Wish you were

Тэхен наблюдает за тем, как сменяются цифры на электронном табло и вздыхает: Сингапур - рейс в 20:10, Токио - в 22:15, откладывается, точно так же как Будапешт, Лос-Анджелес, и только в чопорный Лондон самолеты летают всегда по расписанию. Он мог бы полететь куда угодно-мог бы часами слоняться по туманным улочкам Кэмдена, фотографировать закат у океана в Лос-Анджелесе или узнать что же это вообще за Будапешт такой и почему все столько говорят о горячих источниках и соляных банях. Он мог бы остаться здесь. Дать еще один шанс своим предрассудкам, в очередной (не первый, да и не последний) раз дать шанс наступить себе на горло во имя какого-то мутного «общего блага» о котором все вокруг с таким вдохновением говорят, их браку с Соджуном, который с самого начала был достаточно безумной затеей для того, чтобы показаться ему привлекательной-бога ради, он же только-только окончил школу, только-только начал жить своей, отдельной жизнью без этого бесконечного, изматывающего родительского авторитета, без этого непререкаемого благословения, без «отец хочет тебе добра, почему ты не замечаешь?». Отец его брак в итоге благословил. Сквозь зубы, наверняка наступая себе на горло, только чтобы папа в очередной раз не расстроился, и хотя Тэхен не то чтобы сильно просил его мнения получить в ответ «Я надеюсь он сделает тебя счастливым» было приятно. Он этого заслужил. Только вот жаль, что все в итоге так глупо вышло. Так глупо, так бесполезно... - "Посадка на рейс «Нью-Йорк-Сеул» открыта, просим пассажиров рейса 698 проследовать к гейту номер 4" Тэхен прислушивается к монотонному электронному рупору и не спешит подниматься-откровенно говоря, он даже себе не может объяснить почему из всех мест в мире выбрал именно Сеул для того, чтобы вернуться именно в тот момент, когда, казалось бы, еще одного удара он просто не вынесет. Слишком многое ожидало его там-родители, с их вечно сочувствующими лицами, Чонгук, его любимый младший брат, еще более красивый чем был до этого, совсем возмужавший и обросший этими каменными бицепсами и безобразно(прекрасно) лохматой чёлкой да позерскими татуировками, больше похожий на мечту всех окрестных омег, чем на маленькую надоедливую занозу которой ещё только предстоит кем-то стать. Там все его прошлое, там даже тот, о ком думать хотелось меньше всего и от кого бежал так далеко, как только смог при первом же шансе, который только смог ухватить. Не заботясь о последствиях. Которые, кажется, настигли его сами. Он проходит к гейту, подает документы, на автомате проходит по длинному рукаву в самолет и гулкое эхо собственных шагов отдаётся в ушах будто обратный отсчёт на таймере — девять, восемь, семь, шесть. Как же глупо, но почему ему кажется, что он больше никогда сюда не вернется? Посадочная площадка через крошечное окошко иллюминатора кажется плохо отрисованной картинкой из детской книжки. Небоскребы издалека выглядят совсем крошечным нагромождением каких-то бесполезных кружков и линий, нарисованных мутной, серовато-металлической акварелью на старой бумаге, и Тэхен отворачивается от этого кошмара супрематиста, поудобнее устраиваясь в кресле, даже включает какой-то фильм на планшете чисто чтобы отвлечься и не смотреть как растворяется когда-то такой любимый город в его личном маленьком объективе, а линии одна за одной превращаются в точки. Или все-таки многоточие? Когда-то давно он читал, что самое главное – это осознать, что твоя жизнь тебе не принадлежит, а уж все, что она приносит-тем более, а значит при первом же звоночке это нужно суметь отпустить. Когда-то он отпустил Чонгука. Задавив свою глупую, детскую, запретную (а от того еще более привлекательную) влюбленность просто позволил ему встречаться с каким-то парнем из университета с дебильной прической и идиотской улыбкой до ушей. Он был ни разу не красивый, но брат рядом с ним светился как начищенный чайник, смеялся над всеми его шутками и даже впервые проколол ухо, хотя раньше за ним таких стремлений не наблюдалось. Сейчас проколов у него столько, что и сосчитать страшно, и они ему даже идут. Он на самом деле всегда желал ему счастья. Только вот страшно было произнести это вслух. Потом был Хосок. Чон Хосок, его большой хен, его почти идеал, его личное маленькое красное солнце в морозный зимний день-он казался недостижимым, абсолютно недосягаемым, и сама мысль о том, чтобы обнаглеть в конец, нализавшись украдкой папиного виски и явиться к нему среди ночи предлагая «прямо завтра пойти со мной на свидание или я останусь жить у тебя под дверью» казалась абсолютной дикостью, но... Он все-равно это сделал. Наплевал на то, что не будь его отец таким лояльным к его выходкам – Хосок бы потерял и свою должность менеджера на его лейбле, и перспективу получить хоть какую-то должность выше поломойки в ближайшем будущем. Было одно свидание. Потом еще. Были улыбки, полунамеки, первый поцелуй в темном парке за раскидистым дубом – они тогда гуляли допоздна, будто не замечая что им обоим давно пора домой, а Тэхен давно опоздал на ужин, кружили вокруг друг друга, не в силах озвучить того, что лежало на поверхности-такие глупые. Такие по-детски друг в друга влюбленные. Хосок был всегда таким. Гладил по волосам, называл «смелым тигренком», приносил пиццу и даже покупал пиво, не разрешая, правда, пить холодное и слишком много, потому что «у тебя не папа, а ищейка, мы с твоим отцом однажды опрокинули по рюмке после записи, так она еще на пороге учуяла, и хотя тебе уже целых 17 лет, уж лучше не надо», забирал его из школы и даже сводил однажды в театр потому что «тигренку надо самообразовываться, как ты собрался поступать на художника если ты никого не знаешь кроме этих твоих бунтарей, что банку с краской на лист опрокинули и считают это искусством?!». Тэхен тогда уснул после второго акта, но Хоби-хен даже не злился, только пожал плечами и сказал что в следующий раз они пойдут на спектакль покороче. Его, казалось, абсолютно невозможно было вывести из себя, любую попытку спровоцировать конфликт и обидеться "а просто потому что" он подавлял в зародыше, и Тэхену ничего не оставалось кроме как прижать уши и признать, что он был неправ. Он был наверное слишком хорош для него тогда. Такой взрослый, зрелый, такой красивый, с успешной карьерой, он относился к насмерть в него влюбленному подростку так, как и должен был –целовал в макушку и гладил между ушек, проверял чтобы тот не забывал хорошо есть и вовремя делать уроки. Но Тэхену отчаянно хотелось другого- ему хотелось страсти, крышесносной, невыносимой, хотелось скандалов, типа тех, что периодически закатывали абсолютно повернутые друг на друге родители, после бурного примирения за закрытыми дверями остаток вечера собирающие осколки тарелок по всему коридору с тупым хихиканьем и поцелуями украдкой на разрушенной в порыве ссоры кухне, хотелось другой любви. Но Хосок в ответ лишь улыбался, пожимал плечами и говорил, что когда он вырастет, то обязательно ее получит. Он тогда решил все одним днем. Забрал документы из универа, не посоветовавшись ни с отцом, ни уж тем более с этим придурком Чонгуком. Пошел к отцу и попросил отправить его так далеко, как только возможно, и как можно скорее. Удивительно, как у того вышло, но уже через месяц он точно так же, как сейчас, сидел в самолете и наблюдал за кучевыми облаками, улетая в новую жизнь на целых 6 лет. С тех пор он ни разу не видел Хосока. Тот, видимо, не считал нужным прилетать к нему, так что они ограничивались формальными поздравлениями в катоке, что, в какой-то степени, тоже могло считаться общением. Но было ли? Он наблюдает за кучевыми облаками за окном и слышит как кто-то в голове голосом Хосока говорит ему что вон то, с пятнистыми ушами и длинным хвостом похоже на него. Что когда он вырастет, то будет самым красивым тигром который получит себе всех кроликов, которых только захочет. Вот и он. Красивый, взрослый тигр, и хвост отрос тоже. Но нужны ли ему теперь кролики?