Тогда
Гэвин задыхался. Август снова выдался удушливым, солнце буквально обжигало своими лучами неосторожных прохожих. Жара стояла такая, что даже асфальт начинал плавиться. Поэтому, когда Гэвин предложил своим мальчикам выбраться на природу, его единодушно поддержали. Заявление на отпуск подмахнулось капитаном без проблем, и Гэвин уже представлял прохладу тенистых яблоневых деревьев, любимый сидр и не менее любимых Ричарда и Коннора под боком. Желательно, обнаженных и готовых на все. Не то, чтобы Гэвин стал чертовой нимфоманкой, но этих двоих ему всегда было мало. Божественное вмешательство не прошло бесследно, и Гэвин по-прежнему тонул в своих эмоциях, в своем поклонении и любви. Даже спустя два года после появления в их с Ричардом жизни Коннора. Вещи в поездку собрались будто бы сами собой, и уже вскоре веселая компания въезжала в Эренсвилль, помахивая ручками в окно редким знакомым прохожим. В свое время Ричард не стал продавать свою мастерскую с квартирой, поэтому каждый год у ребят было свое уютное местечко для летнего отдыха, благодаря чему им не приходилось ютиться сначала вдвоем, а затем и втроём в гостинице. Не то, чтобы там было плохо, но назойливая владелица абсолютно не оставляла их без внимания. Гэвин ликовал. Он абсолютно проникся духом Праздника Урожая, и каждый год в городе ещё долго обсуждали его похождения на праздновании. Ни один год не обходился без происшествий: в первый год он умудрился уснуть в пустой бочке от сидра, которую унесли в подвал после празднования, и Ричард его искал до утра. Во второй год он свалился с Матери, потянул связки на ноге и хромал ещё пару месяцев, преследуемый укоряющим взглядом Ричарда, а в прошлом году Гэвин с какими-то детьми умыкнул из гостиницы и отнес к озеру надувной матрас, после чего умудрился уснуть на нем и уплыть на середину озера. Коннору с Ричардом пришлось искать лодку, чтобы отбуксировать его на берег. Как говорил сам Гэвин — зато есть, что вспомнить. В этот раз Гэвин твердо себе пообещал, что постарается обойтись без приключений, чтобы парни за него не волновались. В городе уже все было готово к празднику. Дома традиционно были украшены венками и статуэтками (Гэвин каждый раз хихикал, сравнивал их лица с Ричардом и предлагал тому сделать пластику, дабы не отставать от оригиналов), из домов доносился крепкий яблочный дух сидра, дети бегали туда-сюда и швырялись огрызками. Идиллия. Гэвин улыбнулся и вздохнул полной грудью. Вечер обещал быть незабываемым. *** Гэвин объедался. Или он оголодал в Детройте, или хозяйки нашли новый рецепт, но в этом году пироги были вкусны как никогда. Коннор только посмеивался его аппетиту, в шутку заявляя, что больше он дома готовить ничего не будет. Ричард вздыхал и укоряюще тыкал Гэвина пальцем в бок, намекая на пару лишних килограмм на талии, которые обязательно появятся, если Гэвин будет и дальше так налегать на сладкое. Гэвин в ответ целовал их обоих и продолжал поедать пироги. Братья веселились и участвовали в конкурсах. Гэвин с нежностью во взгляде наблюдал, как Ричард на скорость пытается без рук укусить плавающее в бочке с водой яблоко, как Коннор с завязанными глазами пытается попасть для малышни по пиньяте, как братья соревнуются между собой, кто точнее попадет из лука в висящее на веревочке яблоко. Он смотрел на своих мужчин и чувствовал себя дома. Гэвин упустил из виду момент, когда к нему подсел мэр и налил в его кружку от сидра какой-то жидкости. За разговором Гэвин не глядя выпил ее одним махом, после чего почувствовал, как уплывающее сознание машет ему ручкой. Последнее, что он запомнил — склонившееся над ним лицо мэра Манфреда. ***Сейчас
Гэвин орал, пока его со всей силы не пихнули в бок, и сонный Коннор не сказал на ухо: — Гээээв, заткнись, дай поспать. Вы меня и так заездили. Гэвин послушно закрыл рот. Ричард, стоящий возле костра, посмотрел на Рида и весело фыркнул. Гэвин аккуратно выбрался из-под руки Коннора, лежавшей на его талии, встал с разложенного пледа и огляделся. На глаза попалась корзинка с выглядывающими бутылками, клетчатое одеяло, которым укрывался Коннор, а также разбросанные вокруг Матери Сада предметы одежды. Гэвин поежился, почувствовав голой спиной легкий ветерок, Ричард в ответ притянул его к себе в объятия и поцеловал в макушку. — Детке приснился кошмар? Гэвин фыркнул, как нахохлившийся воробей: — Словил спросонья вьетнамский флэшбек. Ричард засмеялся мелодичным смехом и покрепче обнял Гэвина: — То есть ты не помнишь, что это, вообще-то, была твоя идея, отправиться на ночной пикник и заняться сексом в саду? Гэвин открыл рот и тут же его закрыл. Озадаченного посмотрел на Ричарда, ещё раз обвел взглядом открывшуюся мизансцену и тупо сказал: — Неа. Нет. Вообще ничего не помню. Потом почесал макушку и добавил: — По правде, последнее, что я помню, это как мэр Манфред налил мне какого-то высокоядреного яблочного пойла, то ли самогон, то ли настойка, я так и не понял. Он ещё хвастался, что я эту штуку навек запомню. Ричард расхохотался. Коннор недовольно завозился под одеялом и довольно метко для спящего кинул в Ричарда найденным яблоком. Тот ловко словил снаряд, откусил внушительный кусок и послал брату воздушный поцелуй. — Сначал ты отрубился, — скучающим тоном начал Ричард. — Мы с Коннором потащили тебя домой. По дороге ты проснулся, потребовал немедленно взять ещё этой «чумовой, Ричи, я тебе говорю, просто огнище» штуки, и потянул нас в сад. Сказал, что за всю свою жизнь ты слишком мало трахался на природе, а уж раз есть возможность, то незачем ее терять. — А вы меня почему не остановили? — буркнул Гэвин. — А мы тебя любим, — проснувшийся Коннор прижался к нему со спины обнаженным телом. — Вот и решили утолить твою жажду приключений. Тем более, что это менее экстремально, чем секс в шатающейся лодке, ты не находишь? Гэвин только молча улыбнулся и откинул голову Коннору на плечо. Спереди к нему прижался Ричард и прикоснулся к шее нежным поцелуем. Коннор тем временем игриво куснул его за мочку уха. Что ж, Гэвин и дальше был бы не против просыпаться подобным образом, если рядом будут его «божественные» мужчины, заставляющие его кричать от всепоглощающего душу счастья.