Perfect Blue

Солнце светило слишком ярко, и только тень раскидистого клена спасала от навязчивых лучей. Сичэнь подул на руки и плотнее закутался в теплую накидку траурно-белого цвета. Совсем недавно его посвятили в адепты, но лишь для прикрытия, чтобы не привлекать к себе внимание других орденов. Ему это не слишком нравилось, но радовало то, что старейшины и старшие адепты перестали смотреть на него волком с тех пор, как он надел белое ханьфу, а голову его опоясала лобная лента, заботливо повязанная Лань Чжанем. Сичэнь улыбнулся про себя и с нежностью коснулся тонкой шелковой полоски. Лишь это воспоминание грело душу среди холодных и нелюдимых земель Гусу Лань Осень в Облачных Глубинах слишком непривычна для него. Солнце светит, но не греет, дует холодный северный ветер, и световой день укорачивается как-то очень медленно. Природа облачного ордена, казалось, с трудом поддается изменениям. Даже деревья долго остаются холодно-зелеными, будто бы боясь смущать приглушенную гамму цветов вокруг своими яркими красками. И все же никто не может противиться природе, даже недвижимый, погруженный в туманный сон, орден. И листья на деревьях со временем принимают желто-красные оттенки, медленно срываясь с веток и падая под ноги адептов. Лань Хуань мог часами наблюдать за листопадом. Плавные движения листьев, их яркие цвета, все это будило в нем такое вдохновение, что хотелось тут же сорваться с места и творить. Но он остался сидеть под деревом, любуясь, будто боясь упустить это дивное зрелище. Тогда же он услышал шелест травы и опавших листьев неподалеку, с неохотой вставая с насиженного места. — Приветствую вас, учитель Лань. Ответом его смиренному поклону и сложенным рукам был лишь холодный гордый взгляд. За все то время, что он провел здесь, Цижэнь подходил к нему сотни раз, и всегда вот так — бесшумно, украдкой, будто стремясь застать его за чем-то непристойным. И каждый раз терпел неудачу. Что, впрочем, не мешало ему одаривать наложника едкими замечаниями. А потом стал задавать вопросы, будто уже привыкнув к новому человеку, что до этого так нестерпимо мозолил глаза одним своим видом. — У меня к тебе ещё один вопрос, — сказал Цижэнь. — Я слушаю вас. — Скажи, где ты рос до войны? Сичэнь остолбенел. Вопрос сей был ожидаем, и все же юноша до последнего молил небожителей, чтобы он не прозвучал. Если он скажет правду, этот ответ загубит на корню все зачатки благопристойного отношения к нему. Но что сказать, он не знал. Да и видел — ложь его в тот же миг будет распознана. Поэтому, собравшись с мыслями, он произнес на одном дыхании: — В публичном доме в окрестностях Юнь Мэна. *** В цзинши раздался громкий стук двери, и Лань Ванцзи невольно оторвался от работы, устало потирая виски и вполуха слушая полный возмущения вопрос Цижэня. — Ты вообще знал, что твой так называемый возлюбленный воспитывался в публичном доме? — И что? — Ванцзи нарочито медленно поднял на него взгляд. — Ты заметил в его поведении хоть каплю распутства? — Оно есть в его мыслях! — учитель Лань продолжал стоять на своем. — Он неблаговоспитанный и безродный юноша, Ванцзи! Не говори мне, что ты не придаешь этому значения. — До тех пор, пока он не нарушает правил и выполняет свои обязанности, мне не за что его презирать. Как и вам, дядя. Лань Чжань смотрел на него немигающим взглядом. Спокойствие его и отчужденность были просто непробиваемыми, и этого в нем Лань Цижэнь больше всего не любил. Молодой глава был неприступен и дерзок, и лишь из-за статуса позволял себе все эти вольности. Совсем как отец. От воспоминаний о нем Цижэнь лишь недовольно поджал губы и покинул цзинши племянника. Ванцзи долго смотрел ему вслед, от всей души жалея, что не может защитить возлюбленного от позорного клейма. *** — Да, моя фамилия Мэн, — ответил тогда Сичэнь, нарочно избегая зрительного контакта. — И я всегда называл своей матушкой женщину по имени Мэн Ши. Она вырастила меня, как родного сына, и делала все, чтобы мы с братом выросли достойными людьми, — он снова поднял взгляд на Цижэня. — Вы хотите обвинить меня в распутстве только потому, что моя матушка продавала весну? Учитель Лань напряженно смотрел на него, на его полные серьезности глаза. Видеть его лицо без улыбки было слегка непривычно, но он изо всех сил старался не обращать на это внимания. — Твой брат — Мэн Яо, верно? — Да, — кивнул Сичэнь. — По поводу него у вас тоже есть какие-то вопросы? Цижэнь долго молчал, прежде чем ответить коротко и сухо: — Нет. Но в глазах его было видно столько осуждения, что становилось не по себе. Даже в первый свой день пребывания в Гусу он не видел в его глазах столько презрения. И с трудом удавалось держать на краю сознания мысль, что в этом нет его вины, что Цижэнь злится на Лань Чжаня, а отыгрывается на нем. И всю свою вскипающую обиду приходилось раз за разом глотать вместе с встающим поперек горла комом и молчать, пряча все эмоции за привычной улыбчивой маской. Лишь рядом с Ванцзи он мог позволить себе быть чуть больше собой. К нему-то он и явился в тот же миг, когда Цижэнь пожелал закончить сей неприятный разговор. Лишь одного взгляда в янтарные глаза молодого главы хватило, чтобы понять, — эта ситуация коснулась и его. Вина затопила сердце юноши, и он робко присел рядом с любимым, заглядывая в глаза. — Ванцзи, я… я виноват. Лань Чжань тут же резко поднялся с пола. — Готовься, мы летим на задание. Он схватил его за руку и ринулся прочь из цзинши. В несколько секунд спешного бега они миновали коридор, лестницу, выбежали к воротам. Сичэнь еле поспевал за стремительным бегом главы. Лишь у самого барьера они позволили себе остановиться. — Разве в Гусу не запрещен бег? Лань Чжань ничего не ответил, и лишь молча вручил ему ножны с мечом. Это был Шоюэ — меч, специально изготовленный для Сичэня, которого тот до сих пор ни разу не коснулся. Растерянный юноша покорно принял его, уже думая лететь на нем, но нет. Они с Ванцзи полетели на одном мече. Сичэнь стоял рядом и крепко держался за плечи молодого главы. — Куда мы летим? — спросил он спустя полчаса долгой и утомительной дороги. — Мне пришло письмо с просьбой о помощи, — перекрикивая встречный ветер, ответил Лань Чжань. — В одной из окрестных деревень завелась какая-то сильная нечисть. Мы летим туда. — Почему мы? Неужели нельзя было послать кого-то другого? На это Ванцзи ничего не ответил. И Сичэнь не стал настаивать, лишь крепче прижимаясь к нему. Среди холодного осеннего ветра и совсем не милостливых солнечных лучей тепло чужого тела было поистине спасительным. Лицо и уши нещадно леденели, и с каждой минутой сего стремительного полета озноб пробирал все больше, а сил стоять на ногах оставалось все меньше. Но вскоре они достигли места назначения, высадившись на лесной опушке, и, насквозь продрогшие, прошли к деревне. Жители деревни встретили их радушно и очень гостеприимно, явно завидев не самый лучший вид двоих заклинателей. Вокруг уже сгущались сумерки, и их сразу проводили к постоялому двору. — Прошу, устраивайтесь, господа, — улыбнулась старая хозяйка дома. — Что-нибудь нужно? Ванцзи долго молчал, прежде чем ответить слегка дрожащим голосом: — Прошу подготовить бочку с горячей водой. — Хорошо, — услужливо кивнула хозяйка дома. Сичэнь молчал и упорно не понимал, что происходит. Ванцзи так и не объяснил ничего, избегая даже встречаться взглядами. Лишь в отделенной им комнате на втором этаже они смогли остановиться и перевести дух. Сичэнь пытливо смотрел на него, все ещё ожидая объяснений, но не решаясь подойти. — Ванцзи?.. Юноша обернулся и, будто извиняясь, взял возлюбленного за руку. — Залезай в воду. Тебе нужно согреться. — А ты? Ванцзи смотрел на него выжидающе, и Сичэнь невольно отступил, расцепляя руки. Неловко смотря в пол, он зашёл за ширму, медленно стягивая с себя неприятно-холодную одежду и вешая ее рядом. Долго думал, снимать ли лобную ленту, но все же и она вскоре заняла свое место рядом с белым ханьфу. Вода в бочке приятно обжигала кожу. После почти часа на ледяном ветру ничего лучше и желать было нельзя. Он зачерпнул в ладони пригоршню воды и умыл лицо, блаженно выдохнув, окутанный теплом. И только тогда заметил стоящего прямо перед ним Ванцзи. Полностью обнаженного. Щеки его тут же заалели, но он просто не мог отвести взгляд от прекрасно сложенного тела молодого главы. И румянец на его щеках становится лишь гуще по мере того, как Ванцзи опускался в воду рядом с ним. Лишь когда его тело по грудь скрыла вода, Сичэнь смог опомниться. — Расслабься. Руки молодого главы ласково коснулись чужих плеч, успокаивая и согревая. И Сичэнь невольно отступил все свое напряжение, млея под ласковыми касаниями чужих рук, к которым вскоре добавился и мыльный корень. Комнату наполнил приятный душистый аромат. На лицо Сичэня снова вернулась улыбка. — Спасибо, А-Чжань. Но все же, почему ты раньше ничего не сказал об этом задании? Тут же рот его был прикрыт чужой ладонью. Ванцзи резко сократил расстояние между ними, заглядывая в удивлённые глаза напротив и шепча тихим низким голосом: — Мы здесь не для этого. Он убрал ладонь от лица Сичэня, и тот позволил себе слегка приоткрыть рот от удивления. Казалось, с каждым разом он понимал его все меньше и меньше. Ванцзи будто вечно что-то скрывал от него, не желая говорить. Но при этом… всегда приятно удивляя. Как и в этот раз, когда Сичэнь, наконец, понял замысел молодого главы. — Ты ведь… Хотел только отвлечь меня? Ванцзи, наконец, улыбнулся снова и коротко кивнул. И душу Сичэня до краев затопило нежностью и любовью. Он прижался к нему, расплескивая воду, обнимая за шею и часто-часто целуя. — Спасибо, спасибо, спасибо! Охваченный потоком чужой нежности, Лань Чжань все же вынужден был перехватить его руки, останавливая череду поцелуев. — Нам нужно торопиться. Скоро ночная охота. Сичэнь улыбнулся понимающе, и все же позволил себе медленно приблизиться к его губам, сливаясь в трепетном поцелуе. Последнем на сегодня. *** — Ты говорил, что это будет сильная нечисть. А оказалась всего лишь кучка лютых мертвецов! — Сичэнь взмахнул мечом, рассекая воздух. Голова последнего из мертвецов упала на землю, и тело безвольной марионеткой рухнуло вслед за ней. — Для простых людей они все же сильные. Для нас… Это не столько сложно, сколько долго, — ответил Ванцзи, вытирая лезвие меча от потёков затхлой крови. — Да с этим могли бы справиться даже юные адепты! Но пошли мы, — Сичэнь подошёл к нему и заглянул в глаза, к своему удивлению, увидев в уголках его глаз лёгкий прищур. — Зато мы быстро справились. И теперь, — рука его, слегка пахнущая кровью и железом, коснулась чужой нежной щеки, — У нас впереди вся ночь. Скулы юного наложника тронул румянец, и он неловко перехватил руку возлюбленного. — Пойдем скорее к деревне. Ванцзи все с той же полуулыбкой кивнул, и они молча двинулись в путь.