#GreedyLove

Юнги стоит у дверей бара, ключи от которого пять минут назад вручил своей обезумевшей от счастья жене, теперь наперебой обсуждавшей со своими подругами, как всё это будет работать, а сам, привалившись к стене, думает: «Оно как бы и да, но нахера?» Вообще идея была прикольная. Ну, у него в голове по крайней мере. В апреле Чонын окончила колледж, ей уже исполнилось двадцать три, а Юнги в марте стукнуло, на минуточку, целых тридцать пять. И вот эту особу в самом расцвете своих сумасшедших сил надо было куда-то пристроить — нейтрализовать, как выражался Хосок, а идей в голове было ноль целых хуй десятых. Чонын нравилось всё: от языков (не зря же она мучила английский пять лет) до менеджмента, от музыки до автомобилей, пробовала себя во всём по чуть-чуть, но надолго её заинтересовать ничего не могло. И это была головная боль. Как-то раз, изрядно пьяненькая, ластившаяся к нему, как мартовская кошка, Чонын доверчиво рассказала, что ещё с детства мечтала о своём магазине или ресторане, ну вот чтобы управлять, организовывать, общаться с людьми и не сидеть на месте. Юнги галочку в голове поставил и стал думы думать, как что-то такое легально, безопасно, а главное, чтобы Чонын захватило надолго, организовать. Ведь вкладываться в бизнес это не за хлебушком сходить, даже если с финансами давно всё в порядке, евро в цене не падает, их с Намджуном компания процветает и приносит прибыль и вообще всё на лайте, прекрасно, как никогда прежде. Если Чонын наиграется через пару месяцев, этот бизнес упадёт грузом на плечи Юнги. А ему вот ещё в одной песочнице играть совсем не хочется. Хотя он в любом случае станет это делать. Даже если втихаря, чтобы Чонын помощи извне не заподозрила. Мин со своей седой башкой просто ещё не очень осознал масштабы пиздеца с приобретением небольшого здания, который теперь рабочие переоборудывают в бар-ресторан. Забавно, что за пять лет брака он так и не научился, что Мин Чонын — это в любом случае ему пиздец. — Нет, я понял, ты ёбненький и самоубийца, нравятся тебе страдания, буддист-хуист хренов, а нас ты за что в это втянул? — Чимин выныривает откуда-то изнутри барной стойки с бутылкой вискаря в руке. Уже где-то нарыл, пронырливый котяра. — Я на это не подписывался. — Кончай ныть, пидорас малодушный, — отзывается Намджун, до этого удивительным образом молчавший с начала их встречи в здании, только ревностно поглядывающий в сторону Хеджин, которая разговаривала с ди-джеем, настраивающим оборудование у сцены. — Но-но! Я убеждённый гетеросексуал, не надо мне тут, — парирует Пак и отхлёбывает обжигающей горло и язык жидкости. Юнги, подпирающий стенку, невозмутимо приподнимает бровь на это непотребство. — А ты не офигел ли пиздить из запасов алкоголя, который я закупил на продажу вообще-то? — Не жадничай, мы же открытие обмываем. Ну и ведьмин шабаш, который скоро сведёт нас в могилу. — А я сразу говорил, вы ебанутые их всех вместе собирать, — Хосока замечают только сейчас. Да он, собственно, только и подъехал, отдохнувший с ночной смены. — Ко мне потом с сердечными приступами даже не приходите. — А к кому нам ещё идти? Нет, можно к жене твоей, конечно… — Юнги получает недовольный характерный взгляд от кардиохирурга и затыкается с улыбкой на губах. — А где хуйдожник? Он нам зал оформить должен был, вообще-то. — Запаздывает, — отвечает Чимин. — Оно и понятно. У них с Ухи явно есть дела поважнее. — Ой не завидуй, — из кухни появляется белая макушка его девушки с большим блокнотом в руках, а следом за ней виновница всего торжества и хозяйка — Чонын, с горящими глазами, немного растрёпанная, но счастливая, едва ли не светящаяся. — И не строй из себя обделённого. Кому-кому, а тебе грех жаловаться на отсутствие секса. Все сразу улыбаются с прямолинейности Соён. Чонын подходит к мужу, который тут же раскрывает руки для объятий, и утыкается ему в грудь. Трогательный жест обычно взрывной девчонки заставляет всех смущённо переглядываться. — Всё рассмотрела? — спрашивает Мин, и та молча, не отрываясь от него, кивает. — Довольная? — Да до жопы, мне кажется, — отвечает за неё Соён, — а, ой. Извиняюсь. — Ещё так много всего надо сделать до открытия… — выдаёт Чонын немного потерянным голосом. — Ничего. Успеется. Художник со своими помощниками с оформлением справится за неделю. Поваров мы уже нашли. Певицу тоже, — кивает Юнги на занятую с ди-джеем Хвасу. — Осталось подыскать официантов, бармена, с бухгалтером мы завтра встречаемся. Откроемся недели через две, я думаю. Всё получится. — А теперь всё-таки надо обмыть, — лыбится Хосок, — я чё, зря приехал? — Лишь бы надраться… — качает головой Намджун. — Ты мне, человеку со скальпелями, зубы не заговаривай. Расчехляйте бар!

***

Если бы Чимина кто спросил, он бы без сомнения в голосе ответил, что пьяные поцелуи с Соён — его любимые. Он, конечно, может надраться так, что ничегошеньки не будет помнить на утро, но на переферии сознания её образ отпечатывается железобетонно всегда. В словах про шабаш ведьм была толика правды. Вся их компашка друзей долгое время была одиночками, если не считать ничего не значащих интрижек. Только у Хосока и Тэхёна в прошлом были серьёзные отношения. И вдруг им на голову упал целый рассадник дам, с которыми они захотели связать свою жизнь. Чимин был из тех, кто не очень стремится в длительные отношения с обязательствами и прочим. От таких, как он, чаще всего и слышат «так получилось». У них с Соён действительно «так получилось». Если бы не Сомин, жаждущая разобраться во всём, с обострённым чувством справедливости, связавшаяся с ним из-за выходок младшей сестры, он бы никогда не узнал, что Соён сохнет по нему не один месяц. А таких девчонок у него в колледже, да и за его пределами, была тьма! И в какой-то момент он просто перестал их считать — на всех не хватит в любом случае. А по итогу женишься всё равно на одной. В некотором смысле Соён оказалась «успешнее» других. Её упорству можно было позавидовать. Чимин толком и понять не успел, как упал в эти отношения. Да так, что ему понравилось, и выныривать не захотелось. С Соён было сложно, но эта сложность его не пугала, как раньше с другими девчонками. Наоборот, каждый раз он удивлялся ей всё больше. И отпускать её, несносную, бойкую, сильную, бесстрашную, словом, восхитительную, совсем не хотелось. Но Пак как бы и не думал никогда, что придётся. Ведь она первая в него по уши влюбилась, и всё это время у него даже не возникало сомнений, что может появиться соперник. Это не укладывалось в голове. Она с таким обожанием смотрела на него, разве посмотрит на кого-то ещё? Но так он думал сейчас, целуя её, раздевая на ходу, едва успев закрыть за собой дверь в дом на автопилоте. Он вовсе не думал, что через месяц у него уже начнётся самая настоящая война за девочку, которую он безоговорочно считал своей.