Тщетны были попытки Сизифа взгромоздить камень на гору.
Взяться за ум его заставили угрозы матери или он сам всё понял, в пьяном угаре выкидывая своё тело в пустой воздух прочь из бара? Чёрт его разберёт, важно лишь, что Клуб Анонимных Алкоголиков заждался нового мембера. Это очень долгий процесс, но он рад, что реабилитация началась. Как оказалось, уникальность Харди состоит в том, что он единственный актёр в этом клубе, в остальном — сплошная посредственность. Проблема у каждого участника общая: соулмейт. Что ж, Том рад, что не он один идиот, зашедший слишком далеко. — Представьте, как наживаются производители на несчастных людях, пытающихся найти своё счастье? — Линда, женщина лет сорока, нервно водила пальцем по коленке, замечая одобряющие кивки. — Томас, ты готов рассказать свою историю? — Ничего сверхъестественного: пил с подросткового возраста, думал, встречу и быстро завяжу; соулмейт не отвечал, то есть, вообще никогда; пытаюсь привыкнуть к мысли, что не увижусь с ним в ближайшее никогда. — Том, существует так много ситуаций, когда он не может ответить… — Например, он мёртв, родится через сто лет или нет его совсем. — Например, у него нет алкоголя, может, он несовершеннолетний со строгими родителями. — Или он боится отвечать? — Или не хочет. — Может, не смирился с тем, кто ты такой? — Томас, вероятность его отсутствия так мала, случай буквально один на миллион. — Как же свободны такие люди, наверное… — Том, сложно это, конечно, но постарайся не принимать близко к сердцу, войди в положение своего соулмейта. — Да я понятия не имею какое там у него положение. Теперь так проходит каждое собрание. Ну да и хрен с ними, главное, что каждую пятницу вечером он не лежит на стойке и не говорит о своих проблемах с барменом. Его заменили Линда, Тим, Джеки, Гай, Майкл и глава всего этого кружка борцов с деменцией. Но самое главное состоит в том, что он снова в театре, что ему снова дали роль, что он будет играть.Или…
— В огне комет кровавилась роса, Являлись пятна в солнце; влажный месяц… — «Прости». Не останавливать репетицию, нет-нет, просто показалось. — …На чьём влиянье зиждет власть Нептун, Был болен… — «Я еду в Лондон… никогда в своей жизни не пил». — …тьмой, как в светопреставленье… Банка, в которой он жил, задыхаясь, пять лет, разбилась вдребезги. Ни один мускул не дрогнул на лице до самого окончания репетиции. Выйдя из здания и завернув в ближайший пустой переулок, он откинулся на обшарпанную стену. Животно завыл, сползая вниз и хватаясь за волосы всей силой рук. Лицо исказилось такой невероятной болью, что казалось будто он умрёт, сердце сжало, кровь выкачали из тела. Деревья шипели листьями, шуршали шины, говорили рты. Он — лопнувшая струна, больно полоснувшая по щеке. «Я Киллиан. Из Дугласа. Пришлось напиться в поезде… я на пути к тебе, Томас». «Пожалуйста, дай знак… я пойму, если ты не захочешь видеть меня, но я… да, я поступил, как конченный мудак». «Скажи, где ты?». Это последние в его жизни три стакана виски.