гарри открыл было рот, чтобы дерзко спросить, не получил ли сам Снейп эти знания на практике, но вовремя опомнился, чем вызвал едва заметную усмешку, скользнувшую по тонким губам мужчины. И если бы этим самым мужчиной не был бы Снейп, Гарри сказал бы, что это выглядело привлекательно. Однако его больше заботил вопрос, как профессор, практически тыкавший пальцем в небо, так точно смог определить реальные причины поттеровских переживаний.       Чжоу была милой, как бы сильно Гарри ни любил это слово, другого он попросту подобрать не мог. С ней было приятно прогуляться до Хогсмида, побеседовать о недавней победе «Пушек Педдл» и о школьных уроках, но как только эти темы иссякали, повисало неловкое молчание, звенящее при каждой попытке начать разговор заново. Да и дальше держаний за ручку у них не заходило. Интересующемуся Рону, не дававшему покоя, пока не услышит рассказа о прошедшем «свидании», он говорил, что не собирается торопить девушку, но сам понимал, что на самом деле всё далеко не так. Правда, парни, которых Гарри видел в мальчишечьих душевых, его тоже не привлекали.       Задумавшись об этом, Гарри так и не ответил, а когда решился настучать «Как Вы поняли?» или «И что мне с этим делать?», место Снейпа уже пустовало.       То ли Гарри был как открытая книга, то ли слизеринцы были столь чуткими к восприятию смены человеческих эмоций, то ли всё вместе, но первым, что спросил Драко, стоило Поттеру приблизиться к нему, чтобы предложить сделать пару кругов на мётлах, было ехидное «Что, Потти, крёстный рассказал кое-что интересное?».

***

      И как мне понять, подходит ли мне это?       В этот раз Гарри настукивал вполне осознанно. Только лишь пришлось чуть уменьшить магический поток, когда раздражённый Малфой запустил в него очередного лебедя с гневной просьбой (Гарри предпочитал интерпретировать три яростно кричащие строчки именно так) не орать так сильно хотя бы на морзянке.       «Тебе не приходило в голову, что можно просто попробовать?».

***

      Воспользоваться советом зельевара Гарри смог не сразу. Во время каникул в Хогвартсе осталось слишком мало студентов его возраста, а искать кого-то вне школы было бы не то что глупо, а, прямо говоря, невозможно. Уйти дальше Хогсмида он не мог, а все жители небольшой деревушки слишком тесно знали друг друга, чтобы даже некое подобие отношений можно было бы держать в тайне. Так что Гарри, как и обещал Гермионе, просто засел за учебники, чуть сдвинув корпевшего над чарами Малфоя с привычного библиотечного места.       Драко, в отличие от Гарри, всё ещё метался между аврорством и целительством, так что готовился сразу к пяти профильным экзаменам в отличие от четырёх поттеровских. И так как объём повторяемого материала у него был больше, Малфой не мог позволить себе отвлекаться на прокрастинирующего гриффиндорца и его взбунтовавшуюся магию.       – Поттер, мантикора тебя задери! – рявкнул Драко, резко захлопнув свой учебник. – Прекрати! Так! Громко! Думать!       – Извини, – стушевался он. И так оттеснявшая Малфоя магия чуть успокоилась, и Драко смог спокойно вздохнуть. Судя по тому, как метались глаза Поттера, и по так и не перевёрнутой за полтора часа занятий странице, спокойствие было недолгим.       Малфой устало вздохнул и повернулся к однокурснику лицом.       – А теперь, Потти, выкладывай, – строго сказал он, махнув рукой куда-то в сторону. – Всё, что занимает твою светлую голову. Потому что не останови я тебя, через час от Школы осталась бы одна память, и то не факт.       Гарри даже не заметил, что так разволновался.       – У-у, Гриффиндурок, всё с тобой ясно, – протянул он после недолгого молчания. – Есть какое-нибудь спокойное место без лишних ушей?       – Выручай-комната? – неловко предложил Гарри, сразу зная, что Малфой отвергнет этот вариант.       – Поттер, ты издеваешься или ты просто идиот?       – Прости. Пойдём, – просто сказал он, левитируя так и не прочтённую книгу назад на полку. Скептично настроенный студент не сдвинулся с места. – В другое место, Драко.       Недовольный, но поддерживающий его Малфой молча поплёлся следом.       Открыть Тайную комнату было не сложно. Большим вопросом было то, как поведёт себя оглядывающийся по сторонам Драко при виде туши мёртвого Василиска с наложенными на неё Чарами Консервации, поэтому убедившись, что прыжок в тёмную пещеру не принёс никаких трудностей, судорожно пытался вспомнить, какой из многочисленных переходов позволит дойти до покоев Слизерина без ужасающего зрелища дохлого змея.       За прошедшее с последнего посещения время ничего не изменилось. Два потрепанных кресла у камина стояли на своих местах, так же, как и остальная старинная мебель, скопившаяся в теневой части комнаты. Взмахом палочки Гарри зажёг огонь в камине и подпалил настенные факелы, затем очистил от накопившейся пыли ткань кресел и предложил до сих пор молчавшему Малфою присесть.       – Нет, Поттер, – несколько горделиво выдал блондин. – Я, конечно, знал, что настолько не понравился тебе на первом курсе, но чтобы такой слизеринец, как ты, пошёл в Гриффиндор, только бы не быть со мной на одном факультете, это надо было постараться. И давно ты наследник двух родов? Да ты же лакомый кусочек абсолютно для любой магической семьи. Сильный маг, победивший Тёмного Лорда в шестнадцать лет, наследник двух магически сильных древних – и Светлого, и Темного – да ко всему прочему хорош собой.       – Трёх, – автоматически поправил его Гарри. – И большей части нужны деньги, даже внешность вторичный фактор, а о родстве душ никто и не думает.       – Да ты романтик, Потти, – усмехнулся Драко. – Поттеры, Слизерины, а третий… Неужели Блэк при смерти? – искренне забеспокоился он.       – Нет, – уверил его Гарри. – Просто они с Римусом решили уйти из-под направленных на них взглядов общественности. Потому Сириус решил заранее передать мне управление делами рода, с одобрения леди Вальбурги, конечно.       – Маме поплохеет, когда она узнает, что бабушка приняла тебя как главу Блэков.       – Она уже знает, – пожал плечами Гарри. – Сразу после ритуала мне прилетела сова с поздравлением от неё. Так что, Малфой, мы с тобой родственники в какой-то степени.       – Поттер, – усмехнулся Драко. – Твоей хитрости хватило бы на большую часть нашего факультета, но при этом ты сейчас сидишь в самой древней части Хогвартса так, будто бы это твой собственный родной дом в Хогсмиде, доставшийся по наследству, и распускаешь сопли от того, что тебе по душе парни, а не девчонки. Поттер, ты же это не серьёзно?       Гарри и рад бы сказать «Да», но Снейп был прав. Ему необходимо было разобраться в себе. Война не была вечной, а он все никак перестроиться не может: загоняет личное в самую глубь, отговариваясь тем, что позже займётся созданием отношений, хоть и нет уже такой необходимости.       – С девочками ты пробовал, и тебе не понравилось, – констатировал Драко. – С парнями? И Финниган, и Томас сохли по тебе курса до пятого точно.       Гарри не ожидал услышать чего-то подобного.       – Мерлинова борода, наш Святой Потти не видел, как на него пускали слюни девяносто процентов его окружения, докапывающихся до остальных десяти к тебе приближённых, – добродушно подтрунивал он. – Диггори даже ко мне подходил с расспросами о твоей скромной персоне.       – И что ты ему ответил? – повеселел Гарри.       – Его Нотт проклял, – беззаботно ответил блондин. – Чтоб неповадно было. Ему ты тоже нравился. Но речь не об этом, Потти. Ты, будучи Гриффом столько лет, совсем растратил свои стратегические навыки. Сначала надо определиться с твоим типажом.       Гарри недоумённо посмотрел на замолчавшего в ожидании Малфоя.       – Поттер, если мне придётся разъяснять тебе каждое моё слово, то конструктивного диалога у нас с тобой не получится. Так что либо ты включаешь то, что, по мнению крёстного, у тебя отсутствует, и начинаешь перечислять мне черты, которые тебя привлекают, либо я пошёл прочь из твоего недолабиринта.       Речь Малфоя заставила Гарри хорошенько задуматься. В Чжоу ему не доставало хорошего собеседника.       – Ум, полагаю, – чуть покраснев, когда Малфой принялся записывать его слова в призванный блокнот, начал он. – И… Чуткость? – выдал он и поспешил пояснить. – Чтобы ценил личное пространство, не лез в душу без спросу.       – Угу, – кивнул Драко, старательно выводя очередную линию на бумаге.       – Мне не нужен тот, кто будет видеть во мне мешок с деньгами или громкое имя и возможность прославиться, – уже более спокойно сказал Гарри.       Ему хотелось постоянства. Война заставила всех рано повзрослеть, так что говорить о повторно вернувшихся на последний курс студентах как о детях никто уже не мог. Хоть многое и осталось прежним, но, будучи пойманными после отбоя Флитвиком в одном из переходов, они просто приносили свои извинения и направлялись в башню – даже преподаватели видели в них юных, самостоятельных магов, волею судьбы задержавшихся в стенах Школы на лишний год.       – Хочу спокойствия, Драко, – устало выдохнул Гарри, откидываясь на спинку большого кресла. Дрова в камине тихо потрескивали, располагая к более откровенному разговору. – Ты и сам, наверное, это понимаешь. Без всякой беготни за философскими камнями, Василисками, крестражами и возродившимся Воландемортом.       Драко как никто другой понимал его.       – Поттер, – тихо позвал его Драко спустя какое-то время, проведённое в молчаливых раздумьях. – Гарри, – поправил он себя. – Ты ведь знаешь, что я помолвлен с Тео?       Гарри кивнул. О том, что любые новости разлетаются по Школе со световой скоростью, он выяснил еще на первом курсе, когда о паразите на затылке у Квирелла слухи пошли буквально спустя полчаса после того, как пребывавшего в бесчувственном состоянии Гарри переместили в Больничное крыло.       – Я его действительно люблю.       Поттер был первым, кому Драко признался в этом. Даже сам Тео считал их связь поиском аристократической выгоды, хоть и явно симпатизировал Малфою. Но Поттер – Гарри – точно его понимал. Хоть они и оказались в войне по разные стороны баррикад, бремя они несли схожее, если не сказать одно.       Просто назывались они по-разному. От обоих все чего-то ждали: в Гарри видели только героя и требовали вести себя соответствующе, чем он и занимался, доказывая свою Избранность всем и каждому, ежегодно безрассудно суя голову в пасть голодному льву; Драко же был наследником Пожирателя, не справившегося с заданием Лорда, он должен был доказать верность Малфоев даже ценой своей жизни, чтобы уберечь от метки хотя бы мать, от него ждали аристократического цинизма и высокомерия по отношению к «недостойным». И у обоих не было ни нормального детства, ни правильных семейных отношений, ни первой взаимной влюблённости. Разве что с друзьями повезло.       – Но сейчас я сделаю одну вещь, которую ты можешь считать благодарностью за спасение отца от Азкабана.       Видимо поняв, что его слова звучали откровенно смущенно, он исправился, добавив голосу напускной раздражительности и гнева, пытаясь замаскировать искренние чувства.       – И ты меня за неё не проклянёшь, ясно тебе, шрамоголовый? – он гордо вскинул подбородок. – Это, в первую очередь, тебе самому надо. Я лишь делаю одолжение.       Одним движением он стёк к Поттеру на колени, приблизился к его лицу, положил руку на горящую шею парня и, шепнув «Просто прислушайся к себе», прижался к его губам в нежном поцелуе.       Малфой не наседал, просто едва ощутимо касался пухлых губ своими, будто боясь, что его оттолкнут, и от этой болезненной чувственности, ощущения собственной хрупкости, важности в объятиях Драко, у Гарри стиснуло горло. Это не была любовь, что было логично после стольких лет вражды, но не понять причину той щемящей нежности, сказывавшейся даже на переплетающихся потоках магии, он не мог: Драко когда-то давно был в него влюблён. И Гарри понимал его желание распрощаться с этим чувством, чтобы без угрызений совести вступить в брак с Теодором.       Гарри смог отмереть только когда не дождавшийся никакой реакции Драко отпрянул назад. Гарри коснулся рукой его плеча, впился глазами в печальные голубые глаза школьного врага, как оказалось, просто дергавшего его за косички, и притянул к себе для ответного секундного поцелуя.       Когда магия успокоилась, в глазах Малфоя пропал шальной блеск и появилась та самая уверенность в себе, у Гарри стукнуло сердце. Языки пламени плясали древний танец, отражаясь тёплыми бликами на замерших во времени мальчиках. Огонь был одной из самых древних форм магии, и именно перед его лицом Гарри понял, что тайну становления самой крепкой в своей жизни дружбы он унесёт с собой в могилу.       Наконец спокойный Малфой, чуть рассеянно смотревший в глаза Гарри, был с ним абсолютно согласен. От детской любви к герою из сказок не осталось и следа, уступив место только распускающемуся чувству крепкой, почти братской привязанности.       – Что ж, Поттер, я, конечно, прекрасно целуюсь, но Тео об этом узнать не должен. По крайней мере, до определённого времени.       Малфой не был бы собой, если бы позволил поставить последний аккорд столь сентиментальным образом, но теперь Гарри знал, что тот просто играл свою роль.

***

      – Я просто чувствовал, что это ты! Что ты ещё от меня хочешь?       Гарри ходил из стороны в сторону, не зная, как донести до уже пятнадцать минут пытавшего его Драко, каким ему показался их поцелуй. Камин так же потрескивал, бросая на стены большие тени фигур с шахматной доски, расположившейся на столике меж двух кресел.       – То есть если бы ты съел сейчас Берти Боттс с таким же вкусом, то без промедления бы ответил: «Мне попался поцелуй с Драко Малфоем», – Драко передвинул коня на Е4.       – Не будь таким придурком, – беззлобно огрызнулся на ехидный выпад Поттер. – Ты ведь понял, что я имею в виду.       – То есть понять, встаёт ли у тебя на парней, мы не можем только потому, что выяснить этот простейший вопрос тебе мешаю я, – резюмировал Драко, отпив принесённый домовиками чай. Ужин они благополучно пропустили. Только Гарри хотел исправить Малфоя, как тот махнул рукой. – Не придирайся к формулировке. Мне в этом плане интересен только жених.       Малфой замолчал, думая над своим ходом.       – Шах и мат, Поттер, – выдал он парой минут позже. Встал, оправил чуть смявшуюся мантию и, повернувшись к Гарри, продолжил: – Встретимся в пятницу после отбоя в проходе за рыцарскими доспехами с двумя копьями. Со мной будет Тео. У меня есть план, за который ты мне потом покажешь местную библиотеку. А теперь выведи меня из своих катакомб.

***

      Гарри кажется, что над ним разверзлось небо, хотя начиналось всё достаточно неплохо. Без пятнадцати десять Гарри нарочито громко уверил вернувшегося в общую спальню Рона, что он очень утомился за сегодняшний день и, задёрнув полог на кровати, наложил на себя отвлекающие чары, надел мантию невидимку и, дождавшись пока все уйдут в душ, незаметно выскользнул из комнаты.       К обозначенной Малфоем нише он добрался без происшествий. В тайном проходе, который она скрывала, сформировался тупик – проход был завален различным хламом, забытым здесь домовиками и уже давно покрывшимся пылью, поэтому Гарри искренне не понимал, с какой целью Малфой выбрал для встречи именно это место. Особенно сильно его беспокоило близкое к слизеринским комнатам расположение, но чёрная тень, кажется, надёжно скрывала спрятавшегося в ней Гарри.       – Драко, милый, – издали голос Нотта казался незнакомым. – Объясни мне, пожалуйста, почему я вообще должен возиться с твоим Поттером? Если это какая-то проверка, то знай, что женюсь я на тебе, а не на твоём гриффиндорском придурке.       – Считай, что Поттер и его проблемы – это моё приданое на свадьбу, Тео, и не ной. Чума детской влюблённости в Героя и тебя стороной не обошла, так что это не будет непосильной задачей. Гарри, ты тут?       Снятие мантии вызвало два удивлённых вздоха. Он и забыл, что только Рон и Гермиона знали об артефакте.       – Я потом расскажу, ладно? – примирительно попросил Гарри вместо приветствия. – А теперь объясни свой план.       – Не тупи, Потти, – ласково ответил Драко, затолкнул Нотта в нишу и выглянул в коридор, будто высматривая кого-то. – Тео тебя поцелует, ты поймёшь, на кого у тебя вс… Кто тебе действительно нравится уже много лет, я получу библиотеку, а Тео меня. Все в плюсе.       – Ну, тогда я его целую, и мы возвращаемся в гостиную, да, Драко?       – Только попробуй хотя бы коснуться Поттера, пока я не дал команды! – гневно шикнул наконец повернувшийся к ним Малфой. – Ты, Поттер, к слову, отомри, всё затевается ради тебя. А еще дай мне свою мантию, – чуть погодя попросил он. – Никуда не сбегу, верну в целости и сохранности.       Он облачился в переданную мантию и, расставив Тео и Гарри по одному ему известному плану, снова выглянул из-за угла. В коридоре стояла абсолютная тишина.       – Драко, дорогой мой, – не сдержался Нотт, когда от долгого стояния в одной позе затекли ноги. – Почему я должен ждать знака свыше, чтобы по твоему желанию поцеловать героя и не мёрзнуть тут, как стая дракклов в мерлиновом сугробе?       Где-то вдали послышались тяжёлые шаги. Гарри напрягся.       – Приготовились, – шепнул не обращавший никакого внимания на стенания Нотта Малфой, натянул капюшон и нырнул за их спины. – И только попробуйте мне что-нибудь испортить. Испепелю обоих.       – Сейчас? – радостно прошептал Тео, надеявшийся на скорое перемещение в тёплую постель, рефлекторно вцепившись в плечи обескураженного происходящим Гарри.       – На счёт «три», – заговорщицки шепнул ему в ответ Драко. – И ты не торопись, Поттер целуется так себе. Приготовились!       – То есть «так себе целуется», Малфой? – вспылил удивленный Нотт.       – Один, – одними губами проговорил ухмыльнувшийся блондин, показав Поттеру, чтобы тот кивнул на следующий вопрос парня.       – Вы с ним что, целовались? – не унимался Теодор.       – В смысле «Да», Поттер? – рассвирепел он. – Ты совсем обнаглел?       Шаги становились всё громче.       – Не смей его бить, Тео, – угомонил его поджидающий нужного момента Малфой. – Два.       – Ты просто не представляешь, как я хочу тебя… – «придушить» так и осталось невысказанным, когда Драко шепнул «Три» и вытолкнул их из ниши. Не удержавшись на ногах от резкого перемещения, Тео упал прямо на пятящегося назад Гарри. Так что внезапно вышедший из-за угла Снейп, услышавший обрывок последней фразы, застал страстного Нотта, целующего прижатого к стене Поттера.       Оглушительные «Тридцать баллов с Гриффиндора за нарушение школьных правил!» и «Минус пятьдесят со Слизерина за отсутствие мозгов!» слышал, наверное, весь Хогвартс.       – А теперь, чтобы и духу вашего здесь не было! – грозно гаркнул Снейп, смотря прямо в глаза дезориентированного, раскрасневшегося, тяжело дышащего Поттера.       А Гарри желал просто провалиться под землю, лишь бы никогда не видеть проскользнувшее во взгляде профессора разочарование.       В горле стоял удушающий ком.

Глава 9

      Когда Гарри пришёл на очередную отработку за пятнадцать минут до назначенного времени, от душевных метаний его спас открывший дверь класса Снейп, молчаливо пригласивший войти. Вместо обычной практики по Зельям Снейп, получивший прямой приказ директора, поведёт их в драконий заповедник, где работает Чарли. («Мальчикам не помешает посмотреть на опасность, которая может встретиться им на будущей работе. Своди их первыми, на следующей неделе кто-нибудь из учителей отправится туда с другой группой студентов»). Снейп, конечно, высказал всё своё негодование по этому поводу, стоило и Драко, и Поттеру восторженно согласиться, будто бы он не знал, что именно так всё и будет.       Поттер огляделся, словно был тут впервые: те же котлы с ярко фиолетовым налётом на стенках, те же старые деревянные парты, всё те же многочисленные полки с ингредиентами – Гарри и сам не понимал, зачем всё это разглядывал. Снейп восседал на своём привычном месте, и от обычных «отработок» это отличалось лишь отсутствием Драко да облачением самого профессора.       Вместо привычной чёрной мантии, чуть скрывающей наглухо застёгнутый сюртук, на нём было надето некое подобие куртки, отливающей изумрудом и серебром, а лакированные туфли были заменены на аналог армейской обуви на толстой подошве из того же материала. Он что-то неотрывно помешивал в большом котле, сверяясь с бегущей по старинному циферблату секундной стрелкой и длинным папирусом. Судя по довольной ухмылке и сизому дыму с характерными завитками, зелье его вполне устраивало.       «Драконья кожа», – сказал он, будто бы это сразу всё поясняло. – «Не стойте столбом, Поттер, Ваш костюм на сегодняшнее занятие на вашей парте. У Вас дюжина минут, поторопитесь».       Нарушать тишину было, мягко говоря, неловко, особенно после случившегося. Гарри будто бы почувствовал вину за фантомные касания губ Тео, показавшиеся просто влажной вознёй, хоть Драко и утверждал, что Нотт в этом деле очень хорош. Он молча скинул стандартную школьную мантию, оставшись в чёрной водолазке и брюках. Его новое облачение ничем не отличалось от снейповского. Разве только было больше на размер, чем нужно, в отличие от подчёркивавших стройные ноги ботинок с высоким голенищем зельевара. Учитывая такую защиту для явно непростого занятия, и обувь, и куртка, не сковывающая подвижности, как Гарри показалось сначала, вполне могли быть какими-то артефактами, поэтому он решил быть предельно осторожным.       Сэр? Подогнать под себя магией можно?       «Без магического отката не получится. Как только подойдёт Драко, я помогу Вам обоим. А пока, я Вас прошу, Поттер, просто заткнитесь».       Малфой, уже одетый по случаю, появился ровно к назначенному времени. На одной его руке лежала аккуратно сложенная мантия, в другой он держал два фиала, которые Снейп тут же вылил в остывавшее зелье.       – Гарри, крёстный, – поздоровался он, и его голос показался Гарри оглушительно громким. Дело было вовсе не в Малфое, а в нарушенном уюте тишины, который чувствовал Гарри несмотря на нервозность от того, что не мог отделаться от осознания, что и без того злой Снейп видел, как он целует Нотта. Точнее, Нотт целует его. Разницы, в целом, не было. Гарри устало вздохнул: отчего-то в подземельях, на утомительных отработках он чувствовал себя в разы лучше, чем где бы то ни было ещё, но этот проступок может сказаться на доверии профессора, и он отменит дополнительные занятия. По крайней мере, на тот момент такие мысли казались вполне логичными.       – Встань рядом с Поттером, я доведу вашу одежду до ума, чтобы не вытаскивать потом ваши задницы из очередной передряги. У вас обоих это наследственное. Глиссео, Эскуро, Редуцио!       Снейп вложил палочку в поясной чехол, и зачерпнул в стеклянную посудину сероватое зелье и только после этого вновь обратился к молодым людям.       – Даже не думайте отходить от меня дальше, чем на несколько метров, – грозно пресёк возможные попытки чуть ли не мечущий молнии Снейп. – Поттер, тебя это особенно касается. Увижу, что хоть один шагнул за защитный купол, окажетесь в кабинете Директора перед всем Попечительским советом раньше, чем где-нибудь пикнет докси, – решительно заверил их он. – Вы здесь только в качестве наблюдателей. Я лично сдам ваши бренные тушки Чарли Уизли, а затем и в Министерство, если вы только попробуете хоть каким-то образом приблизиться к любому из присутствующих драконов или приманить их к себе. Надеюсь на те зачатки благоразумия в ваших головах, которые остальные ошибочно принимают за серое вещество. Вам ясно?       – Да, сэр, – согласившись, кивнул вопрошающе смотрящий на Гарри Драко.       – Но, профессор…       – Поттер, – яростно выплюнул его имя Снейп, явно недовольный сложившейся ситуацией, что Гарри было абсолютно непонятно, раз он сам пригласил их на подобную встречу. – Поттер, я искренне полагал, что, несмотря на отсутствие инстинкта самосохранения, Вам хватит способностей не встревать в столь важные объяснения с вашими бессмысленными «Но» и «Профессор», однако…       Слушать язвительные комментарии взбешённого Снейпа желания не было, равно как Гарри не хотел оказаться в пустом коридоре перед захлопнутой дверью класса, поэтому и перебивать змеиное шипение он не собирался.       Защитный купол не спасает от прямого касания драконьего огня. Открытые участки кожи вроде лица и кистей рук будут невосстановимы, не так ли?       Профессор резко прекратил шипеть, будто бы не ожидал от студента столь логичных и уместных рассуждений. Но Снейп не был бы «Грозой Подземелий» на протяжении практически двадцати лет, если бы позволил одной фразе нерадивого ученика разрушить свой образ всегда правого мага.       – Не считаете ли Вы, Поттер, – с едкой насмешкой чуть ли не по слогам проговорил он, – что мне были не известны эти сведения?       Он резко развернулся к ним полубоком, даже в куртке, которая по определению не могла струиться, умудряясь выглядеть так, будто бы развевающаяся мантия всё ещё была на нём.       – Сначала белый флакон на руки, потом – на лицо и шею. Как только впитается – зелёный фиал в обратной последовательности. Ждать меня, никуда не соваться, – он оборвал так и не начавшуюся речь Гарри и как всегда стремительно покинул кабинет, скрывшись за дубовой дверью, ведшей в личные покои.       – Да, Поттер… – задумчиво хмыкнул Малфой, начавший наносить мазь, будто бы ведя свою игру. – Что ты такого успел наговорить декану, что он так взбесился?       – Ничего я ему не говорил! – воскликнул Гарри, механическим движением лохматя не собранные резинкой волосы, как делал, пытаясь успокоиться. – Спросил, можно ли поправить размер куртки, да об огне напомнил. Ничего такого, за что можно было бы так взъесться. Он с самого начала такой был: глаза блестят, на лбу складка такая же, как на первом курсе, когда его Пушок укусил, будто ему нестерпимо больно, да движения резче обычных.       – Сложи два и два: шесть лет перепалок, перестукивания, а еще он видел тебя с Тео… – хитро протянул он, жалея, что не взял с собой колдокамеру, чтобы запечатлеть выражение лица Поттера, когда до него, наконец, дойдёт. – Со стороны, кстати, выглядело правдоподобно и довольно горячо. И получи логичную причину, почему крёстный рвёт и мечет, стоит ему увидеть твоё сонное, выглядящее уставшим после жаркой ночи лицо.       – Но никакой «жаркой ночи» не было! – возмутился Поттер, закончивший втирать травяной бальзам. Ему и так вместо завтрака пришлось объясняться с хмурым Тео, отказывающимся опустить направленную в грудь Гарри палочку.       – Но крёстный-то этого не знает. А теперь думай, Потти, думай, – подмигнул Драко, спрыгнув с парты, на которой сидел, ровно за мгновение до того, как в кабинет влетел Снейп и приказал следовать за ним. У Гарри и Драко не было другого варианта, кроме как беспрекословно повиноваться.

***

      Драконы действительно выглядели внушительно, хоть и немного меркли на фоне пышущего непонятной (хотя после их диалога вполне очевидной) злобой Снейпа. Их процессия в целом выглядела достаточно колоритно, а когда к ним присоединился и сам Чарли, чьи огненно-рыжие волосы, собранные в небрежный пучок, были увиты многочисленными бусинами, не обратить на них внимание было практически невозможно.       Порт-ключ в Румынию, высланный Министерством, сработал как надо: стоило им войти за пределы противомаггловского купола обыкновенного зоопарка, как пред их взором предстали оградительные перила из крепких брусьев, образующие защитный туннель для обслуживающих заповедник драконологов, и Чарли начал вещать.       Слева, среди примятых к земле многовековых дубов, характерных для Уэльских лесов, миролюбиво лежал длинный зеленый ящер с гладкой чешуей. Он то и дело похрапывал, на вдохе притягивая к себе так и осыпающуюся листву, а на выдохе испепеляя повисшие в воздухе листья небольшим огненным облаком, вырывавшимся из огромных ноздрей. Чарли досадливо отметил, что «Берни простудился на прошлой неделе», в то время как ни у Гарри, ни у поражённого истинными размерами драконов Малфоя никак не получалось назвать восемнадцатифутового валлийского болотно-зелёного ящера, чуть не угробившего Флёр Делакур, ласковым «Берни», словно это был беспомощный детёныш книззла. Остановившись напротив него, они успели понаблюдать за кормлением дракона, предпочитающего глотать безвинных овечек непрожёванными (хоть какое-то облегчение), и двинулись вперёд по туннелю.       Дальнейшая экскурсия была довольно однообразной, но от этого не менее увлекательной: Чарли нашёл в бывшем профессоре благодарного, а главное, понимающего его речь слушателя, и большую часть пути они просто беседовали между собой о тех или иных видах, мимо которых они проходили. Гарри и Драко следовали за ними по пятам, внимательно слушая разговоры старшего товарища и зельевара, попутно оглядываясь по сторонам.       Шведский короткорылый парил над своим гнездом высоко в горах, так что вблизи за ним понаблюдать не удалось, зато встреча с ящером Диггори подала хорошую тему для чуть заскучавшего Малфоя.       – Тебе ведь нравился Седрик? – поинтересовался он, когда они с Гарри, предупредив Чарли, чуть замедлили темп, пытаясь немного отдалиться от всеслышащего профессора (Малфой даже накинул на них несильное Заглушающее, чтобы не привлекать лишнего внимания). Переход с каменной крышей между своеобразными «вольерами», раскиданными на двух разных сторонах одного оврага, над которым и располагался мостообразный туннель, был идеальным для этого вариантом.       – Я… Я, хм, честно говоря, не думал об этом… Эм… в таком ключе, – честно признался Поттер, приостановившись напротив кратера, оставленного ярко-синим пламенем дракона (со стороны выглядело так, будто бы молодые люди увлечённо обсуждают замеченное).       Седрик его однозначно привлекал. И даже по прошествии года и случайной встречи в Косом переулке летом, Гарри не мог однозначно сказать, кого именно ревновал, узнав, с кем Чжоу пойдёт на Святочный бал.       – Опиши мне его, – добавил Драко. – Так, как ты его видел.       Поттер замялся. На этот раз они остановились у знакомой Гарри Венгерской Хвостороги, и у Поттера, поддакнувшего фразе Чарли «Хочешь снова увидеть ту малышку, да, Гарри?», было вполне разумное объяснение, чтобы задержаться напротив пустующей локации, задумавшись. Где-то внизу нездорово блеснул магический купол, но пытающемуся подобрать слова Гарри было вовсе не до случайных солнечных зайчиков.       – Все на нашем курсе твердили, что он немногословен и хорош собой, – неловко высказался Поттер. – Он действительно был красив даже в свои семнадцать, что уж говорить о самом юном артефакторе Британии сейчас. Только тогда это не было важно.       Гарри стряхнул упавшие на лоб прядки выбившихся из кривого хвоста волос.       – Это нельзя было назвать отношениями, но и дружбой те дни не были. Он просто умел слушать. Садился на верхнюю ступеньку Астрономической башни, накладывал Согревающие и говорил короткое «Вещай, Гарри», не требуя ничего взамен. Только смотрел, почему-то, грустно, – хмыкнул Поттер, машинально ковырнув то место, куда повторно упал блик луча. – Шутил, что приглашение на свадьбу хочет получить первым и лично от нас обоих, чтобы просто посмотреть на лицо моего спутника, когда он будет вручать приглашения бывшим студентам, чего я не понимаю до сих пор, хотя сейчас они с Джинни, кажется, вместе. И он всегда был на моей стороне, даже если не показывал это остальным. Хотя бы с теми твоими значками или Турниром Трёх – это он мне рассказал, как открыть яйцо.       – Почему же ты тогда не с ним? – медленно спросил Драко, отрешенно наблюдая за методично колупающим магическую сетку Поттером.        – Чего-то не хватало, и мы оба это прекрасно понимали. Да и не до того было – Воландеморт, Дамблдор, Орден Феникса, все дела. Там просто хотелось выжить, дотащиться до ближайшего относительно безопасного места и выключиться, пытаясь поспать хотя бы пару часов до того, как начнутся очередные кошмары.       Драко понимающе кивнул: им всем довелось прочувствовать это на себе.       – То есть сильный, привлекательный маг, втайне всегда поддерживающий неуёмного героя, старше по возрасту, – сосредоточенно перечислил Драко, быстро достав из-за пазухи мятую вещицу, в которой несколько поникший от давних воспоминаний Гарри распознал тот самый блокнот. – Добавим еще непредвзятость, ум и чуткость. Поттер, никогда не думал, что скажу такое, но тебе не кажется, что ты только что описал Снейпа?       Тактично замолчавший Малфой отошёл на приличное расстояние прежде чем начать заверять спешащего к Гарри Чарли, что Поттер сейчас к ним присоединится.       Гарри поражённо замер – такого просто не могло быть.       Он точно – абсолютно точно – не был влюблён в своего профессора зельеварения Северуса Снейпа. Не в Снейпа, до последнего, как тогда казалось, вздоха любившего его мать. Не в Снейпа, всеми фибрами души ненавидящего его отца и крёстного. Не в Снейпа, третировавшего его всё его детство.       Не в Снейпа, столько раз спасавшего ему, Гарри, жизнь, скрывавшегося за маской холодности и отчуждённости, чтобы не делать не знавшему любви Гарри еще больнее.       Нет!       Он не мог так подвести зельевара, перед которым у него должен быть как минимум Долг Жизни, и при том далеко не один.       На глаза наворачивались непрошеные слёзы.       Как же он, чёрт возьми, влип.       – Драко, мне кажется, я люблю Северуса Снейпа.       Последнее, что успел запомнить Гарри, прежде чем провалиться в блаженное неведение – серебряные змеи магического полотна защитных стен, шёлковыми нитями расползающиеся во все стороны, смазанная картинка и рыжая вспышка чего-то обжигающего у самого лица, заглушившая истошный крик.

Глава 10

      Голова, казалось, расколется на миллиарды мелких частей то ли от чьего-то такого далёкого недовольного голоса, кажущегося взволнованным, то ли от слишком яркого света, раздражающего слизистую даже сквозь закрытые глаза. Тело нещадно жгло при малейшем движении.       Он попытался пошевелиться, но ни руки, ни ноги, даже пальцы абсолютно не слушались, оставаясь покоиться на чём-то мягком и тканевом, насквозь пропитанном медикаментозным запахом. Как в полевом госпитале во дворе Хогвартса, когда Фред истекал кровью рядом с бессознательным Римусом и в голос рыдающей, практически воющей от страшного ранения близкого друга Тонкс.       В помещении, где он лежал, не было ни капли крови, но он чувствовал тот практически осязаемый металлический запах, мелкими каплями будто бы оседающий на поверхность обезвоженного языка. Заставляя сглатывать, упиваясь собственной беспомощностью, из-за которой гибли и гибли люди. Тонули в реках алой крови, не успевавшей впитываться в мокрую, чёрную землю.       Понять, где он находится, было практически невозможно – мысли мельтешили, как стайка волшебных ключей, напоминающих скоростные снитчи, которыми был защищён философский камень. Стоило Гарри попытаться ухватиться хоть за одно воспоминание, как остальной скоп начинал свою осаду в полную силу, раз за разом мучительно попадая в свою цель. Сил сопротивляться не было, и он снова отключился.

***

      Когда он просыпается в следующий раз, ничего особо не меняется. Только свет оказывается более приглушённым, да в открытое окно пролетает свежий вечер.       – Чёртов пустоголовый кретин со шрамом вместо мозгов!       У его постели кто-то сидит. Он не может видеть этого человека, но чувствует его магией. Та тянется к нему изо всех сил, будто бы от Неизвестного зависит его жизнь. Ей приятно обвивать его, касаться, переплетаться с ним, пытаясь успокоить, уверить, что всё будет хорошо.       Только Незнакомец, кажется, сильнее бушует, гневно выплёвывая жестокие слова.       – Малолетний идиот, за пять минут умудрившийся найти неприятности на свою тощую задницу.       Он единственный не поправляет ему одеяло или причёску, но и не мешает. Только неодобрительно смотрит, то стоя у дальней стены, то присаживаясь на специально поставленное для посетителей кресло, и каждый раз неизменно ругается то на себя, то на него, то на жизнь в целом, позволяя себе небольшую слабость, пока никого нет.       В отличие от толпы шумных, тоже переживающих Рыжих Он не приносит ни фруктов, ни сладостей. Не включает в углу маггловское радио, наоборот, зло стукает по большой серой кнопке, прерывая трансляцию футбольного матча на середине комментаторского пояснения.       – Как ты вообще с Лордом справиться смог, не свалившись перед ним ничком, запутавшись в собственных ногах?       Лишь единожды кладёт на тумбу у кровати одинокую ветку белоснежных лилий, которые пришедшая позже девочка с пушистой каштановой копной бережно ставит в прозрачную вазу под одобрительные улыбки скромного мальчика и его немного чудной подруги, обвитой странными полупрозрачными животными.       Он не говорит с ним напрямую, как это делает вытянутый по струне худой парень, присаживаясь на край постели в самых ногах, рассказывая о том, что происходит в каком-то непонятном Хогвартсе.       Просто сидит, незаметно касаясь пальцами чужой руки, поглаживая чересчур бледную кожу большим пальцем, и корит себя за единственное в жизни незнание.       Невозможность помочь.       – Стоит тебе только прийти в себя, как я выполню желание Тома и собственноручно тебя на тот свет отправлю к твоему столь же бестолковому отцу. И ни Дамблдор, ни Люциус с Драко, ни Грейнджер со всей твоей толпой Уизли, ни даже Мерлин собственной персоной меня не остановят.       Зашедший в палату с плановым осмотром Сметвик так и говорит: «Только ждать, мистер Снейп, только ждать», и Неизвестный обретает имя, заставляя призрачные воспоминания колыхаться трепетными бабочками, все ещё неспособными полететь.       Гарри уверен, что знает только одного мистера Снейпа, и отчего-то считает, что его зовут красивым именем Северус. Он не помнит, кем ему приходился этот самый Северус, но уверен, что кем-то действительно родным и важным. Чужой человек не может вызвать такой прилив чувств одним своим появлением на пороге.       Где-то в глубине души Гарри знает, что за Северуса нужно держаться крепко-крепко, пытаясь распутать завязавшийся узелками клубок, но в каждый новый приход тот выглядит все более и более осунувшимся, будто постаревшим на десятки лет. Гарри не видит, что под его глазами пролегают черные тени, щёки становятся впалыми, а всегда прямая линия плеч искривляется в сонате горькой печали.       Гарри кажется, что он знает Северуса всю свою жизнь. Ту самую жизнь, что песчинка за песчинкой утекает сквозь крупное сито, ускоряясь, как только за Северусом захлопывается дверь.       Гарри чувствует, что осталось совсем немного, поэтому, когда Он приходит снова, Гарри хватается за него, как за спасательный якорь, но тот, кажется, тянет его ко дну: за несколько часов Северус не произносит ни слова.       Где-то в отдалении звучит «Время посещений подходит к концу, просьба посторонним покинуть палаты», и Гарри кажется, что это его кончина. Только Северус внезапно хватает его руку и с остервенением надрывно шепчет:       «Мой, мой, мой, мой».       И, видимо, не замечает, как начинает настукивать всё то же слово по его ладони.       Гарри мысленно смеётся – они, кажется, поменялись местами – но тут же останавливается, понимая, что не помнит смысл самой шутки.       Северус отталкивается, поднимая с холодной постели голову, встаёт и закрывает окно. Он не отпускает чужую ладонь, но больше и не стучит, взяв себя в руки. Лишь закрывая за собой дверь, он останавливается, надсадно усмехаясь, и едва слышно отбивает кончиками тонких пальцев какую-то непонятную череду звуков по пластиковой поверхности двери.       Двери, одним хлопком отрезавшей его, Гарри, от волшебного мира.       Гарри кажется, что это был самый важный звук в его жизни, только вот почему – он не знает.       И стоит ему подумать об этом, как хлипкий забор, ограждавший воспоминания, будто падает под натиском до боли знакомой чёрной фигуры, заставляя те лавиной обрушиться на неподготовленного Гарри, и тот снова проваливается в сон, не замечая засуетившихся рядом с ним врачей.

***

      Когда Гарри приходит в себя, тело все еще болит, но простыни, на которых он лежит, отличаются от больничных хотя бы тем, что не так сильно раздражают по-детски розоватую кожу, а вместо ослепляющего света над головой заботливо кудахчет Молли Уизли, старательно отгоняя от постели «больного» обеспокоенного состоянием крестника Сириуса.       Гарри не хочет обидеть ни друзей, ни свою практически семью, только в голове о последних событиях ни единого стоящего пристального внимания воспоминания, и ему срочно нужен единственный, кто знает о Нём…       – Драко, – хрипит Гарри, прежде чем зайтись в долгом сухом кашле, терзающем глотку. – Позовите Драко.       Поговорить им дают не раньше, чем Молли, не погнушавшаяся громовещателем, вызывает Сметвика, оторванного от крайне важного исследования. Тот машет палочкой над покорно лежащим Гарри и, заверив взрослых магов в стабилизированном состоянии и необходимости покоя как минимум две недели, уходит так же, как и пришёл – через камин в столовой Блэков. Сириус, видимо, как-то чувствует потребность Гарри поговорить с Малфоем, так что уговаривает Молли и затем посылает парню своего патронуса. Ответ появляется практически незамедлительно       – Ты решил, что пропускать ежегодную встречу с госпожой Смертью будет просто невежливо, а, Потти? – вместо приветствия ехидствует Малфой. Он кажется болезненно бледным и более тощим, о чём Гарри и решает ему сообщить.       – И это мне говорит тот, кто палочку в руки взять не может. Ты, придурок шрамоголовый, хоть знаешь, как нас с крёстным напугал?       Гарри смотрит на него серьёзным и сосредоточенным взглядом, выражающим весь спектр недоумения – почему Снейпу вообще есть до него дело? – и Малфой тут же меняется в лице.       – Что последнее ты помнишь?       – Смазанная картинка: красно-жёлтая вспышка и чей-то крик. Сколько я был без сознания?       – Четыре недели.       Судя по изумлению и грусти на лице Малфоя, он упустил что-то действительно важное.

Глава 11

      Возвращение в школу после двухмесячного отсутствия не было настолько сложным, как казалось при первом осознанном прослушивании врачебных предписаний. Снейп был прав, из раза в раз повторяя, что мир не крутится вокруг него. Гарри попал в больницу, большая часть попереживала несколько дней, но потом продолжила жить, один-два раза в неделю посылая утешительную открытку с наскоро накорябанной подписью.       На удивление, Гермиона вполне легко сошлась с также частенько навещавшим его Малфоем, чего нельзя было сказать о Роне, сначала подружившимся с сопровождающим Драко Тео и только потом разглядевшем в чуть поумерившем пыл хорьке неплохого человека. Поэтому с успеванием за учебной программой у Гарри проблем не было: все четверо, а иногда и большей компанией, они приходили в Блэк-хаус сразу после уроков, весело помогая Гарри разобраться с пропущенным материалом.       Идиллию портили две вещи.       Во-первых, брошенные украдкой печальные взгляды Драко, на все просьбы и угрозы рассказать правду отвечал одинаковым: «Если всё было по-настоящему, то ты и сам вспомнишь».       Во-вторых, ухудшающиеся отношения со Снейпом, ставшим необъективно придирчивым по отношению к Гарри. Да, он провинился, угодив под огненное дыхание запомнившей его Хвостороги во время экскурсии, за что и поплатился собственным здоровьем. Снейпу-то какая разница была до медленно заживающих ожогов на коже ненавистного Поттера? В конце концов, это же Гарри был влюблен в него, а не наоборот! И если с первым он ещё пытался бороться, то что делать со вторым пунктом, доставляющим столько душевной боли, Гарри абсолютно не знал.

***

      У него из котла валит розовый дым с резким горьким ароматом, когда на доске чётко выведен пурпурный цвет и едва заметный мятный запах, во что в довольно грубой форме не забывает ткнуть его Снейп. Гарри терпит слова о своём скудоумии, стойко переносит ругань на криворукость, но стоит Снейпу коснуться «бесчувственности», как Гарри не выдерживает.       Металлический черпак летит на каменный пол с таким оглушающим звоном, что Гарри не замечает, как язвительный Снейп одним только ледяным взглядом в момент выгоняет оставшихся в кабинете студентов. Так что, когда Гарри решается, наконец, открыть рот, чтобы ответить, в классе нет ни единого свидетеля, заставившего бы его сдерживаться в выражениях.       – Вы! Что Вам вообще от меня надо? Почему Вы прицепились именно ко мне, Снейп? Я – не мой отец, и Вы это прекрасно осознаёте, мантикора Вас раздери! Всё моё детство Вы придирались ко мне по каждой мелочи, не в силах признаться, что пытались меня спасти! И даже не пытайтесь оправдываться войной: у человека, обведшего вокруг пальца двух сильнейших магов современности, хватило бы мозгов на один тайный, чтоб его дракклы сожрали, знак.       Гарри кричал во весь голос, с каждым предложением надвигаясь на неподвижно замершего у первых парт Снейпа.       – Война закончилась, и я Вас боготворил, несмотря на то, что язвительности в Вас даже не убавилось. Складывается ощущение, что Нагайна не убить Вас пыталась, а просто поделилась ядом, как с давним другом.       Гарри остановился набрать в грудь воздуха. Снейп продолжал молчать.       – А потом Вы вторглись в мои мысли. Мне плевать, слышишь, ты, ублюдок, плевать, что я сам «выставил их напоказ», – Гарри исказил голос, издевательски пародируя фразу зельевара. – Я в тебя был влюблён, сам того не понимая, хотя это, казалось, знали все – от твоего Малфоя до Диггори, и ты этого не знать не мог, сволочь сальноволосая! Ты знал и игрался со мной, настукивая ответы! Откуда ты вообще узнал мёртвый язык магглов?       Магия Гарри была в ярости, клубясь и бодаясь, как раненный в спину бешеный зверь.       – Знаешь что, – тихо, но едко прошипел Гарри. – Мне абсолютно безразлично всё то, что ты скажешь. Ты даже ни разу не пришёл меня навестить, хотя в Мунго я валялся после твоей чёртовой экскурсии, профессор Снейп!       Гарри схватил со стола свою сумку и пулей подлетел к двери. Открыться ей не дали, захлопнув небольшую щель одним резким движением. Снейп придавил Поттера к дубовой поверхности свободной рукой, приблизившись так, что дыхания смешивались.       – А теперь слушай меня сюда, Поттер, – звенящим, абсолютно спокойным голосом практически по слогам проговорил он. – Я сидел рядом с твоей вновь решившей откинуться тушкой практически всё возможное время, хотя буквально за секунду до очередной попытки безвременно убиться ты чуть ли не завопил, что моя любовь, не имевшая ни дракклова шанса на обоюдность, взаимна. Так что даже не смей мне заявлять, – прошипел он, – что я бросил тебя одного.       В жизни Гарри было много моментов, когда время, казалось, будто бы замирало, превращаясь в тягучую патоку, но даже с этим опытом Гарри и не думал, что от простого поцелуя может так плавить.       У Снейпа – у его Северуса – был вкус пряных диких трав, огневиски и сладкой карамели, от которого вело так, что весь остальной мир шёл колесом, сливаясь в чёрное, ненужное пространство, схлопывался до жадных, грубых, слегка болезненных касаний. Таких, что нерастраченное возбуждение накрывало с головой, давая понять, что если не остановиться, то он сорвётся окончательно, без возможности повернуть назад.       Гарри не знал, когда Северус успел скинуть и с себя и с него мешавшие мантии и вклинить колено между ног, бедром задевая острое возбуждение парня. Он жадно вылизывал рот Гарри, будто не помнил, не осознавал ничего, кроме болезненного желания, затмившего разум, и такого горячего, обжигающего и мягкого, как глина, отчаянно кричащего Гарри, пытающегося заглушить сдавленные стоны, плавящегося под опытными руками.       Он отстранился только когда воздуха окончательно не осталось, тяжёло дыша в раскрасневшуюся, аккуратную шею обвившего его талию еще не пришедшего в себя Поттера. В воздухе повисло такое напряжение, что выпусти кто угодно хотя бы искорку Люмоса, как весь Хогвартс, если не вся Британия, взлетели бы на воздух.       А у Гарри перед глазами всё крутилась и крутилась одна единственная картинка: едва живые пальцы на обезличенно-белом пластике: короткий щёлк, длинный, короткий, длинный, пауза и снова длинный…       Гарри не надо стараться, чтобы понять, не надо напрягаться, пытаясь вспомнить, как какая буква кодируется. У него эти мягкие касания дешифруются так быстро, будто на подкорке записано это тихое, как оглушительный в морской тишине треск айсберга, потопившего Титаник, звучание.       Гарри открывает глаза, пытаясь сфокусироваться хотя бы на чём-то, но не успевает, утопая в чёрных морях, затопивших радужку напротив. И Гарри не Роза, у него нет даже щепки, не то что плота, чтобы спастись.       Он медленно идёт ко дну, отбивая на оголившемся плече запыхавшегося Северуса ответное послание.       Я тоже тебя люблю.