Карты, деньги, два ствола

Легкая дымка витала в воздухе, заволакивала глаза и неприятно щекотала нос, но Феликс привык. Такими были все сборы дома у Бина. Компания выпивших парней, своим видом не вписывалась в интерьер минималистично и дорого обставленной гостиной Со. Феликс не особо помнил, как так вышло, что он начал зависать с этими ребятами. Просто однажды он пошел в клуб, выпил, и на утро обнаружил себя в чужой квартире, посреди последствий явно веселой вечеринки, и как-то все само после этого завертелось. Он стал частым гостем этой квартиры и другом ее владельца. Чанбин был классным, сильным, со стороны холодным и твердым, будто может запросто съездить кулаком в челюсть, но на самом деле оказался очень милым и веселым. Еще он отменно играл на ударных, чем каждый раз заставлял мозг Феликса отключаться, а сердце биться в том же ритме, в каком Со отбивал дробь. — Твоя очередь, бросай, — голос Бина выводит Феликса из транса, заставляя осознать, что они все еще играют в дартс. Почему вообще у Со на стене в гостиной висит мишень, и почему по итогу этой небольшой вечеринки парни втроем решили метать дротики? Феликс не понимал, но сейчас это не важно. Младший берет дротик в руку, пытается прицелиться, бросает, но все равно мажет. Две выпитые бутылки чистого соджу хоть и не сильно опьяняли, но координация немного страдала. — Дилетант. Смотри, как нужно, — Хван встает напротив мишени, целится, делает легкий замах, и попадает дротиком почти в центр цветного круга. Хван Хенджин был еще одним компонентом их компании. В группе он не был постоянным участником, только иногда занимал партии клавишника, если это было нужно. Зато он был их постоянным дилером, и с этой ролью справлялся так же хорошо, как с игрой на синтезаторе. По правде говоря, образ торговца наркотиками не вязался со внешностью и характером Джина. Он был почти таким же, как Феликс — добрым, улыбчивым, но, разве что, немного более «сучьим». И если бы Ли попросили сделать тэг друзей, как виды нелегальной деятельности, то Хвана он бы отметил проституткой. Такая уж от него энергия была, ничего не поделаешь. Но, наверное, это и завораживало Ликса. — В дартсе я может и дилетант, но зато в картах мне всегда везет. — Так уж всегда? — с едкой ухмылочкой произносит Со и, приподнимая бровь смотрит на младшего. — Я не проигрываю. Если не верите, можем сыграть, скажем, на раздевание, — у Феликса в глазах чертики скачут, а азарт от чего-то так внезапно по венам разливается. Играл он действительно неплохо, но дело было не в этом. Феликс просто умел вовремя незаметно скидывать карты. Он пользовался этим несколько раз в барах, чтобы выиграть себе денег на выпивку, но ни разу не делал этого при парнях из группы. По крайней мере, но этого не помнит. — Окей, играем, — говорит Бин, и парни усаживаются по кругу на полу, — Любой мухлеж приравнивается к полному проигрышу, и за него та же плата. Такое в игре условие. Феликс нервно сглатывает. Со знает? Ладно, остается надеяться на свои умения и удачу, все должно обойтись. Парни усаживаются теснее, начиная игру, по ходу которой продолжают понемногу выпивать и дурачиться. И все действительно идет хорошо, пока Феликс не понимает, что играть с парнями на раздевание — было действительно ужасной идеей. Чем он только думал? Явно не головой. По итогу трех раундов Чанбин остался только в белье, а Хенджин сидит без футболки, и все бы ничего, если бы от этого вида Феликс не почувствовал тянущее чувство у себя в паху. Сильные руки Со, натренированные годами игры на ударных, стройный торс и невероятно красивые, длинные пальцы Хвана оказали на затуманенный алкоголем мозг младшего весьма сильное впечатление. На игре сосредотачиваться стало нелегко, а маленький секрет в виде сброса карт производить стало еще сложнее. В колоде остается всего пара штук, и блондин знает, что если сейчас сбросить, то он выйдет и снова победит, оставив уже и Хенджина без штанов. От этой мысли дыхание снова спирает, и, на самом деле, стоило бы прекратить игру, сославшись на опьянение, но Ли этого не делает. Вместо этого он аккуратно кладет одну карту под другую, подкидывает их Со, который сейчас должен отбиваться, но все идет не по плану. Феликс чувствует, как Хван ненароком кладет свою ладонь ему на голень и слегка сжимает, что заставляет младшего на секунду потерять связь с реальностью. Пальцы соскальзывают, обнажая перед игроками нечестную схему блондина. — Пытался скинуть? — совершенно не удивленным тоном спрашивает Чанбин, — И долго ты это делал? Не видя больше смысла скрывать свой обман, Ликс говорит правду: — Всю игру… — произносит он, и видя ухмылку старших парней решает оправдаться, — Но не каждый ход! Только когда было действительно нужно! — Ликси, Ликси, — качает головой Хван, и, надувая губы и театрально изображая обиду, продолжает, — Ты играл не честно и был плохим мальчиком. Очевидно, старший не вкладывал в эту фразу ничего сексуального, но на уже порядком возбужденного и немного подпитого Феликса это подействовало не лучшим для него образом. Член в штанах одобрительно дернулся от этих слов, а щеки запылали еще ярче. — Ты же помнишь, что мухлеж равен полному проигрышу? А полный проигрыш это… — Полностью раздеться? — голос младшего слегка дрогнул, а ноги стали ватными. Ему придется полностью раздеться перед двумя старшими парнями, которые, сидя сейчас перед ним, одним только видом смогли его возбудить. И это была еще одна проблема. Ли аккуратно стягивает с себя штаны, делая все так, чтобы его стояк оставался незаметным как можно больше времени. Он снимает толстовку, оставаясь в белье и футболке, но избавляться от нее не спешит, нервно сжимая ее край, висящий в районе середины бедер и являющийся последней преградой между святым неведением друзей и его позором. — Чего медлишь? — спрашивает с прищуром Хван, а после, наклоняется над самым его ухом и, горячо обдавая дыханием, шепчет, — Или ты думаешь, я не заметил, что у тебя стоит с тех самых пор, как мы с Бинни сняли футболки? Младший мгновенно заливается краской, а в горле встает странный комок, не дающий нормально говорить. — Хен! Это… Это не то, что ты думаешь! Я просто… Я… — О, что «ты», Ликси? Развел старших на спор, предложил раздевание, играл нечестно просто так? Без умысла? — в это время рука Хенджина легла на бедро младшего, проходясь от колена почти до паха по внутренней стороне, и немного сжимая чувствительную кожу. — А потом возбудился от вида своих хенов? — Чанбин усаживается рядом с Ликсом тоже, и, подобно Хвану наклоняется к уху, но бедра не трогает, вместо этого приподнимая футболку за край и запуская под нее одну из своих рук, прикасаясь к напрягшемуся животу, — Плохой, плохой мальчик Ликси. Феликс неопределенно взвизгивает, чувствуя прикосновения к своему телу, и вообще не понимает, что сейчас происходит. Он настолько шокирован и выбит из колеи происходящим, что даже не может как-то отреагировать, а только ерзает и скулит под прикосновениями рук своих хенов. — Что же нам делать с ним? Как думаешь, Бин? — в это время Хенджин наклоняется над шеей младшего, и прикусывает в районе жилки, выбивая почти полноценный стон. — Не знаю… Нам точно следует его наказать, но как? — Чанбин ведет носом от ключицы к уху, останавливаясь там, и низким, охрипшим от возбуждения голосом продолжает, — Может, нам стоит отшлепать его? Феликс взвизгивает и заливается краской еще больше, стоит только представить сильные руки Со, оставляющие красные саднящие следы на его заднице. — Или дать этому негоднику больше ласки, но не давать кончить, заставить его сдерживаться? — Хван снова ведет рукой по бедру, проходясь выше, максимально рядом с изнывающим членом младшего, но не задевая его. Феликс инстинктивно пытается вскинуть бедра в жажде прикосновений, но ему не дают этого сделать. — Или пусть сам решит. Ликси, как думаешь, какое наказание ты заслужил? — Бин наконец дарит блондину хоть каплю таких нужных тому касаний, почти невесомо потирая ствол младшего через ткань. — Я-я… Ч-чанбин… — всхлипывает Ли. — Называй меня хеном, малыш. — Х-хен, я был оч-чень плохим, — с запинками произносит младший, изгибаясь под руками хенов, и стараясь сдерживать свой скулеж, — И я… ах… Заслуживаю любого наказания, к-которое вы выберете. — Здесь нам будет не удобно разбираться с тобой, Ликси. Думаю, нам нужно переместиться в спальню, как думаешь, Джинни? — спрашивает Со, немного сбавляя напор своих касаний. — Да, в спальне будет удобнее. Но сначала малышу Феликсу нужно пойти в душ и немного подготовиться для своих хенов, верно? — с последними словами Хван прикусывает мочку уха младшего, от чего тот не сдерживается, и своей маленькой ладошкой хватается за предплечье старшего. Ли думает обо всем происходящем и сжимает пальцы крепче, чувствуя еще один укус, но уже на своей шее. — Ликси-Ликси… Ты такой плохой мальчик, — говорит Хван, начиная выцеловывать чувствительную кожу, оставляя легкие красные следы. — Даже хуже, чем мы думали. Ты очень плохой мальчик, Ликси. — Х-хены, позвольте мне с-стать хорошим для вас и… Ах! Искупить свою в-вину, — Феликс еле выговаривает слова и даже выпускает несдержанный короткий стон, когда чувствует новый натиск и поглаживания на члене. Как-то неожиданно руки и дыхание рядом исчезают, и вместо этого Ли слышит низкий голос, который в приказном тоне произносит «Идем». Все трое парней поднимаются, только вот ноги Феликса держат его едва-едва, в любой момент готовые вовсе перестать функционировать, поэтому путь в сторону душа он проходит будто в тумане и ступая по вате. Чанбин с Хваном уходят в спальню, а Ли, заходя за дверь ванной медленно съезжает по ней спиной, и пару секунд дает себе отдышаться и осознать происходящее. Он правда собирается переспать с ними. С двумя своими друзьями. Одновременно. Это как-то не особо укладывалось в его голове, ведь думать об этом по ночам — это одно, а когда это происходит в реальности — совсем другое. Он возится со спринцовкой минут двадцать, еще десять тратит на общий душ, и это время тянется ужасно долго для него. В конце, он наспех вытирается найденным полотенцем, неловко натягивает свою длинную футболку и бросает взгляд в зеркало. Щеки пылают, глаза блестят остатками алкоголя, а волосы нервно растрепаны. Ликс аккуратно их приглаживает, запуская пальцы между светлых прядей, а после наклоняется над раковиной и обдает лицо холодной водой еще раз, чтобы точно успокоиться. Еще один вдох, долгий выдох и блондин разворачивается к двери и уже даже почти тянет за ручку, но его прерывает мысль о том, что, может, лучше снять футболку? Смысла в ней, как такового, уже не осталось, поэтому неловко помяв край одежды еще секунду, блондин все-таки ее стягивает, не совсем бережно кладя на край той же раковины. Воздух в коридоре чуть прохладнее, поэтому кожа покрывается мелкими мурашками, а ступни странно пристают к паркету, пока Ли проходит три небольших, но однозначно не самых легких шага до входа в спальню хозяина квартиры. Дверь туда была открыта, поэтому, подойдя, Феликс сразу видит картину, происходящую там и замирает под натиском нахлынувшего вновь тумана в голове и щекочущего внутренности возбуждения. Чанбин с Хенджином явно не играли бы все эти полчаса отсутствия Феликса в камень-ножницы-бумагу, но почему-то при виде жадно целующихся и уже полностью обнаженных старших сердце блондина пропускает удар и кровь приливает к щекам. Их руки голодно касаются тел друг друга, а громкое дыхание между резкими, почти рваными и мокрыми поцелуями растекается в воздухе комнаты, будто кипящее масло. Ли смотрит на то, как пальцы Хвана цепляются за бока барабанщика, как сильные мышцы перекатываются и напрягаются под кожей второго и у него буквально дыхание заканчивается от того, насколько эта картина красиво выглядит. Возбуждение накатывает с новой силой, и колени снова начинают подрагивать, а член буквально течь, прося к себе внимания. — Наш мальчик вернулся? — слышится игривый, глубокий и наполненный чистым вожделением голос Хвана, — Уже совсем без одежды… Ты такой красивый, и такой порочный, Ликси. Блондин медленными шагами ступает к кровати, и вставая возле самого ее края чувствует две пары рук, что совершенно обжигающе начинают скользить по его телу и утягивать к себе на постель. Вскоре вся его кожа уже буквально пылает под натиском ладоней, которые будто пытаются свести его с ума, то плавно, почти нежно очерчивая торс, то сжимая и легко царапая плавящуюся кожу. Все это так странно, но будто так правильно. Его язык поочередно сплетается то с Хвановым, то с Чанбиновым, и этот мокрый танец так подходит Феликсу, что он начинает ерзать и скулить, будто щенок, что жаждет быть самым лучшим и любимым, получить больше, еще больше ласки. — Малыш чего-то хочет? М, Ликси? — вопрошает Чанбин, в очередной раз отрываясь от его губ и обжигающе шепча в самые губы. — Х-хен… — буквально скулит младший, ерзая на покрывале еще раз, и взглядом мечется от одного парня к другому, без слов пытаясь передать им свои чувства. — Будь хорошим, скажи нам, малыш. Ты же хочешь быть хорошим для нас, да? — руки Хенджина легко поворачивают лицо, придерживая за челюсть, а большой палец проходится по контуру пухлых и раскрасневшихся губ блондина. Феликса трясет, а в голове снова стоит вязкая дымка, что не дает внятно соображать, а только оставляет какие-то обрывки мыслей и желаний. Он собирает все эти осколки воедино, но ничего конкретного так и не может сказать, поэтому, лишь выдает на выдохе: «Коснитесь меня, прошу», но даже этого хватает, чтобы получить еще один поощрительный поцелуй и мягко опуститься спиной на прохладное покрывало. Руки все еще оглаживают торс, губы ведут мокрую дорожку от ключиц ниже к прессу, а Феликс жмурится и закусывает губы, загнанно дыша и поскуливая от таких простых ласк. В момент его будто прошибает, когда дыхание обдает его член и влажный язык кого-то из парней на пробу проводит по головке. За ним следует прикосновение ладони, что ведет вверх от основания, растирая вязкую смазку. — О, ты только посмотри, Джинни. Наш малыш весь течет. — В таком беспорядке, а мы даже почти ничего не сделали. Какой же ты забавный, Ликси. Младший задыхается всхлипом и неловко вскидывает бедра навстречу желанным касаниям, но крепкая ладонь Со почти без усилий прижимает его обратно к кровати, а после немного сжимает. — Что мы говорили? Ты был плохим, поэтому правила сегодня не твои, сладкий. Ты должен или хорошо попросить, или терпеть. — Давай, используй слова, скажи нам, — не перестает дразнить Хенджин, самыми кончиками пальцев ведя по внутренней стороне бедра и переходя на возбужденный орган младшего. — Чего же ты молчишь? — Я-я… Ах! Так не могу, — скулит блондин, ведь его гнет и плавит, будто сахар в июльский день, а руки дрожат и сжимаются на покрывале. — В-возьмите его, прошу. Я так хочу, чтобы вы взяли его, ах! Прошу… — Ох, малыш Ликси так хочет, чтобы его член оказался во рту его хенов? — П-пожалуйста… Хван бросает взгляд на Чанбина, хищно усмехается, и, заправляя прядь темных волос за ухо, наконец широко ведет языком по члену Феликса, чем выбивает еще один сдавленный всхлип. Со тоже не теряется, и пока Хенджин занят головкой, то вбирая ее в рот и посасывая, то выпуская и почти нежно, совсем легко лаская самым краем своих губ, барабанщик уделяет внимание основанию, слегка сжимая его пальцами, а языком медленно ведет по яичкам, сводя младшего с ума еще больше. Бедра Феликса подрагивают и непроизвольно приподнимаются в моменты, когда горячие языки делают ему особенно хорошо, а руки постепенно вплетаются в волосы его хенов, прося о большем. Пальцы сжимают мягкие пряди сильнее, стоит рту Чанбина тоже подняться к вершинке возбужденного органа и тоже начать ласкать под самой головкой, иногда сталкиваясь с Хвановым языком. Такая картина почти выбивает из Феликса остатки духа. Старшие уже почти целуются вокруг его члена, оставляя на коже горячую слюну и влажно причмокивая. — Наш мальчик весь изводится… Хенджин отрывается от пульсирующей плоти с характерным звуком, и смотрит младшему прямо в глаза, в которых ни капли сознательного не осталось, только желание и черный туман вожделения, заволакивающий радужку. — Скажи, малыш, тебе хорошо? — Чанбин ведет кольцом из пальцев от основания к верху, и большим пальцем по щелочке на самом конце. — Мне так хорошо, боже! Я… а-ах! Вы просто… Ах, блять! Феликс получает легкий шлепок по бедру, и пальцы Чанбина сжимают его кожу в районе подвздошной кости. — Хорошие мальчики не должны так грубо выражаться. Скажи, чего ты хочешь прилично. — Хен, пожалуйста! Я… Я х-хочу больше. — Снова чего-то хочешь? М-м-м… Что же с тобой сделать? — тягуче спрашивает Хван, а после, хищно ухмыляется, снова заглядывая прямо в душу. Хенджин, не разрывая зрительного контакта еще раз языком проходится по яркой головке, облизывает свои губы, и ртом насаживается почти до основания, заставляя Феликса протяжно и жалобно застонать. — Ох, Ликси, ты такой громкий, — с почти нежной улыбкой проговаривает Чанбин, гладя его по бедру совсем невесомо. — Будь хорошим мальчиком, раздвинь ножки. Голос Со почти елейный, и Феликс послушно раздвигает колени шире, открывая обзор на сжатое колечко мышц. Наверное, смазка лежала где-то на кровати давно, потому что блондин почти сразу чувствует прикосновения скользких пальцев к своей дырочке, и начинает еще сильнее подрагивать. Мягкие подушечки оглаживают вход, слегка надавливая, и первый палец проникает почти свободно. Чанбин не двигает им пару секунд, давая привыкнуть, а потом, слегка сгибая, выводит наружу. Это не доставляет дискомфорта, и мышцы быстро приспосабливаются, поэтому уже через несколько движений добавляется и второй палец. Феликс внутри мягкий и податливый, излишне не напрягается, поэтому первые этапы подготовки идут хорошо. Третий палец наполняет Феликса, как ему кажется, до предела, но он помнит, что сегодня ему предстоит ощутить что-то намного большее, поэтому он берет себя в руки и старается раствориться в приятном тепле рта Хвана, что все еще мокро ласкал его ствол, обводя венки. В какой-то момент Чанбин надавливает на комок нервов внутри, и младшего прошибает волной электричества до самых кончиков пальцев. Следующие движения приходятся в ту же самую точку, и блондин громко вскрикивает при каждом из них, стараясь насадиться глубже. — Так кричишь, сладкий. Как думаешь, ты уже готов, чтобы принять меня? — Чанбин не прекращает движения рукой, сгибая пальцы внутри и сильнее надавливая на простату Феликса. — Да, прошу, пожалуйста. Я-я… Так х-хочу вас. Хенджин выпускает его член изо рта, и блондин на мгновение чувствует холодное опустошение, но почти сразу на смену ему приходит новый жар. — Давай, иди сюда, малыш. Чанбин откидывается на спину, и призывающе похлопывает себя по бедру, будто давая Феликсу команду к действиям, и младший принимает ее. Он, как послушный щенок подползает к барабанщику и седлает его бедра. Колени немного разъезжаются, от чего их члены на секунду неловко трутся друг о друга, и оба парня легко постанывают от такого простого касания. Хван, оставшийся позади, тоже не теряется и сам пододвигается ближе, укладывая ладони на ягодицы Ликса, и ощутимо сжимая их. Он оглаживает мягкие половинки, слегка разводит в стороны, взглядом скользя по розовому сжимающемуся отверстию, и выпускает легкий вздох желания, а младший на это только подается вперед, желая что-то уже сделать со своим возбуждением. — Малыш хочет член внутри себя? Горячий шепот прямо в загривок обдает мурашками кожу, и Феликс загнанно всхлипывает снова. Это так невыносимо хорошо, но так терзающе недостаточно. Он хочет больше, он хочет быть наполненным. — Пожалуйста, пожалуйста, я очень хочу… Я так хочу вас внутри, пожалуйста, — Ликс жалобно стонет и скулит, а глаза становятся влажными. — Ты получишь свое, малыш. Не бойся. С этими словами Чанбин, придерживая себя за основание, плавно направляет член ко входу блондина, но только дразняще водит головкой, пока не входя. — Я т-так не могу больше. Прошу… Задушенный всхлип вырывается изо рта младшего, и он уже готов сам насадиться на пульсирующую плоть, но его придерживают ладони Хвана, не давая сделать этого. — Так сильно хочешь? Бинни, дай ему желаемое, он был послушным, — Хенджин выпускает эти слова в основание шеи прикасаясь краем губ, а затем ведет языком вдоль бешено стучащей вены вверх и прикусывает. Медлить и дразнить дальше уже ни у кого сил не было, поэтому Со все-таки надавливает на вход, и тягуче неспешно толкается внутрь. Феликс принимает его достаточно легко, лишь немного сводя брови от легкого дискомфорта, но боли не чувствует. Барабанщик дает привыкнуть пару мгновений, а затем подается вниз, совершая первое движение, за которым следует неспешный толчок. Хван оглаживает одной ладонью торс младшего, иногда задевая соски и вызывая еще больше постанываний и всхлипов, а вторая его ладонь так и кружит по ягодице, иногда подбираясь ближе к растянутому колечку мышц, что сейчас без проблем принимает горячий орган Чанбина. Ли понимает, что это еще не конец, и поэтому заводит руку за спину, нащупывая ладонь Хенджина и самостоятельно направляя ее ко своему входу. — Пожалуйста, добавь. Я хочу вас обоих, пожалуйста… Шепот горячий и несдержанный, с гулким придыханием, что сводит с ума. Старший отрывает руку от торса, тянется за смазкой, чтобы добавить еще, и аккуратно скользит сразу двумя длинными пальцами внутрь. Феликс немного взвизгивает от еще большего чувства наполненности и ему даже кажется, что это слишком и он не сможет принять двоих сразу, но стоит только услышать хриплый стон со стороны Чанбина, что получает дополнительную стимуляцию, как все сомнения пропадают, а на их место приходит жгучее чувство азарта и желания угодить. Его разрабатывают плавно, не спеша двигая пальцами в противовес тягучим толчкам Со, и блондин достаточно скоро начинает скулить сильнее, уже самостоятельно подаваясь тазом навстречу движениям, ласкающим его нутро. — Хен, я готов. Ты можешь войти, я так хочу почувствовать и тебя тоже… Младший изводится, ерзает, а Хвану лишних слов уже и не надо. Он бережно вынимает пальцы, коротко чмокает Феликса в уголок губ и подставляет налитую кровью головку ко входу. Блондин, кажется, даже задерживает дыхание, когда ощущает, как в него медленно вдавливается второй возбужденный орган. Это доставляет определенный дискомфорт и тянущее чувство, но все перекрывает мягкое поглаживание его члена спереди, которое дарит Чанбин, видя немного напряженные брови и скулы младшего. Когда Хван входит до конца, он замирает, чтобы ненароком не сделать больно, и успокаивающе целует в загривок младшего, но Феликс нетерпеливый и до предела распаленный, поэтому он сам начинает медленно двигаться и тихо постанывать. — Малыш, тебе хорошо? — рука Со ложится на живот, а темный омут глаз скользит по лицу блондина в стараниях найти ответ. — Да, хен. Мне… мне так хорошо. Ах! — Ликс немного меняет угол и насаживается чуть глубже, задевая свою простату, и несдержанно стонет, — Вы можете двигаться, все в порядке. Мне так хорошо. Хван первым более резко подается вперед, и сразу же рвано выдыхает от чувства трения и горячей узости нутра младшего. Чанбин хватается за бедра того, сжимает до красных отпечатков и тазом ведет вверх, вторя действиям Хенджина. Темп постепенно нарастает, вздохов и стонов становится больше, а в головах творится полное безумие. Феликс даже почти кричит от этого чувства наполненности и жара, ползущего по коже, его ведет совершенно с новой силой и выгибает дугой под прикосновениями и толчками его хенов глубоко внутри. Все будто дымом подернуто перед его глазами, а в мыслях ничего не осталось, кроме слепого желания двигаться и стонать отрывисто, жалобно и сладко. Он никогда и не мог подумать, что может быть настолько хорошо, и что он способен чувствовать такое. Все трое терпели, сдерживая себя слишком долго, поэтому нескольких минут рваных толчков в почти бешеном темпе хватает, чтобы в последний раз войти до упора, и, не отпуская, горячо излиться внутрь жмурящегося и почти плачущего от количества чувств Феликса. Тот, в свою же очередь, рвано выдыхая и ловя мириады созвездий под тонкой кожей век доводит себя до края буквально двумя смазанными движениями пальцев под головкой члена, и белесыми каплями остается на подрагивающем прессе Чанбина. Взмокшие тела отодвигаются друг от друга, и парни устало валятся на кровать, почти сразу глупо проваливаясь в сон, и оставляя сперму вязко вытекать из покрасневшего и растянутого входа Феликса. Они разберутся с этим беспорядком утром, ровно так же, как и разберутся в себе и том, что только что произошло.