Сон Натали
(Зарисовка, или Пропущенная сцена к главе XIX)
«…Но мечталось ей не только об этом, а ещё о том, как на балу они с Владимиром могли бы потанцевать вместе. И вообще, это было бы лишним поводом свидеться с ним. Его губы, почти запечатлевшие на её губах поцелуй во мраке коридора, не давали покоя Натали. Теперь она ещё сильнее принялась грезить о Корфе, словно отравившись им после своего последнего визита в поместье на высоком холме». Княжне Наталье Репниной снилось, что Владимир Корф находится здесь, в её комнате. Распахнув глаза, она разглядела в обволакивающем полумраке столь знакомый серый сюртук с поблескивающими в лунном свете пуговицами. А ещё его руки с длинными, изящными пальцами. Постояв немного в дверях, ночной гость бесшумно двинулся навстречу. Пока он шёл к ней, она неотрывно смотрела на его привычно бледное лицо с тонкими чертами, освещаемыми синевой наступившей ночи. Оказавшись подле кровати, Владимир опустился рядом с изголовьем. Дотянулся и коснулся руки, лежавшей на груди поверх одеяла. «Наташа!» — будто бы сказал он своим вкрадчивым, зовущим голосом. Княжна стремительно поднялась с подушек и оказалась подле него. Лицом к лицу. Столь близко, что без труда можно рассмотреть каждую чёрточку. А после, налюбовавшись, заглянуть в глаза, казавшиеся ей сейчас иссиня-чёрными — под стать этой удивительной ночи — живыми и сияющими, словно маленькие звёздочки. Ещё более таинственными и завораживающими. Так бы и смотреть в них. Как разгадать его? Что он прячет в самом тайном уголке своего сердца? Сможет ли когда-нибудь открыть ей все свои тайны? Она чувствует внезапный прилив нежности к нему. Всеобъемлющей и бескрайней. Просто так. Просто потому, что он здесь, что он пришёл к ней. В её сон. Наташа отрывает руки от постели и медленно поднимает вверх. Опускает их ему на плечи. Её пальцы неуверенно скользят по мягкой ткани сюртука, словно пальцы пианистки, впервые севшей за инструмент. Секунду назад она так боялась, что стоит к нему прикоснуться, и он исчезнет! Но Владимир по-прежнему перед ней. Она гладит его плечи, трепетно и неторопливо. А он следит за каждым движением. И ей чудится, что она слышит глубокий вдох, когда рука Натали опускается ниже, и её ладонь ложится туда, где бьётся его сердце. Настоящий. Живой. Абсолютно осязаемый! Тогда, быть может, это вовсе не сон? Осмелев, она притягивает его к себе и обнимает. Приникнув к нему, закрывает глаза, упиваясь внезапной близостью. От него исходит тепло. Оно проникает в кровь, медленно растекается по венам. Неужели она и вправду обнимает Владимира? Вот так продолжительно, что можно вдоволь насладиться своими ощущениями. А не украдкой и второпях. Барышня делает это несколько по-иному, чем удавалось ранее. Её объятия больше не походят на дружеские и, уж тем более, на сестринские (как она привыкла обнимать брата Михаила). Натали обнимает своего визави пылко, прижимаясь к нему как можно теснее, не упуская при этом возможности вдохнуть столь знакомый запах табака, часто исходивший от него наяву. Запах, который она с недавних пор полюбила. Ведь он связан с именем Владимира. А ей в последнее время стало нравиться всё, что переплетено с его именем. Её тянет туда, где ступала его нога. Она ловит каждое слово, высказанное о нём кем-либо. Ей хочется прикасаться к его вещам — ведь они хранят в себе память о нём и даже частичку его самого, если это любимые книги, картины или же письма, выведенные его рукой. Припав щекой к его щеке, она чувствует, как Владимир, в ответ на её пыл, гладит Наташу по спине, ласкает распущенные волосы. Сердце княжны отзывается на каждое прикосновение. Оно неистово стучит, колотится, рвётся на свободу. Подобно маленькой вольной птичке, внезапно пойманной опытным ловцом и посаженной в тесную клетку. Но птичка мечется и бьётся о металлические прутья, не желая подчиняться своей неволе. Натали делается даже немного больно от столь сильного трепета в груди. Становится невыносимо терпеть эту муку томящихся, прежде скрываемых чувств. Поцелуй. Только один его поцелуй. Кажется, ни о чём не мечталось ей столь сильно, как об этом. Ей хочется узнать: каково это, когда тебя целует Владимир Корф? Натали немного отодвигается, дабы вновь увидеть его лицо. Владимир улыбается ей. Едва заметно, одними уголками губ. Словно сам робеет от столь неожиданной интимности их встречи. Он тоже не ожидал, что его сердце, спустя череду бесконечных страданий, горестей и испытаний, и его душа, привыкшая к холоду и одиночеству, столь отчаянно отзовутся на жаркие объятия барышни, бывшей для него до недавнего времени всего лишь сестрой лучшего друга. Существовавшей где-то там, далеко-далеко, в своей, чуждой ему стране придворных интриг и сплетен, коварства и обмана. Теперь-то Владимиру известно, что Натали Репнина была в том пустом и ничтожном мирке белой вороной. Не такой, как все. Честной, смелой и гордой. Независимой и сильной натурой, способной преодолеть любые испытания. Да, она другая. Также как и он — другой. Извечный клин местного общества. Человек, которого чаще боятся при встрече, уважая за силу, и которому предпочитают не перебегать дорожку, нежели проявляют искренний интерес и доброту. Владимир знает: за глаза ему давно перемыли все косточки, особенно смакуя подробности трагических страниц жизни. И Наташе их наверняка точно также перемывали злобные завистницы-фрейлины. Как же хорошо, что она больше не мираж из прошлого! Что она здесь, прямо перед ним. Корф склоняется к ней. Его губы совсем близко. Натали не хочется закрывать глаза: она желает видеть его лицо в тот момент, когда их губы встретятся. Необходимо запомнить эти ощущения в мельчайших деталях. Незримыми красками нарисовать портрет Владимира таким, каким она не видела его никогда. Чтобы впоследствии воспевать и лелеять свой рисунок. Извлекать из своего воображения, когда ей будет нужно. И вот: он целует её. Сперва осторожно, едва касаясь. Раз за разом. Но спустя немного времени его поцелуй превращается в нечто требовательное, не имеющее никакой возможности остановиться. Именно так в сухой и знойной пустыне заблудший путник, умирающий от жажды, найдя вдруг оазис со спасительным источником, припадает к воде. Поначалу, не веря дару небес, он медленно пробует жидкость на вкус, ощущая, как с каждым глотком в него вливаются живительные силы. А после, потеряв голову от счастья, позабыв всё на свете, он неистово пьёт, пьёт, пьёт! Натали видит, как Владимир опускает свои веки, как подрагивают его ресницы. У неё начинает кружиться голова. Как будто это первый настоящий поцелуй в её жизни. И не было ни Андрея, ни Александра — никого до того самого мгновения, когда губы Владимира Корфа коснулись её губ! Против воли она закрывает глаза, отвечая на долгожданный поцелуй, вновь обнимая его, желая, чтобы её сердце, душа, мысли и тело — всё, что он захочет, принадлежало ему. Могла ли она вообразить, что это будет столь сладостно? Ощущать его влажные губы на своих губах, чувствовать, как его горячее дыхание прожигает изнутри, а руки, обхватывая талию, тоже жгут своим пламенным огнём. Новый поцелуй — и она сгорит. Пускай! Только бы прикасаться к нему, только бы он не останавливался, только бы ей не потерять сознание от собственных чувств, бьющих через край! В этот самый миг нечто выдёргивает её куда-то в пустоту. Она летит, стремительно разгоняясь. Кругом чернота. Темно. Темно! И нет уже рядом Владимира, его губ, рук, их объятий. Нет больше ничего, связывающего Наташу с ним. Но почему всё столь внезапно кончилось? Ей хочется обратно — к нему. Скорей, что есть силы, сопротивляясь ослепляющей темноте. Найти его и, отбросив прочь все свои сомнения, принадлежать. Навсегда. Навечно! Пока смерть не разлучит их любящие сердца! Ведь это возможно. Теперь она точно знает. Потому что он — тот самый, единственный. Особенный для неё человек, ради которого она сделает всё. И если будет нужно, отдаст ему всю себя: свои силы, свою кровь, свою жизнь, наконец! Княжна резко выдыхает и просыпается. Она в своей комнате. Лежит в своей постели. Вокруг и вправду темно — хоть глаз выколи. Свеча, оставленная на ночь у незашторенного окна, давно догорела. Натали вскакивает с подушек и ищет глазами. Никого! Владимир не прячется у дверей. Увы, не сидит в изголовье её кровати. И уж конечно, не наклоняется к ней для поцелуя. «Он меня околдовал, лишив всякого покоя и сна!» — шепчет она себе под нос, рассматривая свои руки в ночной синеве. Шепчет разочарованно. С явной тоской в плохо слушающемся голосе. Но даже проснувшись и осознав со всей ясностью, что это был всего лишь сон, Наталье Репниной продолжает казаться незримое присутствие Владимира Корфа в её комнате.