Хакер

- Тебе понравилось? – вдруг ни с того ни с сего спросил Бельфегор, глядя в черное небо за окном. - Что? – я растерянно посмотрел на него, не понимая чего ожидать, и почему он так резко сменил тему. - Там, в туалете, когда этот ублюдок целовал тебя, тебе ведь это нравилось? – объяснил он, неподвижно буравя меня глазами из-под челки. - Да. – просто ответил, я. Почему-то я и не подумал врать ему. Интуитивно понимая, что он не только услышит ложь, но и почувствуют малейшую фальшь в моем голосе. Однако сейчас для меня напуганного и уставшего это не имело уже значения. - Понравилось. – очень тихо проговорил я, однако Бел вздрогнул так словно я проорал свой ответ неожиданно ему в ухо. - А со мной? – глухо спросил он. - Нет. – немного помедлив, ответил я. Он дернулся, словно вместо ответа, ему влепили пощечину. Несмотря на темень в машине, я все же умудрился рассмотреть его глаза за спутанными грязными прядями челки. Тихонько сглотнув, мне хотелось вспомнить хоть одну из молитв, которые на распев зачитывал по воскресеньям пастор. Но, как назло, вспоминалась небольшая церквушка на окраине городка. По другую сторону дороги от нее был лоток со сладостями, и бабуля после утренней мессы, всегда покупала мне там леденцы. Это была своеобразная плата за то, что я согласился пойти с ней. Ребенком, только это подкупало меня сидеть долгие, три с лишним часа, и удивляться той ахинеи, которую нес пастор. Став взрослее, я послушно следовал за бабулей, но уже не из-за леденцов, а из желания понять. Когда же я осознал, что Великое мне понять не дано, несмотря даже на всю свою гениальность и безуспешные потуги странного чувака в рясе, я все равно продолжал посещать церковь. Скорее из-за того, что мое присутствие и конкретно скучающий вид очень бесили пастора. Глядя, как у него пунцовеют уши от невозможности что-либо сделать я, словно издеваясь, зачитывал со всеми молитву, вознося ее Великому Искусственному Интеллекту. Однако, сейчас не к месту возникшие воспоминания вызвали во мне дикую ностальгию. Глядя в полубезумные глаза этого маньяка, мне оставалось только с сожалением вспоминать и искренне сожалеть о том, что я не нашел своего «истинного пути». - Врешь… - неуверенно протянул Бельфегор возвращая меня снова во мрак машины. - Нет. – несмотря на весь мой страх перед этим принцем-дегенератом, мой ответ прозвучал совершенно спокойно и уверенно. - Но… ты ведь ответил. – глаза маньяка выдали всю его неуверенность, а я вдруг почувствовал, как пружина во мне делает последний силовой виток, чтобы затем распрямиться со страшной силой. – Не ври мне, жабка! Я ведь почувствовал! - Что именно? – холодно отозвался я. – Чего ты ожидал почувствовать от пьяного, укуренного и, весьма умело, возбужденного тела? Кажется, мой ответ ошарашил этого придурка. Он несколько мгновений так и сидел с открытым ртом. Потом, словно вспомнив, он его закрыл, и я ощутил, как в нем снова закипает злость. «Чего он добивается?» - стремительно пронеслось в голове, – «Он хочет разозлить себя, чтобы в порыве гнева убить меня? Или же он…». Страх и неуверенность словно рукой сняло, стоило только мне осознать столь неожиданную и крайне нелепую мысль. - Значит, возбудил тебя он. – выдохнул Бельфегор и резко схватил меня за воротник. – Не я. Я тихонько улыбнулся, чувствуя, что больше нет ничего, что удерживало бы меня – пружина распрямилась. Приблизившись вплотную к лицу немного ошарашенного маньяка я, преодолевая странную неловкость, поцеловал его. Почувствовав, как он сначала дернулся, словно стараясь избежать этого, я обвил его шею руками, лишив его всякой возможности отстраниться. Он некоторое время пассивно терпел мою самодеятельность, но стоило мне проскользнуть языком в его рот и почувствовать бархатность его неба, как он словно насмехаясь надо мной, перехватил инициативу. Его рука больше не сжимала ворот, сдавливая мне горло. Зарывшись в мои волосы, она резко сжала их на затылке, оттягивая голову взад. Издав непонятный звук от неожиданности, я только сильнее прижался к нему. Он провел второй рукой по спине, словно невзначай проскользнув ею под футболку. Странная нежность, которая сквозила в ласках этого маньяка, немного обескураживала. Она совсем не вязалась с его поведением и болезненным поцелуем. Но я был на верху блаженства. Бельфегор, странно, глухо зарычав, прервал поцелуй. Я видел в его глазах удивление, страх и страстное желание. Но, не дав ему опомниться, я провел языком по его скуле к уху и тихо прошептал: - Сейчас у тебя есть шанс исправить это. Легко сдернув со своей шеи мои руки, он негромко цыкнул, словно принимая какое-то решение. Без малейшего усилия удерживая их своими руками, он, наконец, усмехнулся и больно укусил меня за разбитую губу. - Ты действительно этого хочешь? – как-то машинально поинтересовался таким скучающим тоном, словно я принуждал его к чему-то. Я только раздраженно фыркнул, ведь прекрасно было видно, что этот идиот завелся, причем так, что вряд ли сможет сам остановиться, как в туалете после того злополучного концерта. Но Бел, видимо и не ждал от меня никакого ответа, слизнув кровь с моих губ, он снова скользнул руками под футболку. Чувствуя, как его горячие руки нежно гладят мою кожу, я полностью отдался своим чувствам. Мне хотелось, принадлежать этому кретину и, в тот же момент, показать свою власть над ним. Пусть я не терпел, чтобы мной управляли, сейчас, я беспрекословно подчинялся этому белобрысому ублюдку, и все потому, что он первый человек, который не только понял, но и принял меня. А я вдруг осознал, что мне уже давно неважно кем является этот маньяк. Я в свою очередь принял его таким, каким был он. Зарываясь руками в его волосы, я таял как воск под ласками его рук. Он же, ощутимо укусив меня за шею, стянул с меня футболку. А я, закрыв глаза, вслепую как котенок, тянусь к нему, пытаясь кое-как подавить странную, нервную дрожь в конечностях. В голове полный мрак, мыслей нет, как нет и понимания происходящего. Есть запах. Его запах. И он сейчас дразнит обоняние, подстегивая одно единственное желание – обладать им. Бел проводит пальцами по лицу, они все еще пахнут собакой, но это отнюдь не отталкивает, наоборот раззадоривает. Смешиваясь с терпким запахом пота и немытого тела, создает амброзию, что сейчас действует на меня хлеще какого-либо ферамона. А его руки скользят по моей коже так невыносимо нежно, медленно. Легко дотрагивается кончиками пальцев, а кажется, словно оголенные проводки шокера скользят по лопаткам, по каждому позвонку, изредка выпуская слабые разряды тока. И каждый мой нерв отвечает на эти разряды, наполняя тело сладостным ожиданием. Я пытаюсь переползти к нему на колени, но Бел снова стискивает мои волосы на затылке и резко прижимается губами к губам. Снова жестко хозяйничает в моем рту, с каким-то утробным рыком оттягивает нижнюю губу, прокусывая ее до крови. Но эта боль столь же желанна, как и его ласки. И сам я двигаюсь резко и порывисто, больше кусая его, чем одаривая поцелуями, желая, что бы и он был жестким, грубым. Слащавые ласки не для него, и, как выяснилось, не для меня. Чувствую как его рука расстегнув штаны стискивает мой член. Как грубо и резко стягивает трусы. А я, ощущая жар его ладони, сам толкаюсь бедрами навстречу этой руке, как полубезумный протяжно мычу и сам пытаюсь расстегнуть ремень на его джинсах. Но лишь обдираю кончики пальцев о замысловатую пряжку. Оторвавшись от его поцелуев, все же справляюсь с коварством его ремня и расстегиваю ширинку. Провожу руками по его бедрам, промежности. Пытаясь почувствовать его сквозь грубую ткань одежды. В жизни не испытывал такого дикого желания видеть чей-то член, дотронутся до него. Я лишь как завороженный наблюдаю, как Бел сам приподнимается, пытаясь освободиться от штанов. Его рука бессильно соскальзывает, когда я, неудобно изогнувшись, тянусь губами к его члену. Он откидывает голову назад, едва чувствуя мое дыхание, и лишь рука грубо, до боли зажимая волосы на моем затылке, толкает навстречу его бедрам. Его дыхание выходит с каким-то рычанием, а воздух в машине становится ватным и тягучим, оседая влажными каплями на коже. Но это сейчас не имеет для меня значения, не спеша дотрагиваюсь кончиком носа до его члена, слегка дую на него и с непонятным, восторженным блаженством отмечаю, как он реагирует на это. Отодвинув крайнюю плоть, языком провожу по головке. Его член подрагивает в моих руках, медленно увеличиваясь в размерах. Словно растягивая удовольствие, облизываю его как леденец, и уже смелее погружаю в рот, начиная посасывать. В голове в полной пустоте, только одна более-менее осмысленная мысль, что сейчас, в этот момент, Бел только мой. Увлекательный и до безобразия простой процесс затягивает меня – вниз-вверх по стволу его члена. Пытаясь максимально расслабить глотку, чтобы полностью поглотить его, прочувствовать каждую жилку-венку. Слегка приподняв голову, смотрю на него, как он, не мигая, наблюдает за мной, словно и его захватило происходящее между нами. Одна его рука все так же лежит у меня на затылке, но уже не оттягивает пряди, а зарывшись в них, пропуская сквозь свои пальцы, слегка поглаживает. Второй рукой Бельфегор поглаживал мою спину, и я, не выпуская его члена изо рта, пытаюсь мурлыкнуть от удовольствия. Отстраненно замечаю, как сам вжимаюсь своим членом в жесткую обивку сидения. Трусь об нее, испытывая боль и наслаждение. Замечаю, как напрягается его тело, начиная с ног проходит волна дрожи, я ощущаю это полулежа на его бедрах. Обхватив рукой свой член, второй шарю по его животу, чувствуя, как напрягается его пресс. Наконец, его член, вытянувшись, словно завибрировал. Крепче сжимаю его губами, ускоряюсь, будто опаздываю. В то же время помогаю себе рукой, стискивая мокрыми, от собственной смазки, пальцами свой член, пытаясь двигаться в такт. Вдруг конвульсивно дернувшись, Бел попытался оттолкнуть меня, но я затаив дыхание, обхватив свободной рукой его за талию, лишь крепче прижимаюсь, пытаясь вобрать его в себя как можно глубже. Смазка, до этого слегка сочившаяся из головки, становится густой и вязкой. Осознание того, что он кончил, приходит только тогда, когда глотаю вместе со своей слюной большее количество жидкости. Захлебываясь, выпускаю его член изо рта, и понимаю, что кончил вместе с ним, чувствуя как по руке, обжигая стекает уже моя сперма. Бельфегор порывисто дернувшись последний раз, расслабляется, запрокинув голову. Его дыхание прерывистое и частое смешивается с моим. Его жаркие руки, слабо тянут меня к себе, и я все же заползаю к нему на колени. Обхватив его за шею, утыкаюсь носом в его волосы, устало замечая как его рука, безвольно скользнув по моему опавшему члену, просто пристраивается на спине, иногда слабо поглаживая. Но вскоре замирает, а его дыхание становится глубоким и равномерным, говоря о том, что моего маньяка просто вырубило. Непонятно чему улыбаясь, я тихо прошептал, бесхитростно выдохнув одним словом «люблю», все, что чувствовал в этот момент и, закрыв глаза, немного поерзал, устраиваясь удобнее. Сквозь запотевшие окна немного понаблюдав, как светлеет небо, я, наконец, сам того не заметив, уснул. Я распахнул глаза, запоздало удивившись тому, что после практически бессонной ночи, не чувствую никакой усталости. Приподнявшись на руках, я увидел, что спал в весьма в неудобной позе, на моем маньяке, что сейчас смешно похрапывал во сне. Руки предательски задрожали, и я поспешил выпрямиться, с трудом подавив в себе выкрик боли. Все тело словно резко обрело чувствительность, словно каждую мышцу разом пронзили сотни острых иголок. Кое-как умудрившись извернуться, я понял, что выйти из машины, не разбудив этого придурка, невозможно. Упершись головой в одну дверь, в окно второй он просунул не вмещающиеся в машине ноги. Осмотревшись, я, наконец, додумался потянуть ручку, что убирала крышу. Несмотря на яркие солнечные лучи, утро было довольно прохладным. Легкий ветерок, ворвавшийся в щель открывающейся крыши, довольно быстро унес с собой все тепло, что было в машине. Бельфегор протестующе замычав, попробовал повернуться, но тут же проснулся. - С добрым утром. – с непонятным удовлетворением глядя на растерянный и потрепанный вид своего маньяка, злорадно проговорил я. - Где мы? – морщась от боли, Бел кое-как выпрямился, принимая сидячее положение и осматриваясь по сторонам. – Ты, какого, крышу убрал? - Душно стало. – лениво огрызнулся я и, наконец, вылез из машины. Ноги подгибались, джинсы, по вполне объяснимым обстоятельствам спадали, но я не спешил застегивать их. Над ухом раздалось пыхтение; нахально опершись на мои плечи, Бел, выдавив из себя особо душещипательный стон, попытался застегнуть ширинку. - Кушать хочется. – пытаясь подавить зевок, промямлил он почесывая грудь. Я улыбнулся глядя на ярко-красное пятно от моего укуса. - Ну, где-то впереди должен быть городок. – неуверенно протянул я. – А кстати сколько времени? Бельфегор вместо ответа пожал плечами и направился к какому-то валуну, немного повременив, я последовал за ним. Все еще ежась от холода, я позволил себе расслабиться, только услышав рядом журчание этого маньяка. - Пить охота. – некстати протянул я. - Ну, во мне немного осталось, - хмыкнул Бел. – Так и быть спасу твою шкурку в последний раз. Отфыркиваясь на его реплику, я, поспешно застегнув джинсы, потянулся к нему. Неприятно отметив для себя, как он напрягся от этого, но все же позволил скользнуть губами по своей коже, что все еще сохраняла сладостный терпкий запах проведенной ночи. Как выяснилось позже, немного пасмурная погода и низкое зимнее солнце создавали иллюзию раннего утра. На самом деле, можно было сказать, что уже почти вечер. То-то я удивлялся что выспался. Бельфегор, что было странно, не балагурил, сохраняя отстраненно холодный вид. Было сложно понять, о чем он вообще думает, снова сжав свои губы в еле заметную полоску, но его нервозность странно заражала. Он уверенно гнал машину вперед, сохраняя упрямое молчание, а у меня возникло ощущение, что он стремительно пытается от чего-то убежать. Уже с темнотой мы добрались до Монтерея. Бел не захотел проезжать через сам город, ссылаясь на то, что в связи с праздником, все дороги будут перекрыты. Решив объехать его через Гарсия, небольшой городок в 20 с лишним милях севернее. Проезжая улицы Гарсия, я с восторгом следил за шедшим полным ходом праздником. Везде были расставлены ларьки с сувенирами, люди в разноцветной, праздничной одежде с охапками цветов и венками. Все кафешки и забегаловки стояли с гостеприимно открытыми дверями. Всюду слышалась музыка и песни. Яркая и разноцветная иллюминация, словно полог, скрывала бедность городишки. Народ, мешая потоку машин, шествовал с букетами и транспарантами, кто-то выкрикивал, оповещая всех, что на окраине города состоятся бои быков. Мы же, просто, пыльными призраками, проезжали через это торжество, остро ощущая себя чужаками. Нам удалось остановиться уже на окраине городка. Почему Бельфегор так решил, осталось для меня загадкой. Сославшись на то, что ему приглянулась какая-то уличная забегаловка. Однако ресторанчик остался в четверти мили позади нас, поэтому мне пришлось возвращаться пешком. Этот маньяк остался якобы караулить машину, на что я мог только развести руками. - Эй, лягуш, возьми мне курицу! – догнал меня голос Бельфегора, стоило мне отойти от машины на несколько шагов. – Без чеснока! Я, махнув ему рукой, в знак того, что его просьба услышана, и зашагал бодрее. В ресторанчике гулянка была в самом разгаре. Несколько столиков, позаимствованных из близлежащих магазинов и домов, установили даже за ее пределами, чтобы вместить всех желающих. На небольшом пятачке, играющим роль сцены, шло представление пилигримов под незатейливою музыку ансамбля мариачи [1]. Вокруг пятачка шла веселая возня детей и собак, мужчины подпевали музыкантам, женщины и девушки танцевали. Проводив меня оценивающими взглядами, небольшая группка девушек задорно рассмеялась, повесив мне на шею странный венок. Их недвусмысленное внимание и короткие фразы, которые мне кидали вслед на ломаном английском, почему-то смущали. Ночь с Бельфегором заставила меня по новому отнестись к своим желаниям. Да я и не думал, что получу столь же большое наслаждение с кем-то еще. Каждая минута, проведенная с ним, была по-своему приятна. Как была приятна его резкость и грубость, и что самое интересное, я хотел большего. Меня не просто зациклило, меня просто повернуло на нем. Я сделал заказ и, наблюдая сквозь распахнутые двери за представлением, в мыслях то и дело возвращался к ночи, проведенной с Бельфегором, тая в себе желание повторить все еще раз. Купив курицу и сок, я поспешил к машине. Еще издали я заметил, что Бела в машине нет. Мне пришла в голову мысль, что он просто отошел отлить, поэтому я, поставив пакеты с курицей на панельную доску, включил диск и стал его ждать. Но прошло десять минут, а потом и час, а Бела все не было. Живот противно урчал, курица постепенно остывала, и этот фактор заставил меня раскрыть свой пакет и начать поздний ужин. Я смотрел на звезды и, как заклятие, повторял: «Он придет. Он придет...». Где-то вдалеке послышалась грустная песня, исполняемая все тем же ансамблем марьячи. Видимо праздник близился к своему завершению. Я слушал их песню и думал о том, как скоро придет Бел, и мы поедем. Ансамбль закончил свое представление, и городок медленно начал погружаться в темноту. Тогда я стал думать о том, что Бел, просто, решил развлечься, вспомнив недвусмысленные намеки девушек из кафе. Обуреваемый тоской и безосновательной ревностью, я подавил в себе желание сорваться с места и просто уехать из этого городка. Я просто включал по новой диск и терпеливо ждал. Скоро звезды начали меркнуть, а я все так же продолжал сидеть в машине и ждать, изредка вздремывая. Иногда мне казалось, что он подходит к машине открывает дверь, но тут же открывая глаза, разочарованно понимал, что это лишь мое воображение. И только когда небо окрасилось в розовый, лучами утреннего солнца, я понял, что он вовсе не развлекался на празднике, и не остался ни с какой мексиканкой удовлетворять свою похоть. Он просто, так не замысловато, ушел. Просто оставил меня. Я никогда не представлял себе наше расставание. Вначале это казалось чем-то несбыточным и далеким, потом это был страх, снова остаться одному, а потом я смирился с мыслью, что он меня просто убьет. Ну а после последней ночи, я просто не хотел того, чтобы этот маньяк оставил меня. Может, было бы честнее признаться в том, что я до последнего надеялся, что этого не случится? Если же расставанию и было суждено произойти, а это все равно было неизбежно, то, почему-то представлялся аэропорт. Два разных рейса и мы, в безликой массе людского потока. Мы бы обменялись рукопожатиями, вспоминая со смехом о том, как встретились. Оставили бы мы контакты друг другу, продолжили бы и дальше общаться, или просто разошлись как совершенно чужие? Я не знаю. Думая сейчас об этом, я просто понял, что не смог бы улететь, я до последнего цеплялся бы за этого сумасшедшего принца-дегенерата. Бельфегор, избавил меня от этого, как всегда все решив за меня. Он просто ушел, и его прощальная фраза была о том, чтобы я взял ему курицу без чеснока! - Ты, тупой ублюдок! Это совсем не в твоем стиле! – заорал я, в бессильной ярости молотя руками по рулю. – Ты, падший принц-дегенерат! Ты, нисколько не оригинален! Стараясь хоть как-то выплеснуть свою ярость, я еще долго метался по машине, бесполезно молотя руками по приборной доске. За бессмысленной, грязной руганью скрывая жалобный плач. Мой голос эхом разносился в тишине раннего утра. Я старался найти хоть что-нибудь, что убедило бы меня в том, что я ошибаюсь, и этот ублюдок все же вернется. Но его сумки не было, а в заныканной в бардачке заначке, не хватало пары сотен купюр. Это неожиданное его «благородство» снова возродило во мне грязный поток ругани в его адрес. Наконец окончательно обессилев, я затих, решая, что делать дальше. Так как в голову ничего осмысленного так и не пришло, я выкинул в окошко его остывший пакет с ужином, завел мотор и до упора вдавил педаль в пол. Машина, взвизгнув пробуксовавшими колесами и поднимая за собой клубы белой, дорожной пыли, быстро понесла меня по дороге. Над мертвой пустыней начинался новый день. В кои-то веки я был снова предоставлен сам себе. Я был свободен, одинок и совершенно разбит. Продолжение следует... 1. – музыканты, как правило, одетые в традиционные костюмы или большие хлопковые покрывала и сомбреро, играющие традиционно мексиканскую музыку.

конец первой части