синестезия

      Мокрая дорожка на матовом стекле настойчиво пыталась отвлечь одиноко сидящую за небольшим столиком девушку от горящего дедлайна и сладкого холодного кофе с хрустящей свежей печенькой. Мягкое свечение андеграундных лампочек разного размера и цвета создавали особую психоделическую атмосферу, и нежный напиток, пахнущий бежевым, казался в таком разноцветии абсолютно неуместным. Как и режущий глаза свет экрана ноутбука с открытой вкладкой электронного университета.       В убаюкивающем полумраке полуподвального помещения возникало ощущение вселенской теплоты. Хотелось укутаться в клетчатый мериновый плед и включить полумистический-полуподростковый сериал, вдыхая иллюзорный запах мокрой земли или цитрусового пунша. Гладить кошку и согревать пальцы чашкой с мятным чаем. Хотелось чего угодно, кроме написания диплома по цветописи английской поэзии Возрождения.       Она сидела на бархатном диванчике, борясь с желанием скинуть высокие кеды и закинуть ноги на невысокую синюю спинку, головой откинувшись на рельефное сидение под собой. Протянув руку высоко-высоко к небольшому окошку над головой, она пальцем повторила траекторию той самой мокрой дорожки одинокой дождевой капли. Она часто пряталась от осени в этой кофейне. Кофейне, которая, несмотря на обилие терпких запахов кофейных зёрен и сладких топпингов, для девушки пахла жевательными леденцами со вкусом мороженного. Она была уверена — каждая деталь её мира имеет свой запах, неповторимый и недоступный другим. Называть это проклятьем или благословением? Ни то ни другое. Это реальность, играющая её собственными полутонами, каждый из которых холодит воображение, развитое особенно остро. Не каждый поймёт, как театр может пахнуть свежей травой, а фильмы Тарантино — молочным коктейлем. Как глаза подруги могут пахнуть свежей выпечкой, а шутки друзей — мокрым асфальтом. И даже ассоциация — слишком грубое и неуместное обозначение всех этих ощущений. Видимо тот, кто придумал это слово, силой воображения не блистал. Так же как и тот, кто назвал синестезию набором этих самых ассоциаций. Для неё синестезия — купол из тысячи особых картинок, каждая из которых имеет свой аромат.       Но в последние пару недель в её жизни появился новый запах. Свежий, как весенний ветерок. Яркий, как осеннее одеяние леса. Тёплый, как летние вечера у костра. Уютный, как рождественское утро. Запах сладкого облепихового морса, который она совершенно не любила в детстве, теперь тянул её в леденцовую кофейню сильнее обычного. К концу первой недели сила самовнушения начала ослабевать, а диплом перестал быть «единственной причиной, почему пришлось прописаться в кофейне». К концу второй недели она перестала заказывать Berry Cake и наслаждалась горьковатым вкусом облепихового чая, стараясь усилить собственные ощущения, подчиняя им всё больше органов чувств. На начало третьей недели эти самые ощущения поглотили её полностью и без остатка, когда обладатель аромата и его единственный законный владелец (в глазах девушки, конечно) пересел за тот самый столик, за которым мучили ноутбук в бесплодных попытках выдавить из себя хоть строчку выпускной работы.       — Ты очень громко смотришь, — за тёмными очками не видно глаз, но ей и не нужно в них смотреть. Будет проще говорить откровенно и искренне, если чужие эмоции окажутся под замком.       — Мне просто нравится твой запах, — странно? Возможно. Непонятно? Безусловно. Объяснится ли она? Только если он не отсядет, не сбежит, крутя пальцем у виска и стараясь не оглядываться на ненормальную.       — Не буду говорить о том, что это странно звучит, — дьявольски красивая ухмылка. Такая тонкая, едва уловимая — но она её поймала. Ведь уже долгих пятнадцать дней изучает каждую эмоцию, жадно хватая любое, самое незаметное движение. Она изучала его, подмечала каждую крохотную деталь, составляя пазл из собственных эмоций и ожиданий.       — Но ты это уже сказал, — он улыбается. Она редко видела эту улыбку. Только в те моменты, когда на телефон приходило оповещение, после которого он поспешно собирал вещи и скрывался за дверью наверху небольшой глянцевой лестницы. Тогда девушка чувствовала лишь глухую ревность, такую слепую и нелепую, что внутри просыпалось раздражение к самой себе.       — И какой же у меня запах?       «Свежий… яркий… тёплый… уютный.»       — Ты пахнешь сладким облепиховым морсом.       — А он бывает несладким? — он удивленно выгнул бровь, и непонятно, отчего. То ли от такого неожиданного уточнения, то ли от самого факта сравнения, то ли от столь странной «ассоциации». Но стоит отдать ему должное — он проявил тот интерес, которого девушка желала и не смела ожидать.       — О да, ещё как бывает, — протянула девушка насмешливо, но с выражением неоспоримого экспертного утверждения. И они засмеялись. Оба. Так, будто знали друг друга пару тысяч лет. А может, и всю историю с сотворения мира.

***

      Обычно, даже в воскресенье, она приходила в строго обозначенные четыре вечера, неизменно садясь за один и тот же столик. Как и он. Но сегодня, на миниатюрных пуфиках в дальнем углу продолговатого зала сидели двое, встречающие полдень за малиновым десертом и разговором о новой экранизации Луизы Мэй Олкотт. Он жаловался на утомляющую размеренность повествования, а она на то, что тот уснул прямо во время сеанса, и ей пришлось будить его под строгим взглядом охраны кинотеатра. Он виновато опустил глаза, но эта улыбка не оставляла шанса на искренность сожаления. Вот уже месяц они встречались у черных матовых дверей знакомой кофейни, уже оттуда отправляясь в самые разные уголки города, каждый раз пробуя новое. Девушка узнала, что планетарий пахнет смородиной, но не стала убеждать в этом парня, ассоциирующего тканевую звездную полусферу с аромат стоящих в углу носков. Тогда он ещё долго прокапывал нос, бурча проклятья организаторам сего развлечения. Это было странно, но мило. Впрочем, как и всё, что связывало её с ним.       — Скажи, чем для тебя пахнет этот фильм? — слишком много сил ушло на то, чтобы не поперхнуться имбирным чаем и сохранить лицо под пристальным взглядом за чёрными стёклами.       — Ты о чём? — голос чуть осип, а глаза устремились на опустевшую тарелку с крошками тарталетки. Она до сих пор не думала о том, как он отнесётся к её особенной странности. Поэтому предпочитала жить, наслаждаясь этой иллюзией сладкого свежего аромата. Его близости. Мелких касаний в попытке отобрать ведёрко с попкорном или убрать рыжую чёлку со лба. Это было слишком непостижимо в своей идеальности для того, чтобы продолжаться вечно.       — Ты всегда была со мной честна. Прямолинейна. С первой фразы. Почему сейчас закрываешься от меня? Неужели я не доказал, что мне можно доверять? — она могла почувствовать эту обиду, что осела в лёгких запахом грозы и затянутого тиной водоёма. Она осела на ладонях нежными, но настойчивыми прикосновениями крепких рук, сжимающих тонкие пальцы. Она осела поджатыми от досады и ожидания губами.       — Нет. Ведь я до сих почти ничего не знаю о тебе, — и она шумно выдохнула, приготовившись к обжигающему холоду на ладонях после того, как он выпустит их из своих рук. И холод наступил, чтобы потом обернуться теплом вокруг плеч. На небольшом сидении вмиг стало тесно, но он принёс с собой уют, требовательно прижимая к себе и перебирая между пальцами одинокую прядь, выпавшую из тугого хвоста. Она уткнулась носом в его шею, не в силах вдохнуть аромат крепкого мужского тела. Но ей этого не требовалось — его запах всегда был с ней, окутывая летом в этот промозглый ноябрь. Её осень всегда будет со вкусом облепихи.       — Отвечу на любой вопрос с рейтингом ниже 18+. Не хочу торопить события, да и тебя пугать — тоже.       — Ты невыносим, — она засмеялась, прижимаясь лбом к чужой шее и смыкая ладони в замок. Ей было неловко. Ей было легко.       — Спасибо, — он выдержал паузу, чтобы потом накрыть её руки своей ладонью и провести большим пальцем по смуглому запястью. Чтобы зарыться в светлые волосы, вдохнуть аромат розовых тюльпановых полей. — Но всё же?       — Чем ты занимаешься? Как понял, что… что со мной не так?       — Почему не так? Ты видишь больше, чем остальные. Чувствуешь больше, — она лишь хмыкнула, уже не соглашаясь с его словами. — Я не прав?       — Да, не прав. Я чувствую лишь воспоминания. Облекаю в них образы не потому, что хочу. А потому, что не могу иначе, — она выпрямилась так, чтобы не потерять ощущения уюта, что дарили чужие тёплые руки, и заглянула в чужие глаза. Такие ясные, без этого тёмного занавеса. Такие летние, что девушка ощутила аромат лимонной мелиссы, заваренной с вишнёвым сиропом. — Год назад я сильно переболела, и одним из осложнений стала потеря обоняния. Нет, я и раньше могла почувствовать запах университетского кампуса или победы друзей на студенческих соревнованиях, но после… После лечения все старые запахи будто начали жить своей жизнью. Они словно обрели вторую ипостась. Я помню аромат круассанов, но теперь так пахнет моя лучшая подруга. А ты пахнешь сладким облепиховым морсом. Это странно?       — Это синестезия. Знаешь, откуда мне это известно? Я встречал таких людей. Издержки профессии.       — А кем ты работаешь?       — Мастер-парфюмер. Иронично, не правда ли? — он глухо рассмеялся от легкого тычка по рёбрам, но девушку не выпустил. Как и не отпускал её взгляд, искрящий звонкими смешинками. — Я тестирую духи, мужские одеколоны и прочую парфюмерную лабудень. Вся моя жизнь состоит из самых разных запахов. Слишком ярких, даже если они тусклые, как осеннее небо. Поэтому, наверно, мне сложно тебя понять. Но я буду стараться, обещаю. — ответить ей не дали чужие губы, накрывшие её собственные в нежном, чувственном поцелуе.

***

      В светлом кабинете, заставленном комнатными растениями и стеллажами с разноцветными папками, на бархатном диване сидели двое в компании малинового десерта, меринового пледа и ноутбука. Активно обсуждая описание нового аромата, отвлекаясь на подбор подходящего слова или короткие поцелуи. Та облепиховая осень так много дала обоим, что было бы грехом не наслаждаться этим каждую минуту новой жизни.       Он обрёл её: светлую девушку с особенным ощущением реальности, обожающую холодный кофе и терзать клавиши, слушая его, погруженного в очередной парфюмерный шедевр. Она обрела новую работу, на которой смогла раскрыть свои таланты дипломированного филолога, обрела новый мир, который сосредоточился вокруг него: шального, с невероятными глазами, которые открыто смотрели только на неё. Которые блестели только рядом с ней.