Невыносимый

— Какого… — Джон опустил руки, и его пакеты, более не удерживаемые, рухнули на пол, рассыпая свои внутренности по паркету. Шерлок повернул голову к источнику звука, отвлекшись от интереснейшего занятия – прицельного метания смятых листков бумаги в забитую урну. — О, ты вернулся! — Да, я вернулся. И меня не было с самого утра, и я очень надеюсь, что мне просто показалось, что когда я уходил, ты сидел в точно такой же позе и занимался точно таким же идиотизмом. Шерлок пожал плечами, возвращаясь к прерванному занятию и отправляя новый белый комок в сторону урны. Джон потёр виски, тщетно пытаясь успокоиться, но, кажется, лимит терпения его был исчерпан. — Я, — начал Уотсон, закрывая дверь, чтобы хозяйка не стала свидетелем их очередной «супружеской» ссоры. Такие за последний месяц случались нередко, но обычно заканчивались игрой в молчанку. Сегодня же Джон готов был уйти, хлопнув дверью. «Развод и девичья фамилия!» — Я работаю допоздна и ухожу рано утром, иногда даже заставая тебя спящим. Я приношу продукты, и я готовлю и убираю – хотя если ты не заметил, я не домработница и даже не жена тебе. А ты, ты ничего не делаешь! Только и сидишь, бубня о том, какой ты гениальный и что для тебя, такого гениального, нет работы. А ведь аппетиты у тебя приличные. Я дома почти не питаюсь, но холодильник почти всегда пустует. Сидя на месте, ты скоро отрастишь себе пару дополнительных подбородков и живот. — Неверно. Во-первых, у меня быстрый обмен веществ, а во-вторых, я всегда очень много думаю, фильтруя все свои воспоминания, или обдумывая что-то новое, а работа мозга это, знаешь, требует ещё больше калорий, чем спорт. Обычные люди используют не больше половины процентов возможностей своего мозга, я же – около девяноста. Если бы другие люди использовали столько, проблем с ожирением не возникало бы. — Хватит умничать, Шерлок. Оторви свою задницу от кресла и иди, найди работу, за которую тебе заплатят. Иначе вскоре останешься без необходимых тебе калорий. — В этом городе нет ничего, чтобы могло меня заинтересовать. Всё элементарно и просто, как в дешёвых детективах, в которых всех убил садовник, — Шерлок махнул рукой и чуть повернул голову. Заметив недоверчивый взгляд, продолжающий испускать лучи злобы, он потянулся за газетой и, раскрыв на рандомной странице, зачитал вслух. – Потерялся пудель. Украдена дамская сумочка. Убит подросток, тело которого было обнаружено на заднем дворе его дома. — И чем же тебе не угодил подросток? — Возрастом. Семнадцать лет – время для забастовок родителям, пьяных вечеринок, секса без разбора… — Плохого же ты мнения о подростках Лондона… — Они везде одинаковы, Джон. Ты перебил меня. И это время для игры гормонов, особенно у парней, когда их так легко можно поймать на «слабо». Вот и этого. Я звонил в полицию, узнавал подробности смерти. Наркотика в крови не обнаружено, зато алкоголя вполне достаточно, чтобы инстинкт самосохранения на время отключился. Мне прислали снимки тела. Так вот. Джон, ты знаешь, что такое русская рулетка? Знаешь, уверен. Смерть наступила от пулевого ранения в голову. Я внимательно осмотрел его на фотографиях и заметил, что отверстие не идеально ровное, как если бы стрелял кто-то другой, держа пистолет у его головы, а чуть овальной формы, словно стрелять было неудобно и дуло его было направлено не ровно горизонтально, а с наклоном – снизу вверх. Такие дырки можно заметить в головах самоубийц. Но парень явно не был самоубийцей. Просто его поймали на это самое «слабо». Предложили сыграть в рулетку. Не знаю, кто первым крутил барабан, но именно парню не повезло. А то, как тело оказалось на заднем дворе его дома, можно догадаться и с твоим умом – игроки были либо сверстниками неудачника, либо чуть старше, раз испугались и подбросили тело. Всё, дело закрыто, — Шерлок самодовольно улыбнулся, глядя в уже спокойные глаза Уотсона. — И за что ты такой умный на мою голову? — Считай это подарком судьбы. И вообще, я не понимаю, зачем тебе нужна работа? На моей карточке достаточно денег, чтобы кормить нас двоих ещё десяток лет. — Затем, что я не ты, я не могу сидеть без дела и питаться из чужого кармана. — Тогда чему ты возмущаешься? Джон устало вздохнул, прислонившись к косяку и прикрывая глаза. С Шерлоком было невозможно спорить или ругаться, потому что сам Шерлок был невозможным. Невыносимым. И то, как он блуждал по выходным по комнате в одних трусах, думая, что Джон спит. И то, как наблюдал за его поведением, делая вид, что читает. И то, как он умело заставлял Джона замолчать, порой даже не словами, а взмахом руки или лёгким прикосновением к коже. Джон присел, собирая рассыпавшиеся продукты обратно в пакеты, а потом отправился на кухню. Шерлок слушал хлопанье дверцы холодильника и маленький взрыв – зажёгшееся пламя на плите. Слушал, а потом потянулся, и, соскочив с кресла, отправился на кухню. Джон удивлённо обернулся, и нож застыл у него в руке. Шерлок подумал, что будь этот нож в руках кого другого, он бы отшатнулся, мысленно готовясь к защите, но нож был в руках Джона. В его руках нож не был оружием, просто аппаратом для резки овощей и мяса. — Знаешь, у тебя такой обреченный вид, что я решил помочь тебе. — Ты умеешь готовить? — А как я, по-твоему, жил до тебя? – почти обижено спросил Шерлок, доставая вторую доску и нож, а Джон смутился. Потому что тот продолжал быть невозможным, потому что «до тебя» звучало слишком интимно. Нож в руке Шерлока вспорхнул в воздух и, словно гильотина, опустился на кончик кабачка. Парень работал быстро и умело, словно всегда только и делал, что резал овощи, и Джон снова вспомнил про «невыносимый», потому что, сваливая нарезанное в одну кастрюлю, он подошёл слишком близко, наплевав на джоново личное пространство. — Мне нравится, как ты готовишь, — Шерлок стоял, опираясь о столешницу, и смотрел, как под стеклянной крышкой в красном соке варились овощи. Джон сидел на стуле рядом и смотрел на его профиль. И если Шерлок смотрел на еду со смешанным чувством желания и любопытства, то свои чувства Джон не смог бы описать. — Чем? — Не знаю. Мне нравится приготовленная тобой еда. Меня всегда интересовало, почему одинаково нарезанные овощи могут быть разными на вкус у разных людей. Иногда я даже готов согласиться с этими романтиками, говорящими, что всё зависит от чувств повара. Но в то же время, я часто злю тебя и вообще раздражаю, но вкус приготовленного тобой не меняется, — Шерлок задумчиво и как-то потерянно посмотрел на Джона, и тот не мог не ответить. — Злость и раздражение – это эмоции, не чувства. Шерлок отвернулся, и постепенно задумчивость сошла с его лица, сменившись победной улыбкой. Такая у него, когда он решает трудную головоломку. И Джону думается, что парень понимает его чувства гораздо лучше его самого. Но к счастью долго думать не пришлось, потому что Шерлок, попробовав рагу на готовность, сам себе кивнул и выключил газ. Чуть позже, сидя за столом друг напротив друга и поедая совместно приготовленное, Джону подумалось, что, наверное, всё-таки те самые романтики правы. И он прав. Потому что Шерлок улыбался, глядя на него из-под ресниц. Потому что невыносимо медленно облизывал ложку и словно нетерпеливо отстукивал весёлый ритм, костяшками пальцев по столешнице. Ну невыносимый же.