Имя

      Руки Ацуши были тёплыми, но холодеющий Осаму не мог сказать, что это приятно. Сейчас было неприятным всё — шум в голове и сковывающая сознание боль, красные пятна на теле, обжигающие при каждом наезде кожи на кожу. Но Дазай не жаловался. Он сам виноват. Теперь из-за ожогов будет несколько недель морщиться от боли при прикосновении к коже.       — Эй, малыш, всё хорошо, всё будет отлично, — Ацуши бормотал что-то глупое, ласковое, отчего хотелось воспылать к нему нежностью и… закричать. Поддаться своей слабости, стать тем самым ребёнком, молящем о защите. Сознание уплывало… Не уплывало? Плыть, наверное, было бы здорово, покачиваться на волнах, опустить лицо в воду и тонуть, — Осаму, не отключайся.       Не отключаться. Больно, но надо, Ацуши прав, даже если ему хочется сбиться с курса мысли, отдёрнуть кровящую ногу, что с чем-то соприкасалась. Пока что Дазай мог просто тяжело дышать и молить, чтобы всё это закончилось. Но терять сознание нельзя. Нельзя…       Ацуши ещё раз тревожно посмотрел на Осаму. Он мог нести его в коридоре, но подняться по лестнице из бункера Дазаю придётся самому — не носилки же ему сооружать… Это слишком долго, а Осаму и так теряет кровь, корчится. Теперь Ацуши мог рассмотреть каждую уродливую рану, гвозди («Гвозди?!»), скобы и ожоги.       — Сейчас тебе нужно подняться по лестнице. Вставай, — он опустил Дазая на пол, а тот послушался безропотно — будто не у него нога разодрана и… Хотя, к чему это повторять, если Ацуши ни на секунду от Осаму и от железа в его теле взгляд не отводит. Воспитанник покачнулся (ну точно, горе-няня, он же едва идти может!), тогда Ацуши вышел из ступора и стал подниматься следом, поддерживая. Лестница и руки, рубашка Ацуши окрасились кровью.       «Должно быть, очень больно», — но Осаму только неразборчиво выдыхал. Может, в глубине души Ацуши и понимал, что мальчишке больно так же, как было бы любому другому в такой ситуации, но способность Дазая сдерживаться вызвала уважение.       — Эй, наверху! — Ацуши предпринял попытку дозваться до врача заранее, когда они уже достигли верха лестницы и у Осаму возникли трудности с тем, чтобы выбраться из бункера. — Тут ещё один раненый, помогите ему выбраться!       В замысле Ацуши ничего издевательского не было, но Осаму, словно отшатнувшись от него, сделал резкое движение и вылез сам. Глядя наверх, где только что скрылась чужая фигура, Ацуши поднялся.       И чего так ощетиниваться? Сейчас ведь ситуация серьёзная, вопрос жизни и смерти! А Дазай продолжает упрямиться!       Тут же послышался стук каблуков, и к ним выбежала воинственная девушка с окровавленным топором (Ацуши при первом взгляде на этот аксессуар инстинктивно закрыл Осаму рукой и нахмурился). Она будто неловко ойкнула, бросила топор и присела перед Дазаем.       — Раны не такие критичные, как у остальных… — протянула она скучающе.       — Простите но вы… — хотелось бы для начала узнать, кто она, и Ацуши перебил, но девушка продолжала говорить, не обращая на него внимания. Осаму будто совсем не беспокоился — только шикнул и глаза закатил.       — …там всего пару движений нужно было сделать, и все как новенькие, плачут от счастья, — она резко и неприятно улыбнулась. Говорила о раненых? Значило ли это, что все уже вылечены? Тогда на ум приходит только мысль о суперсиле, как у Дазая и Накаджимы… — А вот тут я тебя вскрою, как здорово!       — Никто никого вскрывать не будет! — Ацуши вовремя возник перед незнакомкой, уже протянувшей руку к Осаму. Он посмотрел строго, стараясь скрыть свой шок. В голове роились сомнения, но к Дазаю сейчас эту девушку явно подпускать не стоило. — Вы…одна из врачей, о которых говорил мужчина внизу?       — Если быть точнее, то единственная. Но не волнуйся, со своей работой справляюсь отлично, — она небрежно махнула рукой в сторону, и тут Ацуши наконец увидел пленников… Абсолютно целых, без следов от шрамов или каких либо даже мелких повреждений, с густыми и здоровыми волосами (хотя у пары людей здесь волосы явно были вырваны или сожжены раньше). Секундой позже Ацуши осознал, что девушка (это у неё ведь была лоботомия?) смотрит на него осмысленно, а затем отвернулся, смущаясь — все пленники были раздеты, а Накаджима слишком долго на них глазел.       — Точно сверхспособность, — бормотнул себе под нос Ацуши. Врач наконец отвлеклась от Осаму, посмотрела на старшего (и хорошо, а то она перечисляла, где и в каком порядке будет его резать).       — Да, я эспер. Могу излечить людей от любого повреждения, если они на пороге смерти. Поэтому мне и нужно вскрыть твоего друга. Правда он мне в ответ только недовольно кашляет, или смеётся, чёрт его разберёт.       Ацуши посмотрел на Осаму с тревогой. Тут же открылся люк бункера, о котором все забыли, а потому вздрогнули все люди в комнате, когда с отборной руганью из подвала вылезли светловолосый детектив и маньяк.       — Если бы он всё ещё сотрудничал с мафией, мы бы его в жизни не нашли, — мужчина прервал воцарившееся неловкое молчание. Он будто прозвучал разочарованно. Если эти двое ищут мафию, то, по-хорошему, Ацуши с Осаму нужно уходить, иначе под угрозой их конфиденциальность. С другой стороны, Осаму от боли пол ногтями скребёт и зубы сжимает, и его нужно вылечить. И ещё он обладает обнуляющей способностью! Полный кошмар, Ацуши не вывезет.       — Вы пока поговорите со своим напарником, а нам нужно кое-что обсудить, — Ацуши постарался улыбнуться мило, осторожно помочь Дазаю подняться и отвести в другое место. Пусть Осаму его простит за промедление! Наверняка ощущается как пытка, но Ацуши сейчас по-другому действовать не может. В самом дальнем углу он посадил Дазая и сел рядом.       Как кукла, совсем не сопротивляется… Ацуши себя почувствовал самым ужасным человеком на свете.       — Что будем делать? Ты умрёшь, если она попытается тебя вылечить, а с такими ранами… Даже если всё зашьют, ты не сможешь выйти на работу.       — …выйду. Просто если я вновь пострадаю или умру, это будет лишь моей проблемой. Хотя, сейчас и твоей, — хрипло ответил Осаму, посмеявшись. Неужели в мафии нельзя взять больничный?       — Но после ранений нужен длительный отдых, чтобы всё затянулось, иначе…       Дазай покачал головой. Их ждёт быстрая перевязка в лазарете и выход на работу, так что этот вариант Накаджиме никак не подходит! К тому же… На теле, и так не идеально целом (из белых полос на теле Осаму можно было рисунки складывать), добавится слишком много шрамов. Тем более, и следы от ожогов могут остаться.       — Я могу контролировать способность, когда я в сознании. Мне просто нужно не использовать её, и тогда лечение пройдёт успешно, — у Ацуши глаза бегали, сверкали; брови изгибались то сочувственно, то яростно, и Дазай попытался хоть так его утешить. Даже погладил Ацуши по щеке (ну, и теперь старший смотрел ему в глаза, это могло придать словам больше убедительности).       — А если ты потеряешь сознание от боли? Она… Она вскрывать тебя будет, Осаму, — возможно, сейчас, в жалком испуганно возгласе, необдуманном, проявилось настоящее отношение Ацуши к ситуации. Дазай мягко улыбнулся.       — Тебе придётся мне довериться. Зато я не буду страдать от боли в течение месяца. Осталась лишь потерпеть ещё один сеанс пыток.       Ему всё же удалось убедить Накаджиму — надавил на то, что нужно уже каким-нибудь образом обработать раны. Не то, что бы Осаму хотел терпеть новую боль, тем более, ту, что могла обернуться для него смертью в неподходящих обстоятельствах. Он совсем не хотел.       И желание не чувствовать рези и слабости в течение месяца тоже не было настолько сильным, чтобы ложиться под топор.       Дело в проблемах, которые за собой повлекут неподдельные ранения. Задание не было сложным, и сложность была лишь в том, что делать с банковскими служащими. Благодаря агентству некоторые похищенные выжили и даже смогут продолжить работу. А вот тот факт, что Осаму пострадал из-за такой глупости, может обернуться потерей уважения босса.       Стратегически, ему необходимо завтра появиться в штабе, абсолютно целым и беззаботным. Всё это Осаму Накаджиме не озвучил, но очень убедительно изобразил отчаяние. У Ацуши слабость к чужим страданиям.       — Только обещай мне остаться в сознании, — казалось бы, уже всё утрясли, но воспитатель по голове гладит и на ухо шепчет. Дазай был бы рад этому в приватной обстановке, а вот сейчас на них агенты поглядывали. Так что Осаму ни одним мускулом на лице не шевельнул. Кивнул Накаджиме только. — Можешь в меня вцепиться, если будет… очень больно, — добавил старший, сомневаясь.       Если бы Дазай не отвлёкся на резкую боль одного из ожогов, он бы пошутил в ответ. Всё болело натянуто — самый большой очаг неприятных ощущений находился в ноге, но иногда вспыхивало иголочками и на других частях тела. Особенно на этих мерзких горящих ожогах. Боль из почти смешного аттракциона стала лишней и досадной деталью.       — Хорошо, — быстро сказал Осаму, уже и поднявшись самостоятельно (шипя сквозь зубы).       Разговор агентов прервался, когда врач взмахнула рукой, отвернулась от напарника и улыбнулась Дазаю с Накаджимой. Улыбка её была не очень доброй, но и не злой — ехидной. Кажется, агентство пока не считало их опасными, просто присматривалось, не зная о чужой принадлежности к мафии. Принюхивающиеся псы.       — Надумал-таки? Мы и правда спешим, так что ладно, вскрою только один раз. Не больше. Куникида проследит. Да, Куникида? — она улыбнулась блондину в очках, а тот недовольно вздохнул.       — Нет, я не стану тут оставаться. Отвезу преступника в участок, а затем вернусь с другой машиной, чтобы забрать тебя и всех остальных. Прошу прощения за беспокойство, — он обратился к бывшим пленникам, а Ацуши казалось, что время идёт слишком медленно, они тратят его на бессмысленные разговоры в то мгновение, когда нужно заняться делом! — но в ближайшее время вам нужно будет дать показания полиции.       Накаджима пропускал диалог мимо ушей — его преступник совсем не волновал (а вот Осаму слушал Куникиду внимательно).       — Простите, — Ацуши не хотел показаться грубым, совсем нет, но он отвлёк девушку и твёрдо положил руку ей на плечо. — Помогите, пожалуйста, моему подопечному. Я вас очень прошу. И… заплачу, сколько нужно.       Лицо у неё тут же стало деловитым, и она, вздохнув, поменяла лежанку из окровавленных полотенец на полу на лежанку из чистых.       — Можете называть меня Йосано, — поняла, что ей так и не представятся. Едва Осаму расположился на месте «операции», строго повернулась к Ацуши и припечатала. — Без разговоров во время работы, ты вопросы не задаёшь, я не отвечаю. Тебе, — она хихикнула над Осаму, — звуки издавать можно, вряд ли без криков обойдётся. Но это будет того стоить.       «Надеюсь», — Дазай не ответил вслух и закрыл глаза на миг.       — Если что, не трогайте эту руку, — Ацуши положил свою ладонь рядом с левой рукой Осаму. Вот ведь картину создаёт… Йосано как раз протирала спиртом какой-то большой пинцет, глянула на Ацуши внимательно.       Можно было по взгляду прочитать, как в её голове проносятся образы: «взять за руку», «привязанность», «страх» и ещё что-то тёмное, что связано не с ситуацией, а с её воспоминаниями.       Да, Ацуши обладает способностью неожиданно бить поддых. Такой эффект, разумеется, работает лишь с людьми, потерявшими ко всем доверие.       — …хорошо. Но сначала я всё равно буду вытаскивать скобы и гвозди.       Накаджима сглотнул, нахмурился и перевёл взгляд на Осаму. Тогда брови расслабились. Дазай тоже на него смотрел (очень спокойно, и у Ацуши сердце застывало в напряжении, чуть отставало от нужного ритма). Осталось совсем чуть чуть подождать, довериться Дазаю. Возможно, как всегда, ошибиться и пожалеть.       «Она, как врач, заметит, что для подростка шрамов у меня многовато. Нужно будет уйти, как только она закончит», — а в своём успехе Осаму сомневаться перестал. Нет, его сознание всё ещё не находилось в целостности — комната хотела увести его от Ацуши и Йосано во сны, где было бы боли поменьше.       Просто появился небольшой стимул в виде… страха, наверное. Леденящей пустоты. Если Осаму сегодня умрёт, то Ацуши «не справился с заданием», если Ацуши не справился, то его убьют. Забавно, не так ли? С чего бы Осаму, если его способность сработает и не даст излечить от ужасных повреждений, волноваться о чужой судьбе? Он ведь будет уже мёртв. В своём аду или в раю.       Всё равно при мысли «Ацуши навсегда исчезнет» становилось куда легче не уйти сознанием из дома, контролировать способность при боли (доктор не церемонилась, вырывая из его тела железо).       А ещё Осаму придёт на работу без ран, с выполненным заданием и с Ацуши Накаджимой за спиной. Какие-то нехорошие огоньки загорелись в глазах подростка: он не брался за чужую руку, но посмотрел прямо в глаза Ацуши и улыбнулся. Правда, секунду спустя Дазай зажмурился и подавился воздухом, но воспитатель успел заметить.       «Верный», — сегодняшняя проверка Ацуши была очень важна, и она не разочаровала. Помнится, когда-то Дазай предлагал Чуе роль пса? Что ж…       Какая противная, мерзкая мысль. Сравнение Ацуши с псом из головы тут же пропало, а Дазай старался вообще о старшем не думать, не смотреть на него, просто находиться в сознании пока идёт очередная пытка и…       — Ну вот и всё, — она прервалась куда неожиданнее, чем началась. Словно в тумане, Дазай приподнял голову. Ацуши с радостным лицом (точно, он же смотрел во время операции жутко странно, как будто проживал боль вместе с воспитанником) подскочил, полез в карман за кошельком. — Не нужно, — девушка отстранила его руку. — Задание спасти банкиров было одним из наших заказов, так что это сопутствующий ущерб.       Среди «банкиров» пронёсся недовольный разговор в стиле «то есть, без заказа нас бы не спасли?», и Йосано отлучилась успокоить бывших жертв («Мы бы в любом случае проверили такой анонимный звонок!»).       — Пошли.       Голос Осаму раздался возле уха Ацуши, тихий и пугающе серьёзный. Прошлая растерянность и напряжение Накаджимы стали возвращаться.       — У меня одежда внизу, я заберу. И потом мы отсюда уходим, — кажется, звучало всё ещё слишком серьёзно, так что Осаму перестал быть пугающим и слегка включил шарм (если тот вообще был). — Я просто очень голоден. И хочу домой.       — Да, конечно, — Ацуши счёл, что у них, и правда, могут быть проблемы, если надолго остаться с этими… незнакомцами. Дазай ещё секунду глядел на него глазами большими и гипнотическими. Когда станет постарше, глаза перестанут быть такими по-юному круглыми и красиво вытянутся, правда Ацуши неизвестно, насколько сильно. Накаджима хотел сказать что-то, но Осаму ускользнул вновь в бункер, так что фраза с губ Ацуши не сорвалась.       «Я рад, что ты цел», — и тогда бы сердце запело от облегчения.       — Редко встретишь других владельцев способностей, тем более не враждебных, — от вкрадчивого тона Накаджима едва не подпрыгнул. А если что-нибудь спросит? Дело плохо, ложь всегда ему не давалась. Поймёт, что Осаму и Ацуши из мафии, что тогда? Но на первой фразе девушка не остановилась. Возможно, решила пощадить Ацуши.       Он только сейчас понял, что она немного ниже него. Совсем незаметно, особенно когда в дело вступает эксцентричное поведение (профессиональная деформация, наверное).       — Что вы здесь делали? Ты назвал мальца подопечным, значит, вы тоже искали маньяка? — её небрежность резко резонировала с тревогой Ацуши. Ну, ладно, будь, что будет.       — Увы, я точно не знаю, зачем он сюда пришёл. Он сбежал от меня ещё утром, — вздохнув, Ацуши решил рассказать ложь напополам с правдой. Это не должно быть слишком явным. — Так вы… видели мою способность, когда я бежал, ясно. Я телохранитель этого мальчика. Простите, большего я не могу рассказать, — он улыбнулся неловко. — Договор запрещает.       — Тогда тебе очень повезло, что здесь оказалось детективное агентство и я. Телохранителем у тебя быть плохо получается, — прямо ответила доктор Йосано. Это было правдиво, но всё равно обидно.       Уже одетый Осаму вылез из люка — только ботинки и рукава рубашки запачкались в крови. В целом, приемлемо, если Дазай наденет своё пальто.       Осаму и Йосано обменялись взглядами, которые Ацуши не понравились. Он не мог сказать, чем, но подозрение его точило.

— Нам пора идти.

      Накаджима удивлённо посмотрел на воспитанника, мрачно сказавшего всё одновременно с Ацуши. Теперь-то уж точно предчувствие было нехорошим, но Йосано не стала их задерживать, когда они второпях покинули дом.       Йосано поняла, что мальчик — анонимный звонивший.       Дазай отметил, что она отпустила их, не сказав ничего по типу «вам придётся сходить на допрос и дать показания», чего она не должна была делать.       — Она поняла, что я из мафии. Или, как минимум, предположила, — Осаму скучающе потянулся. Это первое, что прозвучало, как они вышли из дома. И молчали они довольно долго, пока не покинули трущобы. Ацуши, в общем-то, витал в своих мыслях, и потому ничего не говорил. — Странно, что вылечила. Может, только из-за того, что у тебя были искренние намерения и она это тоже поняла?       — Тебе не кажется, что ты перебарщиваешь? — Ацуши ответил, значит дулся не очень сильно.       — С чем? Лучше никого не недооценивать, — Дазай фыркнул. Может, Ацуши и хотелось сказать, что он выдумал ложь о них, что тогда проблемой нужно заняться поплотнее, но…       — Осаму.       — У агентства и мафии… Точно, я же не говорил тебе, что за агентство! Как раз расскажу, пока дойдём, вот и занятие, — абсолютно его не слушая, воспитанник шаг ускорил. Ацуши это уже начинало надоедать.       — Осаму! — Ацуши звучал разозлённо, а когда Осаму повернулся, то и выглядел воспитатель так же. Неприятное чувство обдало с головы до ног, а лицо няни быстро стало грустным.       «Чувства вины у меня нет, ты не можешь его вызвать», — это было неправдой. — «Зачем ты его вызываешь?» — а вот вопрос был уже искренен, но, как оказалось, Осаму не произнёс ни слова.       — Поехали домой, — просто попросил Ацуши, больше ничего не добавляя, но Осаму всё ещё ждал. Кажется, их общие эмоции свернули не туда — было странно обнаружить в который раз, что Дазая не хотят терять. Накаджима перебирал пальцами одной руки пальцы другой, а затем неуверенно развёл руки. Приглашение, которому Осаму не спешит следовать. — Вызовем такси, я приготовлю ужин, ты мне расскажешь всё, что захочешь. И, надеюсь, скажешь, почему сбежал.       «Иди в плен», — говорили разведённые для объятий руки. Несильно, в этом весь Ацуши. Он не хочет с Осаму поступать импульсивно, что может как радовать, так и бесить. В общем, Осаму решил судьбе не противиться и в плен шагнул.       Тем более, что тепло всё время на него как-то по-скотски хорошо действовало, но теперь объятие было не таким, как обычно. Оно передавало волнения Ацуши, его страх, его радость. Интересно, от Осаму оно что-нибудь передаёт? Чёрт знает. Но он надеялся, что Ацуши так же хорошо и спокойно.       Всё случилось, как Ацуши и предсказал — только вот рассказа о причинах воспитатель так и не добился. Дазай сослался на несделанный отчёт и не назначенный визит к начальству. А естественно, нужно было сделать и назначить.       Кто знает, как часто ещё Дазай будет сбегать и подвергать себя опасности — подумал Ацуши с грустью. Ему и тела-то своего не жалко, не то что души.       Видимо, чувства всё же как-то передаются в атмосфере — спать Дазай улёгся к Ацуши под бок. Воспитатель замер от неожиданности, шокировано в потолок пялясь.       — Осаму?..       — Молчи, — Дазай буркнул скорее устало, чем разозлённо или смущённо. Было ли ему одиноко, или он считал, что так улучшит настроение Ацуши, неизвестно.       …не в первый раз так ночуют. Уже не так страшно и даже приятно. Только Ацуши заснуть не может долго, но в этом нет ничего необычного. Смотрит, как лунный свет совсем чуть-чуть пробирается из-за светлой занавески, на едва чёткое лицо спящего Осаму смотрит.       — Горе луковое, — оборотень тихо издал смешок. На самом деле, ему даже нравилось то, что (он думал) должно было стать адом. Или просто Накаджима в Дазае видит слишком много хорошего. Работа не самая приятная, и всё-таки, Ацуши сейчас от неё бы не отказался, даже если бы Мори Огай предложил.       Дазай в угол жался как-то подсознательно (знакомо), так что Ацуши подтянул его на середину кровати, чтобы не свалился, но Осаму принял это за объятие и устроился поудобнее, всё также сопя и смотря сны.       Ацуши уже засыпал почти, правда. Да только вот перед сном вновь услышал «Ода».       Неприятное имя. Надоевшее. С привкусом разочарования, если повторить одними губами. Дазай, кажется, видел хорошие сны — зрачки под глазами не бегали. Накаджима зажмурился, стараясь убедить себя, что ему это просто приснилось. Имя «Ода» стало ему ненавистным. И Ацуши признался в этом самому себе, прежде чем удивиться такому злому чувству.       Здесь, сейчас, рядом с Осаму был «Ацуши», а никакой вовсе не «Ода».