ID работы: 10837289

Я люблю вас

Гет
NC-17
Завершён
45
автор
Размер:
5 страниц, 1 часть
Описание:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
45 Нравится 5 Отзывы 11 В сборник Скачать

Я люблю вас

Настройки текста
      Тихая летняя ночь. Спокойствие холодным ветром разливается по спящей деревне. Ни единого звука, ни одного движения — только одно существо идёт вдоль сонных улиц, вдыхая запах спящих тел, полных спокойствия, умиротворённые, не знающие о том, что за монстр разгуливает по улицам.       Доума не в первый раз так гуляет, желая отдохнуть от всей той суеты, которую наводят служители его храма, их извечный шум его раздражает, их надежда на его благословение смешит. Наивные люди даже не понимают, что их ждёт в будущем — как скоро они из последователей перейдут в пищу. Быть «посланником Бога» было утомительно.       Неожиданно для него, среди тишины раздаётся шорох, демонический слух улавливает беспокойный сердечный стук и сиплое дыхание. Глаза замечают шевеление под толстым лоскутом ткани, находящейся у стены обветшалого дома. С интересом затаив дыхание, Доума поднимает лоскут, замечая крохотное создание, которого с лёгкостью можно было принять за слабого мелкого демона, если не приглянуться. Среди всей этой грязи ему удалось углядеть лицо, маленькие детские ручки и ножки, испуганные глаза, поняв уже по запаху, что это человек.       — Здравствуй, — раздаётся в ночи, и человек вздрагивает. Вдыхает запах — запах девичий — даже среди всех этих благовоний, удаётся выявить запах юного, невинного тела.       Девочка в ответ молчит, но с интересом и некоторым испугом разглядывает его необычное лицо и необычные головной убор и одеяния, никак больше не реагирует на его говор, словно его и нет вовсе. Доума находит детскую ручку и тянет на себя, слушая произвольное мычание, девочка дрожит и упирается, а потом, испугавшись, кусает его в руку. Демон одёргивает руку, но не от боли, а от шока. На руке четко прорезались следы детских зубов. Ребёнок падает на землю и лезет обратно под лоскут, оставляя открытым только лицо. Пронзительные глаза цвета корицы глядели в его необычайно прекрасные очи. Лицо измазанное в саже, волосы, потерявшие свой цвет под всей этой грязью. Между тем, лицо выражало испуг, а губы ожидающе затянулись в полосу.       — Не… Бейте… Я не крала… — девочка говорила невнятно и заторможенно, будто вовсе не умеет, её крохотная ручка сильнее сжала кусок одеяла, под которым она пряталась, а глаза медленно наливались слезами — было ясно, что этого ребёнка в деревне не очень любят и, возможно, постоянно гонят, если завидят на улице.        Не бойся, я тебя не обижу, — в этот раз Доума осторожен, он лишь тянет свою руку, предлагая помощь, девочка думает, с любопытством глядя на него, и только потом даёт свою крохотную ручку, она медленно выползает из-под лоскута, под её изорванной чуть ли не в клочья одеждой демон углядел до ужаса выпирающие ключицы, стёртые в кровь колени, следы от побоев, заметив отсутствие обуви на ногах, он заботливо закутал её в своё хаори, видя, как она начала покрываться гусиной кожей, и поднял её на руки, заставив её испугаться резкого подъёма и ухватиться за его одежду.       — Ты будешь жить в храме под моей опекой. — его тихий мягкий голос убаюкивал, от чего девочка медленно предавалась сну, продолжая крепко держать его за одежду, позволяя уволочь себя подальше от нелюбимой деревни…       Девочка проснулась лишь к концу пути, завидев храм издалека, красота его была несоизмерима, но чем ближе они были, тем почему-то страшнее ей становилось, она вся сжалась, а стук сердца, улавливаемый демоническим слухом, позволял Доуме понимать её состояние, он прижал её к себе и с улыбкой глянул на неё, давая ей понять, что бояться не стоит, что здесь никто не сможет причинить ей вреда, кроме него самого…       В храме он заботливо передал девочку служителям, но она почему-то испугалась людей и не очень хотела идти, пока сам Доума не донёс её до купальни. Там же она вцепилась в него очень сильно, боясь других людей, а после слов одной служительницы о том, как она смеет так обращаться с Доумой-самой, вовсе, начала сильнее прижиматься к нему, вызвав у него смех. Он отчасти понимал, почему она всех боится, поэтому терпеливо сносил эту выходку, ожидая с ней на руках, когда фуро заполнится водой. А потом, когда деваться уже было некогда, ей пришлось остаться одной, она боязливо глянула на сварливую служительницу, которую испугалась больше всего, та уже заметила, что она боится её, поэтому старалась быть мягче. Женщина тихо присела рядом и принялась помогать ей с одеждой, усаживая её на скамейку. А девочка молчала и боязливо глядела в пол.       — Почему ты всех боишься? — спросила женщина, пододвигая ближе небольшое корыто с мочалкой, начиная поливать её тёплой водой, от чего она вздрогнула.       — Все… Делают больно… — говор пусть и был непонятным, но суть женщина уловила, из-за чего вспомнила, как она сама попала сюда, сожалея о том, что такому маленькому ребёнку пришлось пережить трудное время, ребёнок пищал всякий раз, как мочалка проходилась по телу, воду пришлось менять несколько раз, из-за чего только потом последовательница Доумы заметила многочисленные синяки на теле, она была очень худой, поэтому в голову пришли мысли, что если бы не Он, то девочки бы не стало уже через несколько дней. Женщина заботливо отмыла её волосы от всей той грязи, что девочка собрала на улице. У неё было худое и аккуратное личико, светлые волосы, сильно отличающиеся от тех, что были у жителей страны восходящего солнца — будто они вобрали в себя солнечный свет — и аристократически бледная кожа. Женщина поразилась схожести девочки и господина, они были различны только по цвету глаз. Она приодела её в красивую юкату, вычесала её волосы, собирая их в лёгкую причёску. После всех этих приготовлений девочку повели в другое место, где был уже расстелен чистый футон, а рядом стояла вкусная еда. Она удивлённо разглядывала помещение, не отпуская женской руки, пока она не повела её к небольшому столику с едой. Девчушка не умела даже элементарно держать палочки, из-за чего последовательнице пришлось её учить, а заодно и кормить неумёху.       — Вкусно, — снова невнятно промямлила малютка, слегка выгнув губы в улыбке, ей хотелось плакать от того, что её приютили здесь, что к ней были добродушны. Ей, всю её недолгую жизнь, то и дело вредили, но изменится ли всё сейчас в лучшую сторону?       На следующий день она предстала перед Доумой. Она поразила его своим внешним видом, потому что была жутко похожа на него.       — У тебя есть имя? — голос мягко разлился по комнате, вводя в лёгкий транс присутствующих, она тоже забылась в его мелодичном говоре, а очнулась лишь тогда, когда рука сие «Божества» оказалась на её макушке.       Волосы были очень мягкими и шелковистыми. Она смутилась, подняв свой взгляд на него, заливаясь лёгким румянцем, и замотала головой.       — Тогда нам нужно назвать тебя.       Шли долгие споры между последователями, пока их не остановил сам Доума, останавливаясь на одном замечательном имени — Ми, значащее красота. Детские ручки затряслись, послышались тихие всхлипы, плечи вздрагивали. Из глаз полились слёзы, и среди человеческого гомона раздалось невнятное, но уверенное: «Спасибо».       Лицо Доумы озарилось улыбкой, он склонился над ней, целуя в макушку, облизываясь, вдыхая прекрасный аромат, ожидая насколько прекрасным окажется цветок, прячущийся в этом бутоне…

***

      Время утекало неумолимо быстро, и Ми росла, красота её также возрастала. Её за необычную внешность прозвали цветком Доумы-самы. Но вместе с ней возрастала привязанность к этому богоподобному существу. Она всегда старалась быть подле него, как самая верная из слуг, на что Доума лишь внутренне усмехался, гнушаясь над её наивностью. Она считала день плохим, если его взгляд хоть раз не задерживался на ней. Она становилась одержима своим спасителем и это странное чувство приняла за любовь…       В один день в доме появилась другая девушка, заинтересовавшая Доуму отнюдь не красотой. Котоха была глупа и наивна, но почему-то демону понравилась эта сторона. У Котохи был ребёнок, до жути похожий на неё: с такой же синевой на концах тёмных волос и с такими же яркими зелёными глазами. Она плела ему венки, при нём пела колыбельную для Иноске, которую он сравнивал с песенкой Тануки, проводила с ним всё время.       Ми ревновала, встречи со спасителем медленно сошли на нет, ей казалось, что он её забыл. В какой-то момент она даже решилась на опрометчивый шаг, чтобы раз и навсегда избавиться от них.       Она пробралась ночью в их комнату, сверкая в темноте остриём кинжала, разрезая им воздух. Котоха и Иноске спали, спали сладко и спокойно. Ми тихо пересекла комнату, слегка скрипя половицами, попадая под лунный свет, который, отражаясь в волосах, давал им такой цвет, что они были похожи на драгоценный металл. Она тихо присела, замахиваясь кинжалом над Иноске, но тут же остановилась, спрятав нож, чуть не ставший орудием убийства, в пояс оби. Малыш закряхтел, открывая глаза. Иноске весело улыбался ей, даже не подозревая о том, что его пару мгновений назад хотели убить. Ми с интересом протянула ему свою худую, бледную руку, которую Иноске тут же ухватил, невинно улыбаясь.       Что-то внутри неё впервые затрепетало. О чём она только думала, пытаясь добиться чужого внимания? Она нахмурилась от того, что позволила ревности довести её до такой глупости. Чувство вины за такие мысли, заставило сердце болезненно сжаться, у Ми затрясся подбородок, в горле будто ком застрял, слёзы начали застилать глаза — ей было ужасно стыдно — она стёрла слёзы и заулыбалась Иноске в ответ…       Ми сдружилась с Котохой, перестала пытаться хоть как-то обратить на себя внимание Доумы, понимая, что ничто не вечно. Девушке было очень жаль эту несчастную женщину, жившую под гнётом собственного мужа. Они часто гуляли вместе, Иноске чуть ли не каждодневно гостил на её руках, дёргая её за волосы. Почему-то ей были приятны её комплименты, как будто она чувствовала всю искренность этой доброй женщины, Котоха любила расчёсывать её светлые шелковистые волосы, пока Ми пела Иноске какую-нибудь незаурядную песенку. Но в какой-то момент Котоха со своим сыном бесследно исчезла. Просто в один день Ми не нашла её ни в её комнате, ни на обычной тропе, по которой Котоха с Иноске прогуливались по утрам, ни рядом с Доумой. Она просто исчезла, будто её и не было вовсе…       Доума стал приглашать Ми к себе каждый день, всё стало как прежде. Но девушке эта перемена не пришлась по душе. Бывало, ночью она просыпалась от того, что ей казалось, будто она слышала заливистый смех малыша Котохи или же сам её голос. Она понимала, почему ей так хотелось снова её увидеть. Она воспринимала её как свою мать, которой никогда и не было. Бывало и так, что ночью она просыпалась от того, что ей снились через чур хорошие сны, где она баюкает на руках Иноске, а Котоха заплетает её длинные волосы, и от этого хотелось плакать.       В одну из таких ночей она поплелась в покои Доумы, который радушно её принимал, если ей снились кошмары, но что-то пошло не так…       В очередной раз проснувшись от того, что её стали душить слёзы, она присела, смотря на полную серебряную луну, такая же была и когда Доума привёл её в свой храм, и когда она приняла решение пойти на тот опрометчивый поступок. В голове почему-то всплыли слова, которые её спаситель говорил несколько недель назад, заметив на фарфоровом личике синяки под глазами от постоянного недосыпа, он предложил приходить в его покои, если ей не спится, несколько раз она приходила, засыпая от его душистого голоса, в его руках, смотря на него без его головного убора, в одной юкате. Он ложился на широкий футон, обложенный подушками, и следом ложилась она, находясь с ним лицом к лицу, сама того не понимая и засыпая. В одну из таких ночей она, обитая в полудрёме, своим сонным, мягким голосом прошептала: «Я люблю вас». В ту ночь она запомнила его улыбку и то, как она заснула в его объятиях.       Вот она снова идёт туда, чтобы побывать в его руках и уснуть. Пол мягко скрипит под её босыми ногами, юката шуршит от её движений. Ми открывает раздвижную дверь и останавливается. Нет, она застывает от нахлынувшего её с головой шока. Повсюду лежали тела, повсюду была кровь, а в эпицентре этого ужаса стоял он — её спаситель, её Бог. Она так и замерла, тело окаменело от ужаса, в голове стал плавать туман.       — Однажды, мне стало интересно, как ты отреагируешь, увидев это, — Ми даже не заметила, когда Доума оказался рядом, притягивая её к себе за талию, забирая её ладонь и ведя её по своей окровавленной щеке, заставив кровь очутиться на её руках, он слышал, как участилось её сердцебиение и дыхание, видел, как она дрожала, словно осиновый лист, но она не бежала, не пыталась вырваться, она смотрела только на него, будто старалась игнорировать кучу трупов, разбросанных по всей комнате. — Не бежишь? Я ожидал, что ты сорвёшься отсюда, как это сделала Котоха.       Сердце болезненно сжалось, после его слов хотелось сорваться, также как и Котоха, но было страшно. Он съел её? Но почему-то она не бежала, почему-то очень сильно желала остаться с ним. Почему же? Потому что он её спас? Потому что дал кров и еду? Потому что любит его?       — Я люблю вас, — заветные слова звучат красиво, но смысл их искажён, ведь произносит их та, кто не знает, что такое любовь, что значит любить, что значит быть любимой. Она попала в заблуждение из красивых речей и глаз, наивно полагая, что её любят в ответ.       — Вот как, — он смеётся, даря ей свой поцелуй, смешивая кровь со слюной, сжимая в объятиях так, что казалось, будто вот-вот кости затрещат, слышит всхлип, она отрывается, с грохотом приземляется на колени и непонятно почему для него плачет то ли от счастья, то ли от обиды, то ли от страха.       С тех пор Ми жила в страхе от того, что он может когда-нибудь съесть её, но что-то её останавливало каждый раз, стоило ей очутиться у двери, ведущей к выходу из храма, ведущей к свободе. Её останавливало чувство обязанности к нему, ей казалось, что быть неблагодарной намного хуже, чем желать избавиться от оков этого постоянно гнетущего её теперь страха. Она понимала, что, если ей и удастся сбежать, он её найдёт. Каждый раз она засыпала в слезах и мольбах перед этой дверью, каждый раз Доума уносил её в покои, по-прежнему заковывая её в свои объятия и шепча что-то своим голосом, играя на человеческих чувствах и нервах, но усыпляя беспокойную душу.       В одну из таких ночей, снова оказавшись в его объятиях, он не шептал ей ничего, не вводил её в сонное царство. Вместо этого она ощутила на своих губах его поцелуй, как его рука спустилась со спины ниже, гладя женскую талию. Мягкий дурман окутывал девичье сознание, заставляя терять голову от его прикосновений, заставляя желать прильнуть к нему ещё сильнее, а на глазах стояли слёзы от боязни того, что с ней может произойти в эту ночь, какая-то часть сознания не поддавалась, оно кричало, пытаясь заставить её хотя бы двинуться, но тело не слушалось. Ми ничего не понимала, она не знала к чему он ведёт, когда она оказалась зажатой между ним и мягкой поверхностью футона.       Он заигравшись даже не заметил, как его юката сползла с плеч. Его забавляла эта игра, ему удалось это сделать — ему удалось сломать её, она безвольно лежит и просто ожидает своей участи. Он с улыбкой слизывает скатывающиеся слёзы. Одаривает поцелуем шею, слегка покусывает зубами, от чего Ми дёргается, и ему становится неимоверно весело. Это то, что он всё время желал в ней — её страх, её слёзы. Сдалась к черту ему эта её любовь. Демоны ищут лишь пропитание и их, как самых жестоких хищников, забавляет страдания их жертв.       Ми спохватывается на крик и пытается вывернуться из под него, когда её кусают в плечо, оставляя на коже отпечаток зубов и капли выступающей крови, от жгучей боли тело начинает трястись, и Ми закрывается, пытается хотя бы отодвинуть я от него. Но её запястья прижимают, голова теряется, когда боль смешивается с приятным, когда её нежно целуют, а где-то его рука до боли сжимает оголённое бедро.        В какой-то момент она перестаёт соображать, одежда срывается с неё, и ему становится доступно всё, он больно кусает и нежно целует, сжимает до хруста костей и гладит так мягко, что кожа покрывается мурашками. Её лицо теряется в светлых прядях, но Доума продолжает умело истязать юные уста. В один миг она снова оказалась в его крепких объятиях, где её прижимали так же, как и тогда, когда её ноги впервые переступили порог этого храма. Волосы аккуратно перекидываются за плечи, открывая лицо, и Доума видит своё творение — пустой, замученный взгляд.       — Не бойся, я обещаю, что не оставлю от тебя ни кусочка…       Ми была совсем ребёнком, когда попала в храм Доумы — совсем маленькая, беззащитная. Бедное наивное дитя, заплутавшая в его красивых речах, всего лишь ещё одна жертва, погибшая от его нечестивых рук…
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.