***
Он, наверное, рад был видеть Лань Чжаня. Пусть этот зануда по-прежнему его на дух не переносил — вот сейчас Вэй Ин для него виноват был в том, что опять нарушил правила, кто бы мог подумать! Пробрался туда, куда во время учёбы не удалось глянуть даже одним глазком. Неужели это всё, что его волнует? — Как ты здесь оказался? Лань Чжань ещё не догадался? Да откуда ему! В Облачных Глубинах царил покой: ни тревожных переговоров, ни пугающей тишины. После того единственного нападения, когда Вэнь Сюй был ранен, их кланы заключили между собой перемирие — договорились же как-то. А вот в Юньмэне договориться не смогли. — Значит, новости до вас ещё не дошли? Пристани Лотоса… — он впервые говорил это вслух. — Пристани Лотоса больше нет. Я должен поговорить с Цзэу-цзюнем. Лань Чжань застыл — ох, наконец-то на его лице проступили и понимание, и гнев — и медленно кивнул. Но потом, словно очнувшись, окинул Вэй Ина взглядом — да, выглядит неопрятно, одежда мокрая и рваная, и сам он весь в синяках и царапинах, и раны перевязаны кое-как обрывками чужого ханьфу. И ядро больше не греет. Что дальше? Лань Чжань едва заметно мотнул головой и сказал только: — Следуй за мной. Он действительно повёл Вэй Ина по знакомой тропе — и хорошо, что в этот ранний час на дорожках не было адептов. Облачные Глубины пока ещё спали мирным сном. — Вот оно что. Ванцзи, дозор заметил чужака возле гнезда. Я хотел поручить тебе разобраться, но, выходит, в этом нет нужды. Доброе утро, молодой господин Вэй. Что у вас случилось? Вэй Ин начал рассказывать, то и дело сбиваясь и останавливаясь, силясь вдохнуть. Прошло всего несколько дней — так почему казалось, что того воздушного змея они запускали целую вечность назад? Неужели испуганные адепты совсем недавно подбежали к ним с Цзян Чэном — все они погибли, все до одного, — а на тренировочном поле показалась Ван Линцзяо. …После бойни и того, что последовало за ней, его поймали в трактире у подножия «горы Баошань санжэнь». Вэни даже не пытались действовать скрытно — это просто Вэй Ин не замечал ничего и попался глупо и просто. Было велено вернуть его в Пристань Лотоса к Вэнь Чао, но Вэй Ин не терял времени даром и на первом же привале сумел выбраться из пут и добраться до ножа. Позор для Вэней, если подумать: он, ослабленный и избитый, устроил в лагере пожар, убил четверых и сбежал, напоследок прирезав командира. Одного из охранников он увёл с собой, держа нож у его горла. Этот пленный Вэнь едва тянул двоих на мече. Летел он низко и криво, и не будь на дворе ночь, им ни за что не удалось бы уйти от погони. Порой Вэй Ину думалось, что проще было бы прирезать пленника возле какой-нибудь деревушки, украсть там лошадь — всё быстрее и безопаснее, чем скрести лезвием по вершинам сосен и пересчитывать белок со скуки. Но даже если неподалёку и показывались деревушки, Вэй Ин всё равно велел двигаться вперёд. Пару раз они устраивали привал — Вэй Ин находил ручьи, петляющие между деревьями и разрешал опуститься на землю. Там вымотанный Вэнь моментально засыпал, а Вэй Ин не смел сомкнуть глаз. Во время первой такой остановки он обыскал пленного, нашёл у него верёвку божественного плетения и связал их надёжным узлом — теперь он мог не бояться, что его попробуют скинуть с меча. Преследователи, наверное, потеряли их, но радоваться было рано. Ветер всё усиливался, а небо заволокло тучами — в такую погоду не всякий рискнул бы встать на меч, но Вэй Ин всё равно пинками поднимал пленного и заставлял его лететь вперёд — уже сам не понимая, для чего. Пленный орал, что это самоубийство и лучше он сдохнет прямо здесь, чем его размажет по скалам, что у него просто нет сил лететь, но Вэй Ину хватило прижать нож к его боку, надавить на горло — Вэнь захрипел и подчинился. Они снова поднялись на воздух. Ветер подталкивал их и разгонял так, что они едва держались на мече. Куда их несло? Вэй Ин давно потерял направление в этой болтанке и только отслеживал — вроде бы не на запад, не обратно в вэньский плен. Остальное его устраивало. Темнело быстро, и в сумерках Вэй Ин окончательно потерял даже примерное представление о том, что это за горы и что за лес. Внизу порой проплывали огни — и блеклые точки лесных деревень, и яркий свет поселений побольше. Сделать бы привал! Но мечом теперь правил ветер. Пойди против его воли — и погибнешь. Всё, что мог сделать заклинатель в такую погоду — это только крепко держаться на ногах и надеяться, что сил хватит, а ветер рано или поздно будет к нему милосерден. Но на сколько ещё хватит Вэню сил? Это выяснить, к счастью, не удалось: они угодили в нисходящий поток. Вэнь, уж каким неумехой бы он ни был, воспользовался шансом и по крутой дуге вывел меч в подлесок. Их протащило по кустам и веткам — листья отхлестали Вэй Ина по лицу, а верёвка рванула за пояс так, что в глазах потемнело, он слетел с меча и рухнул, наконец, в жидкую грязь. И тут же сверху навалился Вэньский пленный. После воя урагана и их шумного падения тут было невероятно тихо. Журчал мелкий ручей. Стучала в ушах кровь. Тяжело дышали оба. Прошуршала ткань о ткань — Вэй Ин оттолкнул Вэня, перекатился в сторону и успел атаковать первым. На ногах они не удержались и снова полетели в грязь. Они катались в ней, в этой жидкой каше, готовые рвать врага зубами, если понадобится, не отпустить ни за что эту тварь живой. Меньше всего это походило на честный поединок заклинателей — в этой драке ни один из них не гнушался ничем. Но в Вэй Ине скопилось больше ненависти — и больше сил, он был лучше в драке, а заклинать его враг всё равно не мог. Вэнь под его руками в последний раз захрипел и обмяк. Вэй Ин непослушными пальцами развязал верёвку и обыскал труп. С тоской он глянул на кусты — нет, в темноте искать меч было бесполезно, да и зачем ему? — и побрёл вдоль ручья, не оборачиваясь. Труп Вэня сожрут звери, кости растащат муравьи — туда ему и дорога. Он бы поспал немного, но оставаться на месте было нельзя: он вымок насквозь, а ни у него, ни у убитого Вэня не нашлось с собой огнива — всё это привычка полагаться на заклинательские силы. Теперь же оставалось только надеяться, что ручей выведет его к людям, а там удастся как-нибудь обсушиться и купить лошадь или осла. На этот случай он припрятал серебряную Вэньскую заколку и амулеты — что-нибудь из этого сгодилось бы для оплаты. Он двигался куда-то, сам не понимая, куда, спотыкаясь, падая и снова вставая. И скоро его нашёл огромный паук, этот белоснежный гуй, который, оказывается, вольготно чувствовал себя во владениях великого ордена. Но разве может быть так, чтобы в Гусу Лань не смогли справиться с чудовищем, живущим у них под боком? Только если праведный клан не прикормил чудовище сам. — Ходят слухи, что Вэнь Сюя не просто ранили — его будто бы едва не загрызли какие-то твари. Пауки, да? Лань Чжань, неужели вы поселили у себя пауков? Лань Чжань снова гневно таращился на него и не удостаивал ответом. Ну и ладно. Какая разница. Пауки — так пауки. Вэй Ин повернулся к Лань Сичэню. — Вы же не останетесь в стороне? И — наконец-то хорошие новости — тот кивнул. — Наше перемирие — это временная отсрочка. Когда Вэнь Сюя ранили пауки, его люди согласились на перемирие в обмен на его жизнь. Тогда мы выиграли время, а теперь настало время действовать в открытую. Затем он повернулся к Лань Чжаню, назначил ему наказание за что-то непонятное — Вэй Ин бы даже подумал, что только для спокойствия самого Лань Чжаня — и попросил проследить за гостем: горячая ванна в первую очередь и врач — наверное, это действительно бы не помешало. Вэй Ин почти расслабился, когда его настиг вопрос: — Почему ты не полетел на мече сам? Безжалостный, безжалостный Лань Чжань! Вэй Ин засмеялся: ответа у него не было. Он торопливо пожал плечами и хмыкнул: — Сам понимаешь, после Суйбяня летать на других мечах совсем не хочется. — Глупость. И ладно. Глупость, самоуверенность, пусть придумает себе что угодно — лишь бы больше не спрашивал. Не их дело, что у него с ядром, ни к чему им знать, что поначалу он и не думал бежать из плена. Предпочёл бы стать мстительным духом — у него бы наверняка получилось, а перед этим успел бы посмеяться над Вэнь Чао. Но охранники переговаривались со смехом: «Да все знают, что они с щенком Цзянов как братья. Примчится ему на помощь, тут и думать не надо! А в Пристани Лотоса уже всё готово для встречи». Ярости Вэй Ина хватило на побег, и даже без золотого ядра он оказался слишком хорош, раз уж отделался трещиной в ребре, болью в запястье, отбитыми почками и ожогом во всю спину. Ерунда. Эти раны он едва замечал. Пустота внутри становилась всё больше. Бессмысленное упрямство заставило его двигаться дальше и выживать — ну, зато он подарил Облачным Глубинам несколько дней форы, а значит, оно того стоило. Вэй Ин отогрелся в горячей бочке — надо же, холода он тоже не чувствовал — и едва дождался, пока закончат накладывать повязки и бинты на все его ушибы и переломы. После этого он провалился в сон. Когда он проснулся, возле кровати лежало послание главы ордена: «Выступаем в Цинхэ послезавтра» — Вэй Ин кивнул и снова уснул. Утром Облачные Глубины изменились. Цзэу-цзюнь не соврал: после того нападения здесь не тратили времени зря и действительно готовились к выступлению. Призрачно-тихие Лани сновали по дорожками целеустремлённо и как всегда организованно, а со стороны минши тянуло смесью ци и тёмной энергии — талисманы проверяли и тут же чинили. Вэй Ин смотрел на эту суету и не находил в себе сил окунаться в неё и лезть под руку тем, кто занимался настоящим делом. Он больше не один из них. Теперь ему не отомстить за тех, кто погиб в Пристани Лотоса. Он принёс вести — а остальное за Цзян Чэном. Шиди — новый глава Юньмэн Цзян — справится. Вэй Ин остался в цзинши, только перебрался с кровати на циновку. Он ждал, пока затянутся раны, улыбался Лань Чжаню, который — чего только не привидится! — иногда смотрел в ответ с тревогой и ожиданием. Ждал, что Вэй Ин потребует себе меч? Что захочет сразиться — если не на мечах, так на заклинаниях? Что отправится на войну вместе с Лань Сичэнем? Прежний он так бы и сделал. Но даже сейчас Вэй Ин не мог остаться тут «гостем». Он просто не имел права сидеть сложа руки. — Я ни в чём не ограничиваю вас, молодой господин Вэй. Достаточно будет, что вы дадите клятву молчать о том, что видели внизу. Но для вас лучше будет остаться тут. — Вы же понимаете, Цзэу-цзюнь, что для меня это невозможно, — покачал головой Вэй Ин. Тела госпожи Юй и Цзян Фэнмяня не преданы земле, семейное святилище Цзян осквернили Вэни, все люди, с которыми он рос, мертвы — как может он остаться тут? Как он может просто… гостить? — Мне совсем не сложно долететь с вами до Цинхэ на одном мече. Но что вы будете делать потом? Как вы собираетесь успевать за армией? Сражаться? — Тогда я прошу одолжить мне немного денег, чтобы я мог купить коня. — Ты погибнешь, — подал вдруг голос Лань Чжань. Вэй Ин даже не заметил, как тот оторвался от своих свитков и подошёл к ним. Догадался, да? Лань Чжань всегда безжалостно говорил правду с полным безразличием на лице. Вэй Ин усмехнулся: — Может быть. А может, и нет.***
— Ты погибнешь. Вэй Ин погибнет. В голове у Ванцзи оглушительно звенело понимание. Осколки и догадки сложились в единое целое: Вэй Ина лишили золотого ядра. — Может быть. А может, и нет. У Вэй Ина был плохой взгляд. Дать ему уйти — значит отпустить на верную смерть. Он сам будет искать смерти! Ци бросилась от золотого ядра к паутинным центрам: сменить форму. Удержать. Не позволить. Этот бестолковый, невыносимый человек не должен погибнуть так скоро и так глупо. — Я вам предлагаю остаться здесь не из жалости, — спокойно заговорил брат, приводя его в чувства. — Ванцзи возглавит оборону Облачных Глубин, и помощь будет ему очень кстати. Я не стану вас удерживать силой, но если вы погибнете от первого же патруля, смогу ли я смотреть в глаза главе клана Цзян? Вэй Ин задумался — и с поклоном принял нефритовый жетон из рук Сичэня. — Если возможно, скажите Цзян Чэну, что я… повредил меридианы при побеге. Пусть согласие это было дано без твёрдости, и Вэй Ин не дал обещания остаться — насовсем? до конца войны? — даже так оно казалось Ванцзи бесценной победой. Назавтра в Облачных Глубинах стало тихо. Малолюдно, неуютно, и те разговоры, что ещё звучали, звучали тревожно и взволнованно: всё меньше праздных бесед и спокойных рассуждений — больше волнения и сдерживаемого страха перед грядущей войной. Доносящиеся из учебных комнат голоса казались напоминанием о прошлой мирной жизни. Малейшая тревога — и они затихнут, дети обернутся пауками и спрячутся внизу, в безопасности паутинных домиков. На рассвете, глядя вслед улетающему брату, Ванцзи захотел вдруг сорваться следом. Знал, что глупо, что по-детски — всё равно шагнул вперёд и запнулся, заметив Вэй Ина. Его взгляд — тоскующий, больной, — был прикован к небу, но когда он обернулся к Ванцзи, на его лице вновь была улыбка. — Ну, теперь ты тут главный, да, второй молодой господин Лань? Может, Вэй Ин думал, что Ванцзи этому рад? Ванцзи лишь делал то, что должен, но как он ни старался, дела с первых же часов начали наваливаться одно на другое, и каждое — важное, требующего немедленного ответа и срочного решения. Дядя разрешил обращаться с любыми вопросами, но на нём, помимо обычных дел, были ещё и тренировки внизу, в паучьих угодьях. Ванцзи не смел отвлекать его рутиной. Как только брат всё успевал? Ванцзи был рядом, помогал, всё видел — и думал, что неплохо разбирается в делах Облачных Глубин. Он справлялся, но он не привык столько разговаривать, отвечать, слушать. Вечерами Ванцзи ощущал лишь безмерную усталость и недовольство собой, а ночное дежурство в лесу начало представляться долгожданным отдыхом. Без Вэй Ина его бы погребло под этими делами. Ванцзи прежде не задумывался об этом, но ведь Вэй Ина должны были готовить в помощники главе ордена. Все поручения он выполнял быстро и чётко, а младшие адепты слушались его даже лучше, чем дядю. Чего он не знал, то схватывал на лету. Лучшего помощника нельзя было и желать. Как же иначе? Разум Вэй Ина всегда был самым острым из всех — Ванцзи убеждался в этом каждый день и по многу раз. Жить Вэй Ин продолжал вместе с Ванцзи, а спать — на циновке, которую принесли в первый день. Ванцзи не решался принести ещё одну кровать, но и не приказывал выделить отдельные покои. Вэй Ину же было всё равно. Он не дурачился больше и перестал проверять границы Ванцзи на прочность. Они перестали спорить о любом пустяке. Одетый в белые одежды — жёсткий траурный лён, не шёлк — издалека Вэй Ин напоминал адептов клана. Это сходство не радовало ни глаз, ни сердце Ванцзи. В Облачных Глубинах запрещено чрезмерно радоваться или чрезмерно грустить — но запрещена ли апатия? Как бы рассудил дядя? А если Ванцзи грустит сверх меры, то где пролегает эта мера? Не там ли, где кровоточит душа от взгляда на кривую и тоскливую ухмылку Вэй Ина? Чрезмерна ли радость от любого вопроса Вэй Ина, любого проблеска интереса к жизни? — Почему вы не изгнали пауков? — Шёлк, — эту полуправду давали тем, кому позволили прикоснуться к тайнам Гусу Лань. — Паутина может удержать в себе гораздо больше ци, чем обычный шёлк. Мы добавляем её в струны. — А талисманы? Они тоже станут мощнее? За коротким «да» последовал шквал новых вопросов. Ванцзи даже не успевал ответить — Вэй Ин махал рукой, говорил: «Потом», — и исписывал лист за листом вкривь и вкось. — Разберусь! У тебя есть с собой паутина? Пропусти через неё ци, пожалуйста. Ого! Паутинный шёлк по-настоящему увлёк Вэй Ина — о чём-то он раздумывал, чертил схему за схемой. Ванцзи не спрашивал, только любовался украдкой, запоминал, что пригодилось Вэй Ину, и кое-как выкраивал время, чтобы найти в библиотеке все книги, где говорилось о шёлке. Кое-что Ванцзи даже вынес из тайной секции — разумеется, не те, которые раскрывали бы главную тайну клана Лань. Вэй Ин вновь начал напоминать себя прежнего — вот всё, что имело значение. После целого дня суеты, поздним вечером, в каждую свободную минуту Вэй Ин читал и что-то обдумывал, делал заметки, мрачнея иногда, сминал лист — и начинал сначала. Когда что-то получалось, он отдавал Ванцзи наброски талисманов и модификации заклинаний, завязанных на паутине — и среди них находились по-настоящему интересные идеи, всего лишь побочный продукт его вдохновения. Сердце Ванцзи замирало, когда он смотрел и не смел дотронуться, только ласкал взглядом. Вэй Ин снова жил. Брат тогда не назначил настоящего наказания за то, что случилось в ночь линьки — не потому что забыл или счёл излишним накануне войны, а просто решил, что наказывать не за что. И, ещё больше усугубляя смятение Ванцзи, попросил не забыть взять с Вэй Ина клятву хранить молчание. Он не сомневался, что Ванцзи расскажет о себе, рано или поздно, и забудет о клятве и правилах — и как всегда был прав. Ванцзи решился принести оставшиеся книги, рассказать… И опоздал. Кипа исписанной бумаги исчезла со стола, а взгляд Вэй Ина померк. — Ничего. Не важно. И, — глянув на принесённые запретные свитки, только покачал головой: — Не поможет, я уже понял, что ошибся в самом начале. Вновь тихий и сумрачный, он по-прежнему иногда подшучивал над Ванцзи — когда вспоминал, что нужно шутить, но улыбка гасла, стоило только разговору закончиться. Он начал исчезать после комендантского часа или днём, в самый разгар суеты — ненадолго, но отлучки становились всё заметнее. Прежде Ванцзи не закрыл бы глаза на нарушения порядка, но Вэй Ин пока справлялся с делами и вёл себя тихо. Ванцзи не следил за Вэй Ином и старался не нарушать его одиночества, но однажды всё же застал его на целебных источниках. Словно не замечая холода, тот стоял в воде по пояс — и это человек, который прежде устраивал из купания настоящее представление? Как же так? Вэй Ин жил в Облачных Глубинах больше месяца, но на его боках жёлто-бордовыми пятнами цвели ушибы, а по спине между свежими шрамами от ожогов тянулся ещё заметный след молнии. Всем этим отметинам давно пора было сойти, но раны заживали слишком медленно и оставляли после себя шрамы — как у обычного человека. И волосы. Ванцзи стал замечать, как изменились волосы Вэй Ина. Они больше не блестели на солнце, хвост будто бы поредел, а волоски оставались в гребне и на подушке — и сколько же их было! Ванцзи доводилось слышать, что от волнений и тревог косы становятся тощими, а пряди топорщатся так, что никакой причёской не скроешь. Вэй Ин теперь не заклинатель. Обычный человек. Золотое ядро больше не поддерживает его здоровье и не помогает исцелить раны. Эта мысль растекалась жидкой болью по меридианам Ванцзи. Когда в Гусу пришли вести о том, что кланам удалось договориться и война началась, Вэй Ин тихо и грустно улыбнулся, а затем похвастался в полный голос: — Мой шиди делает успехи. Неуважение к главе клана, смех и громкое выражение чувств — всё в нарушение правил, всё напоказ. Все эти дни Вэй Ин неизменно голодно смотрел вслед улетающим посыльным и возвращался к делам. Он оставался в Облачных Глубинах добровольно, но рано или поздно война окажется рядом, и тогда — как быть? Отпустить — и Вэй Ин погибнет в первом же бою. Запереть — и останется жить? Пусть бы ненавидел, пусть бы смотрел с презрением, лишь бы жил. Но нет: запри в безопасности — и угаснет на глазах. Исчезнет улыбка, потускнеет взгляд, и останется — ничего. Ванцзи сделал бы для Вэй Ина всё, что только в человеческих силах, но разве можно вернуть утраченное? В библиотеке хранились труды о лечении истощённых меридианов, успокоении яростной ци и замедлении крошащих ядра проклятий — Ванцзи же искал невозможного. Лучшее, что он смог придумать — это влить ци в надежный талисман и подпитывать его день за днём. Основой должна была стать лобная лента — что скажет дядя, когда узнает, кому Ванцзи её отдал? Но прежде всего нужно было сделать новые струны — такие, чтобы гуцинь пел созвучно с ци Вэй Ина, а для этого нужны были его волосы. Ванцзи начал собирать выпавшие волоски и тайком вплетать их в шёлковую нить. Но и когда всё было готово, Ванцзи так и не посмел предложить. Не придумал даже, как подойти, чтобы Вэй Ин не оттолкнул, чтобы принял помощь.***
Затаившиеся на ветках дозорные пересвистывались. Ванцзи ответил им и двинулся дальше по тропе. У границ пока было тихо. Ещё один круг сигнальной паутины над лесом, ещё один внимательный дозорный — всё могло сыграть свою роль в будущем, но пока лес был тих и спокоен. Спокоен был и воздух. Впервые за долгое время Ванцзи оборачивался пауком — в первый раз с той ночи линьки — и понимал теперь, что соскучился по этой своей форме. Он и в самом деле устал, и эта ночь стала отдушиной в череде выматывающих дел и боли Вэй Ина. В паучьей форме так просто было отбросить лишние мысли. Видел он сейчас не слишком отчётливо — глаз ловил в первую очередь движение, а не чёткую форму, — но вместо этого мир полнился шорохами, густыми и плотными запахами, теплом ци. Ничто не нарушало покой этой тихой, мирной ночи. Звери не выказывали тревоги. С Ванцзи разминулись ученики лекаря, собирающие травы — их ядра грели уверенным ровным теплом. От тренировочных площадок Облачных Глубин доносились приглушённые всплески ци. Ровный тёплый фон поддерживающих заклинаний — от минши. От нависающей же над лесом скалы тянуло тёмной энергией. Ванцзи пошёл на запах. Не показалось, нет. Там, наверху, клубилась омерзительно-сладко пахнущая тёмная энергия, в центре которой отчётливо ощущалось холодное пятно — мёртвый след золотого ядра Вэй Ина. Ванцзи проверил ещё раз, не слышно ли чего-то подозрительного, дал сигнал ближайшему дозорному занять его пост, перекинулся прямо здесь и, едва одевшись, встал на меч и рванул наверх. Он не ошибся: у обрыва над лесом действительно сидел Вэй Ин и играл на флейте. Стебель бамбука не выдерживал влитой в него силы, чернел и плавился на глазах, перерождаясь во что-то новое и тёмное. Простенький мотив, звучавший снова и снова, стекал с пальцев Вэй Ина ядовитыми миазмами и заставлял дохлых стрекоз и бабочек подняться в воздух. На плече Вэй Ина сидела ящерица и тёрлась о его щёку, а в дыре на её боку между оголённых рёбер сновали потревоженные муравьи. — Вэй Ин! Тот вздрогнул, и мелодия оборвалась. На Вэй Ина осыпались лишённые подпитки насекомые. Он отмахнулся от них, снял с себя ящерицу и весело сказал: — Опять ты меня поймал, Лань Чжань! Знаю-знаю, тёмный путь разрушает душу и тело, как я мог забыть, ха-ха! У меня-то, конечно, разрушает, это же не прирученный гуй! Ванцзи стиснул в руке рукоять Бичэня, зная, что нельзя нападать, не получится сразиться на равных — нельзя, больше никогда нельзя будет сразиться с Вэй Ином. Не гуй, это был не гуй! Он же не гуй! Надо сказать, брат разрешил, да и всё равно Вэй Ин узнает о талисмане. Но почему так страшно?.. Да и как он мог требовать у Вэй Ина прекратить — пусть даже ради его собственной безопасности? У простых людей ци в теле текла через все узлы ровно и мерно. Дыра же, оставшаяся от уничтоженного ядра, ужасала. — Тёмной энергии не место в Гусу, — произнёс Ванцзи то, что должен был сказать, как человек, вместо брата возглавляющий сейчас Облачные Глубины. Дядя гордился бы им — и напрасно: Ванцзи не чувствовал силы за своими словами. Вэй Ин и сам знал, чем опасна тёмная энергия. И всё равно собирался воспользоваться ею, даже если в конце этого пути пропасть. Уйти из Облачных Глубин, если понадобится. Потерять себя. Даже когда эта сочащаяся пустотой рана заживёт и на её месте останется лишь жуткий шрам, пустота никуда не денется. Никуда не денется и память о собственном бессилии сейчас и о том, как это было — жить с ядром. Ванцзи не мог представить себя без золотого ядра — мог ли он быть уверен, что не потянулся бы к тёмной энергии сам? Вэй Ин не сможет держаться в стороне от сражений и не согласится настолько зависеть от кого-то. Лобной ленты будет всегда недостаточно. Сгодится только новое ядро, хоть какое-то его калечное подобие. Но сколько Ванцзи не бился над задачей, ответ не менялся. В человеческих ли силах создать золотое ядро? Сколько книг ни прочти, ничего не изменится: невозможно. Так говорили все мудрецы, и даже в легендах никому не удавалось пойти против естественного хода вещей и добиться своего. Ванцзи знал. В детстве они с братом перечитали все предания, все легенды и жизнеописания мудрейших, добрались даже до дальних пыльных шкафов и верхних полок, туда, куда складывали не самые назидательные, не самые разумные, а порой и вовсе нелепые легенды — их читать не запрещалось. «У одной заклинательницы прокляли жениха. На четвёртое новолуние его должно было настигнуть искажения ци, и ни в одном ордене, ни в одном монастыре не придумали, как ему помочь. Великие мастера разводили руками. Он удалился от людей и чувствуя, что роковой миг близок, перед восходом луны сам вырвал себе ядро и остался простым человеком — так он защитил своих близких. Узнав об этом, его невеста-заклинательница рыдала днями и ночами, и от слёз своих обернулась шелкопрядом. Она спряла ему новое ядро из своей ци и своей жизни. А закончив, упала замертво». Это всего лишь легенда. Быть может, её история была совсем другой. Быть может, этой девы и вовсе никогда не существовало. Но что же стало с её женихом? Об этом в легенде не было ни слова. Как же хотелось утащить Вэй Ина в паутинный дом! Спрятать его там, где отец когда-то поселил их мать. Запереть. Объяснить. Может, Ванцзи бы не справился с собой, но тут на наблюдательных башнях загорелись тревожные огни, а северо-запад озарили вспышки талисманов, сбивающих заклинателей с мечей. Ванцзи запрыгнул на меч и сорвался с обрыва вниз, туда, откуда уже доносился запах чужаков, стали и готовых к бою золотых ядер. Напоследок он обернулся. Вэй Ин с тоской и злостью смотрел ему вслед, а от флейты поднималась тяжёлая тёмная дымка. Этой ночью ярость заставила его забыть человеческую сущность — но и в человеческом рассудке не нашлось бы места состраданию. Из леса не должен был выйти ни один. Наутро во рту Ванцзи смутно ощущался привкус мяса. В животе непривычно тянуло — давно он не расходовал столько паутины, чтобы это отдавалось даже в человеческом теле. Невыносимо хотелось смыть с себя грязь и кровь, но и дел оставалось ещё невпроворот: позаботиться о раненых, провести обряды над телами, с честью похоронить погибших и велеть сбросить тела нападавших в овраг. — Молодой господин Лань, какие будут указания? — Проверить гнездо, увеличить на треть количество яиц. Если кто-то из Вэнь остался в живых, сохранить в паутине. — Вы полагаете, вам понадобится их ци? — в голосе Лань Яньу звучали неприязнь и недоверие. Они думали, что младший брат главы клана побрезгует грязной и полузапретной техникой? Возможно, они были правы. Прежде Ванцзи не запятнал бы себя без крайней необходимости, но месть за сожжённую Пристань Лотоса стала и его местью. И его долг — защитить Облачные Глубины. — М-м. Я сам проведу все ритуалы. Его клятва — защищать Вэй Ина. Мысли после смены формы были слишком беспорядочны и свободолюбивы. Ярость и кровь, пролитая этой ночью, заставили всерьёз думать о невозможном: если лобная лента станет лишь основой, а гуцинь — проводником для энергии, то сможет ли он сотворить талисман, работающий почти как ядро? Почему бы и нет? Сил для этого понадобится столько, сколько не найти и у бессмертного — так пусть ими поделятся Вэни. Вэй Ин наверняка придумал бы лучше, но Ванцзи чувствовал, что находится на верном пути. Так что же стало с женихом той девы-шелкопряда? И принял ли он её дар? — Усильте охранные заклинания по новым схемам, — напоследок скомандовал он и поднялся наверх, мечтая о тёплой воде и сне. Но чистый воздух Облачных Глубин оттеняла едкая и тяжёлая нота тёмной энергии. Едва ощутимая, но Ванцзи не мог не почувствовать её после смены формы. Хуже гниения, хуже запаха, остающегося на поле битвы долгие дни: разложение, газы из раздувшихся животов, нечистоты и смерть — этот запах не бил в нос, а ощущался сначала сверблением в золотом ядре. И, конечно, чем ближе Ванцзи подходил к своим покоям, тем сильнее он становился. Перед тем, как открыть дверь в цзинши, он подготовил очищающие талисманы, задержал дыхание и только после этого вошёл — и всё равно желудок скрутило. Только после трёх или четырёх сожжённых талисманов он смог дышать и думать — и только тогда огляделся по сторонам. Разорванные бумаги валялись по всему полу — вместе с осколками посуды, мебелью, обгоревшим ханьфу и кусками бамбуковой ширмы с подпалинами от заклинаний. По потолку, по стенам и полу тянулись следы то ли грязи, то ли липкой копоти, забиваюшейся в каждую щель. Прямо по полу шёл нарисованный тушью круг, к счастью, не законченный — пожалуй, Ванцзи не хотел знать, чего пытался добиться Вэй Ин. Сколько же ритуалов понадобится, чтобы вычистить эту скверну! — Ха! Прости, я, кажется, забыл о времени. Я сам всё уберу, не волнуйся. И вот: Вэй Ин так увлёкся, что забыл о том, что внизу кипит битва — и не заметил, как она закончилась. Не понял, что Ванцзи сражался за него. Об этом дядя тоже предупреждал: тёмная энергия эгоистична, поддайся ей — и она заставит смотреть на мир через отравленную дымку. — Тёмная энергия запрещена в Облачных Глубинах. — А вот и нет, я проверил! Ты мне наврал, Лань Чжань. В правилах об этом ни слова. Так оно и было: в правилах об этом действительно не говорилось. Юные паучата без должного воспитания могли бы пойти по кривой дорожке, но потомков Лань Аня с младенчества приучали сторониться дурно пахнущего и дурно ощущаемого тёмного пути. Не прислушиваться к сладковатой нотке гнили. Не запрет, не правило — основа основ. Только отчаявшемуся человеку могло прийти в голову такое. Только Вэй Ину. И что теперь? Запереть его — да что толку? Запретить — и оттолкнуть окончательно? Выгнать — и обречь на дурную смерть? — Молчишь, Лань Чжань? Думаешь, как бы запереть меня, чтобы всё было по правилам? — Вэй Ин горько усмехнулся и вновь глянул на лист бумаги у себя в руках. От каждого символа на нём тянуло кровью и тьмой. Вэй Ин смял лист и отшвырнул его в сторону. — Да что бы ты понимал! Твоё ядро цело, Облачные Глубины выстояли против атаки, они все живы! Он в один миг оказался возле Ванцзи — так, что кожей ощущалось его дыхание, неровное, поверхностное. Перед глазами оказались нечёсаные, с засалившимися корнями волосы. Так близко — обветренные искусанные губы. Глаза, под которыми залегли тени и проступили венки. Тёмно-серый узор радужки алым свечением. Вэй Ин уронил руки на плечи Ванцзи и сказал низко и пугающе: — А вот у меня — нет. Ты сейчас сражался с Вэнями, а что делать мне? Не могу так! Запирай, запрещай, выгоняй. Посмотрим, как ты меня удержишь! На что угодно готов, чтобы не стать обузой! «Не обуза!» — почему опять не получалось сказать самое важное? Словно слыша себя со стороны Ванцзи выговорил: — Ты сам сказал. Что угодно — значит, что угодно. Он толкнул Вэй Ина на кровать. После боя, после этой ссоры у него стучала кровь в ушах. «Остановись!» — в последний раз прозвучал голос рассудка и оборвался как перетянутые струны на гуцине. Поздно отступать. Он не мог больше стоять в стороне. Потом разберётся с тем, как управляться с невозможным, безумным, опасным проектом, навсегда связавшим Вэй Ина с таким раздражающим и занудным Ванцзи. Пусть потом думает что угодно, пусть ненавидит, пусть проклинает — только бы не видеть эту боль и это отчаяние. Невозможно создать такой талисман внутри тела? Ну и отлично. Пусть сам Вэй Ин и думает, что с ним делать дальше. Ванцзи дотронулся до ленты, в последний раз погладил её кончиками пальцев и без должной почтительности сорвал со лба. Он направил ци в ткань, наполняя до свечения, до тех пор, пока ставшая почти материальной энергия не потекла с нарисованных облаков. Вэй Ин смотрел на него во все глаза — как хорошо, смотрел бы так всегда. Пусть не с любовью — разве можно об этом мечтать? — но и такая малость добавляла сил и решимости. Под этим взглядом Ванцзи открыл паутинные меридианы, начиная частичную трансформацию. Броня сковала ноги. Из позвоночника вытянулись тонкие конечности, расправились — вот затрещала рвущаяся ткань, — вот они снова соединились спереди, вытянулись и вошли в живот Вэй Ина, туда, где он успел увидеть ровный умело наложенный шов. Когда кожа разошлась, почти ожившая лента почувствовала пустоту и сама затекла внутрь, закружилась, расправилась и, наконец, свернулась вокруг обрубка меридианы. Пока всё шло как надо. Ванцзи выпустил Вэй Ина и уложил его на кровать. Проверил: лобная лента, зацепившись за обрубок меридиана, начала пропускать через себя жизненные силы Вэй Ина. Ванцзи укрепил её паутиной и пустил немного ци, скрепляя всё как клеем. Рана затягивалась на глазах. После того, что он сделал, сил у Ванцзи не осталось, кажется, вовсе, но он всё равно заставил себя сбросить паучьи черты и навести в комнате хоть какой-то порядок. Одежду, всю пропахшую тёмной энергией, он испепелил тут же. Жаль было расколотой чашки — подарка брата. Подставка для меча, кисти, бумаги и посуда — всё вперемешку, всё лежало вверх дном. Среди прочего Ванцзи собрал в стопку исписанные Вэй Ином листы бумаги, глянул мимоходом — и не оторвался от них, пока не прочёл до конца. Вот оно — то самое, невозможное. Мало что зная о паутине, Вэй Ин придумал такое, что — ах! — идеям Ванцзи, куцым, недостаточно смелым, было до этого далеко. Если сделать всё правильно, у них может получиться подобие настоящего ядра. Пусть оно будет требовать подпитки и поддержки, станет изнашиваться от сильной нагрузки, — это будет что-то, с чем действительно можно жить. Единственное, чего Вэй Ину не хватило, так это знания о том, что паук — это сам Ванцзи.***
Вместо тянущей пустоты внутри стало тепло и странно. Словно на меридианы налипло что-то живое и мягкое. Вэй Ину было просто хорошо. Будто он задремал на дальней пристани в тени деревьев, а на дворе жаркий солнечный день, воздух одуряюще пахнет лотосами… и отчего-то сандалом. Вэй Ин купался в этом ощущении, а потом вспомнил: вчерашняя ночь, Лань Чжань, то, как он изменился, как сделал с ним что-то. Но странно: в даньтяне не болело — разве что немного почёсывалось, как чешется заживающая рана, и грело что-то, будто у него снова есть то самое внутри. Он не чувствовал в себе больше тёмной энергии. Что бы ни сделал с ним Лань Чжань, он… смыл все её следы? Вэй Ин не думал раньше, что тёмная энергия ложится на тело и душу словно жирная сажа, словно застарелая грязь. Но всё-таки что это было? И что за штуки, похожие на паучьи лапы, выросли у Лань Чжаня из спины? Ведь так можно вообразить… Вообразить — и, быть может, попасть в точку: тот белый паук — это он и был? Вот тебе и праведный, скучный Лань Чжань! Вэй Ин приоткрыл глаза. Лежал он на обвешанной талисманами и паутиной кровати. Вокруг, конечно, не осталось и следа того беспорядка, который он устроил, когда сорвался, и даже его записи о паутине лежали ровной стопкой на столе, хоть им самое место было в огне. Лань Чжань сидел тут же, за столиком. Сейчас это был привычный, такой знакомый Лань Чжань, который так старался казаться скучным. Всё в нём было как обычно, разве только не хватало ленты, и свободные прядки ложились на лоб — такое странное и непривычное зрелище. И никаких паучьих черт. Но не показалось же вчера, правда? — Говорят, хищные твари едва не разорвали Вэнь Сюя на куски… А выходит, это были не гуи вовсе и даже не просто пауки, так, Лань Чжань? Лань Чжань повернулся к нему. Ох! Теперь, когда ни волосы, ни лента не закрывали виски, Вэй Ин видел янтарно-жёлтые вкрапления — словно капли росы застыли драгоценными камнями на коже. Лань Чжань дал рассмотреть себя и только после этого ответил: — Не гуи — совершенствующиеся. Предки Лань Аня жили в заброшенном монастыре возле Облачных Глубин. Однажды там поселился отшельник и решил попробовать обучить их Дао. Он преуспел в этом, и после долгих лет медитаций один из этих пауков стал человеком. Вот и клан Лань, самые преданные сторонники правил и только светлого пути! — А что потом? — спросил Вэй Ин, не особо надеясь на ответ, но, наверное, и на Лань Чжаня иногда нападало желание поговорить. — Он женился на заклинательнице, но некоторые из его детей унаследовали его умение менять форму. — Но не все? — Нет, не все. — Никогда не слышал о пауках-оборотнях. — Мы умеем хранить секреты. Лань Чжань еще раз посмотрел на Вэй Ина как-то странно, словно ждал ещё вопросов. И, конечно, он должен был понимать, что после такой откровенности Вэй Ин непременно захочет покопаться в клановых секретах ещё немного. Вообще-то Лань Чжань был прав насчет тайн. Вэй Ин слышал много баек: и россказни о живущих в горных лесах ядовитых многоножках, и кровавые истории о могильных жуках, роющих норы возле Илина. Но почему-то никто и никогда не болтал о пауках, живущих возле Облачных Глубин. Вэй Ин хотел разузнать о них побольше — хотя бы разобраться в том, что вчера сделал Лань Чжань. Может, стоило бежать со всех ног от паука, может, сгинуть в лесу было бы лучше чем… что-то? Ерунда. Вэй Ин чувствовал: самое страшное, что ему грозит от Лань Чжаня — это строгий взгляд и наказание за разнесённую комнату. Но все тайны клана Лань и вопросы о странном тепле в даньтяне Вэй Ин решил оставить на завтра. Сейчас ему было так сонно, так спокойно — в реальность возвращаться совсем не хотелось. Лань Чжань же потом захочет ещё поговорить? Вэй Ину нужен был всего один день покоя. Можно? Он провалился в полудрёму, вымотанный коротким разговором и убаюканный полузабытым ощущением внутри. Мир вокруг как-то неспешно жил своей жизнью. Вот Лань Чжань закончил возиться с гуцинем и занялся бумагами. Вот он ушёл и вернулся с безвкусной едой для Вэй Ина — съедобной, как оказалось. Вот настал вечер — время тихой игры на гуцине и медитации. А потом и ночь… На второй день туман в голове немного развеялся, но у Вэй Ина не поворачивался язык отвлекать Лань Чжаня, который, хмурясь, разглядывал то карты в красных отметках, то вчитывался в потрёпанные и порванные бумаги. Этот день для него также прошёл в тумане, а утром третьего дня Вэй Ин не успел даже толком разлепить глаза: заметив, что он проснулся, Лань Чжань протянул ему его же собственные наброски нелепого талисмана из паутинного шёлка. Рядом со своими торопливыми отметками — здесь подумать, а там и так всё понятно — в схемы циркуляции энергий аккуратной рукой Лань Чжаня были добавлены примечания, что-то зачёркнуто, что-то обведено и даже выделено красными чернилами. В пачке появилось и несколько новых листов, показывающих, как вливать ци в ещё не застывшую паутину — и как от этого меняется всё. Невозможное с обычным пауком оказывалось вдруг вполне осуществимым, если паук и есть Лань Чжань. Вэй Ин смотрел на эти записки и не верил. Выстраивалась невероятная и, наверное, жуткая штука: заложив пропитанную ци лобную ленту как основу, Лань Чжань наживо выстраивал талисман из паутины вместо вырезанного ядра. И, наверное, ждал, что сам Вэй Ин поможет проработать схему до конца. И… пожалуй, он мог бы — пустые места заполнялись в его голове сами собой, а на вопросы находились ответы, стоило только задуматься. Руки чесались: взяться бы за кисть, расписать всё как следует, проверить в библиотеке — должны же быть какие-то книги о пауках и паутине? Беда была только в том, что этот талисман требовал слишком многого от Лань Чжаня. В первый раз он выложился, наверное, досуха — а мог бы покалечиться, ну что за человек?! Но ведь это было только начало! Когда основа будет готова, Лань Чжаню предстояло оплести её паутиной, слой за слоем — и сколько ци понадобится для этого? Но даже если они справятся, ему не видать покоя, никогда: паутинное ядро будет изнашиваться, и чем сильнее оно будет, тем больше сил понадобится для ремонта. Лань Чжань понимал ведь, что привязал Вэй Ина к себе навсегда — и ничего не требовал взамен. Да разве можно вешать на кого-то такой долг? — Я не просил. — Ты сказал: «Готов на что угодно», — сухо ответил Лань Чжань. Иметь такой долг попросту страшно. Как знать, чем и когда придётся отдавать — сколько ни сделай взамен, всё будет мало. Но и оборвать заклинание Вэй Ин не смел: тогда и ци Лань Чжаня, и его лента — она же дорога ему, да? — пропадут впустую. И главное: Вэй Ин не хотел отказываться. Вэй Ин хотел это ядро. Он вздохнул, принимая долг и помощь. Может, впервые в жизни он не знал, что сказать. Лань Чжань, с неизменным спокойствием приняв его молчание, пересел за столик, где стоял гуцинь, и начал играть. Этой мелодии, спокойной и тихой, наполняющей воздух мерным током ци, Вэй Ин никогда ещё не слышал. От неё становилось теплее — не только в даньтяне, где навсегда свернулась лобная лента Лань Чжаня, но и на сердце. Наверное, не так уж и страшен был этот долг. Пусть Вэй Ин навсегда стал связан с Лань Чжанем — это «навсегда» казалось лучше, чем беспросветная жизнь без ядра. Сказать об этом вслух не поворачивался язык. Вздохнув и ещё раз покосившись на Лань Чжаня, Вэй Ин погрузился в записи. Время поджимало: пора было укрепить основу для ядра первым слоем паутины, а Вэй Ин не собирался позволять Лань Чжаню снова выжимать себя до предела. Когда время подошло, Лань Чжань замешкался немного и скрылся за ширмой. Сбежал! — Вэй Ин едва сдержал смех. Так ведь недолго и вообразить, что Лань Чжань стыдится своей паучьей формы. Или — вот нелепость! — опасается, что Вэй Ину будет противно или страшно смотреть на паука. И ведь он так торопился, что не заметил даже, что с кровати, если постараться, будет всё видно в щёлочку между панелями. Что с того, что Вэй Ин немного посмотрит? Так любопытно! Лань Чжань начал степенно раздеваться, и Вэй Ин, прикусив язык, залюбовался силуэтом. Казалось бы, чего он там не видел — а глядел всё равно, просто смотрел, а не выискивал паучье и странное в безупречном сильном теле. Любовался, а не ждал, когда же начнётся перевоплощение. Сняв верхние одежды, Лань Чжань замер — обнажённый, красивый, — глубоко вдохнул, а затем задрожал мелко-мелко, ссутулился. Рёбра ожили и вырвались наружу, вытягиваясь в длинные острые лапы. Кожа натянулась, и под ней, ставшей вдруг прозрачной, стало видно, как пульсируют сосуды, бьётся сердце, дрожат спазмированные мышцы и сияет золотое ядро. Мгновение — и тело перетекло в новую форму. Паук опустился на восемь новых лап. Руки стали прижатыми к телу хватательными конечностями. Ноги — выростами в задней части тела. И, наконец, вместо кожи из глубины тела поднялись твёрдые пластины — настоящая нерушимая броня. К Вэй Ину из-за ширмы вышел паук. Белый призрак — облачные разводы на теле, тонкий голубой рисунок на голове. Паук — Лань Чжань — ещё раз глянул на Вэй Ина, подошёл ближе, ощупал его живот смешными передними лапками, в шёрстке и с острыми коготком на конце, и отодвинулся в сторону, едва закончив. И как Вэй Ин не узнал его той ночью? Те же движения, те же повадки, разве что уши не горят красным от смущения. — Спасибо, Лань Чжань, — наконец-то он сказал это вслух. Показалось, будто в самом деле в ответ прозвучало неизменное: «М-м», — и Вэй Ин довольно засмеялся и засмеялся ещё сильнее, когда паук подтолкнул его к постели. Да, в этот раз они оба хоть немного представляли себе, что происходит. Не то что в первый раз: тогда-то Лань Чжань действовал почти вслепую — вот уж совсем на него не похоже! А мог обжечь себе меридианы, мог схлопотать искажение ци! Вэй Ин попытался донести это до Лань Чжаня, но тот только выразительно смотрел в ответ — «кто бы говорил», да? — но всё равно упрямо отказывался признавать, что был не прав. Теперь-то Вэй Ин, конечно, не отключался — и с первой и до последней минуты прислушивался к себе и к току ци от Лань Чжаня. Ни за что бы себе не простил, если бы тот обжёг себе меридианы или свалился от истощения! Но всё прошло вроде бы неплохо: Лань Чжань действовал аккуратно и не рисковал понапрасну. Вэй Ин выдохнул немного. Но расслабляться, как оказалось, было рано: на следующий день Вэй Ин пересчитал и перепроверил одно подозрительное место. Выходило, что когда слоёв паутины станет больше, ци одного Лань Чжаня не хватит, энергия пойдёт в разнос — и спасать придётся уже ядро самого Лань Чжаня! А если позвать кого-то ещё — лучше бы старейшин, не меньше! — то в потоках энергии всё станет настолько запутано, что о результате можно будет только гадать. Сам бы рискнул, но… Надо было заканчивать с этим. Но Лань Чжань равнодушно послушал его объяснения, кивнул и сказал: — Как я и полагал. Вэй Ин подавился воздухом. Лань Чжань — и такое безрассудство! Почему он узнал об этом только сейчас? Сколько шуток упущено! Посмеиваясь и негромко ругаясь, Вэй Ин начал прикидывать, что будет, если взять понемногу ци у каждого, живущего в Облачных Глубинах — вроде бы так получалось что-то рабочее и условно-безопасное. Или, может, стоило попробовать с накопителями… Вэй Ин как раз продумывал этот вариант, когда Лань Чжань принёс из леса замотанного в паутину человека. Тот не пытался вырваться и на пол завалился как мешок с рисом. Но был он, кажется, жив, хоть ци в его меридианах тянулась как смола, а на один удар сердца приходилось десять у Вэй Ина. И даже под плотным слоем нитей различался клановый узор на ханьфу — белое на алом. Вэньское пламя. Каждого воина в их клане Вэй Ин убил бы не задумываясь. Сколько этих псов нужно истребить, чтобы отомстить за своих, за раны Цзян Чэна, за их искалеченные жизни? Сколько ни убей, всё будет мало. Лань Чжань собирался использовать ци этого Вэня и выпить его до дна? Омерзительно. Нисколько не праведно. На грани тёмных искусств. Вэй Ину не терпелось разделить жизнь этого Вэня с Лань Чжанем на двоих. Лань Чжань, едва поймав его взгляд, скрылся за ширмой. Ему ведь тоже не терпелось, правда? — Ты чувствуешь? — шептал ему утром Вэй Ин, не сдерживая счастливый смех. — Ты чувствуешь, Лань Чжань? Талисман едва заметно дышал и согревал как золотое ядро. Никаких сомненией: он становился не просто артефактом, разогнавшим пустоту, а его вторым сердцем, пульсом жизни в даньтяне. Мог ли он объяснить Лань Чжаню, насколько в самом деле благодарен? Никаких слов не хватит, целой жизни мало, чтобы отдать долг. Воспоминания о тёмной энергии и о днях без ядра теперь казались липким кошмаром. На поверхность поднимались самые глубокие страхи, самое гадкое, что в нем есть. Это правда был он в последние дни? Разве в нём действительно могло вместиться столько злобы ко всему миру, к Лань Чжаню? Столько обиды и зависти к тем, кому повезло не встретить Вэнь Чао на своём пути. Лань Чжань словно смыл с него эту грязь, и теперь перед Вэй Ином вновь расстилался светлый широкий путь. Потерпеть ещё немного — и настанет черёд тех Вэней, что взяли его в плен. Тех, что швыряли тела Цзян Фэнмяня и Юй Цзыюань в общую могилу. И, наконец, тех, что отдали приказ. Пусть Вэнь Жохань приказал усилить охрану своих сыновей — им это не поможет. Вэнь Чао сдохнет. Вэй Ин сделает всё, чтобы этот час настал как можно скорее. Наутро он подсел к Лань Чжаню и забрал у него стопку бумаг — пора было нагонять пропущенное за дни слабости. А тот утянул её обратно к себе и указал Вэй Ину на отдельный столик с бумагами и свитками. — Для начала закончи с запасом талисманов на складе. Подумай о том, как ты будешь тренировать младших адептов — дядя тебе оставил пару советов. И ещё, — Лань Чжань достал последние бумаги из рукава, — вот письма из Цинхэ и донесения разведки, верни их мне, когда закончишь. — Цзян Чэн ничего мне не писал? — Передал на словах, чтобы ты вёл себя прилично, скорее поправлялся и возвращался к нему, чтобы он переломал тебе ноги. Вэй Ин засмеялся и открыл первое письмо. Всё равно от нудной, но необходимой проверки склада с талисманами не удалось отвертеться даже с новым ядром, но хотя бы начать хотелось с чего-то поинтереснее. Но чем больше Вэй Ин читал, тем больше поражался: Лань Чжань выписал для него всё самое полезное — так, чтобы он сразу разобрался, что к чему. И выкроил как-то время, позаботился о нём. На сердце теплело. Хотелось что-то такое сделать в благодарность… Вэй Ин выдернул из стопки испорченный лист бумаги, нарисовал на обороте серьёзного паучка с гуцинем, сложил его и перекинул Лань Чжаню. В ответ он получил только неизменное «М-м». Но рисунок Лань Чжань сунул в рукав — это Вэй Ин точно видел! Торжествующе глянув на Лань Чжаня, он снова зарылся в гору бумаг. Он совсем не любил всю эту возню, но если помнить, что каждый иероглиф — взмах меча в этой войне, то Вэй Ин мог сделать всё, чтобы победа стала ближе. Когда Вэй Ин наконец-то закончил с талисманами, Лань Чжань протянул ему новые трактаты о паутине и пауках. — Это не только для твоего ядра. Ты должен знать, как работает тревожная сеть над лесом и кое-какие талисманы, — сказал Лань Чжань. Он глядел так строго, будто бы сердился на Вэй Ина, который мало того, что спорил, так ещё и сидел не по правилам, подперев щёку ладонью. Вэй Ин, конечно, правила нарушал и сидел как удобнее, но по правилам ли вспарывать живот Вэньскому пленнику? Не запрещено ли тянуть паутину через чужое золотое ядро? Безупречный Лань Чжань, не нарушая никаких правил, всю ночь прял пропитанную ци нить, а наутро велел адептам унести тело. — Вэй Ин. — М? — Не отвлекайся. Это теперь Лань Чжань сидел собранный и спокойный, но после трансформации его, кажется, немного вело, и в человеческую форму он возвращался неспешно и томно, забыв даже зайти за ширму — потом, правда, горел ушами, когда осознал, что Вэй Ин рассматривает его такого, застывшего в наполовину обращённом виде. Полный достоинства и гнева, он тогда сбежал за ширму, а потом молча лёг спать. Вэй Ин хихикнул в кулак. Ох, ночью они так делили между собой ци, что ещё немного — и получилось бы парное самосовершенствование. Вот Лань Чжаня и пробрало. Каким же жаром пылали его меридианы! Вэй Ин, наверное, не рассказал бы об этом даже шицзе по секрету. Хотелось ещё. — Если завтра паутина схватится, можешь попробовать медитировать. — Лучше бы разрешил встать на меч, — фыркнул Вэй Ин. — Встанешь, — пообещал Лань Чжань. И его словам хотелось верить. Утром Лань Чжань проверил меридианы, долго вслушивался в пульс золотого ядра и кивнул. Подрагивающий от предвкушения и страха Вэй Ин плавно направил ток энергии от нового ядра по центральным меридианам — к сердцу, к голове, круг по корпусу и к рукам. Получалось! Поток ци, пусть ещё неровный и подрагивающий, нарастал по его воле, наполнял каналы и собирался в верхнем даньтяне, стекал — по капле, с трудом, всё норовил сорваться — ниже, ещё ниже. А как хотелось раздуть энергию во всю мощь, наполнить жаром каждую частичку тела, призвать Суйбянь, почувствовать себя таким же сильным, как раньше!.. Ци в меридианах заволновалась — и успокоилась разом. По телу потекла густая и уверенная музыка, отзываясь не только в золотом ядре и меридианах — в сердце, глубине души. Напоминала: не время, не торопись. Сейчас — мерная пульсация и спокойный ток ци. Вэй Ин сам не понял, когда открыл глаза. Оказалось, что он уже довольно долго медитирует вот так, глядя на пальцы Лань Чжаня, перебирающие струны, и нисколько это не мешало ни концентрации, ни той гармонии и спокойствию, которых ему вечно недоставало. Новое ядро гнало по меридианам слабенькие, как летний ветерок, токи энергии. Ничего страшного, этот ветерок наберёт силу. Нужно только подождать. — У нас правда получилось, — прошептал он. Лань Чжань кивнул в ответ, и Вэй Ин теперь не сомневался: только что он видел улыбку Лань Чжаня. С этого дня всё пошло на лад. Ядро билось ровно, и Вэй Ин смог выйти на улицу из-под защитных талисманов, которые оплетали всю цзинши. Тут же множество дел налетело на него со всех сторон. Сколько их было, сколько сил вновь появилось — голова шла кругом! Он снова не успевал, и бегал от молодых адептов к лекарям, от казначея и к Лань Чжаню, чтобы хотя бы с ним посидеть в тишине. Конечно, на него снова косились и оборачивались. Вэй Ин чувствовал: все разговоры и сплетни снова о нём. Смех, громкий голос, беготня по дорожкам — Облачным Глубинам стоило смириться хотя бы на время. Этими перешёптываниями он гордился. Но были и другие разговоры. О его опытах с тёмной энергией. Лань Чжань ещё в первые дни рассказал ему, как оборотни ощущают её запах — мерзкий и гнилостный. В тот вечер Вэй Ин отмокал в бочке с ароматными маслами, пока Лань Чжань за ширмой играл «Омовение». В Вэй Ине не осталось и следа тёмной энергии, его запах — это только запах тела, капельки пота и лечебных мазей. Может, кто-то в клане знал про ядро и теперь злословил и о его несбывшейся немочи? Может, им не нравилось, что ради него Лань Чжань выпустил из вэньских пленников ци до капли? Вэй Ин не помнил, запрещали ли правила лицемерить. Поводов для сплетен хватало, но Вэй Ину казалось что он упускает что-то важное. Причину, по которой косятся и на Лань Чжаня тоже. Терпение лопнуло, когда очередной адепт долго и странно косился на него и упрямо избегал взгляда. — Что не так? — Ничего. То есть, я думал, что лента молодого господина Лань… Нет, не важно. — Договаривай! — Я полагал, что он повязал её вам. Прошу меня простить, я полез не в своё дело. Что за ерунда? Повязал, не повязал — какая разница? Вот только в библиотеке трактат про лобные ленты хранился почему-то среди книг о брачных обрядах. Вэй Ин не задумывался: не было времени, его интересовали только схемы добавления ци в нити и заклинания, — но адепты все эти дни так выразительно глядели ему вслед, что Вэй Ин мог бы даже вообразить, что ему сделали предложение! А если бы и сделали, то он ответил бы «да», только чтобы посмотреть, как будет таращиться Лань Чжань в ответ. И что ещё удивительно: Лань Чжань не стал использовать сырой паутинный шёлк как основу для ядра. Может, такая основа сработала бы чуть хуже, чем лента, да и начиналось всё в… спешке, но Лань Чжань сделал именно этот выбор. Дорожил ей — и пустил на ядро для Вэй Ина. Никаких сомнений: Лань Чжань его совсем не презирал. Разве с «убожеством» делят жизнь врага на двоих? Разве тому, кто раздражает, таскают острые маньтоу на случай, если он пропустил обед? Последние сомнения развеялись, когда Вэй Ин нашёл среди специй и снадобий пакетик острых приправ. Слишком мало для целого ордена, но в самый раз для одного Вэй Ина. Вот и Лань Чжань! Не зря Вэй Ин не верил его «вздору». Тем вечером после чудесного острого ужина Вэй Ин просто не сдержал «спасибо» и повис на Лань Чжане, ну, а тот совсем не торопился его оттолкнуть. Возможно, между ними даже начиналось что-то непонятное и сложное, но о сложном Вэй Ин думать не хотел, хватало и того, что когда он трогал Лань Чжаня, тот едва заметно задерживал дыхание и тянулся навстречу. Хотелось попробовать вдвоём столько разного, что Вэй Ин не выдержал и захватил с собой найденную в кладовке ничейную флейту. — Сыграем вместе? — предложил он перед медитацией. — Будет здорово. И не ошибся. Под игру Лань Чжаня он подстроился в два счета — будто его паутинное ядро выучило эту мелодию, и Вэй Ину оставалось только не мешать себе и следовать за руками Лань Чжаня. От неё золотое ядро разгоралось всё ярче. Всегда бы играл. Душа радовалась. И любопытство щекотало, покалывало острыми иголочками: столько вопросов крутилось в голове, так хотелось поговорить и узнать о Лань Чжане побольше! — Лань Чжань, а ты сильный? Тот в ответ глянул удивлённо и почти обиженно. — Знаю-знаю! Но я же не видел, как ты сражаешься в паучьей форме, так что не считается. Покажешь? Лань Чжань едва заметно улыбнулся ему — наверное, Вэй Ин следом за Лань Сичэнем начал постигать науку чтения эмоций Лань Чжаня, ведь это же была улыбка? — После того, как ты твёрдо встанешь на меч. И значит очень скоро. Живой талисман в нём стремительно набирал силу, прорастал и становился частью его самого. Теперь Вэй Ин без особого труда заставлял меч подняться над землёй, а талисманы работали, даже если он не добавлял свою кровь в чернила. Прошло еще несколько дней, и он встал на меч над тренировочной площадкой. В первый раз удалось подняться лишь на высоту ладони, а потом едва не упасть без сил, но всего один слой паутины — и он начал кривовато маневрировать между натянутыми для младших адептов тренировочными лентами. А все страхи, что придется всему учиться заново, не сбылись: тело помнило все само. Скоро — так скоро — он сможет подняться к солнцу, долететь до озера и разогнаться над водой так, чтоб только брызги летели. Сумеет полетать наперегонки с Лань Чжанем — и что, отказался бы он? Разве ему бы не понравилось? Какие бы виражи они закладывали! Но пока об этом приходилось лишь мечтать, отдыхая после бесконечного множества дел и тренировок урывками. С того обрыва, который облюбовал Вэй Ин для отдыха и фантазий, открывался чудесный вид на лес. Здесь когда-то — недавно, на самом деле — Лань Чжань застукал его за опытами с тёмной энергией. Нашёл он его и теперь. — Ничего не меняется. Следишь, чтобы я не нарушал правила? Но видишь, какой я стал зануда, Лань Чжань? Ни тёмной энергии, ни «Улыбки императора» — ничего. Даже на меч встаю только на тренировочной площадке, вот скукота! — Хорошо. — А когда?.. Вэй Ин, конечно, сам всё знал, сам же и подсчитывал: сколько слоёв нужно для ровного потока ци и как скоро талисман наберёт силу. Понимал, что никак не получится быстрее, что можно только терпеть и ждать. Но так хотелось снова услышать ответ Лань Чжаня! — Потерпи ещё один слой. «Ещё один слой». Не мучительное ожидание, а нетерпение, словно перед праздником. А когда тот самый праздничный день настал, Вэй Ин сам почувствовал: он может. Ощущения внутри изменились. Талисман внутри горел ровно и жарко, прекратились выбросы и пугающие провалы ци. Он ощущался… не как его собственное ядро, но близко. — Завтра, — сказал Лань Чжань. Вэй Ин знал и сам: завтра. Он еле дождался рассвета и из постели выскочил едва ли не раньше Лань Чжаня. Всё, что надо было сделать с утра, он делал как можно скорее, давя в себе нетерпение и гоня прочь мысли о том, чтобы отвлечься. — Ты говорил, что после Суйбяня тебе не хочется даже смотреть на другие мечи, — ровным голосом напомнил злопамятный Лань Чжань. — Думаю, этот всё-таки сгодится, — ответил Вэй Ин со смехом и поднялся над землёй. Они полетели над лесом, держась бок о бок. Но всё-таки Вэй Ин тогда не слишком соврал: меч из оружейной клана Лань хоть и отдалённо напоминал Суйбянь по весу и балансу, да и в руке лежал похоже, но все равно не то, совсем не то. Совсем не Суйбянь, с которым Вэй Ин попрощался дважды, но по-прежнему надеялся вернуть. Может, стоило поискать меч, принадлежавший тому Вэню? Наверное, было уже не узнать, где и в каких кустах он остался: той ночью буря порвала паутину и растрепала защитные контуры, а ручей вышел из берегов и смыл все запахи битвы. То ли дело Бичэнь! Как-то Лани смогли договориться о том, чтобы мечи двух нефритов остались в оружейной Облачных Глубин, пусть и запечатанные лично Вэнь Жоханем. Ничего! Это сейчас Вэй Ин смотрел с завистью, но скоро Суйбянь вернётся к нему и признает хозяина, несмотря на незнакомое ядро. В любом случае это был его первый полёт, и каждый раз, когда Вэй Ину хотелось рвануть вперёд, он оглядывался на спокойного Лань Чжаня — и выравнивал поток ци, успокаивался, глядел по сторонам. По лесным тропинкам сновали люди и огромные пауки. Лань Чжань рассказывал, что среди деревьев скрывались и тренировочные площадки, и учебные комнаты, и ещё много чего. Едва ли не треть настоящего величия Облачных Глубин пряталась от посторонних глаз. Нефритовый жетон на поясе отзывался теплом на спрятанные в кроне талисманы, подтверждая право Вэй Ина быть здесь и дотронуться до этой тайны. Они пролетели над особенно плотной сетью зачарованных паутинок — жетон даже нагрелся от разлитой в воздухе ци — и после этого Лань Чжань сделал знак рукой и начал снижаться. Вэй Ин опустился на тропинку следом за ним. — Это здесь? — он кивнул на кусты, в которых ощущалось средоточие паутинной энергии, и шагнул туда. Сверху тут же беззвучно спустился дозорный, проверил их жетоны — даже у Лань Чжаня! — и только тогда позволил им пройти дальше. — Это и есть паутинный домик? Мог и не спрашивать — наполовину дом, наполовину гнездо, сплетённое из веток и опутанное паутиной. Через затянутые шёлком окошки проникал мягкий рассеянный свет, освещая главное: то, как по стенам и потолку к центру комнаты стягивалась паутинные нити, увешанные талисманами, и соединялись в единый клубок, дышащий ци. По лесу было разбросано с десяток таких домиков, а главный центр находился в гнезде, и ход туда был закрыт даже для рядовых адептов. Но Вэй Ин мог себе отлично представить, как в таком же домике среди ещё большего числа нитей и талисманов под потолком висит иссушенный полупрозрачный Вэнь в белоснежном коконе, и под ним Лань Цижэнь проверяет работы учеников. После паутинного домика они двинулись дальше. Мимо них прошли ещё стражи-пауки, строгие и сосредоточенные. Вэй Ин вроде бы узнавал некоторых из них. Он не мог сказать, что видит «знакомые лица», но было в них что-то такое смутно узнаваемое. А вот некоторых пауков Лань Чжань почему-то словно не замечал, а в ответ на замешательство пояснил: — Они не из нашего клана. — А тогда кто?.. — Не все пауки — оборотни. Да он смеется над ним! — Простые пауки? Они здесь тоже есть? А есть, ну, другие оборотни, не потомки Лань Аня? — Мы знаем только о двоих. Это были в высшей степени благородные заклинатели, они также взяли себе фамилию Лань. И, разумеется, их дети тоже могут менять форму. — А гуи среди них бывают? — Да. Это те, кто съел много человеческого мяса. Их приходится убивать. Мы пришли. Тренировочная площадка оказалась просто расчищенным от кустов участком леса. От взгляда сверху площадку — как и всё построенное в этом лесу — скрывали густые ветки, дававшие к тому же приятную тень. Здесь не было каких-то особенных построек, никаких тренировочных чучел или искусственных препятствий — только неизменные паутинные домики по краям и несколько очищенных от коры и веток стволов, на которых отдыхали адепты между тренировками. Сейчас в одном её углу молодые пауки учились держать строй. Кто-то сражался в парах — человек и паук; кто-то уворачивался от атак старших адептов, используя ци и меч. Вэй Ин прикипел к одной такой паре взглядом — он сам бы атаковал паука иначе, но, возможно, смысл был в том, чтобы тренировать не паука, а именно бойца. Вот это была скорость! Вэй Ин снова узнавал очень многих бойцов — с кем-то сталкивался на тропинках, кого-то помнил ещё по учёбе. А молодых пауков тренировал, наверное, сам Лань Цижэнь, и он, коротко глянув на Вэй Ина, предпочёл его не заметить. Но среди этих пауков были и другие, огромные — едва ли не на две головы выше паука Лань Чжаня — и их он не узнавал, ни одного. — А это кто? — Женщины нашего клана. Ох! Наверное, Пурпурной Паучихе госпоже Юй здесь бы понравилось. Вэй Ин представил себе её, одетую в белое, летящую на мече во главе армии белых сестёр-паучих — от этой картины становилось жутко, торжественно-жутко. Пока Вэй Ин смотрел, Лань Чжань успел сменить форму и высвистеть что-то сложное. В ответ тоже раздался свист, и навстречу вышел паук-старейшина, только что уложивший на лопатки своего партнёра по спаррингу. Пауки церемонно поклонились, сложив перед собой хватательные конечности, разошлись — и тут же, без предупреждения, сцепились в схватке. Вэй Ин едва успевал ухватить взглядом и понять хоть что-нибудь. Вот клубок конечностей, клацание, паутина — и старейшина лежит, прижатый к земле. Быстрее любого виденного им поединка. — Ого! Лань Чжань, ты!.. Грудную пластину Лань Чжаня пересекала глубокая царапина, но он, не обращая на неё ни малейшего внимания, подтолкнул Вэй Ина к группе, тренировавшейся сражаться среди пауков. И правда, это для него было полезнее, но взгляд всё равно нет-нет — и находил Лань Чжаня. Тренировка захватила все его внимание. Разобравшись, что к чему, он приготовился вступить в бой на новом круге. Да что там! Мыслями он уже был в центре битвы: запрыгивал на спины пауков-союзников, чтобы нанести удар сверху, вместе с тремя адептами защищал паука от потока заклинаний. Чувства Вэй Ина, всё его внимание обострились, словно он сам участвовал в сражении — только поэтому он почувствовал движение сзади и атаковал, не поняв даже, что это Лань Чжань, невидимый и неслышимый, точно белый призрак. — Кто так подкрадывается! Паук хмыкнул в ответ почти вслух и легко уклонился от ещё одной атаки, позволил Вэй Ину завершить движение и тут же кинулся вперёд сам. Ему хватило одного неуловимо-стремительного движения, чтобы Вэй Ин оказался на земле. После этого Лань Чжань легко поднял его передними конечностями, словно муху, и потащил прочь от тренировочной площадки по тропам вверх. Лань Чжань уже второй раз волок его куда-то, ничего не объяснив, и с этим что-то надо было делать — может, в другой раз. Сейчас Вэй Ин посопротивлялся больше для приличия, пинаясь и пытаясь защекотать так, как щекотал бы Цзян Чэна. Но Лань Чжаня этим было не пронять: он шёл, не сбиваясь с шага и будто не замечая дёрганий Вэй Ина. За дорогой Вэй Ин не следил. Заметил только, что тропка вильнула в сторону, ещё раз, а затем пошла по камням наверх. Воздух стал прохладным и сырым и — Вэй Ин не успел подготовиться — после ещё одного поворота Лань Чжань сбросил его в купальню. Когда Вэй Ин выплыл и отсмеялся, он пообещал сменившему форму Лань Чжаню: — Когда доделаем ядро, поборемся нормально. Я должен тебя завалить! И тут — удивительное дело! — Лань Чжань порозовел всем лицом. Точно рассвет озарил нефритовую статую. — М-м, когда мы победим, — сказал он. — Когда мы победим, — повторил Вэй Ин как обещание. Но когда она будет — эта победа? Как долго ждать первой битвы? Письма, которые приходили от Цзэу-цзюня, не давали точного ответа, но сомневаться не приходилось: скоро Вэнь Жохань направит войска на Облачные Глубины. Вэй Ин и ждал этого дня, и мечтал, чтобы он никогда не наступил. Каждую минуту он готовился к нему. Он узнавал всё больше об Облачных Глубинах — о том, как следить за врагом даже ночью, как ловить паутиной летящего на мече заклинателя и как командовать строем пауков и людей. Вэй Ин смотрел на эти тренировки, и постепенно начал присоединялся то к одной, то к другой группе сам — куда мог и когда успевал. Теперь в голове у него постоянно крутилось столько новых идей! Если соединить эти техники с кое-какими оборонными секретами Юньмэна… Цзян Чэн ему ноги переломал бы за такое — и всё равно Вэй Ин готов был выложить всё прямо здесь и сейчас, пока Лань Чжань слушает и соглашается на самые безумные идеи. Кое-что и в самом деле рассказал, уж больно к месту оно пришлось. Цзян Чэн его убьёт, но об этом думать было некогда: Вэй Ин обещал прочитать все отчёты о новых талисманах в паутинных домиках, обсудить со старейшинами свои идеи, а потом помочь переправить всех детей в лес. И если после всех этих дел у него оставалось немного времени, его он тратил на медитации и тренировки на верхних площадках и в лесу. И на игры с пауками — те оказались не глупее собак, но совсем не пугали Вэй Ина, даже когда прыгали с веток прямо на голову. За делами и весельем незаметно сошла апатия и развеялась сжирающая душу боль. Нет, она не исчезла совсем, но теперь Вэй Ин мог дышать — и каждый вечер загадывать: когда, когда, когда? Быть может, сегодня? Одним тихим вечером под растущей луной ожидание закончилось. Вэни напали на закате. Их войско — хищная стая, летящая против солнца, — превосходило численностью в несколько раз, и это при том, что основные силы были брошены против объединённой армии. Несмотря на всю свою мощь и уверенность в победе, они подбирались к Гусу скрытно. Не сразиться в честном бою, а напасть неожиданно, поджечь Облачные Глубины и в суматохе вырезать защитников, всех до одного. Но сигнальные нити сработали ещё на подступах к лесу. От минши по Облачным Глубинам прокатился негромкий перезвон, а в комнатах вспыхнули сигнальные талисманы — и тут же всё пришло в движение, тихое и целеустремлённое: укрепить огненные щиты на зданиях, подготовиться, вывести из леса пауков, обученных сражаться в строю с людьми и оборотнями. Лань Чжань скинул домашние одежды на кровать, перетек в паучью форму, отряхнулся и кинулся наружу. Вэй Ин отставал — ему-то надо было ещё одеться, проверить талисманы, схватить меч… Уже в дверях ему пришла в голову одна идея. Он вернулся, взял с подставки Бичэнь и поспешил на центральный двор. Не дело это, что такой хороший меч всю битву проведёт в ножнах. По периметру двора выстроились люди, оборотни и простые пауки. Все двигались тихо, а команды отдавались вполголоса: нападавшим ни к чему было знать, что они обнаружены. Вэй Ин огляделся, занял своё место рядом с Лань Чжанем — никто не посягнул на него, никто не оспорил его право стоять рядом — и теперь, глядя на приближающуюся армию Вэней, понимал, что всё правильно. Весёлое, игривое настроение, за которое Вэй Ин корил себя недавно — где оно теперь? Испарилось разом, обнажив ненависть, боль и холодный рассудок. Непривычный холодный меч лежал в руке не хуже Суйбяня, а сам Вэй Ин был полон сил и готов к бою как никогда. Вэньские псы — вот они, пригнали целое войско. Да сколько их ни убей, всё будет мало. В небе вспыхнул барьер. Не для защиты, а для того, чтобы ни один чужак не бежал с поля боя. Медленно — словно Вэй Ин смотрел на мир паучьим зрением — сверху спускались Вэнь Чао и Вэнь Чжулю.***
Между лежащими на земле людьми — мёртвыми и ранеными, своими и чужими — бродили пауки-оборотни. Кто-то из них перебирался с места на место без смысла и цели, другие лишь покачивались и словно высматривали что-то вдали, а третьи прятались от прохладного утреннего солнца в тени минши. Было много и других, тех, кто застрял в полуформе: паучьи глаза на человеческом лице, согнутые беспалые руки в белой шерсти, человеческий корпус и восемь шипов торчат из спины — и всё те же неизменно бессмысленные движения и расфокусированный взгляд. Мужчины или женщины — все перемешались на этом поле боя. Вэй Ин раз за разом отводил взгляд от полуженщин-полупаучих, не стыдящихся своей обнажённой спины, голых рук и ног, ничем не прикрытой груди. Лань Чжань нашёлся здесь же, такой же бледный, такой же опустошённый и отстранённый — и даже несмотря на это Вэй Ин ни с кем бы его не перепутал. — Прости, Лань Чжань, я позаимствовал твой меч. Этот меч сегодня впитал в себя жар ядра Вэнь Чжулю, а потом пронзил ему сердце. И вон он мёртв, а его тело… Кажется, после минши Вэй Ин вместе с Лань Чжанем отрезали его от Вэнь Чао, а потом сам Вэй Ин не давал ему вернуться к остальным. И всё закончилось где-то возле стены правил?.. Да какая разница! После Вэнь Чжулю были другие. Если сложить тела убитых, гора выйдет не меньше, чем в тот день на пристани Пристани Лотоса. Госпожа Юй была бы довольна сегодняшней бойней. А теперь Вэй Ин застрял между смертельной усталостью и готовностью бежать, рубить дальше. В новом ядре что-то нехорошо пульсировало, и это несмотря на то, что в бой Вэй Ин шёл с полными рукавами талисманов, поддерживающих порошков и накопителей. Музыка бы помогла, но белый паук не замечал Вэй Ина, не слышал и брёл дальше, заваливаясь при каждом шаге. Ох, нет, не показалось — третья левая нога волочилась по земле, не переломанная — отрубленная и держащаяся на паре волокон. Казалось, что Лань Чжань и этого не замечает. — Эй, ты как? К ним подошёл один из лекарей. — Он вас не слышит, молодой господин Вэй. — Почему? — После такой битвы сознание мутится даже у достигших таких высот в самосовершенствовании, как молодой господин Лань. Не нужно торопить его и не нужно беспокоиться. Оглянитесь. И в самом деле, ни один паук до сих пор так и не пришёл в себя, но люди не выказывали беспокойства и не пытались воззвать к разуму. Даже то, что одного из пауков втроём оттаскивали от разодранного трупа, никого, казалось, не тревожило всерьёз. — Ему следовало больше работать над самоконтролем, — лекарь проследил за взглядом Вэй Ина. — Мы предпочитаем не сражаться в паучьей форме без крайней необходимости. Позвольте осмотреть ваши раны. Он усадил Вэй Ина на землю и перевязал ему бедро — ничего страшного, заживёт за пару дней. Но целитель, даже закончив, отказался уходить к тем, кому помощь нужнее, и завозился с его боком — какие-то нитки, иглы, зачем-то мази. К чему это? — Сидите спокойно. Вы будете в порядке, когда я закончу. По Облачным Глубинам растеклась музыка — сразу три заклинателя заиграли пропитанное ци «Омовение», и пауки замерли, прислушиваясь к мелодии. Вэй Ин же закрыл глаза — кажется, его тоже начало немного отпускать. — Лань Чжань вернётся? — Разумеется. Ничего непоправимого не произошло. — А его нога? — Ничего непоправимого не произошло, — повторил лекарь. — Я закончил. Опираясь на руку лекаря, Вэй Ин медленно поднялся на ноги. Бок, кажется, и в самом деле болел. И если Лань Чжань в порядке, то надо сходить к старшим адептам, проследить за размещением раненых, подсчитать потери… — Мы справимся без вас. Вам стоит отдохнуть, да и второму молодому господину Лань тоже. Попробуйте отвести его в цзинши. Вэй Ин бы поспорил, но состояние Лань Чжаня ему и в самом деле не нравилось. Он аккуратно приблизился к нему, вздохнул и потянул за лапу: — Пошли домой? Но несмотря на «Омовение» Лань Чжань не пришёл в себя. Он продолжал искать что-то среди павших, переворачивал раненых или мёртвых и двигался дальше. И, кажется, нашёл. Вэнь Чао. Тот лежал вместе с рядовыми бойцами, жалкий, поверженный, ничтожный. Кожа на его животе расползлась, открывая перевитый пульсирующими венами кишечник. Но даже с такой раной ему не удавалось провалиться в беспамятство. Ему хватило сил дёрнуться прочь от накрывшей его тени, а губы шевельнулись в — крике? мольбе о пощаде? — но жалкий звук не походил на голос человеческого существа, а с уголка рта капала кровь, перемешанная со слюной. Лань Чжаня не остановила его слабость. Без колебаний, без сочувствия он обхватил голову Вэнь Чао передними лапами — Вэй Ин жадно пил ужас, отвращение, страх, бессилие, страх! — крутанул её и рванул на себя. Как колотилось сердце в груди. Вэнь Чао сдох! Сам Вэй Ин не был бы столь милосерден — будь его воля, Вэнь Чао подыхал бы долго, так долго!.. Но Лань Чжань убил Вэнь Чао для него. И теперь… теперь Лань Чжань, быстро-быстро перебирая передними лапами и помогая себе жвалами, начал крутить голову Вэнь Чао, заматывая её в кокон из паутины и собственных волос. Лань Чжань и правда был совсем не в себе, ох как не в себе! И вроде бы стоило опасаться, что теперь он может свернуть голову и ему, сорваться, но — Вэй Ин знал ведь откуда-то, что ему ничего не грозит. — Пошли-ка отсюда, — позвал он снова, и на этот раз Лань Чжань позволил отвести себя в цзинши. Что делать дальше, Вэй Ин себе не представлял. Предполагалось, что он пойдёт спать, Лань Чжань так и останется стоять посреди комнаты? Может, лекарь имел в виду именно это, но Вэй Ину эта идея совсем не нравилась. И ещё голова, которую Лань Чжань принёс с собой, и всё крутил и крутил в руках — она не давала Вэй Ину покоя. — Давай попробуем «Омовение»? — спросил Вэй Ин. Паук, конечно, не ответил — но и возразить не мог. Целиком «Омовение» Вэй Ин ещё не выучил, но уже мог немного аккомпанировать Лань Чжаню. Не сводя глаз с паука, он взял флейту и заиграл отрывок, который запомнил лучше всего, снова и снова, по кругу. И то ли начала действовать музыка, то ли Лань Чжаня привели в себя тишина или знакомые запахи, но он качнул головой и начал трансформацию — и снова Вэй Ин не мог оторвать взгляда. Понятно, почему его не торопили с трансформацией: перевоплощение шло неохотно, рвано. Может, не стоило и начинать. Паучье лицо со второй или третьей попытки перетекло в человечье. Жвала обратились в руки, и в такой незавершённой форме Лань Чжань, тяжело дыша, оперся о стену. Он постоял так немного, набираясь сил, и Вэй Ин снова заиграл. Под эту музыку Лань Чжань выровнялся, поднялся, перебирая лапами по стене, и позволил телу стать чуть более человеческим, изломанным и странным. Остатки паучьей жёсткой брони лежали на коже словно доспех. Последними вытянулись ноги, но казалось, что Лань Чжаню надоело думать над формой, и он оставил всё, что ниже бедер, почти неизменным, закованным в белую броню и оканчивающимся острыми пиками. Тело Лань Чжаня по-прежнему испещряли следы битвы — где-то грязная и закопчёная броня была лишь исцарапана, где-то шла трещинами, а на левом бедре отвалилась пара черепков. Не лучше выглядела и показавшаяся кожа: на неё перешли все ожоги и порезы, а из-под сколов виднелись почерневшие ушибы. Полупаук долго смотрел в стену расфокусированным взглядом и развернулся — обнажённый, странный, невероятный. Неловко качнувшись, он поднял оброненную голову Вэнь Чао, шагнул вперёд и снова протянул её Вэй Ину. От удивления тот убрал флейту от губ. — Э… Лань Чжань? Спасибо. В своей половинчатой форме Лань Чжань с трудом держался на ногах, хватался за воздух выростами на спине, но продолжал упрямо протягивать голову. И что с ним таким делать, если музыка и слова не помогают? Вдруг лекарь ошибся? Вокруг было столько смертей, что, если оборотни потеряли свою человеческую суть навсегда? Мог ли Лань Чжань стать пауком-людоедом? Нет. Ничего злого и дурного Вэй Ин в нём не чувствовал. Но, кажется, этот паук сейчас испытывал гордость и что-то еще, непонятное и торжественное. Вэй Ин протянул руки и принял дар — сто тысяч раз убил бы это отродье! — затем поклонился и заглянул Лань Чжаню в глаза. Тот следил за движениями Вэй Ина: как тот смотрит на него, как аккуратно кладёт на пол подарок. Кажется, Лань Чжань остался доволен. По коже бежали мурашки. Лань Чжань пах кровью и смертью — да и сам Вэй Ин тоже. Ужасный запах — они пропитались им насквозь, и даже пальцы липли друг к другу и к шёлковым нитям, в которые был замотан подарок. Свёрток пропитался кровью, она до сих пор капала из шеи и подтекала из дыры на затылке. Вэй Ин надавил на неё и ещё удивился: тепло, мягко… Был живой Вэнь Чао — а теперь нет, и тело разделено на части… Лань Чжань убил для него Вэнь Чао и подарил его голову. Спрял новое ядро. Отдал ленту. Вэй Ин положил подарок на пол и приблизился к Лань Чжаню. Он старался выглядеть опытным и решительным — Цзянь Чэн учил, что нельзя показывать зверю неуверенность и страх. Но разве это зверь? Вэй Ин встретил взгляд Лань Чжаня — и не нашёл в нём прежней пустоты. Тот понемногу приходил в себя, и на Вэй Ина теперь смотрел не паук, а человек, пьяный от победы и гордый собой. И разве здесь было место страху? Вэй Ин тоже был пьян от победы и восхищения. Чесались руки, зудели губы. Невозможно. Куда он мог деть всё это кипящее, не вмещающееся в груди?.. Вэй Ин обнял Лань Чжаня изо всех сил, и тот прижался к нему в ответ, принимая объятие — прохладная броня, тёплая кожа, сводящий с ума запах: пот и кровь, кровь и пот, и смерть. А под ними, если уткнуться носом в шею, ощущался призрак его собственного аромата и сандала, запаха, с которым Вэй Ин привык засыпать и просыпаться. Голова кружилась всё сильнее, и Вэй Ин потянулся к губам Лань Чжаня, прижался к ним с восторгом — и Лань Чжань подался навстречу, вжался в ответ, покусывая, заставляя приоткрыть рот. Не до конца сформированные ноги не держали Лань Чжаня, но когда Вэй Ин прижал его к стенке, всё равно попытался вывернуться и захватить контроль. На этот раз ничего у него не вышло, и это Вэй Ин повернул его лицом к стене и прижался сзади, целуя влажные растрёпанные волосы и вновь вдыхая их запах — запах гари, пота и смерти. Лань Чжань потёрся об него в ответ, развернулся и снова поцеловал, а затем впился зубами, больно, со всей силы. Лань Чжань кусался до крови и потом слизывал, глухо рыча, капли с губ. Когда Вэй Ин вжался в него пахом, он подался навстречу. Что-то там внизу изменилось — трансформация продолжалась, и теперь он притирался к мягким, упругим ягодицам Лань Чжаня, чувствуя, что ниже, от середины бедра, по-прежнему никуда не делась белоснежная шелковистая броня. Перед глазами стояла спина с наполовину втянутыми в позвоночник паучьими ногами. С каждым движением они то поджимались, то вновь вытягивались. Бёдрами же Лань Чжань подавался навстречу, и от этого жадного ритма у Вэй Ина плыло перед глазами. И как выдержать такой напор? Целуя, прижимая к себе, лаская Лань Чжаня, Вэй Ин излился на его обнажённую кожу.***
Пробуждение не принесло ясности сознанию и сил телу. Эта битва задвинула всё человеческое в Ванцзи слишком глубоко— так глубоко, что никак не удавалось отбросить сомнения. Снова и снова он проверял: не поел ли он человеческой плоти, пропитанной ненавистью? Не лишился ли контроля? Не стал ли бай-гуем? И раз за разом понимал: нет. Обошлось. Вспоминались новые детали: этой ночью он сражался бок о бок с Вэй Ином. Этой ночью он убил для него Вэнь Чао. Кажется, он подарил эту голову Вэй Ину, и потом — это в самом деле было? — они целовались, не смыв грязь и не приходя в себя. Ох, вот эти ощущения Ванцзи забыть не мог: хотелось сжать сильнее, навалиться, влить ци и спрятать от мира в одном паутинном домике на двоих. Тогда только это имело значение, теперь же… Теперь стало стыдно и за потерю контроля, и за то, что ему нравилось ощущать, как засохшее семя, смешавшееся с кровью, стягивает кожу над копчиком. Хорошо, что в наполовину паучьей форме все чувства работали иначе, и ему хватило лишь запаха с примесью своей паутины и понимания, что Вэй Ин принимает его чувства. Стыдно — и так тоскливо, ведь для Вэй Ина всё это наверняка шутки. Снова. Пора было возвращаться и встретить реальность лицом к лицу. Напоследок Ванцзи позволил себе слабость сменить форму, не вылезая из постели. Ноги тут же закололо от бросившейся крови. Тянуло мышцы. Из-за запоздалой трансформации все ушибы и раны ощущались особенно ярко, но хуже всего ныли кости, на которые перешли трещины с брони. Вэй Ин заворочался под боком и пробормотал что-то сквозь сон, пнул в сторону одеяло, открывая голую пятку и покрытую синяками щиколотку — Ванцзи заставил себя поднять взгляд и встретил сонную улыбку. — О, ты снова человек? — Вэй Ин хмыкнул, приоткрыл глаза, вгляделся в Ванцзи, нахмурился и спросил: — Пришёл в себя? — М-м, да. Ещё немного — и вернутся на место самые упрямые суставы и кости. Лучше будет, если следующие битвы он проведёт человеком. — Хорошо, — Вэй Ин улыбнулся ещё шире. — Извини, Лань Чжань, я брал твой меч. Это ничего? — Ничего. Всё в порядке. — Хорошо, — сказал Вэй Ин снова и замолчал. Пора было вставать, но Ванцзи всё ещё мёрз после смены формы. Мог ли он полежать под одеялом и помечтать о том, что Вэй Ин примет его ленту по-настоящему? Совсем недолго, пока он не наберётся сил, чтобы встретить реальность: ту, где случившееся вчера — это лишь ярость битвы, шутка и ничего не значащая похоть. Вэй Ин вчера действовал уверенно и решительно. Ему всё равно? Он побывал и на этих полях сражений?.. Невыносимо. Ванцзи вылетел из постели — наверное, одновременно с Вэй Ином. Тот же, буркнув: «Я мигом», — накинул на себя вчерашние грязные одежды и крикнул на улицу, чтобы им принесли бочку с водой и сменили бельё. Только теперь Ванцзи догадался оглядеться по сторонам. Грязные циновки, следы грязных сапог и повсюду кровь, гарь… Кровать — все простыни в серых и бурых разводах. И голова. Голова Вэнь Чао, в паутине и его собственных волосах, всё ещё лежала у входа — из-под слоя нитей на Ванцзи таращился помутневший глаз. Что-то с этой головой надо было делать — или нет, всё-таки теперь она принадлежала Вэй Ину, значит, ему и решать. В любом случае придётся сменить циновки во всей комнате, отмыть стены и мебель и воскуривать самые сильные благовония. Сколько времени понадобится на то, чтобы изгнать даже призрак этой вони из покоев? И со своей кожи. Он пропах смертью и грязью, они легли на его тело тяжёлой плёнкой, и в этой скверне совсем неправильно ощущался отголосок запаха Вэй Ина. Ванцзи накинул на плечи грязную простыню и положил в цянькун смену одежды. Менять форму сейчас не стоило, но пауком он мог быстрее добраться до источников и там попробовать успокоиться и вернуть немного прежнего себя. Но сменить форму он не успел: слишком быстро Вэй Ин вернулся и встал в дверях неодолимой преградой. — Вот значит как, второй молодой господин Лань. Тебя называют образцовым мужем, а на самом деле сначала ты даришь подарки и целуешь, не зная стыда, а наутро сбегаешь, не желая объясняться. — Бесстыдник! — буркнул Ванцзи и тут же пожалел: Вэй Ин улыбнулся иначе, прищурившись, зло, и продолжил: — Неужели? А не ты ли, Лань Чжань, целовал в ответ? И ведь прав, везде прав — но как ответить ему? Не получалось сказать ни слова под этим пристальным взглядом, только беспомощно смотреть, как Вэй Ин сжимает кулаки. — Правила Гусу Лань запрещают распутство — так скажи мне, какого гуя один я бесстыдник? — и поторопил: — Ну, ответишь мне? Запрещено лгать. Запрещено создавать проблемы. Запрещено игнорировать других людей. Сколько правил он уже нарушил? — Я тоже, — тихо сказал он и повторил, когда Вэй Ин замолк и посмотрел на него во все глаза: — Я тоже. Почему-то после этих слов Вэй Ин сменил гнев на милость, сказал: — Так, подожди. Он схватил голову Вэнь Чао, выбежал с ней наружу и вернулся обратно, тяжело волоча бочку с горячей водой. Тщательно вытерев руки краем грязного халата, Вэй Ин заслонил бочку ширмой и кивнул Ванцзи: иди. Будто оглушённый, он послушался. Не в первый раз он раздевался вот так, зная, что за ширмой Вэй Ин. Что Вэй Ин подглядывает. Что для него это будто бы ничего не значит. И даже если Вэй Ин не придавал значения тому, что произошло вечером, Ванцзи помнил их поцелуй. Но что, если Вэй Ин тоже сомневался? Ванцзи залез в бочку и тихо-тихо сказал: — Ты вчера начал первым. Давно хотелось сказать это — и не понятно, хотелось ли, чтобы Вэй Ин услышал. — Так и ты тоже, знаешь ли, не особо сопротивлялся, отстаивая свою невинность. Уши вспыхнули. Невозможный человек. Как такому сказать, как найти силы признаться? — Я не сознавал себя. Вэй Ин захрустел чем-то — кажется, семенами лотоса, которые Ванцзи попросил привезти специально для него. — Врёшь. Тогда ты уже начал приходить в себя. — И прежде чем Ванцзи успел возразить, продолжил: — И чем больше думаю, тем больше мне кажется, что ты очень многое недоговариваешь. То, что ты сделал мне ядро — одно дело. Причиной могло бы быть и твоё стремление к справедливости, и жалость, и всё, что угодно. Этот долг я тебе никогда не отдам. — Нет никакого долга. — Есть. Не меняй тему. Так вот. О пауках запрещено рассказывать тому, кто не приносил клятвы. Почему я стал исключением? Ты говорил, что лобная лента — это средоточие силы, а о том, что Лань Ань связал лентой запястья своей будущей жены, умолчал. Почему, Лань Чжань? Почему ты не убил меня в ночь линьки? И что мне думать о голове Вэнь Чао, которую ты мне подарил? Думать, что это подарок самому драгоценному, самому прекрасному человеку в мире. Сквозь щель в ширме Ванцзи видел Вэй Ина: его встревоженное лицо, закушенные губы, то, как тот теребил кисточку на флейте. Ему… кажется, и правда было не всё равно. Мог ли Ванцзи надеяться? «Я спрошу об этом». Возможно, на закате, когда они вновь останутся наедине, и Ванцзи будет чинить пострадавшее в битве ядро Вэй Ина. Когда они немного придут в себя, позаботятся об убитых и раненых и подсчитают потери. Ванцзи поднялся из воды и переоделся в наконец-то чистую одежду. — Погоди, а ничего, что ты полез со своими ранами в воду? Вот эта твоя нога… то есть ребро… её можно было мочить? Ванцзи, решившись, прижал руку Вэй Ина к своей груди — туда, где теперь не было ребра и не будет ещё почти год. Память о том, как они бились бок о бок. — Всё в порядке. Отрастёт после следующей линьки. Пока придётся быть аккуратнее. Сердце билось под кожей в ладонь Вэй Ина. Смело ли оно надеяться? Ванцзи глубоко вдохнул и спросил: — Разделишь ее со мной?