Получив «спасательный круг», которая в дальнейшем превратится в пожизненную «обязаловку», я, кажется, начинаю расслабляться, что не есть хорошо. Как бы это странно не прозвучало, а определённые рамки и дополнительные сложности до заветной «сделки» мотивировали меня к действию. Но сейчас, когда я спокойно закончу Институт, и пойду служить в Министерство Контроля агентом в отделе паранормальных преступлений, куда-то подевалась вся моя мотивация, которая и так всегда была в недостатке. Моё будущее стало как никогда ясным. И повторюсь, это было так… непривычно.
На следующей неделе после конкурса, а это уже начало декабря, весь кампус был погружен в состояние «предстоящей сессии». Всего-то несколько дней назад вовсю радостные и весёлые студенты ходили загруженными, нервными, сосредоточенными, и большую часть времени проводили за зубрёжкой, в библиотеке или на поле. Последний приказ ректора заставил нехило так вспотеть абсолютно всех. Ну, кроме меня, пожалуй.
Впрочем, мне тоже не стоило отрываться от коллектива, хотя у меня всё, как бы, уже предопределено. Любой бы на моём месте решил, зачем лишний раз рыпаться, верно? Однако думается мне тут главное — не сбавлять и тогда всё будет ровно. А учитывая мои не самые хорошие показатели в интете, да и во всем остальном, я решилась записаться к сержанту на дополнительные занятия и подтянуть их, а зубрёжку можно продолжить между тренировками. То, что меня избавили от нужды сдавать его нормативы, я посчитала огромным минусом. По крайней мере, ради себя стоит исправить этот недочёт. Предполагаю, что в службе хорошая физическая форма будет ой как необходима.
И с этой проблемой я пошла к нему. О’Донелл почему-то не обрадовался моему стремлению к саморазвитию. А ведь педагоги должны поддержать благие начинания своих учеников. Эх… Видимо, с сержантом не тот случай, да? Сейчас поглядим.
— Ну и ну… — с издевательским тоном начал он. — Нашла выход, значит. Лишь бы остаться здесь, да? Всеми возможными способами. Интересно, как они вообще взяли тебя? Ты вообще в курсе, что это за работа?
— Вообще-то они сами предложили, — пожала я плечами и затем добавила, — Сэр.
— Вот как… Тогда почему ты здесь, если тебя уже прикрыли от отчисления?
Что-то его голос не изменился, хотя я добавила «сэр». Неужели надо было добавить: «господин», «владыка»? Гм…
— Я просто хочу нагнать остальных.
— С твоим-то недостатком?
— Вы не представляете, как раз именно из-за него я и пришла к вам.
Некоторое время сержант просто молчал, что было немного неловко. Без глаз было просто невозможно определить его реакцию.
— Ладно, но если я услышу хоть одно нытье или увижу, как ты отлыниваешь — мы тут же попрощаемся. Да, я закрою глаза на все твои «успехи» в моей дисциплине до самого выпуска, но не буду тебя обучать. Никогда.
— Значит… — протянула я, не веря своим ушам.
— Приходи после ужина на поле. Посмотрим, что можно сделать в твоей ситуации.
— Поняла, — на радостях попрощавшись с сержантом, покинула его кабинет чуть ли не в прыжке.
Кэс ожидала меня возле двери и сходу спросила насчёт его ответа.
— Он не… — выдержала я театральную паузу, — отказался.
— ДА!
— Чего ты так радуешься, Кэс? Полагаю, он приготовил для меня самые адские мучения, которые только взбредут ему в голову. И сейчас рисует план моих пыток.
— Да ладно тебе. Он же согласился! Согласился! Он!
— Это да… Хотя чуйка подсказывает, что я об этом ещё пожалею и неоднократно. Но все же, это почему-то даже льстит.
— Видишь, а ты сомневалась.
— Да-да. Пошли. Уже время. То, что профессор Краусс постоянно опаздывает, не значит, что и мы должны.
— Ага.
Следующие лекции по сенсорике отличались от остальных. И я не раз вспоминала их, пусть к псионике они не имели никакого отношения.
— Нашему разуму отдых необходим столько же, как и телу. Также ему нужны новые познания, мысли, идеи, «пища», если по-простому. Поэтому последние недели моих занятий будут посвящены немного иной стороне нашей жизни: морали и этике, справедливости и свободе, о праве и законе, об истории и философии, — начал Краусс. — И скорее всего, они пройдут в дискуссионной форме. Как говорил один мудрый человек: «истина рождается в споре». Я ожидаю от вас активного участия и отстаивания своих мнений. И так, начнём с простого.
В этот раз его голос звучал более энергично, чем обычно. Видать ему самому нравятся подобные дискуссии. Или он просто наслаждается своим голосом. В его случае последний вариант кажется более подходящим.
— В 1967 году английский философ Филиппа Фут сформулировала так называемую «проблему вагонетки», мысленный этический эксперимент. Предрекая ваши вопросы, отвечу: эти недели мы отвлечёмся от псионики и попробуем разобраться в крайне непростых вопросах, которые могут быть полезными в будущем. Понятно? Хорошо, так вот, в своём эксперименте Фут ставит следующий вопрос: тяжёлая неуправляемая вагонетка неудержимо несётся вперёд. На её пути находятся пять человек, привязанных к рельсам. Они никак не успевают среагировать и вы тоже. Но вы можете переключить направление и отправить вагонетку по второму пути, но там тоже находится человек, но только один, также привязанный к рельсам и также не успевающий среагировать. Теперь вопрос: как бы вы поступили в данной ситуации?
В аудитории пошли шепотки.
— Ну, смелее. Я хочу услышать ответ и желательно с обоснованием. Да?
— Естественно, нужно повернуть вагонетку. Спасти пять жизней вместо одной более логично.
— Хорошо. Это понятно всем, да? Пять жизней взамен одной. Кто согласен с мистером Стивенсоном, поднимите руки. Ага, вижу, вас большинство. Хорошо. Запомнили выбор. А теперь изменим условия. На этот раз вы стоите на платформе над рельсами и наблюдаете, как несётся вагонетка. На её пути все также пять рабочих. Также никто из них не видит угрозу и ничего не может сделать. Напоминаю, вы не на вагонетке. Просто наблюдатель. Но вдруг, вы замечаете перед вами толстяка. Если вы подтолкнёте его, он упадёт и перегородит путь для вагонетки. Как бы вы поступили?
По рядам вновь прошли шепотки, но в этот раз никто не решался отвечать.
— Что такое? Отчего сомнения. Пять жизней вместо одной, не забыли? Почему бы не подтолкнуть его? Почему вы поменяли свои убеждения? Поднимите руки, кто бы подтолкнул толстяка. Ага. На этот раз вас… Нет. Никто не собирается толкать толстяка. Ясно. Хорошо. Так, что же изменилось? Кто поднимал в прошлый раз руку? Да, вы. Почему не подняли на этот раз?
— Ну… В первый раз я уже был, как бы сказать… вынужденным участником. И мои действия напрямую приводили к результату, не привлекая посторонних.
— А во втором случае то же самое, разве нет? — спросил профессор, на что студент слегка растерялся.
— Во втором случае я бы принял более активное участие и осознанно бы лишил жизни одного, который совсем не связан с ситуацией, а это уже другое.
— Хорошо, садитесь. И так. Поспешу вас заверить, здесь нет «правильно» и «неправильно», всё зависит от ваших морально-этических компасов и принципов. Не стоит стесняться. Иногда полезно задаваться вопросами: этично ли спасать одних людей, жертвуя жизнью других? Можно ли подходить к решению подобных проблем чисто количественно, то есть жизнь одного менее ценна, чем нескольких? А если да, то поменяете ли вы своё решение, если узнаете, что тот, кого вы столкнули — великий учёный, который в будущем спасёт сотни жизней, а те пятеро на рельсах обычные обыватели? А если он — обычный гражданин, но те пятеро осужденные убийцы или тяжелобольные? Так вот, сделаем пару наблюдений…
До сего дня я считала, почему вообще надо кого-то убивать ради жизни незнакомых людей?! Зачем вмешиваться в ход событий, если, возможно, они идут по воле рока? По мне, эта проблема решается в зависимости от обстоятельств и личной заинтересованности того, кто принимает решение: понимая, что никакого незнакомого толстяка он не убьёт, он может сам прыгнуть на рельсы, в случае, если те пять привязанных — его любимые, родные и близкие люди. А если те пятеро ему никто, то он вообще не будет вмешиваться на событие, ибо кто он такой, чтобы решать, чья жизнь стоит продолжения — данного толстяка или тех пятерых. Рано или поздно умрут все, а совесть у него одна. Так что, не слишком понимаю я эти гипотетические задачки. На практике же, думаю, дело шло бы на секунды, а душевные метания ни к чему хорошему не приведут.
Касаемо задачки, думаю, я бы сама спокойно спрыгнула на рельсы в любом случае, если иного выбора нет. Пожертвовав свою жизнь ради других, я сделаю её более возвышенным и наполненным, что ли. Что не зря я её прожила и не это ли главное? Можете со мной спорить, но думаю, так правильно.
Блин… Этико-моральная сторона жизни, да? Об этом я как-то особо не задумывалась. Да и кто задумывается, если быть честным. Но чую, что на службе и в жизни мы столкнёмся с подобными дилеммами множество раз и, кажется, будет лучше, если разобраться в этом в самом начале пути, пока дилеммы не превратились в реальность. Установить, так сказать, свои убеждения и придерживаться их, не тратя времени на сомнения в критический момент. Ладно, это в будущем. Сегодня меня ожидала встреча с сержантом. И после него как-то нужно дожить до этих моментов.
Краусс ещё долго обсуждал тему, попутно спрашивая мнение студентов. Как ни странно, лекция без практики псионики, на мой взгляд, тянулась невыносимо долго. Но наконец-то прозвучал заветный сигнал.
— Задание: написать эссе на данную тему. Я проверю. И мы посмотрим, изменится ли ваше мнение в конце курса. Всем доброго дня, — закончилась лекция Краусса, и все студенты постепенно покинули аудиторию.
Фух, до встречи с сержантом осталась всего пара часов. И знаете, я как-то пропустила, как на улице всё замело снегом. Пришла настоящая зима. Во дворе кампуса стояла морозная свежесть. Блин… А это ведь не хорошо, если сержант заставит заниматься на улице. И я оказалась права.
В тот день, когда я допустила мысль, что допуроки у сержанта — это гениальная идея — можно сказать я так никогда не ошибалась. Сержант, похоже, всерьёз занялся моей физической формой, почему-то позабыв о слепоте, взамен добавив изнуряющие тренировки. Я же просто хотела, чтобы он помог, как повлиять псионикой на свой организм. Однако, по всей видимости, он просто ждал, когда я сдамся и начну жаловаться или вовсе откажусь сама. На мои вопросы: «а чем они помогут ориентироваться по местности?» — он отвечал одно и то же: «никаких вопросов». Ну, просто гениальный учитель! Нет слов.
И каждый день после его занятий я просто валилась с ног. Немного спасал душ и крепкий кофе. И едва шагнув за порог своей комнаты, я просто падала на постель и тут же засыпала крепким сном.
***
— Что такое? Не можешь пробежаться? Не видишь препятствия? Или считаешь, что не можешь?
— Сэр, скользко.
— Мисс Уильям, помолчите.
Полоса, сука, препятствий! Извините, вырвалось.
Я уже неделю мучилась с ней и всё безрезультатно. Только шишки и синяки набила. Сержант явно наслаждался декабрьским снегопадом и моим очередным провалом. За ночь поле покрылся скатертью мокрого снега, и вчерашняя чистая полоса препятствий покрылась слоем льда, став ещё сложней и как никогда травмоопасной. Хотя сержанта это мало волновало. Он лишь твердил: «включай псионику». Что тут сказать, просто гениальный ответ не менее гениального учителя!
И как я пробегу через это, не получив травмы по всему телу?! Скажите «спасибо», что я вообще бегаю по пустырю, не боясь споткнуться!
Так! Ладно… Ладно… Раз он говорит, что можно, значит, он что-то от меня хочет. Хочет, что я что-то поняла? Ну, или просто ждёт, когда сломаю себе пару рёбер, ногу, руку… шею, чтобы я больше его не беспокоила. Да… С него станется!
Так. Надо отдышаться и попробовать снова. Размяв ноги, поясницу и подув на озябшие руки, вновь встала на исходную. Как и все дни до этого, до старта я попыталась увидеть мир вокруг себя с помощью мысленно посылаемых псилиний. К собственному удивлению, что-то начиналось получаться, однако я все ещё была далека от «прозрения». Вспышкой появлялись кое-какие фрагменты, не более. Думаю, мне не хватает, как бы сказать, отклика и скорости обработки информации. Мой мозг не успевает обрабатывать, и, видимо, до конца не привык к псионике. А во время бега сделать это и подавно сложно. А я получала информацию о мире слишком поздно, чтобы успеть отреагировать. Пока же я как обычно опиралась на слух и на «грубые» очертания видимых объектов, которых очень легко спутать. Рискованно, но что ещё остаётся.
— Что такое? Боишься? Может, сдашься? Тебе стоит только сказать эти заветные слова: «я, не могу». И все твои мучения закончатся в этот же миг. К чему эти попытки? Хочешь доказать, что ты нормальная? Не тешь себя иллюзиями! — доносились слова сержанта, призывающие опустить руки.
Вот не надоедает человеку повторять одно и то же.
— Не слушай его, Анна, давай! — а с другой стороны кричала Кэс. — Впереди тебя восемь метров и флажки с радиус…
— Не подсказывать, мисс Уильям! Раз! Два! Три! — прозвучал свисток.
Ух… Понеслась.
К змейке я ещё приноровилась. Для слепой, уж тем более! Но видать сержанту пофигу, зрячая ты или нет, если выполняешь этот простейший элемент столь осторожно, то ты автоматически неуч и слабак. Чуть не поскользнувшись на последнем флажке, побежала к следующему элементу.
После змейки идёт обычный мост, но, блин, оно было скользким! Едва дойдя до середины, я навернулась с него и здорово ушибла бедро. Благо, успела среагировать и ничего не сломала. Кажется. Резкая боль осадила всю ногу и мгновенно тело обдало жаром. Ругаясь и массируя ушибленное место, я тут же поднялась и заново прошла этот чертов мост! Чуть медленнее, но зато успешно. Далее меня ожидала стена. После падения даже бежать было больно, не говоря о том, что куда-то вскарабкаться. Но пока терпимо. Как бы то ни было боль — это хороший учитель.
— Ну! Ну! Время! — торопил голос сержанта рядом.
Вот бы у него горло сейчас заболело! В сердцах огрызнулась я на слишком громкий голос мужчины.
Я прибежала к стене, и сходу попыталась перелезть. Пальцы каждый раз соскальзывали и холодели, от того мышцы сводило болезненными судорогами. Мне было плевать на руки, плохо, что ноги упорно не находили надёжной опоры, соскальзывая с заледеневших щелей между дощечками стены. Да, стена — не сплошная, иначе было бы просто нереально. Но, блин, в высоту пять метров, это не шутки.
— Половина пути!
Тяжело дыша, я изо всех сил тянулась, чувствуя при этом все ноющие мышцы тела, которые будто бы стали каменными и тянули меня к земле. В ушах стояло только собственное сердцебиение, заглушавшее все звуки. Но я старалась контролировать псиволны, направлять их и увидеть, куда положить ноги и руки. Я тянулась по невидимым нитям к свету. И когда я была почти на вершине, внезапно скрутила ужасная боль в пояснице и я… сорвалась.
Я слышала крик Кэс словно в замедленной съёмке. А стуки сердца замедлялись, дыхание перехватило, появилось чувство невесомости. Я падала, да… Медленно. Но что-то было ещё. Не успела я ужаснуться, резко всё охватил мрак. Непривычный, а глухой. Абсолютная безмятежность.
***
Просыпаться в кромешной тьме давно стало обыденностью. Мысли медленно всплывали из-под толщи пустоты и долгое время не думали сформироваться в нечто связанное. Полностью очнувшись, я моргнула пару раз. Вяло болело всё тело, тотальная слабость, а голова была просто каменной. Попыталась пошевелить ей, но она была надёжно зафиксирована.
Что случилось? Не смогла я вспомнить.
Где я?
Воспоминания вернулись постепенно, обрывками и я вспомнила тренировки.
Ах да…
Видимо, я в лазарете… Чувствовался специфический запах дезинфекторов.
Черт! Неужто я провалила… Значит, с сержантом всё окончено. Эх…
Фиксатор шеи сильно сдавливала грудь, а в горле было сухо словно пустыне, что я с трудом двигала губами. Обрадовавшись, что могу двигать руками, я решила поискать воды поблизости, но не смогла дотянуться.
— Доктор! Она пришла в себя, — неожиданно оглушил меня знакомый голос.
Оказалось, в покое находилась и Кэс. Видимо, задремала и проснулась чуть позже меня.
— Ну, ты и сумасшедшая! Мы с сержантом едва смогли смягчить падение!
— В-во… Д-ды… — хрипло вымолвила в ответ.
Кэс осторожными глотками помогла утолить жажду. Мне сразу стало легче.
— Что случилось?
— Ты не помнишь?! — забеспокоилась она.
— Тренировка. Вроде.
— Да! Ты упала со стены!
— Этого… Я не помню. Гм… Сколько. Я здесь?
— Второй день.
— Так, мисс Рейн, вам нельзя говорить! — после хлопка дверью, подошёл доктор.
— Доктор Фишер, она не помнит момент падения.
— Что ж, это ожидаемо. Хорошо, что на снимке нет критических травм. Как себя чувствуете, мисс Рейн?
— Просто. Прекрасно.
— Когнитивные функции присутствуют. Отлично. Тошнит?
— Да, нет. Просто голова болит. Слегка, — тыкнула в меня Кэс. — Ай. Ладно, не слегка.
— Мм…
— Что вы делаете, доктор? Она же все равно не увидит ваш фонарик.
— Обычная проверка, мисс Уильям.
Не успела я ухмыльнуться, как стену черноты перед глазами резко сменила яркая вспышка света. Такая яркая, что вызвала боль. Чисто инстинктивно я попыталась отвернуться и закрыть глаза. И тут я вспомнила. Вспомнила, что случилось на тренировке перед ударом. Тот миг между жизнью и смертью, когда я на миг увидела прекрасный закат. Это не было галлюцинацией. Этот миг вспышки псионики, которая позволила мне увидеть мир своими глазами.
Я смогла?
В груди заметно забилось сердце.
Я попыталась воспроизвести тот момент и да! На доли секунды после яркой вспышки я увидела палату!
Я смогла!
Всего лишь на миг, но смогла! Поневоле в глазах выступили слезы. Это означало, что все мучения и надежды были не зря. Не зря… А значит, есть шанс вернуть зрение. Пусть только временами. Но меня и это устроит.
— Анна! Анна, что с тобой?
— Ничего, Кэс. Получилось. У меня получилось…
— Ты это о чем?
— Я. Смогла. Увидеть.
Всё было не зря. Не. Зря...
