The Broken Doll

      Тёплые пальцы едва ощутимо касаются кожи с мурашками, Чангюн вздрагивает и задерживает дыхание, наблюдая, как плавно растекается улыбка на чужом лице. Хёнвон касается мальчишеского тела лишь подушечками пальцев, обводит большими ладонями хорошо очерченную талию, спускается на бедра и прижимает к себе. Ближе. Еще ближе, чтобы чувствовать рваные ритмы чужого сердца своим телом. — Тише, — мягкий тембр заставляет Чангюна взглянуть в глаза партнеру.       Взгляд мягкий и игривый. Хочется коснуться острой скулы и тронуть волосы, смахнуть их вбок или заправить за ухо. Чангюн мнется, кусает щеку изнутри, иногда облизывает нижнюю губу. Он ждет короткого кивка — молчаливого разрешения, чтобы тронуть шелковую кожу.       Сам растрепанный, в расстегнутой рубашке, парень снова прячет глаза, плотно сжимает губы, роняет судорожный вздох и не может элементарно поднять руки́. Страх сковывает тело, которое, увы, не обманешь. Хёнвон прижимает Чангюна ближе, а тот настойчиво пытается потереться пахом о чужое бедро. Хочется. Слишком хочется. Впору заскулить.       Хёнвон зарывается пальцами в смоляные волосы и легонько оттягивает голову Чангюна назад. Закрывает глаза, тянется вперед и оставляет поцелуй прямо под глазом. Чередой невинных поцелуев спускается к уголку губ, задерживаясь на каждом сантиметре. Чангюн удивленно раскрывает глаза и чуть испуганно прижимает пальцы к губам, пытаясь так задержать долгожданный поцелуй. Сердцу тесно в клетке из костей, а перед глазами все замирает. Губы Хёнвона трогают подрагивающий кадык, и тогда что-то внутри Чангюна обрывается. — Нет, нет, нет! — заходится он в паническом возгласе, с силой нажимая на чужие широкие плечи. Но Хёнвон и не думает отступить.       Снова поцелуй в уголок губ — туда же, и Чангюн сам вцепляется в плечи. Тихо хныкает и прижимается. Шепчет, как одержимый: «возьми». И с треском сжимает чужую кофту. Он чувствует себя развратным и грязным, но также вольным делать то, чего действительно хочет. Хочет ощутить горячую плоть в себе, бесстыдно вжаться задницей и, шепотом простонав чужое имя, прогнуться поясницей от теплых ласк. — Не сопротивляйся, — шепчет Хёнвон, прижимаясь губами к мальчишеской щеке, проходится ладонью по взъерошенной макушке и ловит на себе скромную улыбку. — Я чувствую, как ты хочешь. — Хочу… — все еще неверующе растягивает Чангюн, будто пробует слово на вкус, и наконец позволяет своим рукам обвить тонкую талию. — Теперь ты в моих руках.       Чангюн отчаянно падает в объятия и забывается. Ласковые поцелуи снова и снова трогают губы, а кончик языка вынуждает их приоткрыться. Руки обвивают шею, и горячее дыхание смешивается. Хёнвон крепче сжимает в своих объятиях, но от них не больно.       Трогая ладонями тяжело подымающуюся голую грудь, Хёнвон спускается поцелуями к самому сердцу, прислоняется ухом и слышит, как бешеный стук затихает. Целует смуглую кожу, сжимает чужие ладони и чуть прикусывает за выпирающие ключицы. Чангюн мечется в этот момент от «Господи, сделай это», до «остановись, это сведёт меня с ума», пока эти два безумия не переплетаются во что-то единое. Шепотом читает эту мантру, когда губы Хёнвона оставляют чересчур влажный поцелуй чуть ниже впадины пупка. Лицо задирается к потолку, сил сопротивляться больше не остается.       Чангюн безбожно сильно сжимает густые волосы, прижимая чужое лицо к своему животу, толкается бедрами навстречу. На лице мальчишки виднеется лишь то умиротворенное спокойствие, от которого меняется в венах пульс. В его руках, крепко сжимающих обнаженные ягодицы, будто ощущается давно потерянный покой.       Хёнвон с лёгкостью сгребает юного любовника в свои крепкие объятия, придавливая всем телом и вдавливая в широкую кровать. Шепчет на ушко сладкий яд, чтобы малыш не боялся, а сам сжимает ровными зубами хрящик, поворачивает к себе спиной, но не позволяет лечь. Крепко сжимает за бедра и прижимает к своей груди. Проходится носом по голой коже плеча и крепко стискивает чужой член пальцами. Мягко проводит вперед, затем назад, ловит губами чужой стон и прижимается к ягодицам горячим пахом.       Зверски хочется взять как можно грязнее и порочнее это юное тело. Хёнвон накрывает чужие губы своей ладонью, чувствует зубы, прихватившие палец, и настойчивое движение бедрами. Ещё немного, и запретный плод будет сорван. — Я тебя не обижу. Слышишь?.. — Хён-а…       Вырванный смятый стон окончательно отключает голову.

***

      Чангюн ощущает удар, но никак не может понять, куда тот пришелся. Кажется, что болит везде. Слишком мокро и липко, волосы прилипли ко лбу и залезли в глаза. Парень трет взмокший лоб, пытается в панике разлепить веки и понимает, что лежит на полу, крепко запутавшись в одеяле. — Приснится же такое, — бурчит он себе под нос, а сам с опаской смотрит на кровать, в надежде, что там действительно никого нет.       Никого там и не может быть, кроме давно надрывающегося телефона, настойчиво трезвонящего мелодией будильника. Заспанными глазами Чангюн смотрит на время, откладывает телефон в сторону и роняет голову на руки, по-прежнему сидя на коленях перед кроватью.       Нужно собираться, но ноги предательски сводит судорогой от сильного возбуждения. Хорошо, что этот позор некому увидеть. Скрючившись в три погибели, парень идет в ванную и включает душ, а сам не может оторваться от своего отражения в зеркале. Так и стоит застывший, смотря на собственную фигуру. Фантомные руки словно ложатся на талию, и низ живота снова закручивает. Язык медленно смачивает слюной пересохшие губы, на шее выступает испарина, но, скорее всего, тому причина — заполнивший ванную пар от горячей воды.       Чангюн сгибается над раковиной, жадно умываясь холодной водой и делая несколько глотков прямо из струи, бьющей из-под крана. Он ерошит влажной ладонью темные пряди волос, проводит пальцами по шее. Кожа горит, словно у него случился солнечный удар. Сердце готово разбить преграду из ребер. Но хуже всего то, что в паху болезненно и сладко свело от желания. И белье позорно топорщится на ширинке, выдавая стояк. Парень кладет дрожащую ладонь на собственный возбужденный член, смотрит на себя с неподдельным ужасом, словно эта часть тела сейчас не принадлежит ему. Подчинялась она точно совсем иным законам, расходящимся с логикой. Не могло это быть правдой, почему? Это просто реакция тела, делает он вывод, скидывает белье и встает под душ. — Просто нужно успокоиться, — произносит он шепотом своему отражению.       Оно глядит на него растерянно и пытливо. Успокоиться и выбросить из головы увиденное вчера оказывается не так уж и просто. Совсем не просто. Очень сложно. Невозможно, говоря другими словами.       Горячая вода еще больше обжигает кожу. От этого бегут мурашки. В голове всё идет кругом, повторяется картинка за картинкой увиденное. Вот Хёнвон скидывает рубаху с плеч, бросает ее куда-то на пол, вот прижимается к мускулистой груди. Поцелуи на его животе, раздвинутые ноги. Вот он стонет, жарко и несдержанно, кончая неприлично громко. Неужели ему действительно было так приятно, без преувеличений? И не стыдно было отдаваться парню, подчиниться его силе?       Чангюн с долей дискомфорта осознает, что хотел бы ощутить нечто подобное. Хотел бы получить такое же удовольствие. Хотел бы овладеть чувствами и ощущениями другого человека. Хотел бы почувствовать интимные прикосновения, и это кажется совсем уж странным.       Парень сползает спиной по влажной стенке душевой кабинки, жадно обводя пальцами пульсирующую головку члена. Желание заставляет повторить движение снова и снова, прикрыв глаза, дышать шумно и дрочить самому себе, закусив губу. Раньше он никогда не думал о ком-то, когда трогал себя. Да и о чем-то конкретном тоже не задумывался, хотелось просто снять напряжение, вызванное возбуждением. Это было всегда быстро. И как-то грязно, отвратительно. То, что он увидел вчера за приоткрытой дверью студии, не показалось ему грязным. Наоборот.       Чтобы известись до предела, достаточно вспомнить выражение лица Хёнвона, смотрящего из-за чужого плеча, и то, как жадно он стонал, как двигался кадык на горле, когда он хватал ртом воздух. Достаточно представить это, чтобы самому тихонько заскулить и словить жаркий оргазм. Парень кончает и замирает на несколько мгновений. Это непохоже на предыдущие разы, будто более насыщенно и полно.       Хёнвон кажется таким уверенным, сильным и красивым, знающим, чего хочет и как это получить. Он без особых усилий наполняет свою жизнь удовольствиями разного сорта. Просто говорит, что делать, и ему подчиняются. Так ведь? Это совсем не то, что ощутил Чангюн за свою жизнь. Парень прижимает испачканные ладони к лицу, зажимает глаза кулаками и обидно скалится, чувствуя, что вот-вот заплачет. Жалкий. Ничтожный и мелкий, который получает ровно столько, сколько заслужил.       Взять себя в руки не получается, все валится от навязчивого чувства стыда к самому себе. Чангюн накидывает на себя привычную ему одежду, не то чтобы хорошую, но лучшую, что у него есть, однако даже не надеется в ней приглянуться. Кусок в горло не лезет, потому приходится обойтись стаканом воды, тяжело упавшей в пустой желудок. Теперь еще и урчание будет преследовать целый день.       Поездка на метро кажется бесконечной. Так бы и ехал весь день по кругу, только бы не являться в агентство и не видеть его снова. Если уж тело так отреагировало на сон, то, что будет, стоит ему оказаться рядом? Первая попавшаяся на пути кофейня манит запахом свежей выпечки и ароматных зерен. Желудок напоминает о голоде, но парень смотрит на время и понимает, что не успеет позавтракать, но пройти мимо тоже невозможно. Нагло протиснувшись без очереди, Чангюн хватает стакан горячего кофе со стойки и продолжает напряженный спринт на негнущихся ногах.       Губы обжигает, неприятно сводит горечью кончик языка. Пить на бегу невозможно. Приходится выбросить крышку и надеяться, что так напиток остынет быстрее.       Чангюн пытается лавировать между прохожими, перебегает на красный свет несколько раз, пытаясь не опоздать в свой первый рабочий день. Все люди вокруг сливаются воедино и, наверное, со стороны Чангюн похож на сумасшедшего. Такой беговой марафон до работы отрезвляет и позволяет немного отогнать мысли о навязчивом утреннем сне, заставляя сосредоточиться только на том, чтобы не облажаться на новой работе.       Парень благополучно добегает до агентства, забегая в здание через широкие автоматические двери, и, не сбавляя скорости, несется по блестящему лакированному полу, игнорируя плещущийся в стакане кофе. Однако благополучно добраться до лифта у него не получается: Чангюн реагирует слишком поздно, когда из-за белоснежной колонны выходит Минхёк в новом светло-малиновом костюме. Все происходит в одно мгновение и, когда Чангюн начинает что-либо соображать, на пиджаке Минхёка уже красуется огромная кофейная клякса от разлитого напитка. Сам Чангюн сидит на полу и беззвучно шевелит губами, будто рыба, во все глаза уставившись на пострадавшего от столкновения парня. Случай сразу же привлекает внимание всех присутствующих в холле. Несмотря на раннее время, народу в вестибюле предостаточно. Одни смотрят с сожалением, другие укоризненно качают головами и шепчутся о том, что молодой стажер, слухи о котором расползлись молниеносно, тот еще неудачник и растяпа. И вообще, представляет ли он, сколько стоит новый пиджак от Ив-Сен-Лоран. — Пожалуйста, прости меня! — почти истерически взвизгивает Чангюн и бросается к опешившему Минхёку, который всё ещё пялится на свежее пятно.       Руки совершенно не слушаются, Чангюн безуспешно пытается коснуться пятна салфеткой и убрать новый уродливый рисунок, но ничего не выходит. — Постой, постой, подожди, успокойся, — Минхёк старается как-то унять новичка, пытаясь снять с себя его руки. Чангюн практически готов заплакать от обиды. — Я куплю тебе новый, я оплачу чистку, я… — Чангюн повторяет будто в бреду, игнорируя слова Минхёка. Каково же оказывается удивление Чангюна, когда вместо истерики и укоров в ответ, а еще и пинка, он получает добродушный смешок и небрежное «Не беспокойся».       Сердце Чангюна готово выпрыгнуть из груди уже в третий раз за утро, а потому парень не находит в себе силы выдавить хоть какие-то слова адекватного извинения. — Раз ты так хочешь помочь, пойдём, поможешь мне очистить пятно, — наконец, сдается Минхёк, и оба парня направляются в уборную.       Жизнь в стеклянном мире возвращается в свои привычные круга: о столкновении все мигом забывают, возвращаясь к срочным делам, а пятно уже усиленно очищают, чтобы не портить внешний лоск. Всё-таки в этом мире всё должно быть идеально.       Чангюн виновато опускает голову и боится столкнуться с Минхёком взглядом. Парень пытается отогнать навязчивые мысли о том, сколько может стоить этот пиджак, который Минхёк спокойно стягивает со своих изящных плеч. — Ты куда так несся? На собственную смерть опаздывал? — не глядя на Чангюна, Минхёк разворачивает пиджак и внимательно разглядывает кофейные разводы, качает головой и вздыхает. Остается только отбросить пиджак на подоконник. — Вроде того. Прости, что так вышло с твоим пиджаком, — Чангюн недоверчиво косится на смятую вещь, а потом буравит взглядом спину Минхёка, открывающего кран с водой. — Да все нормально. Мы ведь с тобой так по-хорошему и не познакомились. Раз уж ты сегодня снова здесь, то, я полагаю, что теперь ты будешь с нами работать? — лицо Минхёка озаряет яркая улыбка, когда он наконец поднимает глаза на Чангюна. Сказать, что последний рад — значит, ничего не сказать. Минхёк действительно на него не злится. — Меня зовут Чангюн. Я что-то слышал о показе… Через месяц? Но… Я ведь даже не знаю, что мне делать… — И кто твой наставник? — Минхёк ловит взгляд Чангюна через зеркало и намыливает руки каким-то ароматическим мылом. — Высокий такой, симпатичный… Кажется, его зовут Хёнвон. Знаешь его? — Поздравляю. Теперь это твой персональный ад, — шум воды прекращается, и Минхёк комкает в руках бумажное полотенце, выбрасывая его в какую-то урну. Кажется, что в этом здании даже урны дизайнерские.       Чангюна бросает в дрожь. После вчерашнего знакомства с Хёнвоном он, конечно, понял, что его «наставник» имеет очень, мягко говоря, тяжелый характер, но неужели в нем нет совсем ничего человеческого? Ладони резко потеют, а сердце почему-то ускоряет свой ритм. Утренний сон настойчиво лезет в голову, и Чангюн пытается отогнать эти мысли как можно дальше. Кожа начинает гореть, как будто те длинные пальцы прикасаются к ней снова. Щеки пылают, а глаза начинают странно блестеть. Минхёк удивленно поднимает бровь. — С тобой все в порядке?       Чангюн сглатывает и наконец выдавливает из себя слова. — Ты… тоже работал с ним?       Минхёк непонимающе хмурится, а Чангюн всё еще наивно надеется, что тот не настолько проницателен. Ошибка. — Когда я был стажером, вот таким, как ты, меня тоже хотели отдать под его опеку. Он пришел такой, весь на пафосе, носом повел и ушел, разве что не плюнул под ноги, — Минхёк лишь иронически усмехается. — А меня в итоге отдали Вонхо. — Это кто? Я могу к нему попроситься?       А еще у Минхёка очень мягкий и приятный слуху смех. — Забудь. Если Хёнвон согласился с тобой работать, то точка невозврата уже пройдена. Ты попал, приятель, — Минхёк хлопает Чангюна по плечу. — Слова поддержки… Тут все любят говорить правду?       Минхёк ободряюще сжимает узкие плечи и на этот раз улыбается уже более искренне. — Тут ты услышишь только то, что тебе нужно услышать. И по поводу Вонхо… — Минхёк делает многозначительную паузу и вздыхает. — У них с Хёнвоном такие неоднозначные отношения, довольно тесные. Понимаешь? — Чангюн слабо кивает и хмурит брови в ответ. — Эти двое — звезды, до которых нам с тобой, как пешком до Канадской границы. Они почти всегда вместе. — А выглядит он, как гора мышц?.. — Точно. Только характер у него более покладистый. Знаком уже с ним? — Косвенно… — Чангюн выдавливает нервную улыбку, надеясь, что красные щеки пока еще не так заметны. — Ты не переживай по поводу показа. Хёнвон тебя хорошо натаскает. Только будь с ним аккуратнее.       Минхёк чувствует, как напрягаются плечи Чангюна под его хваткой, и как парень почти становится деревянным. — Что это значит? — ответ выходит слишком резким и быстрым. — Это значит — не сближайся с ним, иначе ты рискуешь потеряться в его тени… Не лезь в его дела и личную жизнь. У вас должны быть только деловые отношения. — Кажется, я уже это сделал, — горестно сознается парень, поникнув. — Запал на него? Это ты зря. — Нет, нет… Просто вчера… — Чангюну кажется, что краснеть уже больше некуда, однако мозг предательски подкидывает слишком живые картинки. — Нет, нет… Это неважно… Поможешь мне его найти? У меня сегодня какая-то важная примерка… — Помогу, — Минхёк снова разворачивается к зеркалу, поправляя волосы. Убедившись, что все в порядке, он радостно хлопает в ладоши. — У них сейчас фотосессия, я сам жду Вонхо после нее. Так что, приятель, ты даже не опоздал в свой первый рабочий день. — Мы что, будем присутствовать на фотосессии?.. А это… Разве мне можно? — Да ты и вправду зеленый, — Минхёк добродушно смеется и закидывает руку за шею Чангюна. — Пойдем, покажу тебе, как создается красота на глянцевых обложках.       Зайдя в помещение белоснежной студии, Минхёк прикладывает палец к губам и просит Чангюна быть тихим, как мышка. А тот и не думает произнести звуков. Происходящее под светом ярких ламп выглядит странно, но похожую картину он уже видел. Теперь становится почти понятно, почему эти двое и не старались прикрыть дверь, когда решили уединиться. — Это ты назвал неоднозначными отношениями? — Чангюн строит делано недовольное лицо и говорит совсем тихо, чтобы, кроме Минхёка, его никто не услышал. — Я думал, что они должны рекламировать одежду, а не… секс.       Минхёк кладет палец уже на губы стажера и оттаскивает его в сторонку, оглядывается и понимает, что никто не обратил на них внимания. — Секс тоже может быть красивым, — хихикает он, совершенно не стыдясь. — Или ты и в этом плане ничего не успел еще?       Чангюну нечего ответить. Не успел. Но это никого, тем более тут, не касается. Парень молча делает несколько шагов в сторону, чтобы увидеть все своими глазами. Рассмотреть каждую деталь. Теперь можно не бояться, что его застукают за подглядыванием.       Прислонившийся бедрами к высокому стулу парень, которого, как выяснил Чангюн, зовут Вонхо, совершенно не напрягаясь держит Хёнвона на руках, а длинные ноги того красиво опоясывают талию. Крепкие мышцы напрягаются, жилы перекатываются, а ровный загар настолько идет этому телу, на фоне которого Хёнвон выглядит фарфоровым. Их костюмы разного цвета: один глубокий черный, а второй кристально белый, как раз под цвет их волос. Ангел и демон, думает Чангюн и даже приоткрывает рот маленькой щелкой, а из нее торчит кончик языка.       Оба парня пересаживаются на пол в мягкие подушки. Совсем бесстыдно встав на колени, Хёнвон прижимает лицо Вонхо к своей обнаженной груди, позволяет коснуться ее губами, а томный взгляд мечется от глаз коллеги до объектива фотокамеры и обратно. Когда по бледным щекам скользят пальцы, останавливаются на губах, а те приоткрываются, чтобы чуть прикусить фаланги, Чангюн застает себя за тем же самым занятием. Он осматривается и быстро трет руку о кофту. Кажется, никто не успел заметить его за этим неловким занятием.       Их лица настолько близко. Выглядит слишком интимно и красиво. То, как они позволяют друг другу трогать оголенные участки кожи, задирать друг на друге одежду, даже чуть приспускать брюки, делая при этом наиграно удивленное лицо. Иногда они смотрятся даже невинно, но эта видимость быстро спадает, стоит Хёнвону обвить руками мощные плечи, зарыться большими ладонями в черных волосах Вонхо и, прижав его лицо к своей шее, почти страдальчески задрать лицо к потолку.       Чангюн пока не может понять, как они отличают обычную фотосессию от реальной близости, ведь разницы совсем нет. Ни возбуждения, ни стонов. Вообще никаких звуков, только меняющиеся выражения лиц, будто сменяющиеся маски одна за другой. Так умело и быстро. Не может же быть, что даже любовь в этом мире искусственная. Или ее здесь и вовсе нет?..       Парень мнет в ладони собственную кофту на груди, когда фотограф поднимает руку вверх, говоря о том, что работа закончена. На висках выступают капельки пота. Хочется, чтобы происходящее не заканчивалось никогда. Вот так бы и смотреть, а не падать в суровую действительность. На довольно откровенном прощальном поцелуе между двумя моделями Чангюн даже испуганно вдыхает и старается тихо выдохнуть. Это здесь считается нормой? Ему тоже придется так делать? Если, конечно, придется кому-то по вкусу, а это очень маловероятно.       Чангюн смотрит на гибкую полуобнаженную фигуру Хёнвона, каждый его шаг завораживает. Он двигается так плавно, будто танцует, и, кажется, что он идеально контролирует свое тело. Хёнвон просто делает шаг, а мир уже готов аплодировать ему и следить за каждым его движением с замираем сердца. Чьи-то руки набрасывают на широкие плечи модели бархатный халат, а изящная рука тянется за пластиковым стаканом американо со льдом. Чангюну кажется, что Хёнвон так и не вышел из своего образа на съемочной площадке, где был буквально пару минут назад. Но парень ошибается. Че Хенвон просто такой всегда: завораживающе красивый, изящный и до безумия желанный.       Модель проходит мимо застывшего от восхищения и в то же время страха Чангюна, попивая американо из трубочки, и подходит к столу с ноутбуком, где уже вовсю кипит работа над свежими снимками. При виде Хёнвона все как будто расступаются, пропуская того вперед. — Подними челюсть, — Чангюн слышит насмешливый голос над ухом и тут же чувствует чужую руку на своем плече. Оказывается, Минхёк все это время был возле него. Чангюн моментально вспыхивает и слишком наигранно делает вид, что ничего не было, и что он не залип. Сомнения снова закрадываются в душу, сжимая горло тонкими пальцами, уже запечатленными в памяти. — Я точно должен буду с ним работать?.. — вся решимость первого дня мгновенно улетучивается, и Чангюн закисает. — Так, а ну-ка, посмотри на меня, — Минхёк обхватывает голову Чангюна пальцами и заставляет посмотреть себе в глаза. — Тебя уже приняли в агентство. Ты прошел один из самых сложных этапов, преодолеть который способны далеко не многие, — на этих словах Чангюн морщится, но Минхёк прекрасно знает, насколько сложно угодить Хёну и Кихёну на кастинге.       Чангюн нерешительно кивает, явно не веря словам новоиспеченного приятеля. Однако выбора у него нет, и приходится наступить своему страху на горло, приняв свою нелегкую участь. Минхёк лишь улыбается, заметив хотя бы какую-то реакцию в ответ. — Все будет в порядке, а если что-то пойдет не так, я всегда готов тебе помочь, — почему-то от этих слов Чангюну становится только хуже. Он выдавливает из себя подобие улыбки, изо всех сил пытается звучать искренне и благодарит за поддержку. — Эй, ты, — Чангюн вздрагивает от бархатистого голоса, пусть и звучит он несколько недружелюбно. — Я не буду торчать здесь до вечера. Либо ты пошевеливаешься, либо идешь к черту.       Чангюн в последний раз бросает испуганный взгляд на Минхёка, который в свою очередь лишь ободряюще кивает и одними губами шепчет «вперед, вперед». Парень изо всех сил собирается с мыслями и направляется к своему, во всех смыслах, кошмару, с которым ему предстоит сотрудничать целый месяц.       Путь до очередной студии занимает целую вечность. Чангюн исступленно смотрит в пол и боится что-либо ляпнуть, следуя за изящной фигурой впереди себя, а Хёнвон предпочитает молчать, сосредотачиваясь только на своем американо. Если бы оба могли читать мысли друг друга, то было бы понятно, что ни один, ни второй, не испытывают удовольствия от сложившейся ситуации.       Помещение, куда заходят оба, выглядит светлым, просторным, несмотря на высокие шкафы в углу. С первого взгляда комната кажется бесконечной из-за огромного зеркала во всю стену напротив. Хёнвон не спеша заходит в помещение, словно это его родной дом, и манерно ставит стаканчик с недопитым американо на столик. Он так же медленно тянется к полам халата, запахивает их, завязывая тугой узел на талии, полностью закрывая тело. Хёнвон разворачивается, облокачиваясь поясницей на столик, скрещивает руки на груди и выжидающе-насмешливо уставляется на Чангюна. Парень тушуется под слишком самоуверенным взглядом темных глаз, мнется и стесняется еще больше, желая провалиться сквозь землю или же просто сбежать как последний трус. — Ты чего трясешься? Страшно тебе? — язвительно бросает Хёнвон, наслаждаясь напуганным видом новичка. — А разве… Вам не было страшно? — глаза Чангюна встречаются с дерзким взглядом напротив. К горлу тут же поступает тошнота от накатившего страха. — Можно перейти на «ты», — мягко замечает Хёнвон, тут же возвращая былой язвительный тон. — Тебе бы нервишки запасные прикупить, иначе с такими ты далеко не уедешь.       Смешок больно бьет по ушам. — А… что мы будем делать? — новичок откровенно тупит. Лицо Хёнвона искажает нервная усмешка, а пальцы тянутся ко лбу, красивым жестом откидывая упавшие на глаза волосы. — Мне нужно посмотреть на тебя сначала, — терпеливо объясняет он. — Ты хоть представляешь, что нужно будет тебе проделать, чтобы просто несколько минут покрасоваться в дорогой одежде? — Пока не очень… — Тогда запоминай самое важное. Из твоего лексикона должны пропасть слова «не могу», «не хочу», «не умею» или «не буду». Ты перестаешь жрать, спать и начинаешь приводить свое тело в порядок. А мой голос должен сниться тебе в кошмарах.       «Твой голос уже мне снится» — почти ляпает Чангюн, но успевает вовремя прикусить язык. Внезапный румянец на щеках сдает его с потрохами, а Хёнвон лишь многозначительно поднимает брови, как будто догадывается о том, что пытается скрыть новичок. Руки нерешительно стягивают свободную кофту с какими-то болтающимися металлическими кольцами. — А что с моим телом не так? Конечно, я не похож на твоего… эм… — Чангюн делает паузу, брови Хёнвона ползут еще выше, а губы растягиваются в ухмылке. — Тот парень… Он… Ты… — Решил ко мне в штаны залезть? — Хёнвон смотрит на парня сверху вниз. Ему льстит любой интерес, а смущать неопытного парнишку доставляет ему нереальное удовольствие. — Я прошу прощения за тот случай. Я не знаю, как так вышло… Но… я сделал это не нарочно, я…       Хёнвон задерживает на Чангюне взгляд, слегка приоткрывает рот и проводит кончиком языка по своей нижней губе, от чего Чангюн окончательно превращается в самый настоящий помидор и заметно вздрагивает. — Мне плевать, как ты это сделал. Раздевайся и дай мне несколько минут, чтобы понять, с чего начать. И почему ты решил, что спокойно можешь задавать мне вопросы, касаемо моей личной жизни? После показа наши с тобой пути разойдутся, — каждое слово сказано таким ледяным голосом, что Чангюн чувствует, будто его хотят утопить на месте. Заморозить и пустить в свободное плавание в океане. От этих слов почему-то становится настолько грустно, будто они высасывают все положительные эмоции внутри, не оставляя ничего, кроме ледяных игл. Чангюн откровенно злится. Злится от собственного бессилия и безысходности.       Парень резко смелеет и даже не узнает собственного голоса. И слишком резко скидывает узкие джинсы, смотря в глаза напротив. А еще, кажется, Чангюн начинает понимать, что девушки вкладывают во фразу «расцарапать глаза». — А почему тут все решили, что можно послать туда новичка, не спросив его? — дерзкий взгляд в сторону Хёнвона в попытке как-то парировать жестокую насмешку. — Я ведь не просился, я просто искал работу. — Что ты от меня хочешь, мальчик? Это я тут пострадавший, а не ты, так что не включай бедную овцу, — Хёнвон изображает наигранно страдальческое лицо и манерно касается лба. — Со мной это не работает. Почему ты до сих пор в белье? — А с ним-то что не так? Я же не на приеме у доктора, — Чангюн нервно смеется с собственной шутки, но на собеседника это не производит никакого эффекта. — Мне повторить? — вскипает Хёнвон. — Кто тут еще к кому в штаны лезет?.. — тихо бубнит Чангюн, касаясь кромки своего белья, в то время как Хёнвон, обладая чутким слухом хищника, в два шага преодолевает расстояние между ними и оказывается перед новичком.       Глаза Чангюна широко распахиваются, когда длинные пальцы сами стягивают с него белье, и оно тряпкой падает на пол. Хёнвон тут же делает два шага назад, окидывая фигуру юнца взглядом.       Рефлекторно схватившись за собственные плечи, Чангюн ссутуливается и скукоживается в жалкий комочек. Сколько еще унижений и потрясений он вынесет за сегодняшний день, чтобы окончательно не тронуться рассудком? Темнота. За ней туман и ощущение того, что сознание возвращается со дна колодца, куда упало вместе с нижним бельем. Прохладные пальцы, коснувшиеся плеча, вытаскивают наружу, но лишь для того, чтобы снова утопить. — Не то прикрываешь, — профессиональный голос с нотками стали и безразличия раздается у самого уха, пока Хёнвон настойчиво пытается повернуть Чангюна задом к себе.       Тот будто прирос к полу и не может оторвать окоченевших от холода ног. Слабо ведет плечом, и Хёнвон понимает это, как попытку вырваться. Резким шлепком прикладывает ладонь к лопатке и разворачивает непослушную куклу. — Ты можешь хотя бы не смотреть так? — голос Чангюна дрожит на каждом слове. — А если кто-нибудь войдет? — Не переживай, — Хёнвон растягивает слова так же медленно, вторя движениям своих пальцев по выпирающим позвонкам от шеи до самой поясницы. — Тут не много таких, как ты, шатающихся по коридорам в попытке подсмотреть.       От легких движений спина прогибается. Кожа парнишки будто горит, плавится под настойчивыми касаниями. Все, как во сне. Широкие ладони, кажущиеся невесомыми, ложатся на талию и чуть сжимают кожу. Чангюн лишний раз убеждается в профессионализме своего наставника, ведь тот даже не пытается перейти незримую черту, переложив ладони ниже поясницы — ниже дозволенного. Он не пробует вложить в свои движения ласку и нежность, только сухо ощупывает бока, меряет пальцами талию, поднимает вверх совсем окоченевшие от страха руки парнишки, а затем опускает и вновь разворачивает к себе передом. — Я прошел таможенный контроль? — пытается отшутиться Чангюн, но видит озадаченное выражение лица и приложенные к подбородку пальцы. — Здесь работы на годы, — задумчиво произносит Хёнвон, снова встает почти вплотную и звонким шлепком прикладывается ладонью по животу и обнаженным ягодицам. — Хоть бы постарался втянуть в себя, ради приличия. — Как я могу все в себя втянуть?..       Хёнвон машет рукой и направляется к шкафам с одеждой. Его мало интересует то, с каким бордовым лицом Чангюн пытается натянуть на себя белье, только слышит, как тот едва не заваливается, пытаясь толкнуть ногу в дырку. Это не вызывает улыбки, это злит.       Смотря на предложенный комплект вроде бы простой одежды, Чангюн откровенно не понимает, что из этого нужно надеть на себя в первую очередь. Один край рубахи слишком длинный, а второй короткий, что едва ли прикроет торс, штаны, перетянутые в бедрах кожаными ремнями, увесистый пояс, поблескивающий камнями. Парень ловит себя на мысли, что сейчас вполне может начать надевать брюки через голову, а рубаху через ноги. Разумные мысли одна за другой покидают голову. — И как долго ты собираешься на это смотреть? — рявкает Хёнвон, толкая стажера в плечо. Тот делает шаг назад, но не может оторвать взгляда от одежды. — Вставляй руки в плечи и надевай это на себя. Ты думаешь, что у меня для тебя полно времени? Его нет и не будет никогда.       Чангюн делает глубокий вздох, втягивает живот и медленно выдыхает, стараясь держать спину ровно. Разумеется, его фигура отличается от фигуры своего наставника, но Чангюн всегда был уверен на все двести процентов, что у него нет лишнего веса. Просто все люди разные, и строение у них разное. Это же как упрекнуть человека за низкий рост. Хотя, он уже ни на секунду не сомневается, что Хёнвон и на это способен. Нет виноватых в том, что природа на нем не отдохнула. Просто повезло.       В узких штанах тесно настолько, что невозможно вдохнуть, ремень безбожно туго пережимает пояс. Кажется, если совсем расслабиться, то отлетят все пуговицы на рубахе. Хёнвон то ли издевается, то ли действительно не понимает, насколько некомфортно Чангюну в одежде не по размеру. Он то и дело небрежно крутит мальчишку, а тот наступает на собственные носки и чуть не падает, ноги задевают одна о другую, едва не роняя на пол. — Тебе бы похудеть не мешало, — задумчиво бурчит Хёнвон, снова оглаживая ладонью живот Чангюна, после чего больно стукая по нему и разворачивая мальчишку задом к себе. — Выглядишь как добротный кусок нездорового фастфуда.       Понимая, что Хёнвон хочет просто показать разницу между ними в большом зеркале, Чангюн все равно роняет взгляд в пол. Спина словно горит от тесного контакта, через тонкую ткань брюк ощущается рельеф чужого тела. Ладони скользят по бедрам, а пальцы запутываются в ремнях. Чангюн забывает дышать, отрывает взгляд от чужих рук и смотрит в зеркало. Он замечает, что выглядит странно. Узкая одежда настолько сдавливает, что кажется, будто сам стал меньше. Хёнвон пытливо пытается поймать бегающие глаза парнишки и наконец встречается с ними в зеркале. — У меня просто кость широкая, — единственное, что приходит на ум Чангюну, когда он натужно глотает подступивший к горлу ком.       Хёнвон выпутывает пальцы из ремней, оценивающе ведет ими по талии и сплетает на животе, вжимая стажера задницей в свой пах. Издевается. Однако ему на удивление приятно, как тот держится, не выказывая протестов. — Твоя широкая кость повисла над пряжкой ремня, — шепчет он на ухо, стискивая голую кожу под рубахой.       Словно уж, Чангюн пристыженно выворачивается из кольца чужих рук, пытается отвернуться и отстраняется на два шага назад, снова чуть не падает, но к своему облегчению замечает, что Хёнвону это безразлично. Тот расслабленно идет к шкафу, видимо, за еще одним костюмом. — Слава богу, что у тебя ничего не повисло, — лопочет Чангюн одними губами и пытается расстегнуть ремень так, чтобы, не дай Бог, ничего не порвать.       Лицо облизывает ветерок с ароматом дорогого парфюма в то время, как холодные пальцы, словно тиски, сдавливают кожу. Чангюн открывает рот, а крепкие пальцы уже не кажутся ласковыми, когда сжимают щеки, делая из губ уточку. — Ты хочешь пошутить на эту тему? — озлобленный шепот прямо в губы будто высасывает из легких жалкие остатки воздуха. — Я хочу вылезти из этих штанов хоть на пять минут, — покорно произносит Чангюн и морщится, ожидая даже удара. Вполне.       Ничего. Только стук ботинок по начищенному полу. Похоже, что Хёнвон не отступил от своей идеи, принести другой костюм.       Новый костюм кажется немного свободнее предыдущего. Синий шелковый пиджак красиво сидит в плечах и очень элегантно запахивается на талии, сочетаясь с такими же синими брюками, которые приятно холодят голую кожу. Хёнвон задумчиво трет подбородок и набрасывает на талию Чангюна какой-то белый пояс с бантом, тянет за концы, притягивая мальчишку к себе так, что его лицо оказывается прямо напротив широкой груди наставника.       Чангюн ощущает чужое ровное дыхание на макушке, пока умелые руки закрепляют пояс спереди. Хёнвон осматривает наряд, задерживая взгляд на босых ногах парнишки, и снова возвращается к шкафу. Через мгновение перед Чангюном стоит пара блестящих модельных туфель, отделанных под крокодиловую кожу, и с ужасно узкими носами. Стажер недоверчиво оглядывает модельную обувь, отмечая, что не привык носить ничего, кроме удобных заношенных кроссовок, и нерешительно пытается влезть в тесные ботинки. Ноги болезненно сводит от узости обуви, и Чангюн чувствует, что его ноги мгновенно немеют. — Пройдись, — требует ледяной голос.       Чангюн в страхе уставляется на жестокого наставника, в надежде увидеть хоть каплю сострадания, но всё напрасно. Ему не остаётся ничего, кроме как подчиниться. Парень делает нерешительный шаг вперед, и конечности пронзает режущая боль. Модельная обувь сдавливает ноги чуть ли не до синевы, и на глазах Чангюна выступают мелкие слезинки. Еще один мучительный шаг. Тяжелый взгляд Хёнвона давит на тело, и оно становится в разы тяжелее. Сделав еще несколько неуверенных шагов, Чангюн спотыкается и падает прямо к ногам наставника, чуть ли не впечатываясь в носки его ботинок губами.       Чангюн застывает в одной позе и боится поднять глаза. Ему кажется, что сейчас Хёнвон прожжет в нем дырку своим взглядом, но тот лишь тяжело вздыхает, пытаясь изо всех сил контролировать раздражение. — Вставай и иди, — Чангюн слышит очередной приказ.       Кое-как поднимаясь на онемевшие ноги, стажер всё-таки идет дальше, оставив всякую надежду на поддержку со стороны Хёнвона. Наставник сканирует юнца взглядом, не переставая качать головой, всем видом показывая, что новичок просто безнадежен. — Держи спину ровно, — раздается над ухом, а чужая рука резко встряхивает плечи, расправляя их. — Твой шаг должен быть длиннее, — шлепок по бедру. — Выше подбородок, — комментирует Хёнвон, безжалостно касаясь тела Чангюна.       Каждое прикосновение обжигает, а стажер чувствует себя чуть ли не голым, несмотря на прикрывающую тело одежду. Чангюн пытается слушаться, учесть каждый комментарий и исправиться, и ему даже кажется, что у него получается. Он доходит до конца помещения и разворачивается, выжидающе смотря на Хёнвона. Наставник молчит, а его каменное лицо не выражает никаких эмоций. — Смог ли я испра… — Чангюн решает первым нарушить напряженную тишину, но его перебивают резким взмахом руки. — Замолчи и слушай. Не думаю, что при твоих расшатанных нервах у тебя что-то выйдет, но все-таки, — снова манерное прикосновение к волосам и закатанные глаза. — Для тебя сейчас все изменилось. Поймешь ты это или нет? Сегодня я первый день выступаю в качестве твоего наставника, а мне это уже не нравится. У тебя нет никаких оправданий и больше никогда не будет. Ты из кожи вон будешь вылезать, чтобы делать то, о чем я тебя прошу. — Я хочу… — хочется сказать «домой», но Чангюн вовремя закусывает язык.       Хёнвон не выдерживает и взрывается. — Он хочет! Хочет! Да кого волнует, что ты хочешь? Меня тошнит от твоих желаний — наплевать на них и забыть. Меня интересует только одно: отдаешь ли ты себе отчет, в каком месте ты оказался? — каждое слово действительно плевок в лицо, но Чангюну ничего не остается, кроме как терпеть и стойко выносить все обиды. — Отдаю. — Хорошо. Тогда ты сейчас извинишься за свою неуклюжесть и будешь репетировать походку в этих чертовых узких ботинках до тех пор, пока сознание не потеряешь. Будешь приходить сюда каждый день. У тебя больше нет выходных.       Чангюн вздрагивает. — Не здесь… — он не узнает своего слишком тихого голоса. — Можно я потренируюсь дома? — Нет. Дома ты расслаблен и будешь отвлекаться, а здесь я буду стоять над твоей душонкой, — губы Хёнвона трогает почти звериная улыбка. — Тут я защищаю только себя. Я буду контролировать тебя, — Хёнвон делает акцент на слове «контролировать». — Ты не можешь заставить меня ходить ровно. Я просто физически не могу… — теперь глаза Чангюна действительно мокрые.       Хёнвон тут же оказывается рядом с новичком, хватая того за лацканы пиджака и безжалостно сминая дорогую ткань. Непутевому стажеру на минуту кажется, что носки его ботинок больше не касаются пола, когда Хёнвон близко наклоняется к его лицу. — Это верно. Тогда случится то, что и должно. Ты провалишься, — прямо в губы, слишком близко и слишком больно.       Хёнвон брезгливо отпускает новичка, почти отталкивая его, и направляется к входной двери, бросив на прощание лишь жестокое: «Тренируйся».       На ледяном полу замерзают колени. Маленький мирок пошатнулся, стоило встать утром с кровати, а теперь и вовсе рухнул. Щеки холодят слезы, а ладони обессиленно сжимаются в кулаки. — Дьявол! — выкрикивает Чангюн пустой студии и прижимается лбом к полу, надеясь на нем же и умереть.