Между строчек, или как Билли Джо Армстронг Трилли писал.

Армстронга всегда неимоверно бесили внезапные пробуждения. Неважно, будь то утро, вечер или глубокая ночь. И вряд ли это утро могло быть исключением. Голова, как это обычно бывает после добротной попойки, раскалывалась неимоверно. Как ни крути, сколько не пей, но к этому привыкнуть просто невозможно. - Никто на этом гребаном свете не имеет права отнимать у меня мое законное право на сон! - нечленораздельно прошипел Билли, только отмахнувшись от чьих-то рук, так настырно тормошивших его плечо и сильнее зарывшись в одеяло. Возвращаться в жестокий мир похмелья, как это ни странно, никому не прельщает. Но любишь пить - люби и минералкой дерьмовые на вкус таблетки запивать. Если, конечно, ты не гребаный мазохист и боль в голове не приносит тебе кайф. Но Билли, даже несмотря на своих особых тараканов в голове, никогда не относился к подобным фрикам. - Би, проснись, - нарушитель покоя все не унимался. Но его внезапно прозвучавший голос хотя бы пролил Армстронгу свет на сущность своего хозяина в виде привычно обеспокоенной Эдриенн, склонившейся над постелью мужа и уже пятую минуту не особо успешно пытающейся пробудить того после очередного кошмара. - Эдди? - взлохмаченная макушка мужчины все же соизволила высунуться из-под одеяла. Одежда Билли в каком-то своем парадоксально-хаотичном порядке была разбросана по полу спальни, но Армстронг почему-то совершенно не помнил, когда он успел ее с себя снять. Разве он не засыпал прямо в ней? Изумрудные глаза так и норовились закрыться от бренности бытия, или, может быть, лицезрения столь печальной картины. Ведь бардак-то придется разбирать ему. Так что пока есть возможность, можно закрыть глаза, чтобы отсрочить встречу с устроенным срачем хотя бы зрительно. И вряд ли малышка Эдди сжалится над непутевым мужем, кажется, в очередной раз нарушившим обещание "больше не лакать алкоголь до состояния "в дерьмо"", так что ему придется пахать с тряпкой в охуенной компании из маленького ядерного взрыва в черепной коробке и бессчетными попытками вспомнить события прошлого вечера. В общем, день обещал быть веселым. - Билли, ты снова за старое? - безэмоционально прошептала Эдриенн, пропуская его уже изрядно грязные локоны сквозь пальцы, даже не смотря на мужа, а, скорее, бездумно изучая взглядом противоположную стену. Это был не вопрос, а лишь утверждение того, чего она боялась больше всего, пропадая у подруги на целых два дня без возможности контролировать действия Армстронга. Конечно, не в том параноидальном смысле, когда обезумевшие супруги начинают качать на тебя права, отслеживая каждый твой шаг и названия через каждые пять минут, чтобы удостовериться в том, что ты, как это бывает по воле случая, никого сейчас не трахаешь, или находясь под градусом, все еще способен шевелить языком и помнить адрес своего дома. Вот оно. Это дурацкое чувство полной дезориентации, когда информация, поступая тебе в голову, не спешит расшифровываться, и ты должен, как идиот, до скрежета шестеренок в голове, пытаться вникнуть забродившими мозгами в смысл доносимой информации самостоятельно. Не самое приятное ощущение, Билли подтвердит. - Ничего не помню, - виновато пробубнил Билли, не спеша опускать край одеяла ниже, чтобы Эдриенн, не дай Джимми, не увидела на его лице стыд. - Тебе стоит принять душ, завтрак на столе. Хотя я бы не называла это завтраком. Три часа дня, все же, - устало вздохнула Нессер, легонько похлопав ладонью по одеялу в том месте, где, предположительно, должна была находиться нога фронтмена, и привстала с кровати, бросив удивленный взгляд на клочок салфетки возле тумбочки. Но не придав этому никакого значения, женщина вышла за дверь. Армстронг еще с минуту пролежал под одеялом, так и не сменив положения, раздумывая о том, что засыпать уже, наверное, нет никакого смысла. Да и вряд ли в этот раз у него это получится. Как он только умудрился заснуть вчера? Неужели и вправду так много выпил? Билли спустил ноги с кровати, касаясь ступней какого-то белого клочка бумаги и отфутболивая его в сторону со смутным чувством, что вместе с этой бумажкой от него ускользнула какая-то очень важная мысль. Прошлые два дня плавали в захмелевшей голове Билли, как в тумане, находясь на "золотой середине" его сознания. Так, чтобы фронтмен точно знал об их существовании и важности, но не был способен узнать их ближе. Узнать то, что они так старательно пытаются ему сказать. Хмурясь, в попытках рассмотреть текст, что расплывался перед глазами в тот же момент, как взгляд начинал более-менее фокусироваться на воображаемых буквах воображаемого текста. Но это не было странным. Память стирается. Память умирает. И это в порядке вещей. Но здесь выражение "рано или поздно" совершенно не применимо. Потому что потерять ее рано как раз не в порядке вещей. Тебе за семьдесят? Склероз в этом возрасте совершенно ожидаем. И вряд ли этот период времени можно назвать "рано". Тебе не больше двадцати пяти, но память в твоей голове с каждым днем осыпается мелкими осколками на холодный пол разрушающейся прямо на глазах жизни? Но это "рано" очень легко объяснить. Может быть, ты вернулся из самого пекла войны, возможно, находясь на волосок от смерти, когда граната взорвалась в нескольких метрах от тебя и отбросила твое безвольное тело ударной волной, до подскочившего в организме давления и крови, так внезапно проступившей из носа, ушей или глаз? Парень, это лишь контузия, и ты еще слишком легко отделался. Это "рано" - исключение, имеющее право быть в порядке вещей. Тебе почти сорок лет, у тебя есть все, что только нужно счастливому человеку в жизни, но ты беспросветно бухаешь, прикрываясь очередной амферной проблемой, чтобы скрыть истинный факт того, что ты просто не можешь остановиться. Ты слишком слаб, но совершенно эгоистично призываешь фанатов быть сильными, подавая им совершенно наигранный, но омерзительно убедительный пример. А память просто полируется литрами этого дрянного пойла, напрочь вымываясь с последними остатками здравых мыслей. Но если последние легко восстанавливаются, то память даже при большем желании вернуть нереально. И это "рано" уже нихрена не нормально и быть в порядке вещей просто не имеет права. Этого не должно быть. И все эти "неправильные чувства", "больное влечение", "неразделенная любовь" и прочие красивые фразы тоже не повод, а лишь жалкая и смешная отговорка перед самим собой. В данный момент Армстронг испытывал только одно чувство - чувство ненависти к самому себе. Билли готов был избить костяшки рук о гладкую, чуть запотевшую от паров горячей воды поверхность зеркала в кровь, в наказание за свою слабость. Он готов был, до невыносимого зуда ободранной кожи и проступающих на спине отчетливых красных полос, оттирать жесткой мочалкой свое тело от омерзительного чувства беспомощности и "грязности" своих лживых оправданий, что словно невидимой копотью осели на его теле. Но заместо этого мужчина всего лишь закрутил кран, лениво повязав полотенце на бедрах, и спустился на кухню. - Так... что случилось с этой твоей Кристи? - пробубнил Армстронг, пережевывая очередной кусок говядины с удовлетворенным выражением лица, как будто это совершенно не у него сейчас в голове сквозная дыра вместо памяти. - Это долгая история, - спустя какое-то время ответила Эдриенн, продолжая мыть посуду с отсутствующим выражением лица, - лучше расскажи мне, где тебя вчера носило. - Эдди, я... - Довольно, - равнодушно прервала очередной поток бессмысленных оправданий Эдриенн. И только неловко разбитая об угол раковины тарелка выдавала ее истинное состояние. Чертыхнувшись себе под нос, женщина начала собирать осколки, картинно не обращая внимания на руки мужчины, неуверенно обвившие ее талию. - Милая, ну хватит дуться, - Билли обидчиво выпятил губу, прошептав это на ушко хмурой Эдриенн, надеясь, что это хоть немного, но смягчит ее. - Кто дуется? - упрямо продолжая игнорировать мужа, нахмурилась Нессер, доставая последний осколок упавший в любимую кружку Джозефа с изображением забавно ухмыляющейся синей черепушки. - Моя маленькая Эдди, - ласково ответил на вопрос Билли, поцеловав женщину за ушком и уже более уверенно притягивая ее к себе, от неожиданности действий которого девушка выронила вторую более-менее сохранившуюся половину тарелки на пол. - Армстронг! - возмущенно воскликнула Нессер, но Билли опередил ее, отстраняясь, чтобы нагнуться и собрать еще одну порцию осколков, смеясь. - О да, очень смешно, Би Джей, - фыркнула Эдриенн, выкинув другие осколки и присев рядом с мужем на корточки, помогая ему собрать оставшийся керамический мусор. Армстронг ничего не ответил, лишь улыбнувшись, как только их пальцы случайно коснулись друг друга на последнем оставшемся осколке. Эдриенн улыбнулась, опустив глаза и, кажется, совершенно не спеша отдергивать руку. - Ты больше не злишься? - радостно улыбнулся Билли, скорее констатируя это, чем спрашивая. - Ты же знаешь, что я не могу на тебя долго злиться, - грустно улыбнулась Нессер, сплетая их пальцы, но так и не отрывая задумчивого взгляда от пола. - А ты этим еще и пользуешься, хитрый засранец, - беззлобно нахмурилась Эдриенн, поднимая снова искрящиеся былым теплом глаза, как будто все происходящее до этого было лишь одним страшным сном. - Я тоже люблю тебя, милая, - рассмеялся Армстронг, потянувшись к губам женщины, чтобы слиться с любимой в нежном поцелуе, окончательно помирившем супругов. - А сейчас ты встаешь, идешь за пылесосом и до блеска убираешь устроенный срач в комнате, - явив мужу ослепительную улыбку во все тридцать два зуба, проворковала Эдриенн, отправляя последние осколки тарелки в мусорный пакет и как ни в чем не бывало упорхнула в зал, оставив Билли наедине с неутешительными мыслями. Решив, что выхода из этой дурацкой ситуации у него так и не предвидится, Армстронг возвел короткий сокрушенный взгляд к потолку и неохотно поплелся на второй этаж, с завистью взглянув на развалившуюся на диване перед какой-то включенной мелодрамкой довольную жену. Притащив невъебенно тяжелое чудо техники в комнату, первым делом Билли решил собрать кощунственно разбросанные по полу вещи, искренне недоумевая, как он вообще мог надевать ЭТО прошлым вечером. Может быть, он по ошибке утащил штанишки какого-нибудь стриптизера из клуба, в котором он, вероятно, вчера и напился до беспамятства? Да его задница даже чисто физически бы не влезла в это! Или же.. Билли очнулся от размышлений как раз вовремя, надев штанину облегающих джинс только наполовину и с диким воплем высунув из них ногу, быстро моргая, чтобы отогнать наваждение. От греха подальше Билли, не раздумывая, запихнул столь странную часть гардероба на самую верхнюю полку шкафа и для надежности оперся о его дверцы спиной, первую секунду серьезно считая, что без этого действия эти дьявольские джинсы снова вырвутся наружу. И только по прошествию двух минут Армстронг отошел от дверей, в сердцах называя себя поехавшим сраным алкоголиком. Внимание фронтмена невольно привлек смятый клочок салфетки, который он поленился выбросить утром, лишь закинув его куда-то в угол комнаты. - Что ж, если я буду тупо пялиться на эту несчастную бумажку, она сама по себе не исчезнет, - заключив столь печальный вывод, вздохнул Армстронг, с мученическим вздохом привстав с кровати и неохотно перебирая ногами, добрался до противоположной стены и нагнулся за листком. - Хм, странно, - Билли повертел клочок бумаги в руке со смутным чувством дежавю и отточенным движением запульнул его в приоткрытое окно. Ну не тащиться же снова по лестнице из-за какой-то жалкой бумажки? Врубая пылесос и попутно "разогревая" свои голосовые связки, Армстронг прочистил горло, в полной боевой готовности поразить машинку своими вокальными данными ну или хотя бы постараться перекричать ее шум. Напевая бодренький мотивчик Peacemaker на весь второй этаж и буквально чувствуя, как головная боль перестает быть настолько невыносимой, а перед глазами то и дело начинают мелькать какие-то несвязанные, но, кажется, очень важные отрывки прошлого вечера, Армстронг с энтузиазмом носился по комнате с пылесосом наперевес. Может быть, ему просто стоило расслабиться и перестать терзать свою голову упорными попытками хоть что-нибудь вспомнить, чтобы память вернулась к нему самостоятельно? Или же это все какие-нибудь скрытые особенности песни? - Бред, - фыркнул Билли, как только эта мысль промелькнула в его голове, но невольно вспоминая тот листок, видимо, слишком опрометчиво и рано выброшенный в окно. Он, определенно, был связан с прошлым вечером. В конце-концов, предчувствие Армстронга никогда раньше не подводило, а в этот раз оно и вовсе било сиреной, стоило Билли еще утром обратить внимание на смятый клочок бумажки на полу. Но сейчас уже было поздно об этом думать. Не попрется же он за ним на улицу, верно? Практически закончив по десятому кругу драить несчастный пол, Билли резко заступорился на месте, хватаясь за голову, в которую так некстати, кажется, устав ждать, решили ворваться все воспоминания разом, грозя разорвать Армстронгу черепную коробку. По крайней мере, так вспышку острой головной боли расценил сам Билли Джо, едва не рухнув на кровать, но удержав равновесие, и просто присев, сгорбившись и пытаясь собрать доселе пропавшую информацию в кучу. Просидев добрых пять минут в том же положении, Билли так и не решился убрать руки с лица, мысленно покрывая себя тройным слоем отборного мата. Что он, блять, вчера творил? Все, начиная с самого утра и заканчивая нихреновой такой ночью, совершенно не хотело укладываться в его голове. Протестовало, вызывая лишь очередной неконтролируемый приступ тупой боли. Под чем он был в тот вечер, мать его? Мало того, что вел себя, как ранимая девственница, так еще и нарушил запрет, данный самому себе еще с десяток лет назад! Если, конечно, дрочку на лучшего друга вообще можно было назвать поступком этой самой ранимой девственницы. Черт возьми, как это опять могло случиться? Как он снова так налакался? Да еще и этот Райт. Чтоб ему пусто было. Бабник хренов. Хотел склеить себе какую-нибудь телку - мог бы и без них с Майком обойтись. Плотина раздраженных мыслей в голове Армстронга рванула, видимо, просто не выдержав напора всей этой долбаной несправедливости. Фронтмен воровато и старательно вытер руки о пижамные штаны, вспомнив, как он прикасался к этой конченой, в буквальном, мать его, смысле, бумажке руками и едва удержался от того, чтобы не побиться головой об стену, решив, что драматизма в этой ситуации и так было хоть отбавляй. Билли еще некоторое время просидел на кровати, не отрывая ладоней от лица, но догадываясь, что сейчас он, наверное, красный, как рак. - Какой же я долбае-е-е-еб, - мученически простонал Армстронг, устало протирая ладонями лицо. Билли ненавидел казаться слабым. Но сейчас, находясь один, ничто не мешало ему придаваться столь нелюбимому самокопанию, пряча лицо в ладонях от самого себя. Чувства накапливались подобно снежному кому, но вся ирония заключалась в том, что, в боязни показаться перед кем-либо слабым, Армстронг был безумно одинок в своей проблеме. Во всех своих проблемах. Никто не выслушает, никто не поймет, никто не даст совета, и ком в душе Билли будет только расти и расти без единой возможности быть растопленным чужой поддержкой, в которой так нуждался упрямо отрицающий это фронтмен. Ничему. Даже бумаге Армстронг не мог доверить своих мыслей. Песни, пожалуй, были единственным исключением. Да и вряд ли бы он решился написать песню о несчастной судьбе влюбленного недо-гея из своей извечной паранойи. Ведь эти фанаты могли найти подвох даже там, где его и в помине не было, пугая небывалой убедительностью собственных доводов, порой заставляющих задуматься даже самого Армстронга. Но ведь не все виды фанатов настолько параноидальны. Некоторым ведь и без этого легко представить их вместе! Щелчок в голове Билли слишком резко вырвал того из раздумий, заставляя фронтмена внезапно сорваться с места по направлению в одну из комнат детей.