иваои софтисы

Ойкава аккуратно проводит рукой по собственной шее и призывно выдыхает. Ему хорошо. Там, где-то между его ног, сидит Иваизуми, молча пялясь на паховую область Тоору. Ебучий случай, думает он, сжимая кулаки. - Что такое, Ива-чан? – ехидно спрашивает Ойкава, протягивая руку к шевелюре Хаджиме, - Уже на попятную? - Завались, просто завались, иначе я тебя придушу, - злобно рявкает Иваизуми, обдавая горячим дыханием чужие бедра. - Оо-о, - усмехается Тоору, хитро щурясь, - И даже так? На деле Ойкаве не хочется язвить, не хочется злить Иваизуми. Хочется послать все к чертям собачьим, убежать, запереться в другой комнате и залезть под одеяло, на утро сделав вид, что ничего такого не было. Потому что он тут вообще ни при чем. Потому что рушить дружбу таким глупым образом не хочется. Потому что это Киндаити, чтоб его, придумал тот тупой спор, и это Киндаити его выиграл, все продумав с самого начала. А ему, Ойкаве теперь умирать. Несправедливо. Та пьянка неделю назад, устроенная абсолютно спонтанно, подтолкнула пьяного до звезд перед глазами Тоору к нытью Киндаити о своей дурацкой невзаимной влюбленности в их доигровщика. Он ревел как маленький ребенок, хватался за волосы и периодически драматично подбегал к окну, истерично вопя о собственной никчемности, но в результате просто повалился на кровать и уснул. Ютаро, будучи таким же пьяным, но чуть менее умным и рассудительным, ничего лучше спора с Иваизуми (естественно, Ойкаву в это не посвятили) не придумал. И вот они, условившись, что проигравший отсосет Ойкаве, уже вливали в себя сотую по счету банку пива на скорость, пока сам Тоору блаженно спал наверху, напрочь забыв обо всем. Конечно, Ютаро выиграл. Это было понятно с самого начала. И что мы имеем теперь? Ива витиевато ругается и опускает голову, прикрывая глаза. И у Ойкавы останавливается сердце. Что, черт возьми, он тут вообще творит? Тоору отползает через кровать в другой конец комнаты к двери, глотая слезы, и, уже выходя, бросает дрожащим голосом: - Забей, я скажу Киндаити, что все случилось. Но уйти ему не дают. Хаджиме какого-то хрена все еще держит его за руку. - Тоору, ты плачешь? – Ойкаве становится плохо, они называют друг друга по имени редко. Они почти никогда не называют друг друга по имени. - Нет, - нагло врет он, прижимаясь к двери всем телом, пряча лицо в ладонях. Лишь бы Иваизуми не узнал, не заметил, не понял. Слишком уж очевидным все станет. - Тоору, я -, - Ива запинается, кашляет и продолжает неуверенно, - я просто думал, что мы могли бы начать с чего-то более легкого. Я не знаю, свидание, может поцелуи. Ойкава всхлипывает и разворачивается, кровь приливает к щекам – Хаджиме никогда не говорит о таких вещах. - Что ты… - Киндаити мне все рассказал, прости, надо было сразу- - Вот урод! Я ему язык вырву. Ива смеется и обнимает Ойкаву. Тот замирает, и стоит в нерешительности, пока его не кидают на кровать. И они целуются. Долго, горячо, до пресловутых бабочек в животе, до дрожащих рук и стонов друг другу в рот. Ойкава ошалело смотрит, как Иваизуми сползает на колени. - Я передумал, сегодня я все же тебе отсосу. - Заткнись, - сипит Тоору, широко распахнутыми глазами наблюдая за тем, как собственные штаны легко планируют на пол. - Сейчас заткнусь, - хмыкает Хаджиме, стягивая с Ойкавы трусы. И берет в рот. Вот так сразу, без этих облизываний-прикосновений-привыканий. Глубоко и очень хорошо. Так хорошо, что Тоору кусает ребро ладони, сдерживая стоны. В паху горит неистово, пальцы на ногах поджимаются, лицо горит. Ойкава зарывается рукой в волосы Ивы и почти выстанывает жалобное: - Ива-ча-ааан, я сейчас кончу. И Хаджиме умирает как личность. Слышать свое имя вот таким тоном - невыносимо. Он выпускает член изо рта с ужасно похабным чпоком и дрочит, пока Тоору над ним извивается змеей, комкает простыню в кулаках и стонет. О, как он стонет! У Иваизуми даже появляется желание записать это и переслушивать вечно. Ойкава кончает на удивление тихо, лишь издав какой-то хрип на выдохе, и обмякает, откидываясь на подушки без сил. Они долго лежат в обнимку, хихикая над тупыми комментариями Тоору и спорят, куда сгонять на первое свидание. Ютаро за дверью тихо ржет, чтобы его не спалили и сваливает на кухню пить чай. Конечно, Ойкава не вырвет ему язык, как обещал, но достанется Киндаити в любом случае. Хотя бы потому что Ойкава Тоору – невыносимый король драмы, терпеть которого, кажется, может только один человек во всей вселенной.