С тех пор, как Джисон решил остаться с Минхо и его ковеном, в доме повисла очень напряженная атмосфера. Напряжение, так сказать, пришло в виде одного человека. Как его зовут? Ким Сынмин.
Минхо развалился на диване, сонный Джисон лежал рядом с ним, пока они лениво наслаждались присутствием друг друга. Чанбин сидел в мягком кресле рядом с этой парой, погруженный в свой собственный мир, и рассеянно просматривал свой телефон. Остальные были заняты своими делами, так что трио сидело в уютной тишине.
Однако этот покров спокойствия был нарушен, когда некий падший ангел спустился по лестнице и вошел в гостиную. Он тут же бросил на Джисона отвращенный взгляд. Минхо боялся, что это произойдет, что его когда-то подавленное чувство страха осуществится.
— Фу, ну почему он всегда должен быть здесь, — хмуро пробормотал Сынмин, скривив губы и сердито глядя на демона.
Такая реакция на Джисона была постоянным рефлексом ангела с тех пор, как он узнал, что демон присоединится к их ковену. Минхо сначала понял, что ангелы и демоны, конечно, не ладят, он понял, что они были самыми исконными врагами, но это было далеко за пределами того, чтобы действовать от имени своего рода.
Сынмин использовал каждый шанс, чтобы оскорбить Джисона. Либо называя его чудовищем, либо причиной всего плохого в этом мире, либо просто говоря, как сильно он хотел бы, чтобы его не существовало. Каждое оскорбление, брошенное в любовь всей его жизни, заставляло ярость сгущаться в животе Минхо, заставляло его кровь превращаться в расплавленную лаву в его венах. Ради Джисона, он еще не причинил серьезного вреда бывшему ангелу.
Минхо и Сынмин были очень хорошими друзьями, поэтому то, как его неуместный гнев по отношению к Джисону разрывал их дружбу, расстраивало Минхо до бесконечности. После бесчисленных недель удушливого напряжения Минхо потерял всякую надежду, как на возрождение их некогда любящей дружбы, так и на то, что шквал яда по отношению к его парню подходит к концу.
Да, Джисон – демон, но он ведет себя не так, как демон. Он самый добрый, самый милый, самый любящий мальчик, которого Минхо когда-либо знал, и остальные члены ковена согласны с этим. Его улыбка заставляет солнце стыдиться, мерцающие искры в его теплых глазах вызывают зависть всего космоса. Он мог осветить комнату, просто войдя, его подавляющая положительная энергия заставляла любого мгновенно оживиться. Ну, почти любого.
Выражение лица Минхо потемнело, когда он почувствовал, как Джисон напрягся от слов ангела, его брови нахмурились, а губы слегка надулись. Джисон показал Минхо, насколько обидны для него эти комментарии, и тот факт, что Сынмин все еще не собирается нормально относиться к его парню, заставил кровь Минхо закипеть. Он поговорил с ангелом наедине об этом деле, о том, как его слова для Джисона очень обидны, что они вредны для его хрупкой психики. Он рассказал Сынмину о бесчисленных бессонных ночах, которые демон перенес, потому что эти оскорбления кружились у него в ушах.
Но с каждой доблестной попыткой заставить ангела прекратить словесный огонь, слова Минхо всегда входили в одно ухо и выходили из другого.
Независимо от того, сколько раз Минхо пытался объяснить Сынмину, что Джисон не похож на других демонов, ангел всегда отвечал одним и тем же оправданием:
Он демон, я ангел. Я должен его ненавидеть.
— Почему ты так плохо ко мне относишься? Я никогда ничего тебе не делал, Сынмин! — заскулил Джисон, садясь со своего когда-то расслабленного положения на своем парне, умоляюще глядя на него и слегка нахмурившись.
— Пфф, ты что, совсем сдурел? Я уже миллион раз говорил тебе почему, — возразил Сынмин с надменным видом, закатывая глаза, как будто ругал капризного ребенка. — Ты демон, а я ангел. Как еще я могу поступать по отношению к тебе?
— Но ты же у нас ангел-хранитель! Ты даже никогда не имел дела с демонами! — говорил Джисон дрожащим голосом. Он выглядел таким маленьким, таким хрупким, когда отчаянно пытался вразумить ангела.
Губы Минхо дернулись с рычанием, гнев клокотал в его груди от легкомысленной реакции Сынмина на явно расстроенного Джисона.
— Как насчет того, чтобы попытаться относиться к нему с уважением? С тех пор, как он пришел, он был милым не только с тобой, но и со всеми остальными, — Минхо старался говорить как можно спокойнее, но чувствовал, что его терпение начинает иссякать. Ему было так жарко, словно его кожу покрывали сотни колющих язычков пламени. Минхо был уверен, что сегодня ситуация выйдет из-под контроля.
Сынмин только снова закатил глаза, на этот раз на Минхо.
— Ты такой слепой , Минхо, — он наблюдал с притворной доброжелательностью, разговаривая с Минхо свысока. — Я просто надеюсь, что ты поймешь, кто он на самом деле, прежде чем будет слишком поздно, — тошнотворно сладкая улыбка появилась на его губах, контрастируя со злобой в его глазах, когда он смотрел на Джисона с явным презрением.
Минхо видел, как у Джисона перехватило дыхание при этом замечании, как его изящные руки сжались в кулаки на ткани джинсов. В последнее время Минхо чувствовал себя бомбой замедленного действия, и это замечание заставило его переступить через край; он собирался взорваться. Его зрение покраснело, вспыхнув с опасным намерением в глазах, когда заклинание сформировалось на кончике его языка. Но прежде чем у него появился шанс сделать что-то, о чем он (вероятно) пожалеет, он услышал чей-то голос.
— Отстань от него, Сынмин, — глубокий голос Чанбина внезапно прозвенел по комнате, эффективно высасывая воздух из всего, как вакуум. Чанбин, который обычно был апатичен, ну, в общем, ко всему, теперь стоял, защищая Джисона. Демон все еще нервно смотрел на кипящего Минхо, взглядом умоляя своего парня не срываться.
А Чанбин выглядел взбешенным. Его глаза были тверды, как скалы, когда он смотрел на Сынмина, который фактически замолчал, съежившись под напряженным взглядом жнеца.
Сынмин открыл рот, чтобы что-то сказать, но не смог – его прервал Чанбин.
— Не говори, пока я не закончу, понял? — зарычал он на Сынмина, ангел быстро кивнул с широко раскрытыми глазами. — Я слышал все, что ты говорил Джисону с тех пор, как он переехал, и я держал язык за зубами, думая, что это закончится, что ты наконец-то придешь в себя. Но ты же не оставишь бедного ребенка в покое, а? — рявкнул он на недоверчиво смотрящего Сынмина. — Ты ведь знаешь, кто я? Знаешь, как часть моей работы жнеца, я могу чувствовать любую негативную энергию? Что ж, я могу сказать вам с уверенностью, что в душе Джисона нет ни грамма негатива. На самом деле, есть только один источник негативной энергии, который я ощущаю во всем этом доме, — объявил Чанбин жёстким голосом, и, прищурив глаза, разглядывал ангела. — И это ты, Сынмин.
Все могли чувствовать, как это замечание потрясло Сынмина до глубины души, его глаза метались по комнате, а рот был открыт в неверии. Чанбин просто проигнорировал его оцепенелый взгляд, продолжая свою словесную ярость.
У Чанбина всегда были близкие отношения старшего брата с Сынмином; они изначально были связаны друг с другом, потому что позиции мрачного жнеца и ангела-хранителя имеют удивительное количество параллелей. Минхо может только представить, какие мысли проносились в голове у Сынмина, пока продолжались суровые выговоры старшего.
— Джисон любит твоего друга. Он обращается с твоим другом как с королем, и только по этой причине он должен тебе нравиться. То, что он демон, а ты ангел, не означает, что он заслуживает того, чтобы с ним обращались как с мусором. Ты не выиграешь какую-то космическую битву, сделав его жизнь невыносимой, поэтому я предлагаю тебе отвалить, — Чанбин закончил свою тираду с раздражением, скрестив руки на груди.
Вся комната погрузилась в удушливую тишину. Сам воздух, казалось, стал на сотню фунтов тяжелее, Минхо бессознательно судорожно втягивал воздух, ожидая, что кто-то нарушит оглушительную тишину.
Джисон посмотрел на своего парня широко раскрытыми глазами, который мог только имитировать выражение его шока. Минхо знает Чанбина, кажется, целую вечность, и он никогда раньше не видел, чтобы жнец действовал так страстно.
Сынмин выглядел так, как будто он хотел протестовать против обвинений, но выражение мучительного понимания промелькнуло на его лице, когда он посмотрел между Джисоном и Чанбином. Наконец его глаза остановились на Минхо, и влажная глазурь омыла его медово-коричневые радужки. Его губы шевельнулись, дыхание застряло в горле.
— Я... мне очень жаль, — он задыхался, его голос дрожал. Затем он повернулся и побежал вверх по лестнице, оставив троицу в ошеломленном молчании.
При виде абсолютного опустошения на мягких чертах лица Сынмина в сердце Минхо внезапно поселилось беспокойство. Он вдруг почувствовал, как от головы до кончиков пальцев ног расходятся волны вины, заставляя его кожу покрываться мурашками сожаления.
Сынмин по-прежнему один из самых милых мальчиков, которых Минхо когда-либо встречал, и он действительно любит ангела всем сердцем, несмотря на его затуманенные взгляды на своего парня. До Минхо внезапно дошло, что это, должно быть, было очень реальной проблемой для Сынмина, а не просто актом, чтобы поднять восстание. Для него Джисон был врагом, потому что он был демоном. Он, вероятно, думал, что Джисон притворяется хорошим, манипулируя Минхо.
Он действительно просто присматривал за мной, — Минхо понял это, быстро сморгнув слезы, которые навернулись на глаза, и начал беспокоиться, не слишком ли это тяжело для молодого ангела, теперь изолированного в своей спальне.
Чанбин посмотрел на то место, где несколько секунд назад стоял Сынмин с меланхоличным, но удовлетворенным блеском в глазах, прежде чем повернуться к Джисону.
— Просто дай ему немного времени. Он понимает, что был неправ, осуждая тебя только из-за того, кто ты есть, —сказал Чанбин мягким и успокаивающим голосом. Он положил сильную руку на плечо демона, прежде чем притянуть его к себе и заключить в объятия. Руки Джисона вцепились в ткань рубашки Чанбина, словно от этого зависела его жизнь, а лицо уткнулось в плечо жнеца.
— С-спасибо, Чанбин-хен, — дрожащим голосом прошептал Джисон Чанбину на ухо. Жнец посмотрел на Минхо, встречаясь с ним глазами. Глаза Минхо все еще были остекленевшими, сдерживаемые слезы угрожали в любую секунду пролиться по его щекам. Одними губами он произнес благодарное "спасибо", слегка улыбнувшись. Минхо знал, что другие парни не одобряли поведение Сынмина, но он никогда не ожидал, что кто-то так заступится за Джисона, не говоря уже о Чанбине. Минхо может только представить, как много это значило для его парня.
Но узел растущего беспокойства продолжал скручивать желудок Минхо, его глаза бессознательно метнулись к лестнице, по которой несколькими минутами ранее бежал Сынмин. Он должен чувствовать себя счастливым, он должен чувствовать облегчение от того, что ангел наконец-то осознал свою ошибку. Но Минхо не испытывал подобных эмоций, его разум воспроизводил ужасное выражение, которое пересекло лицо ангела, как бесконечную, сломанную пластинку.
Минхо положил дрожащую руку на плечо Джисона, демон все еще был в объятиях Чанбина. Он чувствовал, как под кожей его парня спадает напряжение, как его некогда постоянно напряженные мышцы расслабляются в руках жнеца.
Он не мог помочь теплу, которое расцвело в его груди при уже улучшившемся состоянии его парня, принося некоторое столь необходимое утешение его все еще мчащемуся разуму. Теперь он мог только молиться, чтобы Чанбин был прав, и что скоро Сынмин вернется с новым взглядом на демона. Минхо бросил последний взгляд на пустую лестницу.
Только время покажет.
‹›‹›‹›
Сынмин чувствовал, что весь его мозг был плотно обернут пузырчатой пленкой. Он сидел в гостиной, прижав ноги к груди и чувствовал полное оцепенение.
Сквозь колючие помехи, застилающие его разум, Сынмин запоздало заметил, как Джисон рысью вбежал в гостиную. Демон молча бросился на подушки.
Джисон бросил ангелу ленивую улыбку, прежде чем протянуть руку, беря стакан воды со стола. До этого Сынмин не обратил внимания на стакан, но что-то в нем было не так: жидкость казалась странно мутной.
Сынмин хотел схватить демона за руку, не дать ему сделать глоток. Но он не мог. Как он ни старался, его тело оставалось неподвижным. Он даже не понимал, почему желание остановить руку Джисона втиснулось в его душу.
Но было уже слишком поздно. Демон поднес стакан к своим блестящим губам и сделал несколько глотков.
Адамово яблоко Джисона подпрыгнуло, когда он сделал большой глоток. Почти мгновенно, однако, он прочистил горло, как будто напиток щекотал стенки его глотки. А потом стало еще хуже.
Этот скромный жест внезапно превратился в хриплый кашель. Кашель демона стал таким сильным, что Сынмин испугался, как бы он не выплюнул легкие. Кашель перешел в тошнотворные, удушливые хрипы. Это звучало так, как будто руки душили Джисона изнутри, как будто они пытались вырваться из его горла.
Джисон вскочил с дивана, отчаянно хватаясь за горло. Слезы наполнили его медово-карие глаза, становясь все более кровавыми с каждой секундой. Он крепко зажмурился и сморгнул их. Но когда Джисон снова открыл глаза, слез не было видно. Ничего не было видно. Глаза Джисона стали чисто черными.
Хрипы превратились в мучительные вздохи, словно его органы пытались вылезти наружу. Колени Джисона подогнулись, и он был на границе того, что сейчас просто возьмет и выблюет свои кишки.
Он почти мгновенно оказался в знакомых объятиях Минхо. Сынмин даже не заметил, как тот вошел в комнату. Возможно, его слишком отвлекло зрелище, разыгравшееся перед ним, как в фильме ужасов.
— Джисон?! Что случилось?! — завопил Минхо, отчаянно пытаясь вернуть хоть немного жизни в обмякшее тело своего парня.
Джисон тяжело сглотнул. Он снова зажмурил свои черные как смоль глаза, прежде чем заговорить:
— С-святая в-вода.
При одном упоминании этих двух слов состояние Джисона резко ухудшилось. Перед онемевшими глазами Сынмина бледно-голубые вены под кожей демона темнели и темнели. Вскоре они стали совершенно черными, а его кожа бы начала трескаться. Паутина ониксовых вен поползла вверх по его шее, мимо худых скул и к голове с растрепанными каштановыми волосами.
Минхо все еще беспомощно держал Джисона в своих руках, его тонкие руки отчаянно сжимали миниатюрную фигуру демона. Сынмин думал, что все кончено; хуже уже быть не могло.
Он был очень, очень неправ.
Загорелые руки Джисона напряглись, мышцы сжались, а нервы затряслись от боли.
Огонь.
Миниатюрные кольца пламени внезапно вспыхнули на обнаженной коже Джисона. Они были похожи на множество лесных пожаров, зажженных по всему его телу. И они распространялись. Быстро.
Безразличное пламя обуглило и опустошило кожу Джисона, смешиваясь с черными как смоль венами, украшавшими участки несгоревшей плоти. Дрожащие вздохи срывались с губ демона, веером обдувая волосы Минхо и отдаваясь эхом в ушах Сынмина.
Джисон выглядел так, словно сам Ад пожирал его изнутри.
Несмотря на свою неприязнь к демону, Сынмин хотел помочь, хотел сделать что-то, чтобы положить конец внезапным страданиям бедного мальчика. И все же он мог только беспомощно смотреть на свои руки, все еще изящно лежащие на бедрах, как будто он просто ждал, когда закипит вода для чая.
Вместо воды кипел Джисон.
— Это ты сделал, не так ли? — глубокий, непоколебимый голос Минхо нарушил напряженную тишину. Обвиняющее рычание в адрес Сынмина не было вопросом. Минхо просто предупреждал Сынмина о факте, о котором он сам не знал.
Минхо все еще баюкает быстро увядающее тело Джисона в своей защитной хватке, в его глазах таится неподдельная ярость, подобной которой Сынмин никогда не видел. Его красивое лицо исказилось в оскале, губы скривились от отвращения, а злобный взгляд продолжал сверлить Сынмина.
Однако губы ангела по-прежнему застыли в безмолвной линии, а глаза были пустыми и почти кукольными. И все же, несмотря на то, что лед проникал в его поры, окаменевая его на месте, Сынмин знал с тошнотворным скручиванием в животе, что Минхо был прав.
Он сделал это с Джисоном. Его ненависть к Джисону взяла верх над ним, он, наконец, действовал с желанием избавить ковен от демона раз и навсегда. У него нет никаких воспоминаний о том, как и когда он налил святую воду в стакан Джисона, но он знает, что это было сделано его руками.
Джисон корчился от боли в руках Минхо. Его агония была настолько ощутима, что ангел почувствовал, как пламя, лизавшее кожу Джисона, вспыхнуло на его собственной плоти. Джисон страдал во всех смыслах этого слова, и почему? Потому что он демон, и Сынмин поставил себе цель – убить его. Джисон всегда был добр к Сынмину, не говоря уже обо всех остальных в ковене. Что он сделал, чтобы заслужить это? Существовал в том же пространстве, что и Сынмин?
Сынмин почувствовал, как его сердце колотится о ребра, единственный удар по его костям послал толчок осознания от его ядра к его затуманенному мозгу.
Неприязнь Сынмина к Джисону и его постоянный шквал неприкрытой ненависти были совершенно, полностью искажены, необоснованны, неуместны. Сынмин никогда не должен был вымещать свои небесные предрассудки на милом мальчике, просто потому, что родина Джисона – Ад.
Он должен был дать Джисону шанс. Он должен был на самом деле попытаться узнать его, прежде чем рисовать его в таком смертельном свете.
Но теперь было уже слишком поздно.
Кусок некогда полных щек Джисона треснул, откололся и превратился в прах. Его гибкие пальцы последовали его примеру, куски кожи рассыпались в черную пыль в беспомощных объятиях Минхо. Огненные кольца, поднимавшиеся вверх по его телу, внезапно погасли, уступив место почерневшей коже, отслаивающейся, как старая краска, и падающей на пол кучками пепла.
Слезы потекли по щекам Минхо, густые капли стекали по его коже и мягко падали на обугленное тело Джисона. И все же в глазах Минхо не было ни страдания, ни агонии, ни ужаса. Его глаза, темные и твердые, как камни, до краев наполнены гневом, ненавистью. Сынмину показалось, что он увидел миниатюрные языки пламени, похожие на те, что терзали Джисона, мерцающие в его радужных оболочках.
Взгляд Минхо все еще был прикован исключительно к Сынмину, несмотря на все более ухудшающееся состояние Джисона, прижатого к его груди. Еще несколько участков кожи демона превратились в пепел, создавая пыль серого снега на ногах его парня. В глубине своего заполненного ватой мозга Сынмин остро осознал, что единственная причина, по которой Минхо еще не убил его, – это умирающий Джисон в его руках.
Сквозь рой ядовитых пчел, жалящих его разум, сквозь туман ужаса, висящий в воздухе, Сынмин почувствовал, как его губы шевельнулись впервые за то, что казалось вечностью.
— Это сделал я.
Обсидиановые глаза Джисона закрылись. Слезы продолжали капать из глаз Минхо на искалеченное тело демона. Это был не вопрос.
Это сделал Сынмин.
‹›‹›‹›
Сынмин резко проснулся, его сердце бешено колотилось. Он проснулся с такой силой, что чуть не ударился головой о металлический каркас верхней койки, принадлежавшей Чонину. Широко раскрытые глаза ангела метнулись к ночным часам, и он вдруг понял, что проспал всего каких-то полтора часа.
Этот сон, этот кошмар казался мучительной вечностью.
Поднеся дрожащую руку ко влажному лбу, Сынмин сглотнул. Только одна мысль, одно имя пронизывало почти болезненный туман, оставшийся в его душе после кошмара.
Джисон.
Они были правы, они были до боли правы во всем. Сынмин чувствовал себя полным идиотом, острые щупальца вины впивались между ребер, а бешено колотящееся сердце начинало замедляться.
— Это нужно прекратить, — прошептал он в густой воздух спальни.
Он знает, что должен делать.
‹›‹›‹›
Сынмин нерешительно подошел к Джисону и извинился. Он объяснил, что на самом деле просто пытался позаботиться о Минхо и его безопасности. Джисон, хотя и был рад, что недели словесных мучений наконец закончились, не мог не уважать Сынмина за то, что он так отчаянно хотел защитить Минхо. Несмотря на то, что его техника была немного, ну, неэффективной, Джисон действительно понимал, откуда он пришел.
Минхо и Сынмин обменялись долгими, теплыми объятиями. На душе у них стало легко и тепло, плечи освободились от гнетущей тяжести напряжения. Они обменялась одинаковыми, благодарными выражениями, купаясь в общении, к которому они так жаждали вернуться.
И в типичной для Джисона манере он мгновенно принял слова раскаяния ангела и открыл новое пространство в своем сердце, желая создать с ангелом крепкую дружбу.
С того дня Сынмин начал смотреть на Джисона как на Джисона, а не как на демона. Это произошло не прям сразу, но Джисон и Сынмин действительно стали достаточно близки, чтобы считаться хорошими друзьями, к большому удовольствию Минхо и Чанбина.
Сынмину потребовалось некоторое время, чтобы преодолеть чувство вины, но как только он начал по-настоящему ценить Джисона, этого лучика солнца, с тех пор они оба не оглядывались назад.
Ангелы и демоны не могут находиться вместе, но Джисон – не типичный демон, а Сынмин – не стереотипный ангел. Они – Джисон и Сынмин, и они постепенно становятся лучшими друзьями. Рай и Ад будут прокляты.
