Чай

Она бегает за бедным и несчастными Эреном подобно собачонке, что стоило покормить всего раз, как началась опека. И из-за этой опеки она чуть не погибла на задании. Он наблюдает из темноты, как её бледное лицо в полумраке перекосило от боли. Она хватается за правую ногу, едва не прокусывая губу до крови. Борьба никогда не бывает простой. Ты никогда не знаешь, сколько синяков и ссадин тебе предстоит заслужить в драке, сколько конечностей у тебя останется и будешь ли ты жив вообще. Микасе пока везёт. Отделалась синяком во всю спину и едва не выбитым коленом. Леви наблюдал жалкие попытки девушки передвигаться по кухне, дабы сделать себе чай. Каждый раз, наступая на больную ногу, Микаса морщилась и даже не старалась подавить эмоции, как обычно это делает. Как это делает Леви. Он дёрнулся, словно от пощёчины. Он знает, как сильно они похожи. — Сука! — она ударяет кулаком по столу, уже не в силах выносить свою беспомощность. Больное колено досаждает, и Микаса оседает на холодный пол. Устало прикрыв глаза, упирается лбом в столешницу. Вздыхает. — В следующий раз будешь думать своей головой. Она не вздрагивает от его голоса. Она знала, что за ней наблюдали из темноты. И ей было на это плевать. Медленно, опираясь на стол, Микаса поднимается. Смотрит на виднеющийся во мраке силуэт, лицо автоматически приобретает безэмоциональность, но если Леви подойдёт поближе, то уголки глаз, наполненные слезами от боли, выдадут её со всеми потрохами. — Капитан, — холодный тон, вздёрнутый подбородок. Леви сдержал ухмылку. Кухня освещалась лишь лунным светом из большого окна. Сегодня полнолуние, ночь необычайно яркая и завораживающая. Все отдыхали в своих постелях после тяжёлого дня — кто-то рыдал в подушку беззвучно, скорбя по погибшему товарищу, другу, а кто-то видел уже десятый сон. А эти двое стояли в полумраке кухни. Молчали. Смотрели друг на друга. Каменные лики, ноль эмоций, ничего. Холодный взгляд, выстроенная кирпичная стена. Их не прочитать. Они не позволят. Прошло всего тридцать секунд, тридцать никчёмных секунд, но обоим они показались вечностью. Леви размеренным шагом подходит к шкафу, выуживает пару чашек. Микаса наблюдает. Ей не то, чтобы любопытны действия капитана, она просто смотрит. Хотя «просто» ничего обычно не бывает, у любой деятельности есть мотив. Он становится к ней спиной, колдуя над чашками. Он чувствовал на себе её взгляд — настолько холодный, что можно было замёрзнуть. Можно было, но не ему. — Сядь, — он поворачивается с двумя чашками в руках. Микаса улавливает сладкий, немного цветочный запах чёрного чая. Она обводит взглядом руки капитана, что так неправильно держали чашки. Было в этом что-то особенное. Любопытное. Всё также опираясь на стол, девушка обошла его, стараясь сильно не нагружать больную ногу. Упала на стул, на секунду её лицо сморщилось от боли, чего капитан не мог не заметить. — Идиотка, — озвучил Леви, ставя перед упомянутой чашку чая. Сам парень сел на другом конце стола. — Некоторое время тебе придётся отсиживаться. С такой ногой тебя сожрут быстрее, чем сожрали бы из-за очередного тупого геройства в сторону Йегера. Идиотка, — повторился спустя несколько секунд молчания. Она не отвечает. Даже не смотрит на него. Обхватывает ручку чашки, подносит к лицу горячий напиток, вдыхает. — Тебе не надоело, идиотка? Чашка чая так и зависла в паре миллиметрах от её губ. — О чём речь, капитан? — Ты знаешь. Он прав. Она знает. Знают все, как Микаса Аккерман опекает Эрена Йегера, всегда и везде готовая его защитить, как подставляет себя под удар, получает бесчисленное количество ран, но продолжает это делать. Действительно, идиотка. — Ты хочешь погибнуть, защищая свой дом или Йегера? — Эрен и есть мой дом. Леви скрипнул зубами. Эта её одержимость безопасностью Йегера просто убивает — это смешно! Он титан, он грёбанный титан — с ним делай, что душе угодно, а ему хоть бы хны! Неубиваемый, как таракан! По горлу сочится горячая жидкость. Леви не сводит с неё глаз — она чувствует на себе тяжёлый взгляд капитана, но упорно игнорирует. Парень нарочито громко ставит чашку, звон фарфора об деревянный стол бьёт по ушам. Микаса как ни в чём не бывало пьёт чай. — Какое Вам до меня дело, капитан? — произносит она над горячей жидкостью. — Я погибну при исполнении своего долга, на поле боя. Я отдам своё сердце за то, что мне дорого. Она говорит спокойно, обыденно. Его это раздражало, пусть он и сам был таким — никаких эмоций, мимики, полный дзен. Он видел в ней себя, она ведёт себя как он, и его это бесит. — Ты дорога мне, — она медленно поднимает глаза на капитана, ей показалось, что она ослышалась. — Как… солдат, — его секундная растерянность выдала волнение. Точно ли как солдат? Капитан не меняется в лице, не отводит взгляда. И она своего не прячет. Их разделял метровый стол, всего-то. Глаза в глаза. Всё такие же холодные. Мгновенно в воздухе повисло напряжение, давящее на мозг. Вот, оказывается, где слабое место титана. — Пекитесь о других, более… ценных. Она поднимается из-за стола, едва не падая, успевает опереться на него. Стиснув зубы от накатившей в ноге боли, вдыхает воздух носом и выдыхает через рот. Оставив наполовину недопитый чай, похромала прочь из кухни. Прочь от него. Нужно на воздух, сейчас же. Она успевает проследить как за секунду он вскакивает, преодолевает полметра и, ударив по столу рукой, преграждает Микасе путь прямо на середине. Аккерманы подобны машинам для убийства. Их ловкость поражает любого, будь то сторонний наблюдатель или давно сражающийся плечом к плечу товарищ. И вот они близко. Близко вот так, наедине, в полумраке. Не в центре боя, где по возможности защищают друг друга, нет. Так близко, что она ощущает его горячее дыхание на своих щеках. Эта обстановка заслуживает звания интимной. Леви пусть и «коротышка», но его это ни капли не смущает — вовсю пользуется привилегиями своего роста и, как бы то ни было, всегда стоит выше кого-либо. И сейчас он чувствует превосходство в опыте, возрасте и силе перед Микасой, и даже тот факт, что ему нужно немного задирать голову, чтобы видеть её глаза — просто мелочь жизни. Десять сантиметров — невелика разница. — Аккерман, — опасно приглушённый голос, глаза в глаза, нарастающее напряжение. — Если ты сдохнешь из-за этого Йегера, я убью его сам. Я тебе это обещаю. Её кулаки сжимаются, она делает рывок, но Леви с лёгкостью на уровне рефлексов пресекает жалкие попытки дать ему по лицу, затем разворачивает и вжимает Микасу в стол, наклоняя её корпус. Дерево с болью упирается в поясницу, колено отзывается болью — скрипя зубами, она вновь предпринимает попытку разукрасить лицо капитана, но Леви усмиряет разъярённую фурию. Микаса стукается лопатками об поверхность стола, сцепившись руками с парнем, а тот нависает над ней, готовый вот-вот одержать победу. — Успокойся, бешеная, — на удивление, голос его спокоен, а лицо по-прежнему сохраняет хладнокровие. В отличие от Микасы, что так яростно кривила лицо, а вместо ледника в её глазах пылал огонь, позволяя прочитать: «Я тебя прибью». Синяк во всю спину отзывался тупой болью, колено ныло, сил сражаться не было. Прекрасно осознавая свой проигрыш, Микаса оценила положение тел и не придумала ничего лучше, кроме как поддаться вперёд и прильнуть к губам капитана. В раз его хладнокровие сошло на нет. Брови поползли вверх от удивления. Он почувствовал боль от укуса, и струйка крови потекла по подбородку. Его хватка ослабла, Микаса едва не выбралась, но Леви успевает придти в себя и сделать рывок, окончательно пригвоздив её тело к поверхности стола. Он забирается к ней, её бёдра оказываются в ловушке между его ног. Микаса ещё несколько секунд вырывается, но не найдя более сил к сопротивлению, обессиленно улеглась, принимая поражение. — Угомонилась, ненормальная? — он слизывает выступающую кровь с губы. На бледном подбородке красовалась красная дорожка, глядя на которую девушка не сдержала победную ухмылку. — Тебе весело? — Очень весело. Он слышал в её голосе издёвку и посильнее сжал тонкие запястья. Микаса от боли сморщила нос, и теперь весело стало Леви — чтоб неповадно было. — Поверить не могу, что ты это сделала, — заворчал он себе под нос, отпустив запястье Микасы, проводит тыльной стороной ладони по губам и рассматривает красный след на коже. — Чёрт, больно. Девушка ещё какое-то время сохраняет постное выражение лица, но глядя на нависающего над ней ворчащего капитана, что так упорно слизывал кровь с губы, она просто не выдержала. — Чего хихикаешь, ненормальная? — он искренне недоумевал, что с ней такое вообще, а самое главное — что она позволяет себе в отношении своего капитана? Она солдат! Никакого уважения к старшему по званию! — Аккерман… Она его не слушает, совершенно. Лежит под ним, хохочет в своё удовольствие — ничего в этой жизни не беспокоит. Леви впервые видит её настолько беззаботной, настолько живой. Что она, что он — оба вечно как неживые, ходят, людей своим хладнокровием отпугивают. Хотя на то и расчёт. Когда у тебя нет кого-то близкого, ты ни за кого не переживаешь. Ты не мучаешься в догадках, жив ли тот, кто тебе дорог, в порядке ли. Тебе нечего терять. Но есть и минусы. Ты тоже никому не нужен, получается. Или только ты так думаешь… Жизнь в разведкорпусе равносильна естественному отбору — ты никогда не знаешь, кто вернётся домой, умрёшь ли ты сам или твой товарищ. Раз за разом теряя кого-то, ты обрастаешь ледяной коркой, тебе всё труднее быть жизнерадостным, проявлять хоть какие-то эмоции, улыбаться… но она улыбается. Она смеётся. Леви с удивлением наблюдает, как та самая мрачная девочка, которая готова была убить его ещё в суде по делу Эрена Йегера из-за избиения её бедного-несчастного, лежит под ним и хохочет. Её бледные щёки облил румянец, она была такой живой… Одна рука капитана всё ещё держала её левое запястье. Второй он потянулся к её лицу, едва касаясь подушечками пальцев покрасневшей щеки. Ему так захотелось прикоснуться к чему-то живому… Микаса затихает, улыбка медленно сползает с её губ. Она недоумённо смотрит на него, такого холодного и неживого… нет, его взгляд изменился, потеплел. Леви осёкся, ему показалось, что он сошёл с ума. Кровь вновь проступила на слегка опухшей губе. Взгляд девушки зацепился за красную капельку, что медленно поползла по подбородку, так завораживающе и маняще. «Это твоя работа, Микаса». Она приподнимается, свободной рукой хватает Леви за шею, притягивая к себе. Он расширил глаза, почувствовав её влажный язык, скользящий по его подбородку. Она слизнула капельку крови, поднялась выше, провела языком по его губам. Во рту ощущался металлический вкус. Вкус его крови. — Аккерман, — его голос хриплый, ему трудно сдерживать внезапно возникший порыв коснуться её губ. Здравый смысл ещё отзывался где-то далеко в сознании. Леви грубо хватает руку Микасы, убирая со своей шеи. Она отстраняется, чувствует, как сжимаются его пальцы на её запястье. «Я сделала что-то не так, капитан?» В одном мгновение накатывает стыд за содеянное, хочется убежать и спрятаться — сидеть в каком-нибудь тёмном углу и не высовываться ближайшие лет двадцать, просто не видеть более этих серых мрачных глаз… Молчит. Молчит и он. Тук-тук-тук. Сердце стучит в висках, становилось жарко. Они смотрят друг на друга, прямо в глаза, копаются в зеркалах души, отыскивая внутри что-то необходимое. Что-то такое, что подскажет, как быть. Леви находит первый. Он поддаётся вперёд, накрывая её губы своими — остатки здравого смысла растворились бесследно, уступая место непереносимому желанию, что так давно заставляло сердце трепетать. Он не любил сдерживаться, ограничивать себя. И нежность он не выносил. Кусает её за губу в качестве мести, от чего Микаса дёргается, открывая рот. Он пользуется предоставленной ему возможностью и без зазрения совести проникает языком в её рот. Поцелуй грубый, страстный, возбуждающий на самые греховные действия. Микаса старается отвечать на поцелуй как может, но получается неумело — она никогда никого не целовала. Думала, первый поцелуй у неё будет с Эреном. Или ещё с каким-то парнем, может, даже Жаном. И поцелуй будет невинным, детским. Но мысль о том, что сам капитан Леви завалит её ночью на кухонный стол во время потасовки, а она укусит его до крови за губу и эту самую кровь ещё и слижет… не допускала. Даже мельком. Фантазии на такое бы не хватило. Но парню нравилась эта неопытность, было в этом что-то на редкость прекрасное — чистота и невинность, подстать. Айсберги растаяли, казалось бы неживым, холодным статуям вдруг стало жарко. Её маленькие руки скользнули Леви под кофту, исследуя изгибы рельефного тела, его кожа обжигала, буквально молила прикасаться ещё — чувства, что капитан испытывал, заставляют чувствовать себя живым. И он об этом так давно мечтал… Возбуждение нарастало, Микаса чувствовала, как что-то твёрдое упирается ей в низ живота, и на мгновение испугалась. Всего лишь на мгновение, но Леви почувствовал, что что-то не так. Он отстранился, переводя дыхание после такого продолжительного поцелуя. — Всё нормально? — полушёпотом спросил он. Раскрасневшаяся Микаса, понуро смотрела куда-то вниз. Она смущалась, так по-детски. Совсем недавно стукнуло восемнадцать, совсем ещё девочка в его руках, ведь капитан старше на целых десять лет. Он не дождался ответа от неё, склонил голову на бок, стараясь уловить её эмоции на лице, что скрывалось за чёрными прядями. В какой-то момент Леви почувствовал стыд, ему стало неловко — что он, чёрт подери, творит? Сидят тут на кухонном столе посреди ночи, занимаются непристойностями, а он ещё и возбудился как малолетка от одного только поцелуя! «И кто тут идиот?» — Капитан, — он слышит, как она шепчет. — Капитан Леви… — он слышит, как она шепчет его имя, и он вдруг ощутил помимо металлического вкуса ещё и вкус победы — его имя. Не Эрена Йегера, ничьё либо другое. Его. — Сюда ведь… может кто-нибудь зайти… Он растерялся, переварил услышанное и… едва не рассмеялся, улыбаясь так нелепо. «Может кто-нибудь зайти…» Он берёт её за подбородок и поднимает смутившееся лицо Микасы, рассматривая в полумраке её щёки, её нос, глаза. И маленькую ранку, что оставил на её губе в качестве мести. — Как зайдёт, так и выйдет. Сказал как отрезал. Такой уж капитан. Он беспрепятственно проникает языком в рот девушки, вновь вовлекая её в такой взрослый поцелуй. В такую взрослую игру. Она медленно поднимает кофту Леви, оголяя его торс. Он на секунду отрывается от её рта, позволяя снять с себя одежду, затем вновь возвращается к поцелую — он не может ею насытиться, он хочет больше. Микаса вновь изучает изгибы его тела, поднимаясь выше, проводит по шее, затем зарывается в чёрные волосы капитана. Леви разрывает поцелуй, ведя губами по щеке, ниже, к шее. Бледная кожа в этом месте была настолько идеальна и чиста, что буквально провоцировала её испортить, запятнать. Нашёлся тут чистоплюй. Посасывая кожу, слегка покусывая, оставляет одну метку за другой. Он знает, что никто следов не увидит, ведь последствия этого мгновения скроет красный вязаный шарф, — тот самый подарок Эрена-мать его-Йегера, — но в памяти эти ощущения отпечатаются на очень долгое время. Леви помогает ей снять майку, затем топ. Девушка смущённо прикрывает грудь, краснея ещё больше, хотя казалось бы — куда ещё? Парень смотрит на неё, улыбается — так мило, так тепло. Вот он, лучший солдат 104-го кадетского корпуса, машина для убийства титанов и людей, та самая с силой Аккерманов, сидит перед своим капитаном и смущённо прикрывает грудь, боясь оголяться перед ним. Это похоже на какую-то глупую детскую шутку, такую нелепую… и ему от этого становится даже как-то кайфово, ведь только перед ним она позволила себе пойти на такое, только он видит её такой — маленькой и беззащитной. Он обнимает её за обнажённые плечи, прижимает к себе. Микаса утыкается носом в его шею, удивлённо хлопая ресницами. Леви молчит. Она тоже. Сердца так быстро и громко стучали чуть ли не в унисон, что, казалось, этот звук разносится по всей кухне. Оказавшись в объятиях парня, прижимаясь к обнажённому накаченному телу, чувствуя его тепло, Микаса постепенно начинала чувствовать комфорт, чувствовать безопасность и доверие. Она доверяла ему, уважала, хоть он и зазнался до невозможности. Леви постоянно давал Эрену по шее, за что девушка была готова ему глотку перегрызть собственными зубами, но, несмотря на это, в бою они работали сообща. Они чувствовали друг друга, понимали. Сражались плечом к плечу, полностью доверяя друг другу свои жизни. И сейчас Микаса была готова доверить ему себя. Она убирает руки с груди, обвивая руками мужскую спину. Тело к телу. Сердце к сердцу. Отстраняется, смотрит на него снизу вверх. Они не статуи, в их глазах скрыта целая вселенная, которую сейчас они способны прочитать как открытую книгу. Сейчас они могут вскрыть свои секреты и точно знают, что они останутся между ними. Ещё поцелуй. Едва касаются их губы. Он кладёт её на стол, и от прикосновения к холодной поверхности стола по коже пробегают мурашки. Он завороженно рассматривает её спортивное тело, мысленно похвалив за физическую подготовку, что так важна в бою. Леви целует её в губы, в лоб, затем в левую и правую щёку, завершая весь рисунок поцелуем в нос. Касается губами красных пятен на её бледной шее, вниз по ключице, целует ложбинку между грудей. Его рука, как хищник, подбирается по животу, — едва касается подушечками пальцев, — проводит по рёбрам, и сжимает правую грудь. Микаса выдыхает от неожиданности. Прикрывает глаза дрожащими ресницами, когда он ласкает языком её левый сосок, выгибается навстречу ласкам. Желание нарастало с каждой минутой всё больше и больше, Леви чувствует, что держаться становится всё тяжелее. Его губы скользят по животу, он наконец достигает заветного. Осторожно расстёгивает её штаны, медленно стягивает, оглаживая оголённые ноги. Микаса приподнялась, позволяя снять с себя ненужную, такую лишнюю сейчас одежду. Бельё не заставило себя долго ждать. Стоило девушке оказаться совсем обнажённой, такой беззащитной, как щёки вновь залились румянцем. Она смущённо сдвинула ноги, и Леви снова улыбается — какая же она всё-таки невинная девочка. Как бы не храбрилась перед всеми, на какой бы риск не шла — сейчас в его руках маленькая, невинная и беззащитная девочка. И она заставляет его губы изображать искреннюю улыбку, что происходит практически… никогда? Он приспускает свои штаны, освобождая давно возбудившийся член. Притягивает поближе к краю стола девичье тело, пристраивается между её ног. Использует слюну. Замирает. Глаза в глаза. Боится. Доверяет. «Давай». Он входит медленно, до самого конца. Она вскрикивает, впившись ногтями в его спину, по-кошачьи выгибаясь. Из глаз брызнули слёзы, Микаса прикусывает губу, стараясь справиться с болью. Леви терпеливо ждёт, когда она будет готова продолжать; он гладит её по чёрным волосам, целуя в висок. Успокаивает. Жалеет. Она утыкается носом в его ключицу, прижимается к его телу так доверчиво, словно ребёнок ищет защиты у взрослого. Эту защиту он готов ей дать. Давать до последнего своего вздоха. Привыкнув к боли, Микаса обвила ногами бёдра капитана, намекая, что готова к продолжению, и Леви начал действовать — сначала медленно, но постепенно ускоряя темп, тем самым срывая с губ девушки мелодичные стоны. Боль угасала, уступая место удовольствию. Ночь. Кухня, на ней двое. Кожа к коже. Сердце к сердцу. И кто бы мог подумать, что всё так завертится? Они оба пришли сюда от бессонницы, желая выпить горячего чая и отдохнуть от суеты. По дрожащему столу расплескался из кружек остывший чай, но их тела становились всё горячее, с каждой секундой приближаясь к финалу. Или это ещё не всё? Когда первый раз уступил место второму, Микаса почувствовала больше уверенности, чем вначале. Теперь её очередь оставлять метки на шее своего капитана, которые он никак не скроет, только если станет ценителем шарфов. Она прижимается к его вспотевшему после такого незапланированного спорта телу, обвив дрожащими ногами его бёдра. Леви больше не церемонится, двигаясь резко и грубо, наслаждаясь, как девушка стонет ему в шею, как царапает спину и обжигает кожу горячим дыханием. Это восхитительно. Дыхание прерывистое, сердцебиение бешеное, температура тел запредельная — это самое приятное чаепитие на их памяти… Она не справляется с застёжкой на брюках — руки дрожат и не слушаются. Леви помогает ей одеться, хотя сам обессилил. Он убирает чашки, замечает, как Микаса хромает в сторону двери. Догоняет и успевает поймать за талию прежде, чем она оседает на пол. — Идиотка, — выдыхает он ей в ухо, от чего по коже прошлась стая мурашек. Её спина прижата к мужской груди, талия в его объятиях, его горячее дыхание щекочет кожу на плече… ещё чуть-чуть, и они снова захотят ещё, вновь нападая как голодные волки на добычу. Кто из них кто — самый сложный вопрос, на который вряд ли найдётся ответ. Он провожает её до комнаты, позволяя опереться на своё плечо. Они шли молча, никто не смел проронить и слова. И друг на друга не смотрели, даже не было случайных взглядов. Было неловко, и обоих мучил один-единственный вопрос: что теперь между ними? — Спасибо, — сухо произносит Микаса, касаясь ручки двери, что вела в её комнату. Леви не уходит. Стоит, смотрит, словно чего-то ждёт. Девушка чувствует, как его взгляд, вновь обретая холод, блуждает по её спине, прожигая в ней дыры. Она мучается, она не понимает, как теперь себя вести рядом с ним. В груди сжимается сердце, появляется какое-то странное, неизведанное чувство. Оно пугает. Но и привлекает одновременно. Секунда. Девушка разворачивается, едва не падая из-за травмированного колена, но Леви ловит её, прижимая к себе. Губы сливаются в поцелуе, что быстро перерастает в более требовательный, страстный, взрослый. Дыхание кончается, они соприкасаются лбами, тяжело дыша. Тишина. Она оглушает. — Это не отменяет того факта, что ты идиотка. — Это не отменяет того факта, что Вы меня раздражаете. Он ухмыльнулся, вновь припал к её губам. Оттягивает нижнюю, нагло заигрывая, пробуждает новое желание, и оно так манило… — Я не могу остановиться, — хрипло произносит он, обжигая её щёки своим горячим дыханием. Девушка утыкается носом в его шею, сжимает его кофту, судорожно выдыхает. — И не надо. Микаса ругается про себя, желая задушить его собственными руками. Ей, как бы не было неловко признавать, мало. Ей хочется ещё. И ему тоже. Они ввязались в очень интересную игру. Настолько интересную, что уснули вместе в её комнате.