Перелом

      В школе яблоку негде было упасть. Несколько десятков людей, столпившихся в коридорах, с любопытством рассматривали обстановку. Нельзя было сказать, что произошли какие-то кардинальные изменения, однако цвет стен и двери некоторых кабинетов были явно обновленные. Через новые двери на этаж поднималось все больше людей, повсюду раздавались радостные возгласы, иногда даже визг, кто-то смеялся — звонко, как маленький колокольчик, либо басисто, то и дело слышался звук затвора фотоаппарата и мелькала вспышка.       Все собравшиеся люди были выпускниками этой школы. Кто-то окончил ее только год назад и сейчас до сих пор не мог поверить, что никогда больше не будет школьником. Некоторые из присутствующих были выпускниками десятилетней давности и потому во все глаза разглядывали школьные коридоры, старались осторожно заглянуть в классы, посмотреть на их обстановку, а также искали взглядом старых приятелей. И все это под чутким наблюдением действующих школьников.       — Наташ, мы можем и потом с мамой увидеться, — ныла Таня Голованова, которую старшая сестра тащила через толпу, крепко держа за руку. Наташа слышала где-то вдалеке голос матери и двигалась уверенно, словно акула к своей цели. А вот и мама: она стояла у актового зала в окружении нескольких симпатичных молодых мужчин и смеялась. Видимо, кто-то удачно пошутил. Наташа и Таня немного удивились, узнав в одном из мужчин подчиненного их отца. Владимир Кузьмин стоял по правую руку от Ольги Константиновны и о чем-то разговаривал с длинноволосым блондином в черной кожаной куртке.       — Мам, привет, — бесцеремонно вмешалась Наташа в разговор, чем обратила на себя и сестру внимание. Таня стушевалась от нескольких пар глаз, которые с интересом взглянули на девочек, Наташа же смотрела на парней с торжествующим видом и явно наслаждалась их вниманием. Ольга Константиновна была в хорошем настроении, поэтому не стала делать дочерям замечания по поводу невежливого прерывания беседы, а представила Таню и Наташу своим бывшим ученикам, после чего представила выпускников дочерям.       — А вас мы знаем, — заявила Наташа, посмотрев прямо в глаза Кузьмину. — Вы с нашим папой работаете.       Кузьмин подтвердил и улыбнулся. Тут длинноволосый блондин наклонился к нему и прошептал что-то, отчего глаза Кузи едва не выскочили из орбит. Володя дернул его за рукав и еле слышно проговорил:       — Мы с тобой об этом позже поговорим.       Блондин озорно улыбнулся, шутливо похлопал приятеля по плечу и пошел в актовый зал, где уже скоро должно было начаться мероприятие. Остальные парни тоже отправились туда, а Наташа с Таней принялись просить Ольгу Константиновну позволить им побыть на встрече выпускников, а не идти на урок математики. Ольга Константиновна тяжело вздохнула и махнула рукой — все равно же останутся, даже если она не разрешит, — а девочки радостно помчались искать свободные места. Женщина зашла за дочерями и вскоре нашла их — они разместились рядом с выпускницами прошлого года, с которыми Наташа активно общалась как до их выпуска, так и сейчас. Таня же сидела с немного отсутствующим видом. Ей явно было не так комфортно, как ее более бойкой сестрице.       Когда все зашли, и дверь закрылась, на минуту установилась тишина. Внезапно дверь снова скрипнула, открылась, и в зал вошел юноша лет шестнадцати. Он был бледен, растрепан, в его слегка дрожащей руке был пистолет. Все присутствующие заволновались, а Ольга Константиновна, опознав в парне своего ученика, как можно спокойнее спросила:       — Стас? Что с тобой? Откуда у тебя пистолет?       — Замолчите! — вдруг крикнул парень и выстрелил в потолок, чем вызвал испуганные крики некоторых людей. — Все замолчите, а то пристрелю на хрен!       Краем глаза Ольга Константиновна заметила, как напряглась Наташа и как Таня прижалась ближе к ней. Кузьмин, который оказался достаточно близко к девочкам, напряженно думал, как можно незаметнее к ним подобраться и как вывести всех в случае чего.       Вместе с этим Кузя внимательно рассматривал парня, угрожающего пистолетом людям, которых в зале было около сотни. Стас явно был на грани: об этом свидетельствовали его измученный взгляд и дрожащие губы. Тем не менее пистолет юноша держал довольно уверенно, как будто пользовался им не в первый раз.       Стас тем временем неторопливо двигался вдоль рядов кресел и кого-то искал взглядом. Ольга Константиновна медленно поднялась, надеясь поговорить с учеником, которого, как она знала, достаточно долго обижали в классе, но Стас вдруг спросил:       — Где Тимошкин, Рогов и Авраменко?       — Стас… — начала было Ольга Константиновна, но ее перебил директор:       — Молодой человек, успокойтесь, пожалуйста, и объясните, что происходит?       — Я повторяю вопрос, — голос Стаса стал выше и громче, — где Тимошкин, Рогов и Авраменко?       Он перечислял фамилии четко, но в то же время медленно, словно смакуя их. Ольга Константиновна напряженно наблюдала за парнем. Стас Архипов всегда считался эмоционально неустойчивым мальчиком. И если в детстве это можно было списать на чувствительность и ранимость, свойственные детям, то сейчас его неумение контролировать эмоции и справляться с неудачами можно было отнести именно к неустойчивой психике.       Ольгу Константиновну сразу насторожило, когда Наташа сообщила, что Стас положил на нее глаз. Опасения были не напрасны: только недавно дочь пожаловалась, что Стас заставляет ее быть с ним, пытается запугивать, а сегодня он уже ходит по актовому залу с пистолетом и высматривает жертву. Или жертв.       — Архипов, — раздался голос преподавателя ОБЖ, — положи пистолет, прошу тебя.       — Не-е-ет, Андрей Юрьевич, — злорадно протянул Стас. — Пока я не выполню вашу работу за вас — я не успокоюсь.       — Стас, что ты имеешь в виду? — не теряла надежды установить с парнем контакт Ольга Константиновна. Стас поднял на нее глаза и, картинно взмахнув пистолетом, заговорил:       — Вы все — да, Ольга Константиновна, вы тоже — вы все видели, как меня травили. Но ничего не делали, чтобы мне помочь. — Из его глаз вдруг полились слезы, но пистолета парень не выпустил из рук. — Хотя это ваша задача. А они… они меня годами изводили, избивали, издевались надо мной, желали мне смерти. Неужели вы ничего этого не замечали?       — Стас, — раздался звонкий голос Наташи Головановой, и Ольга Константиновна с ужасом посмотрела на нее, — пожалуйста…       — Что «пожалуйста»?! — снова заорал Стас и выстрелил в стену. — Что «пожалуйста», Голованова? О чем ты, лицемерка сраная, меня просишь?! Ты же и давала им повод для издевательств надо мной! Сначала со мной пообщаешься, а потом с ними это обсудишь. Разве я неправ?       — Неправ, — дрожащим голосом ответила Наташа, а Стас не успокаивался:       — Врешь! Ты все время с ними общалась, гораздо чаще, чем со мной! Я даже не удивлен, — скривился он, — что именно ты давала им повод для насмешек. Как же, дочка полковника, папочка отмажет если что. Верно, Ната?       — Прекрати, Стас! — закричала Наташа, уже изрядно испуганная поведением назойливого поклонника. Таня испугалась, когда сестра начала кричать, и крепче сжала талию Наташи. — Пожалуйста, перестань! Я с ними общаюсь только в школе! И про тебя никогда ничего плохого не говорила! Стас, — Наташа умоляюще посмотрела на него, — пожалуйста, хватит.       Стас усмехнулся и, обведя взглядом зал, все-таки нашел одного из обидчиков. Все то время, что Стас расхаживал по залу с оружием, Роман Авраменко вжимался в кресло и делал все, чтобы его не заметили. Но, когда Стас принялся обвинять Наташу в подстрекательстве к травле, Рома не удержался и обернулся, чтобы понаблюдать за происходящим. Встретившись взглядом со Стасом, которого Авраменко вместе с друзьями Никитой Тимошкиным и Женей Роговым действительно травил, Роман побледнел.       Стас смерил обидчика взглядом, затем перевел взгляд на Ольгу Константиновну — не менее бледную, чем Рома, — и наконец посмотрел на Наташу. Он расплылся в притворной улыбке и, театрально провозгласив:       — Не доставайся же ты никому, — вдруг выстрелил в девушку, сидевшую рядом. Пуля попала ей в шею, и девчонка начала истекать кровью, хватая ртом воздух. В поднявшемся переполохе Стас выстрелил в своего обидчика Авраменко и попал ему в руку.       Пока паникующие люди начали пытаться выбраться, Кузьмин принялся закрывать их собой, чтобы как можно больше людей успели покинуть зал. Несмотря на то, что он был не при исполнении и уже был ранен в плечо, Кузя считал своим долгом спасти остальных и не допустить большего количества жертв.       Вернувшись в зал, он добрался до сестер Головановых, которые сидели пригнувшись, и загородил их собой. Кузьмин негромко велел им осторожно ползком двигаться на выход и выскользнуть из зала, когда он отвлечет стрелка — сейчас Стас был со стороны главного входа и стрелял по толпе. Отовсюду слышались стоны раненых и крики тех, кто видел летевшие в окружающих пули.       Выпустив с десяток пуль в толпу, Стас навел пистолет на Наташу — она приподнялась, чтобы посмотреть, что происходит, ее глаза были круглыми от страха и смотрели прямо на стрелка — и выстрелил. Сестры Головановы вскрикнули и зажмурились, но когда открыли глаза, то увидели, как стоящий перед ними Кузьмин согнулся и держался руками за живот.       — Уходите, — прошептал он еле слышно, и девочки заколебались. Ольга Константиновна уже пробиралась к ним, а Кузьмин пошел ей навстречу, когда снова начались звуки выстрелов. Наташа инстинктивно схватила Таню в охапку и вместе с ней упала на пол. Спустя еще минуту вместо выстрелов послышался негромкий щелчок и негромкий возглас Стаса «Черт!», затем — быстро удаляющиеся шаги. После этого наступила тишина.       Наташа и Таня не торопились подниматься. Они боялись, что Стас все еще где-то здесь и может выстрелить. Но прошло две или три минуты, а суета так и не возобновлялась. На правах старшей и более смелой сестры Наташа медленно поднялась первой, огляделась и пришла в ужас: кроме них с Таней, в зале лежало несколько мертвых людей. Один из них был тем самым длинноволосым блондином, товарищем Кузьмина, с которым тот смеялся всего лишь пятнадцать минут назад.       Повернувшись в сторону выхода, Наташа увидела свою мать — та лежала ничком и не шевелилась. На спине у нее были видны четкие пулевые отверстия.       — Мама! — завопила Наташа, а Таня смотрела то в одну сторону, то в другую, а по ее лицу стекали молчаливые слезы.