In memoriam.

У меня очень сильно болит сердце. В высоком чистом небе резво кружатся ласточки и негромко щебечут, будто вторя нашей, человеческой, песне. Царство Небесное, жизнь безконечная — жизнь безконечная, вѣчный покой. Мои губы шевелятся, исторгая эти слова одно за одним, но я их не слышу. Мой голос — как и все звуки вокруг — потерял сегодня всякий смысл. Я стою чуть согнувшись, обеими руками крепко упираясь в трость, и грустно покачиваю головой. Ещё несколько дней назад я молил Бога, чтобы он забрал меня, а не её — но он лишь молчал и укоризненно смотрел на меня с иконы своими большими греческими глазами. Тогда мне сразу же становилось стыдно и я отводил взгляд: даже в этом, казалось бы, жертвенном желании сквозил неприкрытый эгоизм. Я ведь до жути боялся её потерять. Она же лежала в постели, мягко касалась моей руки и улыбалась самыми краешками век. Иногда по её щеке скатывалась незаметная слезинка — она падала мне на костяшки пальцев и въедалась в самую кожу и кости под ней, издевательски выжигая всё изнутри. Ей было так больно смотреть на то, как я страдаю, а у меня не было никаких сил оставить её хоть на пару минут. Она пожертвовала всем ради меня. Своей молодостью, своим состоянием, своим временем — всем, что только могла иметь в этой земной жизни. Я не помню, чтобы она обижалась на меня. Не помню, чтобы сердилась — разве что изредка в шутку надувала губы, и тогда я со смехом прижимал её к своей груди. Она была маленьким огоньком из чистого света, сияющим в самой глуби моей мрачной бездны. Я ничего не принёс ей, кроме горя. Я редко улыбался ей; почти никогда не делал подарков. Она терпела, когда я приходил с работы уставший и раздражённый; она терпела, когда я возвращался домой под самое утро, а от меня разило алкоголем. Лишь один раз она сказала мне резкое слово — и сразу же вся поникла и расплакалась. Тогда я растерялся, непонимающе посмотрел на неё — и разрыдался сам, во весь голос. Так мы просидели, обнявшись, до самого утра. Долгие двадцать лет её пламя горело у меня в сердце. И даже теперь, хоть лицо её бело, а глаза — закрыты, я вижу, что она улыбается. Даже сейчас она просто рада, что я смог прийти и проведать её в последний раз. Господи, я отягощён чернотой так сильно, что голова моя поникла к самой земле — и я не знаю, слышишь ли ты меня отсюда. Но всё равно, каждым своим дыханием прошу тебя:       забери её к себе. Жизнь безконечная, Вѣчный покой.