Не запрещайте мальчикам конфеты!

Вин В детстве Вин очень любил сладкое. Мог часами не вылезать из кондитерской, поглощая пирожное за пирожным. Или за раз слопать целую шоколадку. Однажды, будучи совсем малышом, он даже из своей какашки слепил шоколадную конфету, завернул в фантик и пытался угостить маму. Мама, ничего не подозревая, взяла ее в руку и… Потом Вин заболел. Покрылся противной сыпью и сильно чесался. Когда заглянули под матрас его кровати, то обнаружили там кучу оберток от разнообразных вкусняшек. И Вину строго-настрого запретили есть сладкое. Сколько бы он ни умолял маму: “на-на-на”, и ни строил жалобные глазки повару, и ни подлизывался к сестрам — все домашние были непреклонны. Тогда он разбил свою копилку-золотую свинку, убежал из дома и купил в лавке большой кусок карамельного торта. А еще рисовые шарики с кокосом и две порции десерта из манго. Его набитый животик наконец остался доволен, а сам Вин к ночи свалился с высокой температурой. Целую неделю он провалялся в постели, мама обтирала его влажной тряпочкой и вздыхала. И совсем-совсем не ругала. Потому что он слышал сквозь сон, как доктор сказал: “Ничего не запрещайте ребенку. Чем больше вы будете запрещать, тем сильнее станет его желание”. Похоже, руководители GMM еще не поняли эту простую истину. Сначала Брайту и Вину вежливо намекнули, что не стоит так часто проводить вместе время вне рабочих проектов. Потом Вину напрямую запретили вести стримы из кондо Брайта, подразумевая, что и ноги его там быть не должно. И наконец, компания выпустила заявление, чтобы фанаты не ждали их совместные BL проекты, ведь на кону стоял успех нового проекта, где герой Брайта влюбился в девушку. Вину было наплевать на планы компании, точнее, он хотел стать профессионалом высокого уровня и готовился воплощать любые роли. Но они замахнулись на его, Вина, личное — на Брайта! Нельзя просто так взять и лишить ребенка конфет. И если они думали, что Вин послушно возьмет и подчинится, то они просчитались! Если раньше он просто захаживал к Брайту в гости время от времени, то теперь проводил там буквально каждую свободную минуту. Конечно, когда хозяин кондо это позволял. Тот поначалу пытался возражать, дескать ему не нужны лишние неприятности. Но Вин-то видел, что Брайта самого напрягает излишнее давление. — Я буду очень осторожен, пи, — подмигнул ему Вин и улыбнулся своей вы-не-сможете-мне-отказать улыбкой. Ожидаемо получил благословение и запасные ключи. Пришлось отказаться от слишком заметной дорогой тачки и приезжать на такси. Розовые, голубые, желтые, зеленые — эти машины похожи на конфетки “Лук Чуп”: такие же яркие и простые, а главное, привычные глазу, не вызывающие подозрений. И хотя даже в черных очках Вин не смог бы выдать себя за какого-нибудь американского кузена Брайта, казалось спокойней, что такси заезжают на закрытую парковку, высаживают пассажира и убираются восвояси. Он проходил внутрь, поднимался на лифте и аккуратно открывал дверь. Иногда к его приходу Брайт спал, порой болтал с кем-нибудь онлайн или просто зависал в соцсетях. Вин оставлял на кухне пакеты с едой и без приглашения заваливался рядышком. Брайт только скашивал взгляд и кивал. Лишь кошка строго следила за вторжением на ее территорию, но и она уже признала Вина за своего. Если бы его спросили в лоб, зачем он приходит, Вин бы и сам толком не смог сформулировать. Просто так надо, и ему рядом с Брайтом становилось хорошо. Когда-то в детстве он мечтал о старшем брате, но у него были только сестры, мелкий Майк не в счет. А Вину так хотелось поговорить с кем-то обо всем на свете. У Брайта уютно, спокойно, порой даже сонно, а еще он именно такой, каким всегда хотел стать Вин, — дерзкий, безбашенный и очень честный. Он сказал ему на съемках: “Классно целуешься!”, — и Вина прошибло горячей волной с головы до пят. Так откровенно и глядя прямо в глаза, когда распухшие губы еще покалывало от нескольких дублей подряд. Вин не такой смелый и до сих пор боялся признаться самому себе, что его всегда привлекали парни. Наследник отцовской империи должен соответствовать статусу — так ему всегда твердили. Но не стали запрещать актерство, как и многие другие прихоти в детстве. “Время еще есть”, — решили родители. И Вин не уверен, посмеет ли он когда-нибудь в будущем разочаровать их отказом заняться бизнесом или выбрать невесту. * * * В комнате плотно задернуты шторы на окнах, приглушен свет и играет негромкая музыка. Вин замирает на пороге, задерживая дыхание, не в силах сделать следующий шаг. Мгновенно вспотевшая ладонь с силой сжимает связку ключей. Брайт полулежит, откинувшись на подушки, экран ноутбука, установленного прямо на груди, освещает его лицо с закрытыми глазами и чувственным ртом, из которого один за другим раздаются стоны. Брайт дрочит. Брайт. Мать его. Дрочит. Дрочит на глазах у Вина, пусть даже и не догадываясь об этом! Пижамные штаны приспущены, обнажая плоский живот, ямку пупка, часть выпирающей тазовой косточки, поросль в паху. Головка члена то появляется, то исчезает в кулаке. Большой палец задевает чувствительное местечко, и Брайт особенно глубоко выдыхает. У него красивый, не по-тайски крупный член, но у Вина член не меньше. А может, даже и больше, хорошо бы их соединить вместе и сравнить… Вин ловит себя на порочной мысли, но ничуть не смущается. Наоборот, фантазии уносят его еще дальше: вот Брайт полностью стягивает штаны, широко раскидывает ноги, приподнимая бедра, демонстрируя ягодицы и то, что между ними… Брайт протяжно стонет, выбивая из Вина последние остатки разума, и кончает, выплескивая на живот семя. Несколько капель попадают на крышку ноута и стекают по гладкой серебристой поверхности. Вин провожает их взглядом, втягивает носом воздух, задерживает дыхание, представляя, как размазывал бы их по собственной коже, а потом, очнувшись, резко отпрыгивает обратно в тень холла. Как всегда неуклюже — что-то позади него падает с грохотом, и музыка замолкает. — Это ты? — окликает его Брайт. — Только что пришел, — стараясь выровнять хриплый из-за пересохшего горла голос, отвечает Вин. — Мне надо в туалет. На то, чтобы унять стояк и привести себя в порядок, требуется довольно много времени. — У тебя диарея, что ли? — смеется Брайт, глядя на его раскрасневшееся лицо. Вин что-то твердит про несвежий сок, а сам не может не пялиться на Брайта. Он тысячу раз рассматривал это лицо, целовал его, даже засовывал язык в рот, хотя пи´Аоф и пи´Чамп говорили, что это не обязательно. И он бессчетное число раз слышал, какой Брайт желанный — в основном от девушек, но и от парней тоже. А сколько раз они сами обсуждали достоинства и недостатки той или иной красотки. Шутили, смеялись, подкалывали другу друга. Потому что Вин всегда знал и про девушку Брайта, и про то, что фансервис никогда не превратится в реальность. Вот и сейчас, судя по невозмутимому виду Брайта, Вину все случившееся пригрезилось. И он не застал своего друга за мастурбацией. И не видел его член с каплей эякулята на розовой головке. И не представлял себя рядом с Брайтом, внутри Брайта, под Брайтом… Ничего этого не было и быть не могло. Никогда. — У меня батарейка на телефоне села, можешь одолжить свой макбук? — бубнит он, лишь бы что-то сказать. — Не забудь перелогиниться, я не хочу, чтобы ты всем написал про свой понос от моего имени, — Брайт протягивает ему ноут, ожидая ответа на шутку, но Вин только и может, что провести пальцами по изображению яблока, отливающему матовым блеском. Как раз там, куда попали капли спермы Брайта. Брайт Пи´Дженни твердит, что Галф красивый. Она не перестает восхищаться его губами и профилем. Брайт следит за этими расхваленными губами, прикасающимися к краю стакана с напитком, и не может взять в толк, где она нашла красоту? Для него Галф — все тот же тощий пацан-одноклассник из Суанкуларб-123, с брекетами и неприличными словечками, вылетавшими из того самого распрекрасного рта, когда они играли в футбол. Вот у Вина действительно идеальные черты лица, нежная, чистая, светлая кожа, а на вкус… Галф не отрывает взгляда от телефона, и Брайт не сомневается, кому он ежеминутно посылает сообщения. Отчитывается о каждом шаге, отправляет селфи и вообще ведет себя как влюбленный придурок. Да он такой и есть — по уши потерявшийся в своих отношениях и выставляющий их на всеобщее обозрение. Если бы у них с Вином были отношения, то он ни за что не позволил кому бы то ни было совать свой нос в их дела. Не светился бы идиотской улыбкой при взгляде на своего нонга, не пытался бы постоянно задеть его рукой и не вешался бы ему на шею. Они самые близкие бро, а остальное никого не касается. Брайт сильно рискует, позволяя Вину появляться у себя в доме после недвусмысленного запрета. Тот практически ничем не рискует — спрячется за спину влиятельной семьи, да и руководитель компании пи´Ти прикроет, если понадобится. А у Брайта нет права на ошибку, он не может подвести маму и близких, не должен просрать выпавший шанс. В случае чего все шишки достанутся не обаятельному общительному Вину, которого обожают за легкий характер, а закрытому злоязычному Брайту, не успевающему вывернуться из одного скандала и попадающему в новые неприятности. Но он не в силах вычеркнуть Вина из своей жизни. Пытался уже не раз — сказывался занятым, всячески увиливал, находил множество причин и поводов, почему они не могут увидеться и почему Вину не стоит приезжать к нему в гости, но сделал хуже только самому себе. Он смотрит на Галфа и пытается понять, что с ними обоими не так. Они ведь похожи — вместе учились, оба из небогатых семей, оба рано начали строить карьеру в шоубизнесе, даже музыку они записывают в одной студии у бородатого толстяка Голфа. Обычные парни, зацепившие удачу за хвост, встречались с девушками, как и большинство их сверстников. В GMM как нигде ясно давали понять, что такое фансервис, и настойчиво требовали соблюдать баланс между работой и личной жизнью. Кому-то это удавалось лучше — Вайт и Офф держали своих подруг подальше от глаз прессы и фанатов, кто-то, как Нью, скандально попадал на первые полосы и получал суровую отповедь от руководства. Но никто никогда всерьез не верил, что сериальные парочки бойфрендов могут действительно чувствовать что-то друг другу. Если только они не особо впечатлительные фанатки, витающие в облаках. Брайту очень хочется спросить у Галфа, как они с пи´Мью сделали шаг друг к другу. Поняли, осознали и смогли произнести это вслух. Потому что у него так не получается. Сказать Вину: “Эй, красавчик, я тут решил наплевать на нашу натуральность, давай замутим!” И тот не пошлет его подальше, а вдруг возьмет и согласится: “Хей, легко, бро!” И тогда что — они поцелуются и займутся сексом? Невозможно! То есть он, конечно, представлял, как они будут целоваться, — кое-какой опыт уже имелся. И это было действительно горячо, возбуждающе, с ног сбивающе и вообще окончательно открыло Брайту глаза на некоторые вещи. Например, почему ему хотелось заботиться о Вине или почему его бесило, когда все вокруг начинали рассуждать, какой тот завидный жених. Однажды Вин рассказал ему, как в школе его раздражало всеобщее восхищение девчонок, которые буквально преследовали его по пятам. Брайт не жаждет превратиться в одну из фанаток кхун чая Метавина. — Что? — голос Галфа выдергивает его из глубоких размышлений. — Что? — переспрашивает Брайт, чтобы потянуть время и собраться с мыслями. — Это ты мне скажи — выглядишь так, будто спишь с открытыми глазами. Хотя ты спишь всегда и везде. — За себя говори. Разве в школе нонг Канавут не был известен тем, что постоянно спал на всех свободных горизонтальных поверхностях? Их дружескую перебранку прерывает звонок телефона, и выражение лица Галфа мгновенно преображается в блаженно-отстраненное. — Да, пи, скоро буду. И я тебя. Он начинает собирать вещи, одновременно вываливая содержимое сумки на стол. Несколько баночек Playmore как розовые брызги разлетаются в стороны. Одна подкатывается прямо к руке Брайта, и он машинально дотрагивается до пузырька. — Прости, — извиняется Галф. — Завалялись в сумке еще со съемок рекламы. — Вин их обожает, — внезапно произносит Брайт и получает в ответ быстрый проницательный взгляд. — Оставлю тебе их все тогда. Удачи, бро. Ему действительно стоит пожелать немного везения. И вправить мозги, чтобы не думал о всяких глупостях. Вот Галф молодец — собирается построить семье дом, и Брайт давно о таком задумывался. Надо зарабатывать, а не грезить о несбыточном. * * * — Ты просто обязан предоставить мне убежище! — заявляет Вин с порога. — День всех влюбленных — это проклятье какое-то! За мной и так бегают буквально толпы фанаток, а тут еще и наши подтянулись. Я скоро начну блевать сердечками, как в японском ханахаки — цветами. Мне один раз показали, поверь, не стоит желать своему бро такой судьбы. Они виделись с утра в компании на праздничных съемках, и он ни словом не обмолвился, что вечером собирается появиться у Брайта в кондо. И как раз сегодня не самый подходящий момент для позднего визита. — Я занят, — Брайт безуспешно пытается оттеснить друга к выходу. — А я тихонечко. — Может, завтра? — Да что там у тебя?! Последнее время Вин нарастил мышечную массу, поэтому легко сдвигает в сторону более легкого Брайта и направляется в комнату. Спустя пару мгновений слышится его удивленный возглас. Брайт старается придать лицу невозмутимое выражение, скрещивает руки на груди и тащится следом. Ноги немного дрожат, а к лицу приливает жар. Он знает, что Вин там увидел: зажженные свечки, глупое сердце из розовых упаковок конфеток Playmore на постели и сцена их поцелуя, проигрывающаяся повтором на большом экране проектора. Только не та, которая попала в сериал, а ее полная, расширенная версия со всеми дублями, которую он выпросил у пи´Чампа. А еще стопка салфеток и флакон смазки на прикроватной полке — Брайт собирался расслабиться и получить удовольствие с размахом. — Дурацкая идея, — Вин садится на кровать и задумчиво отправляет в рот пару конфеток, подобранных тут же. — Да? — Да. Они смотрят друг другу в глаза не отрываясь и молчат. Кто первый моргнет, тот проиграет, вот только это больше не игра. Кто первый откроет свое сердце, может проиграть. Брайт оценивающе окидывает взглядом Вина, который не сбежал с криками прочь и не устроил разборки, а продолжает поглощать сладости как ни в чем не бывало. Потом делает несколько шагов вперед и быстро сокращает расстояние между ними до минимума. И вот он уже стоит между разведенных ног Вина и кормит его с рук очередным освежающим драже. Тот время от времени облизывает чужие липкие пальцы, и у Брайта внутри все ухает, словно срывается в бездну, а потом разливается теплом внизу живота. Домашние штаны из мягкой ткани уже не могут скрыть возбуждение, особенно если учесть, что эта часть тела находится прямо перед Вином, стоит только немного опустить взгляд. Брайт наклоняется и захватывает полные мягкие губы, сочащиеся сладостью, в свой плен, тут же чувствуя отклик. Язык Вина дерзко ввинчивается вглубь его рта, исследуя и лаская одновременно. Они целуются — долго, сумбурно, жадно, некрасиво, больше не думая о выигрышных кадрах и посторонних суждениях. Брайт только в самый последний момент удерживает себя от того, чтобы оставить на чувствительной коже засосы, пометить Вина так, как ему давно хотелось. Побыть по-настоящему плохим парнем. Стать жестким, напористым, наказать за все одинокие бессонные ночи, за бессильную ярость, когда ты не вправе заявить: “Он мой! Отвалите все!”. — Никому не говори, что я отдался за конфеты, — лукаво улыбается Вин, расстегивая на себе рубашку и обнажая идеальную грудь, которая уже стала притчей во языцех благодаря их сериальным героям. — Не скажу, — на полном серьезе подтверждает Брайт и дотрагивается до того места, где под ладонью чувствуется учащенное сердцебиение Вина. И это звучит как нечто большее, чем простой ответ на шутку. Это обещание сохранить их отношения только для себя, не расплескать, не дать опошлить, не позволить контролировать. I won't be turning up the radio singing "Baby You're The One". But don't ever question if my heart beats only for you, it beats only for you.* ____________ * строчка из песни Эмили Санде Я не буду включать радио и петь "Детка, ты единственный". Но никогда не задавайся вопросом, бьется ли мое сердце только для тебя, оно бьется только для тебя.