Для Цири наступила очередная бессонная ночь. Каждый раз, как только она начинала засыпать, что-то будило ее. Сердце тревожно бухало в груди, и каждый звук или движение в ночи заставляло вскидываться, тяжело дыша. Потрескивал огонь. Цири бесцельно прижимала руки к влажному лбу Геральта. Временами он просыпался, не понимая, где находится и что случилось. Много раз просил прекратить, оставить его в покое. Иногда звал женщин. Ренфри и Йеннефер. Видимо, он собирался извиняться перед обеими, снова и снова прося простить. Цири знала, что не имеет права, но склонялась к его уху, шепча, что он прощен, что все хорошо, и нужно просто снова заснуть. Казалось, это мало помогало; после бормотания и слабых стонов он проваливался в беспокойный сон, метался и ворочался, с каждым движением жмурясь от боли. Лицо Геральта стало пепельным, а хватка настолько ослабла, что он уже не мог прижимать покрывала к груди. Со лба бесконечно стекал пот. Цири взяла его большие ладони в свои маленькие ручки. Время от времени пальцы Геральта подрагивали и в краткие моменты пробуждения сжимались. В остальное время его руки лежали ослабевшие и влажные, а Цири круговыми движениями массировала мозоли, какие появлялись у нее самой от рукояти меча. Они походили на клинки, вдруг осознала она. Страшный смертоносный меч и маленький, быстрый кинжал. Мысль придавала сил. Будучи стремительным кинжалом, дополнявшим меч Геральта из Ривии, Белого Волка, она могла преодолеть что угодно. Потому что создана, чтобы выжить. И именно это намеревалась сделать.
Солнце прокладывало путь меж горными вершинами, когда Цири отвела взгляд от их переплетенных пальцев. Занимался тусклый свет раннего утра, и уже запахло жарким днем. В оранжевых ястребинках, обосновавшихся в трещинах скалы рядом с озером, жужжали пчелы. Рядом росли мелкие розовые орхидеи, которые Цири поначалу не заметила. Цветы были не крупнее ногтя на мизинце — куда меньше орхидей, встреченных по пути к перевалу, но казались еще более красивыми. Что-то настолько маленькое и хрупкое, сумевшее выжить в бесплодном, ветреном месте, заставляло испытывать благоговение.
Когда солнце поднялось выше, больше не осталось времени на восхищение местностью. День обещал быть жарким, и Цири чувствовала, что в лихорадке Геральта наступил перелом. Хотя она ранее стянула покрывала, позволяя ветру остудить его тело, пот на коже остывал медленнее ожидаемого. Когда-то белая рубаха посерела от пота, и только почувствовав ветерок, Геральт задрожал. Вспыхнули открывшиеся глаза.
— Прошло много времени, — Цири слегка улыбнулась, ощущая облегчение при виде его несколько более осознанного взгляда. — Как себя чвствуешь?
Геральт нахмурился. Он, казалось, испытывал растерянность, а зубы опять начали стучать.
— Сбитым с толку… Больным.
Безусловно, самый связный ответ, полученный за долгое время. Цири с облегчением вздохнула. Она все еще слегка нервничала — теперь по поводу его слегка просветлевшего сознания. Будучи не в себе из-за лихорадки, он имел склонность прощать, но после выздоровления воспоминания о случившемся на горе наверняка вернутся. Цири не думала, что ее ошибку можно легко простить, если вспомнить все совершенное. Она постаралась приободриться. Близость, которую они разделяли на обратном пути, похожая на узы отца и дочери, скорее всего, окажется недолгой. Геральт не выглядел человеком, легко прощавшим бессмысленную глупость.
— По крайней мере, ты достаточно здоров, чтобы сказать об этом, — произнесла Цири и ее голос прозвучал чуть бледнее, чем хотелось. — Просто постарайся немного отдохнуть. Ты очень болен, и вряд ли сможешь есть или пить. Подожди, пока пройдет тошнота.
Геральт, с каждым мгновением бледневший все сильнее, кивнул, неистово сглатывая. Цири сочувственно коснулась его волос, и осознала, что его голова по-прежнему покоится на ее коленях. Нужно было затушить костер, прежде чем ветер развеет угли в разные стороны.
— Я немного передвину твою голову, чтобы залить костер водой. Сейчас вернусь.
Геральт стиснул зубы, когда Цири осторожно выскользнула из-под него. Казалось, его вот-вот стошнит и, прежде чем отойти к огню, она оглянулась, уверяясь, что он не подавится. Как только она вылила воду на костер, повалил пар. Потухшие угли Цири выбросила в озеро, а затем вернулась к седельным сумкам и взяла яблоко для себя и немного хлеба для Геральта на случай, если он почувствует себя достаточно хорошо, чтобы поесть. Пищи почти не осталось. Теперь нужно было добраться до крепости, прежде чем еда совсем кончится, но Цири слишком ослабла для перехода через коварный перевал. Время стремительно истекало. Когда она вонзила зубы в яблоко, совершенно сморщившееся эти за дни в седельной сумке, Плотва и Аэрра негромко фыркнули.
— По крайней мере, вам здесь всего хватило, — улыбнулась Цири, подходя к кобылам и поглаживая их бархатные носы.
Плотва толкнулась ей в лоб, и она поцеловала лошадиные морды, а потом пробралась через камни и вернулась по низкорослой траве в лагерь. Посещение лошадей всегда поднимало настроение. Успокаивало волнение, сжимавшее грудь при мысли, что Геральт заговорит о произошедшем на горе. Цири не знала, сможет ли принять его осуждение после того, как нашла лазейки, которые могли помочь им сблизиться.
Когда она вернулась в лагерь, Геральт вяло ощупывал повязки на плече. Под его глазами темнели круги, и он взглянул на Цири со страшной усталостью, потрясшей ее.
— Ты… ты это сделала?
— Да. Тебе больно? Что-то неправильно?
Геральт, казалось, расслабился, получив ответ, воздух со свистом вырвался из поврежденных легких. Он откинулся назад.
— Нет… хорошо. Хотел знать, кто это был.
Цири села рядом и положила ладонь ему на лоб. Кожа была прохладной, хотя и влажной от пота, оставившего липкую пленку.
— Знаешь, княжны учатся некоторым полезным навыкам, помимо танцев и вышивания.
Геральт фыркнул.
— Ты… вышиваешь?
— Бабушке приходилось заставлять меня делать каждый стежок. Есть даже несколько ненавистных гобеленов моей работы. К счастью, они исчезли вместе с Цинтрой.
Цири удивилась, увидев легкую улыбку на лице Геральта, ведь жар уже прошел. Горькая шутка заставила ее слегка хихикнуть. Она вспомнила горячие споры с бабушкой по поводу того, что прилично и женственно, а какие навыки вправду полезны. Будучи маленькой девочкой, Цири решительно выступала против любой деятельности, которую не считала забавной или практичной. В какой-то момент споры стали просто увлекательными воспоминаниями. Признание немного удивило ее.
— Тебе удобно? Надо что-нибудь или стоит просто замолчать и дать тебе уснуть?
Ответа не последовало и, повернувшись, Цири увидела, что Геральт вообще-то уже заснул. Она не обратила внимания прежде, но ее пальцы небрежно переплелись с его. Это казалось слегка необычным— все-таки его уже не лихорадило. Выдохнув почти испуганно, она устроилась рядом с ним, стараясь не тревожить руку, вольно сомкнувшуюся с его ладонью. Слабая искра надежды вспыхнула в груди. Возможно, вопреки ожиданиям, он не осуждает ее за сложившуюся в дороге ситуацию.
Они провели утро и ранний день за отдыхом. Цири все это время плыла между сном и бодрствованием. Она страшно измучилась, а таинственная сила снежного призрака исчезла, оставив болезненное утомление и смятение. Что-то бурлило в глубине естества, но туда оказалось невозможно добраться. Одно время Цири пыталась что-нибудь сделать, но нечто скрывалось слишком глубоко, надежно запертое под замком. Призрак велел подождать. И поскольку касаться этого оказалось больно, Цири чувствовала, что указаниям следует повиноваться. Подождать Tor Lara, сказали ей. И, что бы это ни значило, она будет ждать. В конце концов, Цири провалилась в беспокойную дрему, повернувшись лицом к Геральту. Теплое дыхание овевало ее щеки.
Когда она спокойно проснулась, солнце стояло почти в зените, и долину накрыл жаркий тихий полдень. Даже озеро прекратило набеги на берег. Ветер утих и смолк, и Цири почувствовала — замерев, можно услышать, как растения поглощают энергию высокого, горячего солнца. Насладившись приятным теплом, Цири открыла глаза и увидела, что Геральт занят тем же. Он выглядел слабым, глаза — тусклыми и уставшими, и он слегка застонал, возвращаясь в сознание. Легкий приступ беспокойства, ставший постоянным спутником за последние дни, снова возник в груди Цири. Она привыкла к быстрому исцелению Геральта. Правда, полагала, что при тяжести нынешних ран, заживление, скорее всего, и так происходило быстро.
Цири перевернулась на спину, пока Геральт окончательно приходил в себя, понимая, что ему, наверное, неприятно просыпаться под чьим-то взглядом. Их руки по-прежнему были переплетены, и ладонь Геральта покрывал холодный пот. Он явно не до конца оправился после лихорадки, даже если и наступил перелом.
— Ты отдохнула немного? — наконец, спросил он. Голос прозвучал более внятно, чем ранее, затуманенный скорее сном, нежели болезнью.
— Более чем достаточно, — Цири улыбнулась. — Я не понимала, насколько устала.
— Обычно так и бывает.
Цири отметила, что Геральт по-прежнему дышит поверхностно, но уже не сипит и не вздрагивает при каждом вдохе.
— Как ты? Есть изменения, о которых мне нужно знать?
— Не так плохо. Лодыжка снова чертовски болит. Дышать легче.
Цири едва не треснула себя по лбу. Спеша обработать другие раны, она забыла о давно сломанной лодыжке, беспокоившей его перед лавиной. Ее не перевязывали с того утра, прервавшего охоту. Вообще-то Цири даже не сняла сапоги с Геральта. Скорее всего, повязка ослабла, и лодыжка ужасающим образом отекла. С огромным беспокойством Цири принялась расшнуровывать грязный сапог, стараясь игнорировать шипение Геральта во время манипуляций. Когда она освободила ногу, он издал задушенный стон.
— Черт… нужно заново перевязать. Может, я сам?
— После всего проделанного, думаешь, я оставлю тебе перевязку сломанной кости? Ты просто смешон.
Геральт казался довольным, когда Цири разматывала повязку. Лодыжка действительно сильно распухла и выглядела черно-синей.
— Боги, неудивительно, что тебе так плохо. Отвратительная перевязка. Ты когда-нибудь учился накладывать восьмерку?
— Я больше спал, чем бодрствовал, заматывая ее. Думал, это и есть восьмерка.
Цири ощутила очередной укол вины. Ей следовало тогда настоять на помощи в перевязке, он с ног валился. Она расправила повязку и начала накладывать восьмерку от пятки к своду стопы. По окончании работы нога выглядело куда лучше, хотя сильно опухла и казалась болезненной. Цири хотелось бы иметь больше болеутоляющих трав. У них был только привезенный пузырек макового молока, но его хватало на пару порций. А для нормального эффекта Геральту понадобилась бы почти удвоенная доза.
— Лучше?
— Намного.
Цири села на колени у головы Геральта и слегка ощупала его бок и руку, казавшиеся чрезвычайно болезненными, но не хуже, чем раньше. Он плохо скрывал гримасу, которую Цири заметила, но не прокомментировала. Мало что можно было сделать с болью — большинство запасов уже исчерпалось.
— Припасы заканчиваются. Либо придется охотиться, либо нужно все бросить и вернуться в крепость. Что, по-твоему, лучше?
Геральт снова выглядел поплывшим, периодически погружающимся в боль. Он вернулся к реальности и какое-то время выглядел задумчивым.
— Нужно вернуться в крепость, — разговор, видимо, выматывал его, каждое слово давалось тяжелее предыдущего. — Долина… не стоит проводить здесь много времени. Здесь присутствует больше, чем кажется на первый взгляд.
— Знаю. Чувствую. Кто-то наблюдает.
Геральт слегка нахмурился, погружаясь в сон, вздрагивая и снова просыпаясь. Он тряхнул головой и потер лоб здоровой рукой, явно отметая все, что намеревался сказать.
— Ясно, у тебя болит голова. Дай глазам отдохнуть. Я сверну лагерь и разбужу тебя, когда наступит время отъезда. Пристегнуть Аэрру?
— Лучше не надо, — походило больше на бормотание, нежели на настоящие слова, будто Геральт опасался говорить слишком громко. Будто кто-то мог подслушать.
— Тебе понадобится что-нибудь? До сборов?
Геральт поморщился с выражением, которое Цири быстро научилась понимать — он находился в каком-то душевном расстройстве. Он выглядел очень усталым и бледным, а дыхание вырывалось с короткими хрипами, указывающими на сильную боль. Цири крайне беспокоила его способность выдержать весь путь до замка на Плотве, даже с ней рядом. Необходимо было по возможности отдохнуть перед поездкой.
— Немного воды… только для головы. Черт, мы подстрелили его? Все размыто, голова болит.
— Нет, не попали. Но ты многое пережил. Наверное, тебе просто нужна вода и отдых.
Цири не задавала вопросов, принеся бурдюк. Геральт был самостоятельным, и, судя по шрамам, не первый раз сталкивался с серьезными травмами. Впрочем, она высоко оценила доверие к себе, хотя бы в виде исключения. Честно говоря, она не знала ничего о его прежних ранах.
Геральт сморщился и стиснул зубы, когда Цири подняла ему голову, позволяя напиться. Он выглядел истощенным, а когда откинулся, казался расслабленным, взгляд рассредоточенным. Цири тоже сделала большой глоток воды, а когда опустила взгляд, Геральт крепко спал на ее коленях. Его волосы беспорядочно спутались, пряди прилипли к влажному лбу. Она смотрела на него с какой-то нежностью; во сне он выглядел менее страдающим, хотя все еще оставался в поту и слегка дрожал. Определенно, лихорадка не прошла окончательно.
Не желая покидать Геральта, когда он, наконец, успокоился, Цири некоторое время оставалась рядом, а потом уложила его голову на мягкую рубашку и начала бесшумно обходить лагерь. Не стоило слишком спешить, готовясь к отъезду; Геральту требовалось поспать, а она не хотела выезжать, когда полдень ближе, чем утро. Обычно, ночное путешествие не создавало проблем, но учитывая повреждения Геральта, Цири не хотелось, чтобы он ехал на Плотве через коварный перевал холодной горной ночью.
Темп, в котором она прибирала и сворачивала лагерь, стал теперь привычным. Только упаковав вещи и еду в седельные сумки, она осознала, что переняла скрупулезную манеру Геральта, воспроизводя процесс, много раз наблюдаемый в его исполнении. Казалось непривычным сворачивать лагерь без него. В определенный момент, по дороге в Каэр Морхен, она привыкла к его знакомому, спокойному присутствию при сборах. Ценила это, даже расстраиваясь из-за контроля. Теперь, когда он лежал без сознания, ворочаясь во сне, Цири обнаружила, что отчаянно желает вновь ощутить то расстройство.
Когда она закончила привязывать последнее покрывало на спину Плотвы и с ворчанием и руганью закреплять пряжки, уже стемнело. Лошадь глядела на нее с неодобрением; наверное, Геральт не тратил по полчаса, пытаясь посильнее утянуть покрывала, чтобы поместиться на ее спине.
— Прости, Плотва. Нужда заставляет. Обещаю должным образом вычистить тебя, когда вернемся в крепость. Тебя и Аэрру. Вы все сделали правильно.
Голосок в голове Цири прошептал: «В отличие от тебя». Стараясь не обращать на него внимания, она вернулась к Геральту и мягко встряхнула за плечо. Он застонал, открыл глаза и снова зажмурился. Как с беспокойством отметила Цири, его лоб остался теплым, хотя существенно остыл со времени разгара лихорадки. Впрочем, лицо Геральта по-прежнему оставалось напряженным от боли.
— Вечер, — прошептала она, понимая, что его головная боль, скорее всего, не ушла. — Как самочувствие?
— Лодыжка… черт.
Цири ожидала другой ответ. Из всех травм Геральта, лодыжка выглядела меньшей проблемой, и имела для заживления на один день больше, чем другие раны. Она должна была почти восстановиться или оставить только глухую боль. Нащупав ногу Геральта, Цири почувствовала, как заколотилось сердце. Прошло всего несколько часов с тех пор, как она перевязала сломанную конечность, но лодыжка так опухла, что не поддавалась оценке. С другой стороны, она и не думала о необходимости проверять. Всего ночь назад Геральт сидел самостоятельно. Цири наблюдала, как он вправлял собственные кости прежде и действовал точно, владея своим телом как никто. А также обладая обширными знаниями и навыком должным образом вправлять кости. Но ощупав повязку, Цири вспомнила, как он устал той ночью. Как почти поймала его дремлющим в седле, списав все на игру теней. Теперь же казалось правдоподобным, что Геральт слишком вымотался и не вправил кости как следует. Будто день путешествия отнял больше сил, чем весь их путь от Соддена до Каэр Морхена. Цири мельком удивилась этому обстоятельству, но отбросила мысль. Она спросит, когда Геральт поправится. Наверное, он уже снова заснул.
Как только Цири мягко надавила на распухшую часть лодыжки, он вскинулся с задушенным вздохом, после чего, тяжело дыша, обмяк обратно на землю.
— Она заживает неправильно, — расстроено поморщилась она. — Я не могу исправить, Геральт. Думаю, придется ломать снова и вправлять, но я не знаю, как это делать, и у меня все равно не хватило бы сил.
Геральт вздохнул и раскрыл рот, но Цири прервала его, понимающе посмотрев в глаза.
— Это глупо и я знаю. Ты болел лихорадкой несколько дней, не можешь сесть, используешь только одну руку, и истощен. Идея сделать это самостоятельно исключается. Особенно, потому что именно ты оказался слишком уставшим, чтобы вправить кость правильно с самого начала. Уверена, Весемир или Эскель смогут помочь, когда мы вернемся в Каэр Морхен.
Цири снова поморщилась. Голос с каждым днем начинал все больше походить на бабушкин. Она сглотнула и с большим стыдом встретилась глазами с Геральтом. Он отвернулся, но она успела увидеть изнеможение в его взгляде.
— Ты права, — голос звучал не громче дыхания на ветру. Охваченная жалостью, Цири устроилась рядом. К ночи похолодало, а он был сильно нездоров.
— Отправимся, когда взойдет солнце. Постарайся отдохнуть. Дать немного воды перед сном? Ты не пил несколько дней.
— Настроение в самый раз.
Цири шлепнула его, и была вознаграждена громким смешком, более походящим на стон, чем на настоящее веселье. Но, в конце концов, ей удалось заставить его улыбнуться, отвлечь от боли.
— Я принесу воды. А потом можешь снова уснуть.
В этот раз Геральту удалось удержать бурдюк самому, хотя он по-прежнему бессильно опирался на грудь Цири. Под его тяжестью ей пришлось упереться рукой в землю. Он определенно не мог удержать собственный вес. Цири забеспокоилась, сможет ли он усидеть утром на Плотве, но она старалась разбираться с проблемами по мере поступления, чтобы они не раздавили ее.
Напившись Геральт не смог снова заснуть, и Цири свернулась рядом, закрыв глаза, но его тяжелое дыхание слышалось долгое время. Она чувствовала, как он пытается воспользоваться ограниченной подвижностью, устраиваясь удобнее. Каждое движение сопровождалось болезненным вздохом, немедленно подавляемым, чтобы скрыть мучения. В итоге, после почти двухчасовых попыток заснуть и просыпаясь от движений Геральта, Цири повернулась к нему.
— Так не пойдет, — мягко произнесла она. Геральт приоткрыл глаза.
— Я не заставляю быть рядом.
— Я не имела ввиду себя. Тебе нужно отдохнуть, если мы собираемся завтра поехать в крепость. Поэтому лучше скажи, как помочь тебе уснуть.
Цири вспомнила, как по пути в Каэр Морхен она каждую ночь просыпалась от кошмаров. Как Геральт поворачивался к ней и начинал перечислять скучнейшие на свете факты, пока она не засыпала. Иногда она была слишком напуганной, чтобы лежать спокойно, и он брал ее на поляну, где они лежали на спине, в молчании глядя в небо. Цири ценила те моменты. Казалось странным делать теперь подобное для Геральта.
— Перестань беспокоиться, — его голос звучал болезненно, а слова оставались неразборчивыми и тихими. — Я слышу твое сердцебиение отсюда.
Цири вздохнула и, перевернувшись на спину, положила руку на здоровое плечо Геральта, помогая лечь так же. Она бегло проверила повязки, удостоверяясь, что больная рука надежно закреплена на груди, а потом указала на небо.
— Созвездия здесь другие, — начала она, чувствуя, как щеки начинают гореть, — поэтому многих я не знаю. Хотя, уверена, ты знаешь все. Значит, придется выставить себя полной дурой, показывая созвездия, которых на самом деле не существует, пока не сведу тебя с ума, заставив уснуть.
Цири начала с Северной Звезды, о которой узнала из чтения с Эскелем, а также с нескольких созвездий, которые изучила, читая астрологические книги в крепости. Геральт издавал тихие, довольные звуки всякий раз, когда она оказывалась права. К тому времени, как Цири дошла до простого складывания звезд и наречения их нелепыми именами, он почти спал. Когда она произносила что-нибудь забавное на его губах вспыхивала легкая улыбка, но его глаза закрылись, и к моменту, как она разыскала в небе накеров и гулей, он уже спал, дыша прерывисто, но размеренно. Цири положила руку на его грудь и почувствовала слегка спешащие удары сердца. Легкие казались слабыми и трепещущими, словно боролись за пространство. Хотя по ее воспоминаниям, о превосходном выздоровлении Геральта свидетельствовала способность разговаривать вскоре после катастрофы. Убрав несколько прядей волос с его лица, Цири свернулась на земле, прижавшись спиной к его боку ведьмака, и на несколько предутренних часов нашла покой.
***
Утро наступило слишком быстро. Солнце вставало поздно, потому что горы в этой долине были слишком высоки, но тепло и пение птиц разбудило Цири, когда первые лучи выглянули из-за горизонта. Она подавила стон и перевернулась. Спина отчаянно болела, и хотелось только одного — свернуться в теплой постели. Даже кровать в Каэр Морхене, жесткая, как камень, по сравнению с ее ложем в Цинтре, походила бы на облако, по сравнению с твердой землей.
Потянувшись и поднявшись на ноги, Цири с некоторой досадой заметила, что они остались без еды — сохранилось только сильно заплесневевшее яблоко и несколько сухарей. Геральт с радостью взял бы и яблоко, будь он в лучшем состоянии. В дороге Цири видела его питающимся еще хуже. К несчастью, подобное угощение превосходило возможности ее человеческого желудка. Она отгрызла кусок хлеба, настолько черствого, что он хрустел во рту, словно каменный песок. Оставив пищу для диких животных, Цири плеснула на лицо воды, чувствуя облегчение из-за подготовки лошадей предыдущей ночью. Она ощутила вину за то, что оставила их в сбруе на ночь, но хотелось выехать пораньше, а утром вполне хватало забот и без перетаскивания тяжелых седел.
Небрежно завязав волосы на затылке, Цири повернулась к Геральту. Он казался беспокойным, но даже будучи здоровым он редко выглядел умиротворенным. Брови сошлись у переносицы, но лицу стекал пот. И все же она улыбнулась, увидев, как он раскинулся во сне. Геральт спал, подложив руку под голову, абсолютно неподвижно, как труп. Было немного забавно видеть его таким, несмотря на печальные обстоятельства.
— Геральт, — шепнула Цири, мягко сжав его здоровое плечо. — Рассвело. Нужно выдвигаться.
В очередной раз она провела невольное сравнение между своими нынешними поступками и действиями Геральта по отношению к ней несколько месяцев назад. Его мягкость, когда пробуждение оставалось для нее удивлением, мягкость человека, который, казалось, не должен был размениваться на доброту и нежность. Но здравый смысл подсказывал, что его потребности все же отличаются. Наверное, он в свою очередь не оценил бы ее мягкость, но Цири не могла обращаться с ним сейчас никак иначе.
Геральт слегка нахмурился, пытаясь пошевелить больной рукой, а потом застонал, просыпаясь. По его телу пробежала дрожь, и лицо приобрело жуткий белесый оттенок, пока он пытался прогнать сон. Цири схватила его здоровую руку, когда он пытался сориентироваться, и Геральт повернулся к ней. Взгляд его оставался туманным и очень уставшим, и Цири захотелось снова уложить его спать. До сих пор он оставался в сознании не больше получаса. Она попыталась представить, чем обернется день в седле, и глубоко вздохнула.
— Я принесу воды, а потом поедем. Предстоит долгий день, а я не хочу задерживаться и разбивать лагерь сегодня.
Геральт охотно выпил чуть больше воды, хотя по-прежнему немного зеленел, глотая. Цири списала это на сломанные ребра и постаралась не беспокоится слишком сильно. Скоро они вернутся в крепость, и все будет хорошо. Ей остается только сохранять его жизнь и поддерживать сносное состояние в пути.
Упаковав последние покрывала, под которыми он спал, Цири помогла Геральту застегнуть плащ, чтобы защитить от холода раннего утра. Пальцы на его здоровой руке оказались неловкими и слабыми, и когда она застегнула пряжку, он закутался в плащ, дрожа от озноба.
— Я помогу тебе взобраться на Плотву, — Цири старалась говорить уверенно. — Но понадобится твоя помощь. Я слишком маленькая, чтобы нести тебя. Можешь попробовать идти?
На лице Геральта промелькнуло замешательство, и Цири задалась вопросом, достаточно ли он соображает, чтобы понимать, насколько ее довод лишен логики, ведь она сумела вынести его со склона горы. Но сила, одолженная на странной скале, отступила, укрывшись где-то в глубине. Цири по-прежнему чувствовала ее, бурлящую в недрах, но не могла обратиться к ней. Это сводило с ума. Все, чего хотелось — еще один взрыв, чтобы вернуться домой, не причиняя дополнительной боли Геральту.
— Постараюсь, — его голос звучал хрипло от истощения.
Нырнув под здоровую руку Геральта, Цири набрала воздуха и приподнялась, насколько сумела. Он почти сразу обмяк, задохнувшись от боли, пытаясь подняться на ноги и зажимая сломанные ребра. Он был выше нее, и это только мешало, расстраивая Цири. Как бы высоко она ни поднималась, он по-прежнему сутулился, вызывая давление на раны груди и плеч. Они сделали несколько неверных шагов, и Геральт осел, хватая ртом воздух и закрыв глаза. Цири тоже опустилась — колени подогнулись под его весом. Она выругалась. Невозможно нести Геральта остаток пути к Плотве, и с нагруженным снаряжением опасно подводить Плотву к ним и ставить на колени, чтобы Цири могла взгромоздить Геральта.
— Пожалуйста, всего несколько шагов. Мы не сможем уехать, если ты не сядешь на Плотву. А я не могу позволить тебе умереть здесь.
Геральт вяло пошевелился и тихо застонал. Цири ненавидела это слово, но звук звучал именно как всхлип. Он выглядел очень слабым, дрожа в ознобе, исходя кровью и потом. Когда его глаза чуть приоткрылись, Цири постаралась изобразить воодушевляющую улыбку. И сама ощутила, что получилось больше похоже на гримасу.
— Просто помоги посадить тебя на Плотву, а потом можешь терять сознание и отдыхать по пути назад. Обещаю. Но я не смогу сделать это сама.
Закрыв глаза, Геральт издал дрожащий вздох и оперся на невредимую ногу. Цири приготовилась и подняла себя вместе с ним. Вдвоем они сумели преодолеть остаток пути. Остановившись рядом с Плотвой, прежде чем потерять импульс и энергию, Цири сложила руки чашей, принимая здоровую ступню Геральта, и подталкнула его вверх, на спину лошади. В невероятном усилии он перебросил больную ногу через спину Плотвы, а затем резко упал вперед, на ее шею. Когда Цири, наконец, сумела подняться и дошла до головы лошади, чтобы взять поводья и проверить, хорошо ли пристегнута Аэрра к седлу Плотвы, она заметила слезы на глазах Геральта. Зрелище потрясло ее.
— Геральт, — она осторожно коснулась его скулы, стирая каплю, катившуюся из зажмуренных глаз. — Ты в порядке?
— Чертовски… больно, — глухо выдохнул он, являя всю степень мучений.
Цири смахнула две очередные слезинки, которым он позволил скатиться, убирая признаки их существования. А соленый след легко мог оставить пот. Геральт вздохнул, наклоняясь еще ниже.
— Скоро будем дома, — прошептала она. — Ты хорошо заботился обо мне. Теперь я позабочусь о тебе. Не волнуйся. Мы приедем домой.
Проверив последний раз крепление сумок на спине Аэрры, Цири вскочила на Плотву позади Геральта. Его согнутая поза делала невозможной для нее посадку в седле, и она обнаружила, что частью сидит на луке, а частью на горячей спине лошади. Она неловко подвинулась вперед и обхватила руками талию Геральта.
— Можешь откинуться на меня? Нынешнее положение повредит легким.
Геральт слабо кивнул, но осталось расслабленным, даже когда Цири потянула его на себя. Он безжизненно повалился на нее, издав болезненный стон, задев ребра, но не смог справиться со своим телом. Цири сочувственно поморщилась, и в приливе храбрости взяла его руку. Как ни странно, он не отнял ее. Только слабо сжал маленькие пальчики Цири. Она подвинулась, заставляя голову Геральта откинуться на ее плечо. Когда он измученно выдохнул, горячее дыхание обдало ее кожу.
— Постарайся уснуть, если сможешь, — Цири пожалела, что не сохранила немного успокаивающих трав для путешествия домой. — Путь пройдет быстрее, если немного подремлешь.
Она даже не была уверена, слышит ли Геральт, но его тяжелые размеренные вздохи подсказали, что он еще бодрствует. Пока они тащились по дороге, Цири размышляла, насколько проще оказалось их путешествие сюда. Сейчас она устала, руки болели от попыток удержать Геральта в седле. Каждый неверный шаг лошади и камни на пути заставляли его стонать, а здоровая рука, прежде поддерживавшая ребра, безжизненно свесилась, задевая бок Плотвы. Доверив кобыле самой прокладывать путь по менее опасной стороне перевала, Цири закрыла глаза и задремала, удерживая Геральта по большей части рефлекторно. Сияющее в вышине солнце продолжало двигаться, отмечая ход времени. С каждым мгновением у Цири возрастало чувство решимости. Нужно привезти Геральта домой сегодня — она сомневалась, что он переживет еще один день в седле. Беспокойно перебирая поводья, Цири старалась по возможности отдохнуть. Дорога на другой стороне перевала будет опасной и тяжелой.
***
Как только они въехали в узкий тоннель прохода, ветер подхватил волосы Цири и швырнул в лицо, жестоко жаля кожу. Она удостоверилась, что Геральт погружен в беспокойный сон, и была крайне рада этому, хотя и не ждала, что он проспит так долго. Спуск по столь коварной местности стал еще более сложным, поскольку Цири не привыкла ездить на Плотве. Как ни избегала она тревожить Геральта, было ясно, что выбора нет
Они начали спуск сквозь каменистую осыпь. Сначала дорога казалась относительно неплохой. Ветер оставался сильным, но не таким, как в их первый подъем на перевал. К тому же, большую часть снега унесло — весна продолжала медленное наступление, нагревая, плавя и сдувая следы суровой зимы. Цири почувствовала некоторое облегчение, и, наверное, Геральт тоже. Она ощущала его дрожь даже сквозь плащ. По мере продвижения Цири ненадолго прикрыла глаза, а мысли витали вокруг пути. Но раздумья по-прежнему возвращались, не такие уж непрошеные, и она позволила себе немного присмотреться к ним. Прошло несколько странных дней. Она размышляла, временами возвращая голову Геральта на плечо и проверяя, идет ли Аэрра следом. Цири чувствовала близость со своим новым отцом сильнее, чем когда-либо. За последние несколько дней она заставила его улыбнуться — редкий подвиг. Чуть не убила и, вероятно, спасла жизнь.
Последнее соображение пугало сильнее всего. Цири не знала по-настоящему, как Геральт отреагирует, окончательно придя в сознание и вспомнив произошедшее. До сих пор он прощал, что казалось невероятным. Но ведь он был не в себе от лихорадки и боли. Цири вздрагивала, представляя, что может случиться по возвращении в крепость, когда он достаточно поправится, чтобы поразмыслить о ее действиях. Она сомневалась, что усилий по спасению его жизни окажется достаточно для оправдания ее глупости. Весемир много раз говорил, что глупый ведьмак — мертвый ведьмак. Или, в ее случае, наверное, изгнанный. Цири вздрогнула и встрепенулась, когда Геральт нахмурился от движения ее плеч. Она не хотела снова оставаться одна. Не сейчас, наконец-то найдя место, похожее на дом.
Еще оставался вопрос о странной встрече. Призрак, или что бы там ни было, все больше занимал мысли теперь, когда они благополучно возвращались домой. Долина пахла смертью, призраками и последними вздохами. Воздух пропитался ими. Но Цири не знала, связано ли ее восприятие с чувством вины перед всеми цинтрийцами, невольно погибшими за нее. Она слабо надеялась, что все это окажется просто горячечным бредом, которым мозг предпочел объяснить непонятные события. Но существовал неоспоримый факт, явные признаки. Она несла Геральта несколько миль до лошадей, хотя он весил вдвое больше нее. И появилось новое чувство, зарытое глубоко в подсознании. Неотвратимая сила, похожая на огромную рыбу, однажды появившуюся по правому борту бабушкиного корабля. Громадная, угрожающая, и таящаяся прямо под поверхностью. Цири понятия не имела, как взаимодействовать с ней, или как объяснить слова духа в тот момент, когда он оставил ей такую силу. Все это слегка ошеломляло, и как только долина осталась позади, Цири показалось, будто она сбросила огромную тяжесть на вершине перевала. Во всем здесь было что-то потустороннее и странное. Ушло головокружение и замешательство, тошнота от криков и огромного числа смертей, которые она чувствовала с момента прибытия до самого ухода. Вся местность внимательно следила за ними: огромное око солнца маячило над головой, а крохотные глазки выглядывали из-за каждого дерева. Думая об этом сейчас, Цири осознала, что последний раз переживала подобное в пещерах под крепостью. Все сильнее она ощущала взгляды призраков умерших. Они нервировали и пугали. И хуже всего, ей казалось, что возвращаться некуда. Загнанная в ловушку, одинокая, с таинственными силами и раненным мужчиной посреди гор. Никто не услышит ее крик, на многие мили вокруг — бесконечные деревья, камни и озера. Если бдительные духи решат, что ее намерения недобры, Цири понимала, — она исчезнет, пропадет без следа. Содрогнувшись, она взглянула на нависающую стену скалы, отделяющую их от охотничьей долины. Чем дальше она уедет из этого места, тем безопаснее будет себя чувствовать вдали от бдительных глаз.
Около полудня они пересекли место их старой остановки на обед по пути из крепости. Цири обнаружила, что отчаянно желает вернуть тот день. Сейчас она была испуганной и нервной, наедине с ветром и собственными мыслями. Цири достала камешек, что Геральт дал ей тогда, и нервно крутила в руке, пробегая пальцами по гладкой стороне и отыскивая следы, оставленные раковиной морского создания.
Намного позже они проехали большую скалу, где обедали ранее, заключенную в густом сосновом лесу, отличающем долину Каэр Морхен. Цири громко вздохнула от облегчения. Она чувствовала себя здесь в большей безопасности. Какой бы внимательный взгляд ни сверлил спину весь путь через осыпь, здесь он исчез. Смахнув пот со лба, Цири глотнула воды и подстегнула Плотву. Они въехали на маленькую мшистую поляну, знакомую с предыдущей поездки, и она остановила кобылу мягким поглаживанием. Обеих лошадей покрывали соленые струйки пота. Теперь, когда неумолимый ветер остался позади, становилось жарко. Цири пообещала себе, что после возвращения в крепость позволит лошадям несколько дней свободно гулять в лугах со сладкой травой. Путь оказался нелегким для всех, и она была ужасно благодарна им за бесконечное терпение.
Плотва остановилась, устало опустив голову. Цири слегка двинула плечом, стараясь разбудить Геральта по возможности аккуратно. К ее удивлению и легкому беспокойству, он проспал весь путь, несмотря на неровности дороги. Большей частью, казалось, он испытывал боль, пот каплями покрывал лоб, а дрожь не стихала, хотя Цири плотно завернула его в плащ.
Геральт проснулся от ее движения, но не полностью, пока она не ткнула его в наименее пострадавшую часть торса. Тогда он очнулся, глаза распахнулись, а рука метнулась к месту касания.
— Это всего лишь я, — шепнула Цири. — Думаю, следует остановиться, поесть и отдохнуть, прежде чем поедем дальше. Знаешь, мы преодолели почти половину пути назад.
Геральт выглядел основательно растерянным. Цири не удивилась — он засыпал в одной местности, а проснулся в совершенно другой. Непонимание, как он попал сюда, могло сильно пугать. Она сжала его здоровое плечо.
— Мы почти дома, — Цири надеялась, что ее речь, в конце концов, станет чем-то знакомым и успокаивающим. — Осталось совсем немного.
— Черт… так устал.
— Знаю. Постарайся соскользнуть с этой стороны седла. Так, медленнее, не опирайся на больную лодыжку. Здесь мох, он мягкий и приятный, а солнце сделало его теплым. Когда тебе станет лучше, можно будет вернуться сюда на весь день, читая или тренируясь.
Геральт слегка нахмурился, явно пытаясь поспеть за ее болтовней. Цири спустила его на землю и отвела Плотву и Аэрру на край поляны, зная, что они не сбегут. Через лес бежали маленькие ручейки, и кобылы почти сразу остановились напиться. Цири почувствовала сильную вину. Она загнала обеих лошадей, стараясь преодолеть перевал в срок.
Вернувшись к Геральту, она нашла его устало сморщившимся и осторожно ощупывающим сломанное плечо. Цири не проверяла повязки со времени отъезда, но последний раз видела его плечо столь помятым и опухшим, что сомневалась, может ли Геральт вообще двигать им. Наблюдая за ним теперь, она понимала, что оказалась права. Плечо превратилось в переломанную массу.
— Оставь пока. Мы как следует вправим кости, когда вернемся в Каэр Морхен.
Геральт упал на мох и благодарно принял воду, предложенную Цири. Даже после целого утра сна в седле он выглядел измученным. Когда Цири протянула ему немного черствого хлеба, он качнул головой, бледнея.
— Все еще плохо?
Она получила в ответ только кивок. Геральт судорожно сглотнул. Встревожившись, Цири задавалась вопросом, почему он по-прежнему чувствует себя настолько больным. Она бросила на него вопросительный взгляд и увидела, что он готовится к ответу. Разговор определенно доставлял сильную боль заживающим ребрам.
— Слишком много костей сломано… тело отходит от потрясения, — глаза Геральта прикрылись, а слова звучали пугающе невнятно.
Цири кивнула, имея некоторые подозрения. Ситуация слегка тревожила: Геральт казался слабым и растерянным, проваливаясь в сон, пока Цири потягивала больные ноги, готовясь к продолжению поездки. Хотелось просто осесть на мягкую растительность и немного отдохнуть. Крохотные розовые цветы, усыпанные звездами росы, выглядывали из бархатной зелени мха. Умиротворяющая картина. Цири поклялась вернуться сюда, как только все придет в норму. В Каэр Морхене было трудно найти спокойствие.
Игнорируя болезненные сигналы мышц, Цири мягко уговорила Геральта вернуться в седло. На этот раз все оказалось проще — он был чуть более собран и лучше управлял собой. Плотва устало вздохнула, и Цири слегка улыбнулась, когда Геральт прислонился к шее лошади и мягко погладил здоровой рукой ее переднюю ногу. Кобыла подалась назад и осторожно толкнула его носом.
— Еще немножко, — пробормотала Цири, не совсем понимая, обнадеживает она себя, Геральта, лошадей, или всех сразу. — Совсем скоро будем дома.
Затем она втащила свое ноющее тело обратно в седло, усевшись почти на голой спине Плотвы. Геральт тяжело оттолкнулся и присоединился к ней, здоровой рукой обхватив свой торс и приподняв ногу, стараясь разместиться не слишком неловко. Сквозь деревья сияло закатное солнце, разливая пятнистые лучи по мягкому ковру сосновых игл и мха. Цири глубоко вдохнула, набираясь сил от, казалось, безграничного лесного источника. А потом повернула лошадь в сторону Каэр Морхена, и отправилась дальше.
