***
Спустя несколько часов задыхающаяся и уставшая Цири наскребла израненными руками очередной сугроб. Плотный снег резал кожу не хуже лезвий, и уже отброшенная кучка окрасилась бурой засохшей кровью. Раны появлялись даже под кожаными повязками. Наконец, она села. Хотелось кричать, хотелось зачерпнуть силу, способную разрушить горы. Сняв почти половину снежного покрова, Цири так и не нашла ни признака Геральта. Он исчез, и, несмотря на все открывшиеся возможности, она не могла обнаружить его. Откинувшись назад, она провела кровоточащими руками по волосам и лицу. Ничего больше не оставалось. Если он погиб, как, конечно, и было, нужно отдохнуть, прежде чем расчищать остатки снега. Но что-то внутри подталкивало, нашептывало, что оставалась крохотная возможность ошибиться. Сначала Цири едва не рассмеялась. Взывать к ведьмаку, даже если он каким-то чудом выжил, бесполезно. Они не услышат друг друга в ревущем ветре, хлещущем горный склон. Но она тут же напомнила себе, что Геральт слышал лучше нее. Попытка не повредит. Цири набрала воздуха в легкие, сколько смогла. Она потерла руками грудь, в надежде найти еще какие-нибудь скрытые запасы энергии. Внутри оставалась пустота. А потом Цири позвала. — Геральт! Если ты здесь, пожалуйста, помоги! Мне нужно найти тебя, становится слишком холодно. Пожалуйста! Она почувствовала слабый всплеск хаоса, прошедший сквозь тело, и голос, казалось, звучал чуть громче обычного. Но ничего не случилось. Только ветер ревел. Удрученная, Цири слегка подула на дрожащие руки и вернулась к рытью. И только тогда услышала что-то похожее на шепот в штормовых порывах. Облизнув пересохшие губы, она вскинула голову, уверенная, что разум обманывает ее. А затем услышала снова, и почувствовала мягкое прикосновение к плечу. Вздрогнув, Цири отпрянула, оглядываясь. Позади ничего не было. Тяжело дыша, она уставилась в небо, где появились снежные признаки бури. Казавшиеся плотными и тяжелыми, снежинки, падая, вращались с нарастающей скоростью. А затем, как изумленно Цири, начали собираться вместе. Сначала составив форму пальцев, потом руки, которая несколько раз попробовала сжаться. Выглядело необычно. Кружащиеся снежинки создали точную копию изящной кисти, вплоть до костяшек. Цири пришлось закрыть рот, чтобы снег не попал на язык. Рука мягко коснулась ее плеча, и в тот же миг пугающее присутствие проникло в разум. Оно закружилось в сознании, рассыпаясь снежинками. Возникшая рука по-прежнему сохраняла форму, связанная какой-то магией. Оно говорило тихо, посвистывая, точно ветер, над равнинами и холмами разума Цири. Мы можем указать путь. Сбитая с толку, она на мгновение задохнулась, словно выброшенная на берег рыба. Вторжение казалось пугающим и чужеродным, но не причиняло вреда. Нечто сидело в голове, не проникая в мысли, не обнажая их, хотя она знала, что это возможно. Рука легко коснулась ее, и Цири встала на непослушные ноги. Кисть безмолвно указала направление, а потом мягко поторопила, снежная ладонь сжалась вокруг ее окровавленных кистей, вливая тепло и исцеляя. Цири, хромая, побрела вперед, а рядом со скалой, наполовину погребенной под снегом, ее колени подогнулись. Должно быть, расчищая путь схода лавины, она пропустила это место, по-прежнему нетронутое. Здесь. Позволь сдвинуть камень. Ты устала d’hoine. С последним словом Цири почувствовала прилив силы. Старшая Речь, не слышанная ею прежде. Хотелось спросить, что имеется в виду, и почему внутри бурлит энергия, напряженная, как тетива лука. Но она не могла сформулировать мысли. Вместо того, охваченная благоговением, Цири смотрела, как снег тихо уносится прочь, а камень осторожно откатывается назад. На снегу показалась бледная рука и часть кожаного рукава. Цири узнала бы руку Геральта где угодно. И в стремительном порыве добраться до него едва не провалилась в яму. Достигнув дна углубления, она неожиданно обнаружила поток воздуха и пустоту, заставлявшую чувствовать беззащитность и уязвимость. Цири вдруг осознала, что снег рассеялся, унесенный ветром. И что бы ни занимало ее разум, оно ушло, оставив тихий шепот нежного мелодичного отзвука в кавернах разума. Она почувствовала себя слегка потерянной, менее древней, менее знающей. Но еще и изменившейся. Что бы ни было в ней, оно оставило чего-то новое, какой-то нетронутый запас, глубоко похороненный в недрах. Когда она попыталась прислушаться к ощущениям, тихий голос вернулся, с неожиданным упреком. Когда настанет срок, d’hoine. Ты узнаешь. Жди Tor Lara. Жди, когда тебя унесет отсюда. Взглянув на белую руку Геральта пред собой, Цири решила поискать более удобный случай для изучения странной новизны покалывания под кожей. Много незнакомых слов, незнакомых названий и недоступной силы. Для подобных вещей не оставалось времени, когда перед ней стояла неотложная задача. Спешно убирая снег вокруг руки Геральта, Цири удивилась, когда белая крупа полностью исчезла, раскрыв небольшую каверну внизу. Она протолкнула туда остальную часть снега и спустилась вниз, чувствуя радость от отсутствия ветра, хотя даже наверху уже не мерзла и не уставала. Но когда Цири увидела Геральта, ее колени ослабели, и она едва не упала, вцепившись руками в края пещерки. Смесь ужаса и облегчения, пробежала по жилам. Бледный, он лежал на спине. На волосах не было крови, а лицо выглядело удивительно безмятежным. Настолько безмятежным, что сперва Цири решила, будто он мертв. Потом с его губ сорвалось легкое дыхание, и она расслабилась. Казалось, нет ни в малейшей возможности спасения, но выносливость ведьмаков продолжала удивлять. Опустившись на колени в хрустящий снег, Цири осмотрела тело Геральта, пробежав исцеленными пальцами по конечностям. Левая рука казалась неправильной. Она определенно была сломана, а торс деформирован, показывая, что дело не обошлось только сломанными ребрами. Отстранившись и осмотрев его издали, Цири со страхом заметила кровь, пузырящуюся на губах. Из подсознания всплыло смутное воспоминание: рыцарь Цинтры, получивший удар в грудь во время рыцарского турнира. Его ребра сломались и проткнули легкие, и кровь изо рта пенилась несколько дней, прежде чем он окончательно умер. Цири отбросила эту мысль. Помимо ужасных повреждений торса и руки (она обнаружила, что плечо тоже сломано), больше не нашлось других серьезных травм, если не считать сломанную ранее лодыжку, по-прежнему находящуюся в сапоге. Цири была потрясена, она ожидала, что камни его раздавили. Казалось, снова сработала неизменная удача. Тем не менее, губы Геральта посинели, а лицо побелело от холода, и она осознала — он пробыл в пещере, по крайней мере, полтора дня, пока она собиралась с силами. Даже с повышенной устойчивостью к холоду оставался очень малый шанс, что он не переохладился. Геральт не дрожал, но кожа казалась ледяной при касании. Цири вспомнила виденного на Ард Скеллиге замерзшего и бледного моряка, упавшего зимой в океан и добравшегося до дома вплавь. Он тоже сначала не дрожал. Но со временем отогрелся и выжил. Цири подвела итоги. Она не могла оставить его здесь, чтобы вернуться с лошадьми. Но и не была уверена, что сможет перетащить Геральта на столь длинное расстояние, особенно по коварному снегу. Но что-то в подсознании подталкивало, призывало попытаться. Чужеродное чувство, наследие духа, занимавшего разум ранее, на удивление, принуждало Цири. Руки потеплели и окрепли, несмотря на ночь, проведенную на леденящем холоде, без еды и воды. Пораженная, она подняла Геральта на руки, защищая пострадавшую сторону своей грудью, и вытолкнула его из пещеры с усилием не большим, чем понадобилось бы для перемещения особо крупного полена. По-прежнему непросто, но уже не невозможно. Она стала горячей и здоровой, и была полна решимости не бросать своего отца замерзать здесь. Выбравшись из пещеры, Цири, зарычав от усилия, вскинула Геральта на плечо и начала долгий поход вверх по склону, через осыпь. Место, где они оставили лошадей, казалось бесконечно далеким. Цири склонила голову, наблюдая, как из носа и рта вырывается пар. Она задыхалась, продолжая восхождение. Ветер немного ослаб и снег уже не кружил так яростно. Но каждый шаг все равно требовал колоссального усилия, пока они, наконец, не достигли осыпи, по которой вошли на ледник. Цири так измучилась, что едва не пропустила нужное место, остановившись в последний момент и с трудом удержавшись от падения. Устало застонав, она начала взбираться на скалу, отвлекаясь мыслями о горячей бане и постели. После возвращения домой, в Каэр Морхен. Благополучно доставив туда Геральта без дальнейших происшествий. Еще можно все исправить, подумалось ей, если удастся больше не совершать непростительных ошибок. Поднявшись на ледник, Цири изумилась, насколько теплее здесь стало. Под прикрытием хилых деревьев и больших валунов почти не чувствовалось ветра. Она услышала знакомое ржание и с трудом удержалась от набегающих слез при виде Плотвы и Аэрры, терпеливо стоящих там же, где их оставили. Плотва пряла ушами и нервно рыла землю, видя хозяина на плече Цири. Аэрра смотрела огромными и влажными карими глазами. Она ласково обнюхала девочку, когда та рухнула у подножия дерева, позволив Геральту свалиться на землю, уже едва сознавая свою опасную жесткость. Каждый мускул тела дрожал, трепетал, как угасающее сердцебиение умирающей птицы. Ударившись о дерево, Геральт вздохнул с влажным, прерывистым звуком. Цири вскинула голову и увидела тонкую струйку крови, вновь побежавшую у него изо рта. Его глаза приоткрылись, губы скривились от боли, а горло судорожно дернулось. — Цири? — простонал он, с растерянным и одурманенным взглядом. — Почему… почему я на дереве? Куда ушла Висенна? Фразы были настолько невнятными, что Цири склонилась, прислушиваясь к словам, но это не сильно помогло. Где бы ни бродил его разум, он явно находился вдали отсюда. Цири не имела ни малейшего понятия, кто такая Висенна, и почему Геральт считал, что она может появиться здесь. Она провела пальцами по его холодной скуле и попыталась уложить на землю. — Мы охотились, и ты пострадал, — Цири подавила чувство вины, обещая себе, что объяснит подробности, когда он поправится. — Мы вернулись в лагерь. Ты ужасно замерз. Постарайся не двигаться. Он моргнул, глядя на нее. — Нога… не болит. Должна болеть… и проклятье, ребра. Почему болят ребра? Почему так чертовски… холодно? Цири сглотнула. Она не имела ни малейшего понятия, с чего начать объяснения, когда его разум так затуманен. Вместо этого она решила подыграть, не желая добавлять путаницы к его словам. Это было печально и опасно, но Цири не нравилось видеть его таким потерянным. — Твоя нога… зажила. Но бок травмирован, поэтому не двигай рукой и не шевелись. Висенна… она ждет нас. В лагере. Казалось, получился подходящий ответ. Геральт сонно кивнул, поднял здоровую руку, чтобы потереть плечо, но промахнулся, ударился о дерево и, охнув, слегка встряхнул кистью. Цири осторожно вернула ее обратно. — Мы поедем в лагерь, — заверила она, стараясь сдержать дрожь страха в голосе. — Просто не засыпай подольше. Вынуждая себя подняться на трясущиеся ноги, она перекинула здоровую руку Геральта через плечо и потащила его к Плотве, опустившей голову, как казалось, почтительно. Цири вставила ногу ведьмака в стремя и с трудом затолкнула его в седло, чувствуя огромное облегчение, когда лошадь прижалась боком к дереву, защищая седока от падения. Потом Цири отвязала обеих кобыл и пристегнула поводья Аэрры к седлу Плотвы. Сама она устроилась позади Геральта, и Плотва без принуждения зашагала вперед. — Ты еще здесь? — мягко спросила Цири, чувствуя себя глупо при разговоре подобным образом с Геральтом, обычно сильным и выносливым, а сейчас сжавшимся от ледяного холода и сбитым с толку. — Я не хочу, чтобы ты заснул, прежде чем немного согреешься. К огромному удивлению, ведьмак повернул голову к ее теплой шее, откинувшись назад. Цири подстроилась, спасаясь от падения с крупа Плотвы. Он положил на нее руку, и она не стала убирать ладонь. К счастью, он ничего не вспомнит, когда выздоровеет. Цири чувствовала, что знакомый ей Геральт пришел бы в ужас от подобной демонстрации привязанности, даже к своей дочери. Это слегка задевало, но и заставляла любить его еще больше. Они проехали несколько миль, спускаясь сквозь хилые деревья к высоким соснам, где под копытами лошадей захрустели иголки. Оказавшись в условном весеннем тепле на дне долины, Геральт задрожал, сначала тихо, а затем сильнее, и Цири пришлось удерживать его в седле. Каждый мускул его тела напрягся, а лицо застыло от боли, хотя он не произносил ни слова. Он неловко тянулся к сломанной руке и плечу, промахивался и хватал воздух. Цири пустила Плотву рысью, уже не сдерживая ее шаг. Они уже поднялись на путь рядом с известняковым водопадом, когда Геральта жестоко затрясло, он стонал при особенно сильных приступах озноба, мучивших сломанные кости. Дыхание хрипело в груди. Поднявшись на склон, Цири заметила, что ее кожаная куртка потемнела и блестела. Она провела по ней пальцами, и они стали скользкими от крови. Тогда она подняла голову Геральта вверх, и увидела подбородок, покрытый почерневшей кровью, заливавшей и его собственную рубашку. Затуманенные глаза моргнули, и она немного обтерла кровь рукавом, стараясь успокоить колотящееся сердце. Однажды, много лет назад, Калантэ заставила ее ухаживать за воинами, возвращавшимися с войн. Цири научилась совмещать ребра и лечить разрывы легких, но это происходило давно, а она была молодой и скучала. Теперь она осознала, что никогда не простит себе, если не спасет Геральта. Наконец, лошади вышли к вершине водопада. Цири вся вымокла от брызг, разлетавшихся по опасной тропе. Она старалась защитить Геральта от воды, но его волосы все равно вымокли, и выглядел он очень болезненно. Время от времени поднимал веки, и периодически погружался в беспамятство. Она не пыталась заговорить с ним, страшась ответов. Когда Цири увидела их прибрежный лагерь вдалеке, то едва не зарыдала от облегчения. К тому времени наступил полдень, и освещенный берег навязчиво напоминал, как они беззаботно покинули это место несколько дней назад. Она отчаянно желала вернуть то время. Время, когда ее величайшей заботой было принести достаточно большую добычу, чтобы поразить Геральта, а не спасение его жизни. Лошадей покрывали соленые струйки пота, и Цири пообещала, что позаботится о них надлежащим образом, как только найдет время. Затем она слезла с крупа Плотвы, и быстро поймала Геральта, соскользнувшего с кобылы без поддержки. Его вес лишил ее сил, и они беспорядочной кучей рухнули на камни. Голова и бок Геральта, к счастью, оказались прижаты к Цири, но от удара о землю он проснулся и растерянно уставился на нее. — Паветта? — звук материнского имени ознобом отозвался в спине Цири. — Я… разве я не помог? Где мы? Он потянулся к ее щеке, но промахнулся и схватил воздух, озадаченно осматриваясь. Потеря координации, вспомнилось Цири. Когда тело переохлаждалось, человек терял координацию движений, прежде всего рук. Странная, но полезная деталь припомнилась вовремя. Она осторожно поднесла ладонь Геральта к своей щеке. — Не Паветта. Цири. Ты помог ей, и теперь у тебя есть я. — Цири? Но… черт… развести огонь. Ты замерзла. Глаза закатились, и он ослаб в ее хватке. К счастью, воспоминания о работе с бабушкиными лекарями в Цинтре возвращались к Цири. Она не должна трясти его, не теперь, когда он так холоден. Резкое движение могло остановить сердце, а он уже и так пережил слишком много неудачных падений. Цири просунула руки под его плечи и потащила к пепелищу, где они разводили огонь перед отъездом. Потом быстро достала кремень из мешочка у его пояса, и несколько раз ударила о камень в стороне от костра. Разлетались искры, но пламя на появлялось. Рассерженная, Цири отбросила кремень в сторону и, сев, внезапно припомнила, как совсем недавно выполнила свой первый знак. Она вознесла короткую молитву тому, кто ее слышал. — Последний раз. Я никогда не попрошу ничего снова, только силы для еще одного знака, пожалуйста. Она сложила пальцами плохо изученный знак Игни. Мгновение ничего не происходило. Наступила тишина, и Цири слышала только мягкий плеск воды на каменистом берегу. А затем, с яростным потоком энергии, широкая струя огня излилась из пальцев и охватила остатки щепок и пепла. Высокий столб пламени оказался столь ярок, что заставил прищуриться, и Цири перевела взгляд на Геральта. Он дрожал, сильнейший озноб сотрясал тело. Когда она коснулась его руки, почти каждый мускул оказался напряженным, одеревеневшим и дрожащим в отчаянной попытке согреть тело. Она понимала, что так не могло продолжаться долго. Усилий тела, расточавшихся в потугах сохранить тепло и исцелить раны, уходило слишком много. Она должна согреть его, и быстро. Но были и другие насущные задачи — осмотреть травмы. Если плечо и руку не зафиксировать немедленно, Геральт может никогда не восстановить полный комплекс движений, что сделает невозможным использование основных орудий его профессии. Иногда он испускал вздох — болезненно громкий, сдавленный звук, исходящий из глубины груди. Цири успокоила дыхание, стараясь определить, какой проблемой следует заняться сначала. В конце концов, она принесла покрывала, положила рядом с Геральтом и ослабила шнуровку рубахи на дрожащем теле. Весь левый бок оказался почти черным от синяков, кровь скапливалась под кожей и вызывала отеки. Цири глубоко вздохнула и постаралась припомнить, что наблюдала у бабушкиных лекарей при повреждениях легкого. Это была сложная процедура, единственная, при которой она помогала и которую нашла увлекательной. Теперь Цири чувствовала признательность за свой интерес к крови и колотым ранам груди. Подобная операция обязательно убьет Геральта, если она не вспомнит, как проводить ее правильно. К несчастью, у нее не имелось ни одного нужного инструмента. Полая трубка, основной используемый предмет, являлась редкостью даже среди лекарей. Цири сняла с пояса маленький ножик, обычно используемый для нарезки щепок, поместила лезвие в огонь, а затем отошла к захудалым деревьям неподалеку. «Нужда заставит, — решила она. — Либо это, либо смерть Геральта». Ей повезло — большинство деревьев на здешней высоте погибли и высохли. Потребовалось совсем немного времени на поиски пустотелой ветки такого диаметра, чтобы Геральт не истек кровью. В его снаряжении Цири отыскала фляжку спирта и вылила часть через полое отверстие в палочке, зная, как мало это поможет в дезинфекции. Затем все приготовила и достала нож из потрескивающего пламени. Не тратя мгновений на дальнейшее раздумье о предстоящих действиях, Цири посчитала ребра Геральта, нашла пространство между четвертым и пятым, а потом сделала надрез вглубь, сквозь кожу и мышцы, между костями, пока не почувствовала пустоту. Он застонал и попытался отвернуться, но она уселась на него сверху, предвидя подобное. Его веки затрепетали, но сознание не прояснилось. Насколько возможно аккуратно, Цири протолкнула только что созданную полую палочку в рану, а затем обхватила губами кончик и втянула. Послышался глухой звук выходящего воздуха, и она быстро отстранилась. Поток пузырящейся крови пошел через палочку вместе с многочисленными волокнами древесины. Геральт дернулся сильнее и потянулся зажать разрез. Цири с ужасом увидела, как заблестели его приоткрывшиеся глаза. — Черт, нет-нет-нет. Не просыпайся. Я не смогу удержать тебя, и не хочу навредить, пожалуйста. Геральта трясло, он явно испытывал боль. Цири обхватила руками его лицо. — Геральт, слушай меня. Я знаю, тебе очень больно и холодно, но нельзя двигаться. Когда поправишься, поймешь почему, только прошу, боги, не двигайся. Скоро боль стихнет. Каким-то благословением свыше слова Цири произвели впечатление на спутанное сознание. Геральт ослаб в ее хватке, а здоровая рука упала на землю. От боли в уголках глаз собрались мелкие морщинки, и Цири провела по ним пальцами, стараясь немного успокоить. — Я почти закончила, Геральт, — продолжила она, проверяя жидкость, теперь едва капающую из палочки. — Одно мгновение будет больно, а потом, обещаю, все закончится. Она крепко схватила палочку и вытащила из разреза. Геральт выгнулся дугой и уставился на нее затуманенным взглядом. Он все еще дрожал, а здоровая рука стискивала покрывало, удерживаясь от движений. Цири зажала кровоточащую рану куском запасной повязки из вьюков Геральта, а затем обернула более длинной лентой его грудь. — Вот. Почти закончила. Осталось только зафиксировать твою руку. Пожалуйста, не двигайся еще чуть-чуть. Работая, она осознала, что никогда не чувствовала себя одновременно настолько умелой и настолько подавленной. Она приготовилась к задаче спасти Геральта всеми знаниями и силой, какие могла найти. Но подобные действия были непривычны. Да, она перевязывала раны и помогала лекарям в Цинтре. Но оставалась княжной. Когда появлялась кровь, или смерть, или другие трудности, ее быстро уводили. Она сидела и держала руки солдат, когда они шли на поправку, когда все безобразие их ран исчезало. Умирающие мужчины, люди с гноящимися, зловонными ранами находились где-то вдали. А потом, когда Цинтра пала, она не видела ничего, кроме смерти. Там некого было спасать. И никто не набирался сил, держа руку покровительницы пепла и руин, трупов и погибшей знати. А теперь, видя Геральта дрожащим от холода и боли, Цири чувствовала неуверенность и смущение. Он сможет выжить, если она все сделала правильно. Но может и умереть. И если умрет, она не узнает, хотел бы он находиться рядом с ней в такой момент. Она не была уверена, сможет ли держать его в одиночку, когда сила угаснет в теле. И не могла смотреть, как жизнь уходит из тела, как сок из сорванного цветка. Слишком много, слишком быстро. Цири вправила руку неосознанными движениями, поскольку выполняла подобную операцию много раз самостоятельно. Ловкое, точное действие. Искусное для княжны. Почти нет крови, только сила, в чем Цири никогда не имела недостатка. С плечом оказалось чуть сложнее, но Геральт не двигался, когда она нажимала, толкала, и плотно привязывала руку к груди. Его глаза оставались закрыты, дыхание слегка дрожало, вырываясь из груди. — Я закончила, — шепнула она, откинувшись назад и вытирая пот со лба. — Дай помыть руки, а потом мы согреем тебя. Губы Геральта оставались синими, а лицо белым. По подбородку потекла кровь, когда он прокусил губу в попытке сдержать дрожь. Цири побежала к озеру, быстро ополоснулась, и вернулась обратно, вытирая руки о штаны. Геральт дрожал, свободной рукой стараясь натянуть одеяла повыше. Цири снова ощутила растерянность. Она стремилась позаботиться о нем, погладить волосы, успокоить, как поступила бы с кровным отцом. Но она не знала, принял бы он такое обращение, особенно от нее. Геральт не походил на человека, расположенного к нежным банальностям. Цири нервно приблизилась, притащив собственное покрывало. От нее несло потом и кровью, и она отчаянно надеялась, что его обостренные чувства не взбунтуются. Цири опасалась, что если потратить время на мытье, Геральта может погубить потрясение или холод до ее возвращения. — Вот, могу дать это. Перестань пытаться сделать больше. Знаю, ты можешь. Цири приподняла одеяла, и Геральт немного подвинулся, все еще безнадежно замерзший и неловкий. Он обнял ее, и она чуть испуганно уставилась на его руку, понимая, что это произошло только из-за ее тепла. Подтянув одеяла чуть выше, она свернулась рядом, и обхватила рукой его израненный торс, стараясь не касаться тугих повязок. Геральт слегка прижался к ней, поражая своей душевностью. Цири всегда мечтала свернуться рядом со своим настоящим отцом, почувствовать его тепло. Она даже никогда не видела холодный труп отца, только его живое тело. Но теперь, растирая свободной рукой спину Геральта в попытке унять озноб и немного согреть, она неожиданно задалась вопросом, не искала ли слишком упорно в Дани то, что в итоге нашла в Геральте. — Прости, — шепнула она в ночь, уверенная, что у него нет ни малейшего шанса придти в себя настолько, чтобы услышать или понять слова. Но он слегка двинулся, прижимая к ней ледяные руки. — Нет, — дрогнувший голос стих, когда он пытался вытолкнуть слово сквозь стучащие зубы. Цири повернулась к нему. Глаза Геральта, едва приоткрывшись, закатились, после чего он снова с силой моргнул, пытаясь сосредоточиться. — О чем ты? Знаю, это моя вина. Если бы я не сказала, что идти туда безопасно, ничего бы не случилось. Если бы я не провалила проверку местности перед выстрелом, ничего бы не произошло. Хреновое оправдание для дочери, тем более — не родной. Только осознав, что Геральт был, во всех смыслах, нужным ей отцом, Цири поняла, что он не сможет простить ее. Это оказалось бы слишком хорошо для правды. Геральт слабо моргнул, сильно дрожа, и несколько раз облизал губы. Он явно не мог наполнить воздухом травмированные легкие, чтобы произнести слова. Цири вздохнула. Последняя надежда на прощение ее дурости уничтожена. Она могла подождать, пока он поправится, прежде чем выслушать то, чего так страшилась. Что она недостаточно хороша. Что не заслуживала кого-то вроде него. Геральт выглядел расстроенным и слишком сбитым с толку, измученным, чтобы сосредоточиться на мыслях. Цири мягко коснулась его волос, гадая, не последний ли раз делает что-то подобное. — Тебе удобно? — спросила она обеспокоенно. — Ммм… вроде, — Геральт едва выдыхал слова, и Цири не хотелось давить, требуя ответов. Его трясло все более яростно, пока тело пыталось согреться, и она крепко вцепилась в него, предохраняя раны от толчков. — Теперь просто постарайся уснуть. Я останусь рядом, пока ты греешься. Об остальном можно побеспокоиться утром. Геральт не ответил, но долгое время слышалось его болезненное дыхание, показывая, что он еще не спит и испытывает сильную боль. Цири с трудом сдерживала его судорожную дрожь и давала воды. Постепенно дыхание Геральта выровнялось, хотя озноб не прошел. Цири откинулась на спину и уставилась на звезды, безумно опасаясь завтрашнего дня. Неосознанно она перебирала пальцами камень, который Геральт дал ей в пути, и задавалась вопросом, что произойдет, когда он осознает — как дочь она недостаточно хороша для него.Призрак
23 апреля 2021 г. в 09:22
Цири казалось, что она лежит на снегу уже несколько дней. Ветер носился над нею, пряди волос вмерзли в лед, смешанный с кровью и слезами, руки прятались под телом в последней попытке сохранить тепло. Она думала, что умерла. Леденящий холод сковал ее, заставляя лежать на горном склоне, открытом стихиям. Цири подумалось, что Весемир и Эскель расстроятся. Впрочем, уверенности не было. Все-таки, Геральт погиб именно из-за ее глупой ошибки. Он просил доказать, что горы безопасны, а она была слишком самоуверенной. Затем, когда ее собственный идиотизм создал опасную ситуацию, он погиб, спасая ей жизнь. Цири не сомневалась, по возвращении в Каэр Морхен она не встретит горячей любви. Наверное, Весемир выгонит ее в горы, к идущим по следу нильфгаардским солдатам. В сознании возник человек в крылатом шлеме, темный и зловещий, всегда едва различимый. Цири непроизвольно содрогнулась. Она боялась думать о том, что он сделает, прежде чем позволит умереть в его руках. Наверняка, это будет не так милосердно, как гибель на склоне, в одиночестве, вмерзая в снег. Никто даже не найдет ее. Тело останется в безопасности. Ее история умрет с ней. Никто даже не узнает, как Цирилла из Цинтры убила человека, проявившего к ней доброту.
Однако чем дольше она лежала в снегу, тем меньше стремилась к подобному концу. Бабушка умерла, спасая ее. Как и Геральт. Как люди из лагеря беженцев, хотя и ненамеренно. И теперь она стояла перед выбором. Неужели она не могла даже убрать с лица снег, чтобы принести Геральту покой? Калантэ, будь она здесь, впала бы в ярость. Она растила Цири человеком чести. Как и ведьмаки в Каэр Морхене. Как каждый давно умерший цинтриец, сыгравший роль в ее формировании. Если ранее в долине присутствовали призраки ведьмаков, то теперь ожил собственный дух Цири, кружа вокруг нее, порицая. Требуя, чтобы она выбрала иное, нежели смерть в одиночестве, как трус. Позволить изгнать себя из Каэр Морхена! Позволить нильфгаардцам найти ее! Она — княжна Цинтры, а княжны не умирают на склонах гор, лишенные чести.
Приняв решение, Цири начала подниматься с ледяной земли. Задача оказалась сложной — слезы и кровь, растекаясь по рукам, почти вморозили их в лед. В конце концов, она хотя бы должна рассказать Эскелю и остальным что случилось. Она вернет тело Геральта, если сможет. Эскель говорил, что сожжение в крепости с братьями, убитыми Испытаниями, — большая честь и привилегия, поскольку большинство ведьмаков никогда не вернутся домой, приняв смерть в дальних уголках земли.
Мысль об Игни напомнила Цири про Геральта, и осознание поразило болью, словно удар. Желудок вывернулся наизнанку, и она едва успела упасть в сторону, прежде чем ее стошнило на снег. От напряжения по лицу покатились горячие слезы, но сильный ветер сдувал их еще до того, как она успевала вытереть лицо. Цири, задыхаясь, стояла на четвереньках. Руки онемели и, погруженные в снег, уже не чувствовали жгучей боли. Плечи дрожали от озноба.
После долгих усилий и неудачных попыток собраться с мыслями, она поднялась на ослабшие ноги. Почти сразу же ее повело в сторону, и, упав на локоть, Цири почувствовала благодарность за пологий склон, сохранивший ее от падения далеко вниз. Она напряглась и некоторое время вращала ступнями, а затем снова попыталась встать, с большим успехом. Каждый шаг сотрясал застывшие мускулы, посылая по ногам острую боль. Цири с трудом сделал несколько шагов, пытаясь прийти в чувство.
Солнце почти село, и в холодном небе замерцали первые звезды. Снег казался ровным и твердым, словно глухая каменная поверхность, под которой, знала Цири, где-то погребен Геральт. Она не могла думать о нем, как о мертвеце. Пока еще не могла. Не ранее, чем узнает наверняка.
На пути лавины образовалась сумятица, хотя ветер уже сильно выровнял снег. Валуны, казавшиеся Цири укрытием, когда она собиралась стрелять из арбалета, исчезли, но она увидела их слабые очертания значительно ниже по слегка выравненному склону. Перед грудой камней лежала маленькая кучка снега. Очевидно, у разрушившей путь лавины не хватило сил унести их с горы. «Небольшая милость», — подумала Цири. По крайней мере, не придется карабкаться до самого низа в поисках Геральта перед возвращением к лошадям.
Мысль о Плотве вызвала очередной болезненный укол в груди, когда она начала осторожный спуск по глубокому снегу. По пути она чувствовала возрастающую горячую любовь к кобыле. Цири понимала, Плотва никогда не простит ей унесенного лавиной хозяина. Снова захотелось заплакать, но слезы иссякли. Она чувствовала опустошение, беззащитность, уязвимость. Крошечное пятнышко, спускающееся по склону горы, гниль на земле, слишком маленькая и незначительная, чтобы спасти человека, который стал единственным близким ей отцом. Ветер и суровая погода долины обнажили ее естество. Спускаясь по склону, Цири ощущала себя животным, думающим и чувствующим едва ли за пределами первобытности. Время от времени сапоги неожиданно проваливались в снег и выводили из транса. Но она продолжала путь, словно во сне, двигаясь скорее рефлекторно, чем осознанно. Разум гнал мысли прочь, но все, с кем она встретилась, стали трупами. Трупы, и блеск янтарных глаз Геральта за миг до исчезновения в снегу. Невозможно сбежать от горькой истины.
Бредя больше двух часов через замерзшие земли, Цири оказалась в тупике. Руки, вытянутые перед собой, поскольку стало слишком темно, наткнулись на твердый камень. Задыхающаяся и измученная, она прислонилась к нему головой, всхлипывая, хотя уже не могла плакать. Возможно, Геральт находился под этой самой скалой. Она прижалась к холодной поверхности. Захотелось, чтобы сильным желанием можно было просто пройти сквозь камень, заключить Геральта в объятия и вернуть к жизни. Колени Цири задрожали, и она опустилась на заснеженную землю, прислонившись к грубому валуну.
— Геральт, пожалуйста, черт возьми, — она запнулась и облизнула губы, вспомнив, сколько раз Геральт выговаривал ей за проклятия. — Дай какой-нибудь знак, чтобы найти тебя. Я хочу вернуть тебя домой. Хочу сделать это правильно. Боги, мне так жаль.
Она со злостью ударила кулаком по скале, зная, что ничего не выйдет. Цири очень давно перестала верить в богов и богинь, или трижды проклятый Вечный Огонь. Никто из них не появился, когда она день и ночь молила о пощаде для Цинтры. Никто из них не вмешался, когда она видела женщин и детей, насилуемых и сжигаемых заживо. Божества, не пресекающие таких зверств, не интересовали ее. В чем смысл всемогущества, если в мире по-прежнему умирают и страдают люди?
Цири, вероятно, потеряла сознание, скорчившись рядом со скалой, потому что когда в следующий момент открыла глаза, снова было светло и ощущалось странное тепло. Тряхнув головой и сморгнув сон, она почувствовала всплеск чего-то незнакомого, проникавшего в ее плоть. Сильная дрожь, последовавшая за вспышкой мурашек по всему телу. Что-то потрескивало на кончиках пальцев, в воздухе появился слабый, но отчетливый запах озона. Воздух остыл, и Цири осознала, что от гипотермии ее спас, видимо, только хаос, снизошедший в последний момент, чтобы спасти от ледяной могилы. Ее естество взбунтовалось. Потому что он предпочел сохранить ее, а не Геральта, когда она взывала. Цири расстроено ударила ладонью по камню, и по поверхности разлетелась вспышка искр, а следом посыпалась снежная пыль. Она заметила на одном из камней, в дюймах от нее, отпечатки морской раковины. Сердце вспыхнуло болью. На несколько мгновений она прислонилась к следу, стараясь собрать осколки рассудка и составить план. Геральт должен быть погребен где-то здесь, но неизвестно, где именно и как приступить к поискам. И пока она, не зная наверняка, отказывалась думать о возвращении тела, практическая честь разума задавалась вопросом, сколько частей Геральта предстоит обнаружить. Скалы жестоки и бесчувственны. Они легко могли раздробить его на куски, в броне или без нее.
Пока Цири отчаянно прижималась к камню, собираясь с силами, чтобы приступить к делу, на пальцах снова затрещало. Удивленная, она уставилась на свою руку. В сознании всплыло воспоминание о беседе с Ламбертом несколько месяцев назад.
— Черт, я не могу сделать этого! — крикнула Цири, отбрасывая книгу и выходя в коридор.
Весемир позволил ей уйти. Она была травмирована и ранима, и не принимала доброты, предлагаемой после долгих недель преследования в глуши.
Однажды в коридоре Цири затопила пол, безнадежно пытаясь сложить Аард, кажется, в сотый раз за вечер. Она чувствовала хаос, бурлящий под кожей, но казалось, существовал заслон, нерушимая стена, препятствующая доступу. Сила сидела в подсознании, насмехаясь. Ожидая, что она сломается, и тогда можно будет прорваться наружу, нанести непоправимый ущерб единственному месту, которое действительно могло называться домом.
Ламберт обнаружил ее сидящей у стены несколько часов спустя. Цири быстро вытерла злые слезы, не желая вступать в ехидную беседу с молодым ведьмаком. Большинство его замечаний имели безжалостную цель заставить Цири почувствовать ущербность, и она не была готова противостоять ему сейчас.
— В чем дело, Цирилла? — Ламберт подчеркнуто использовал полное имя первые месяцы ее проживания в крепости, и она каждый раз вскипала. — Весемир, наконец, устал и выпорол тебя? Я думал, так и случится рано или поздно. Удивлен, что он продержался так долго.
Цири ощутила внутри неистово бурлящий хаос, но сглотнула и затолкала его назад.
— Отвали, Ламберт. Я пытаюсь выучить знаки, и если ты не остережешься, то попадешь под мой первый Игни.
Ламберт скептический усмехнулся.
— Ты говоришь, что Цирилла, великая чародейка и победительница нильфгаардских рыцарей, не может даже сотворить Аард или Игни? Боги, я удивлен, что Весемир позволил тебе войти в ворота. Ты уверена, что Геральт нашел нужную девочку? Мужик, верно, ослеп на старости лет.
Цири захотела испытать Игни на Ламберте, но решила, что при неудаче унижения будет больше, чем она готова вынести в данный момент. Она встала и вытерла свежие слезы с лица, собираясь убежать, когда узкая ладонь поймала ее руку.
— Если скажешь кому-нибудь о чем сейчас услышишь, я стану все отрицать и подвешу тебя на самой высокой стене крепости. Иногда требуется время, чтобы овладеть знаками. Я не научился, пока не пробыл в крепости почти год. И только потом попытался Аксием удержать одного учителя от проведения мутаций друга. Разумеется, я оказался не опасен. Временами требуется большее, чем просто решение сложить знак.
На лице Ламберта появилось выражение горечи и печали, и он отвернулся. В тот момент Цири слишком мало знала об Испытаниях и мутациях, чтобы осознать причины поступка в его рассказе. Было ясно только, что тот случай вызвал сильное внутреннее смятение. Способность складывать знаки никогда не проявилась, и она совсем забыла о происшествии.
Теперь, оглядываясь на сказанное Ламбертом и понимая, что он пытался спасти того мальчика от вероятной гибели, она решилась. Глубоко вздохнув, Цири сосредоточила все внимание на скале. Затем ее пальцы, онемевшие и неловкие от холода, сложили знак Аард.
Ничего не произошло. Цири, расстроившись, почти опустила руку. Но в воздухе вдруг появился запах озона, и она замерла. Раздался низкий, потрескивающий шум. А потом камень сдвинулся, отброшенный со своего места взрывом энергии, ударившей как сильнейший ветер. Цири, задохнувшись, отшатнулась. Ее силы значительно истощились, но оставалось еще два огромных валуна. Она доставит Геральта домой. Привезет его братьям и позволит похоронить достойно. Постаравшись найти подходящий ракурс, чтобы отшвырнуть оба булыжника одним ударом, она снова сложила Аард.
На этот раз эффект последовал незамедлительно, и отток энергии швырнул Цири на колени. Но валуны отлетели, словно были не крупнее гальки, и когда она подняла голову, место схода лавины оказалось почти расчищено. Оставалось только разрыть снег. Цири помедлила, восстанавливая дыхание, и постаралась не слишком увлекаться победой над новым навыком. Поднявшись на ноги, она побрела по ветреному склону к месту упокоения лавины. Ветер хлестал ее ослабшее тело, едва не сметая прочь. Придя на место, Цири оторвала две широких ленты от кожаной куртки и обернула ладони, надеясь спастись от осколков льда. А затем глубоко вздохнула и, встряхнувшись, начала копать.